Читать книгу Девушка в белом с огромной собакой - Андрей Саломатов - Страница 6

И все же им пришлось вернуться. Иван Павлович хотя и храбрился, но довольно быстро выдохся. Он все время кряхтел и охал, перекладывал тяжелую сумку из руки в руку, пока, наконец, Лупцов не отобрал ее силой.

Обратно они шли по улице Удальцова, сделав довольно приличный крюк. Иван Павлович от усталости едва волочил ноги, но из самолюбия старался не отставать от своего спутника. Он часто виновато поглядывал на Лупцова и по-коровьи шумно вздыхал.

– Я бы бросил ее, но сам знаешь, там продукты и документы, – в очередной раз завел он разговор о сумке.

– Да ладно вам, – отмахнулся Лупцов. – Я все-таки помоложе, донесу. Давайте остановимся, перекурим. Мне тоже надоело перебирать ногами.

Во дворе дома, в детской песочнице, они увидели семью из четырех человек. Родители и двое детей сидели на бортике и перекусывали, разложив свертки с едой на коленях и рюкзаках. Отец семейства одновременно был похож и на спортсмена, и на торговца, и на официанта. Его жена, одного с ним возраста, видимо, первая, она же и последняя любовь, выглядела намного старше своего супруга. Измученная, с ярко и грубо накрашенным лицом и безвкусными кудряшками, она больше походила на домработницу или воспитательницу его детей. Ее унылое лицо, сутуловатость и некоторая схожесть с меланхолично жующей овечкой чем-то показались знакомыми Лупцову.

Отец семейства, у которого на коленях лежала двустволка, насторожился, локтем придвинул ружье к животу, а когда Лупцов с Иваном Павловичем подошли поближе, громко и внушительно предупредил:

– Не подходи, буду стрелять! – После этих слов он отложил хлеб в сторону, взял ружье и навел стволы на двух незнакомцев.

Иван Павлович мгновенно остановился, будто наткнулся на невидимую стену. Он хотел было возмутиться, но Лупцов опередил его и доброжелательно сказал:

– Не подойдем, не бойтесь. Мы только хотели выяснить, что случилось. Может, вы знаете?

– Если бы знал, я бы давно академиком был, – спокойно ответил отец семейства.

– А куда вы идете? – стараясь говорить как можно мягче, спросил Лупцов. – Я не так просто спрашиваю. Мы уже несколько часов кружим по улицам. В центр не пускают. Что делать, непонятно.

– Мы тоже ничего не знаем, – ответил отец семейства. – Дома жить невозможно, черт-те что творится. Сплошной полтергейст. Нашествие барабашек. «Войну миров» читал? – Его жена, видимо, долго крепившаяся, как была с полным ртом, так и разрыдалась, и тут же вслед за ней заплакали дети.

– На «Войну миров» это непохоже, – сказал Лупцов и бросил сумки на землю. – У тебя спички есть? Свои дома забыл.

– Есть, – ответил отец семейства. Он полез в карман, достал коробку, но, как только Лупцов двинулся к нему, снова взялся за ружье. – Не подходи. Стой лучше там. – После этого он бросил спички Лупцову.

Курил Лупцов совсем недолго. Его раздражал этот тип с двустволкой и жующая плачущая женщина. Сделав несколько затяжек, он отшвырнул сигарету и кивнул Ивану Павловичу. Тот сидел на своей сумке и рассматривал под ногами голубовато-серебристую плесень. Он даже потрогал пятно пальцем, понюхал его и вытер о брюки.

По дороге домой им часто попадались люди с рюкзаками, сумками и даже мешками. На лицах у всех было одно и то же выражение: недоуменный страх и ожидание, и лишь один раз откуда-то из-за дома выскочил здоровый, разбойничьего вида молодой человек с кривым толстым дрыном в руках. Еще издали парень заорал:

– Мужики, слышь, мужики. Что случилось-то?

– Сами не знаем, – на ходу ответил Лупцов.

– Вы не эти?.. – крикнул громила и покрутил дрыном в воздухе.

– Не эти, не эти, – ответил Иван Павлович. Поверив на слово, здоровяк пошел рядом и принялся рассказывать, как у магазина он увидел длинную очередь, подошел узнать, зачем стоят, но на него никто не обратил внимания.

– Все молчат и только рожи корчат. Страшно, – признался парень, – честное слово, страшно стало. Я на лица смотрю, а у них глаза у всех, как стеклянные. А сами толкаются, дергают друг друга за волосы… А руки у всех какие-то опухшие… ты бы видел. У тебя курить есть? – обратился он к Лупцову. Получив сигарету, парень со смехом продолжил: – Я их вот этой дубиной разогнал. Знаешь, бью, а они как резиновые, палка отскакивает.

Лупцов представил, как этот громила в одиночку отметелил толпу, и спросил:

– И что, разбежались?

– А как же, – самодовольно ответил парень, а затем поправился: – Ты знаешь, честно говоря, я не понял. Они вроде бы и разбежались. Я же тебе говорю, жутко смотреть. Я их дрыном охаживаю, а им хоть бы что. Разошлись и снова давай друг друга дубасить. Цирк! – Здоровяк махнул кому-то рукой на прощанье и сказал: – И чего народ боится? Их же мало. Час назад тварь какую-то в яме сожгли. Визжала, как свинья.

Лупцов вспомнил лейтенанта милиции, и его слегка передернуло.

Домой они вернулись ближе к вечеру. Солнце закатилось за крыши домов, и небо сделалось таким плотным и сочным, таким насыщенным, словно в воздушную толщу влили изумрудную зелень и хорошенько размешали.

Свою квартиру Иван Павлович нашел открытой, с изуродованной дверью. Внутри царила разруха, будто по ней прогнали стадо слонов. В поисках припрятанных сокровищ грабители повыкидывали из ящиков все вещи. Коробки и чемоданы были варварски раскурочены, а стекла в шкафах и посуда зачем-то перебиты.

От неожиданности и возмущения Иван Павлович долгое время изъяснялся одними междометиями. Он ловил ртом воздух, кидался из одной комнаты в другую и наконец обрел речь:

– Мародеры! Суки! Паразиты! Такого даже в войну не было!

– Да, действительно, не стоило уходить, – сочувственно проговорил Лупцов. – Пойду я, Иван Павлович, посмотрю, как у меня. Брать там нечего. Перевернут только все, гады, убирай потом за ними.

– Ты посмотри – и назад, ладно, Игорек? – попросил Иван Павлович. – Я не боюсь. Нет. Просто противно теперь здесь сидеть. Это же помойка, а не квартира.

– Так, может, пойдем ко мне? – предложил Лупцов. – Ну что теперь, сторожить, что ли, это? – Он кивнул на разбросанное белье, бумаги и фотографии.

– Нет, Игорек, надо убрать, – ответил сосед. – Мои вернутся – испугаются. Ты давай возвращайся. У тебя небось и есть нечего. А у меня консервы. И хлеб найдется.

Пообещав появиться через полчаса, Лупцов поднялся к себе. Его квартира оказалась нетронутой, и о катастрофе напоминал только им же самим разбитый телефон, чьи-то допотопные чемоданы и рюкзаки. Лупцов попытался было перетащить вещи из комнаты в прихожую, но они оказались неподъемными, и он отказался от этой затеи.

Лупцов прошелся по комнате, поддел ногой кусок телефонной трубки и сел на диван. Отвратительное ощущение, будто за ним кто-то все время наблюдает, что в квартире находится кто-то чужой, не отпускало. Это раздражало его, и, когда в прихожей раздались шаги, Лупцов вздрогнул, напрягся, как перед ударом, и с большим трудом удержался от желания встать с дивана и вооружиться чем-нибудь потяжелее.

Лупцов сразу понял, что это не грабители – дверь была закрыта на замок, и он не слышал, чтобы кто-то открывал ее или пытался это сделать.

Развернувшись к двери, он с сильно бьющимся сердцем замер в ожидании непрошеного гостя и, когда в комнату вошел Иван Павлович, вздохнул с облегчением.

– Ф-фу, как вы меня напугали, – сказал он и осекся. Еще не договорив, Лупцов вспомнил, что дверь закрыта, а значит, сосед никак не мог войти в квартиру без его помощи.

Иван Павлович-второй ничем не отличался от оригинала. Лжесосед вошел молча и, не глядя на хозяина квартиры, сел на другом конце дивана.

Некоторое время Лупцов приходил в себя, успокаивался, пытался восстановить нормальное дыхание. При этом он не отрываясь смотрел на пришельца и лихорадочно соображал, что предпринять. А Иван Павлович-второй, совершенно не обращая внимания на Лупцова, чесал ноги, самозабвенно ковырял в носу и иногда, прикрыв глаза, словно китайский болванчик, покачивал головой.

Апофеозом бессмысленности прозвучали слова пришельца, которые напугали Лупцова больше, чем само появление. Он вдруг резко выпрямился, как-то судорожно, в несколько приемов, раскрыл рот, и из глубины его тщедушного тела послышался скрипучий утробный голос:

– Дура, черт, сколько раз я тебе говорил, не трогай газету. Слышь, что ли, шалава старая?

Лупцов долго не решался покинуть квартиру, и лишь когда стало заметно, что на улице совсем стемнело, когда он осознал, что рискует остаться с незнакомцем в абсолютной темноте, Лупцов медленно поднялся. Встал и лжесосед.

– Что вам, в конце концов, надо? – дрожащим голосом проговорил он. – Какого черта вы лезете в нашу жизнь? А если все же пришли, то объясните хотя бы, зачем.

Гость молча повернулся к Лупцову всем корпусом, оскалился в безумной улыбке, сунул пальцы правой руки в рот и с остервенением принялся их жевать.

Осторожно, чтобы не разъярить Ивана Павловича-второго еще больше, Лупцов обошел его и выскочил из квартиры.

И все же он успел заметить, что на укушенной руке совсем не было крови. Лжесосед грыз ее, как тряпку, и весь этот спектакль, видимо, имел одну цель – напугать или вызвать отвращение.