Читать книгу Великий князь всея Святой земли - Андрей Синельников - Страница 3

Суета на дворе началась с раннего утра, с уверенного стука в тесовые ворота. Не знамо, откуда и по какой надобности на двор явился боярский сын Малк, аж из удельного Андреева Плещеевска. Встречать его вышел сам дядька Данила, как будто что-то толкнуло старика изнутри, пойти поглядеть. Отрок лет четырнадцати, правда, щупленький и тоненький, а посему выглядящий моложе, сидел на вороном коне, впору царскому конюшему на таком гарцевать, в окружении четырех слуг. Таких же отроков, как и он, может на год, на два постарше, закованных в брони с накинутыми на них плащами. Бархатный светло-зеленый кафтан на всаднике был туго перетянут темно-зеленым наборным поясом с золотыми нитями, на котором в сафьяновых ножнах висела кривая половецкая сабля. Такого же цвета сафьяновые сапоги крепко стояли в золоченых стременах. Из-под лихо заломленной шапки с перышком неизвестной пестрой птицы выбивались непокорные золотые кудри, вольно падавшие на изумрудный шелковый плащ. Конь под хозяином нервно перебирал точеными ногами, но уверенная рука жестко натягивала поводья, не давая ему пуститься в пляс.

– Ну, прям Сивка-Бурка Вещая Каурка, – усмехнулся Данила. Он отметил, что слуги были подстать своему господину. Рослые бравые парни, с налитыми шеями и сажеными плечами, покрытыми грубыми суконными плащами, в тон хозяйскому, зеленого цвета, скрывавшими брони и короткие мечи. Волосы, какого-то серо-пепельного цвета, были коротко подстрижены под горшок и перетянуты лентами с древними знаками оберегов, и все они были какие-то дремучие и кряжистые.

Данила неспешно подошел к гостю, придержал стремя и протянул руку, помогая спрыгнуть на землю. Тот легко вылетел из черкасского седла, слегка прикоснувшись к плечу Данилы, повернулся в его сторону и лицо воина обжег взгляд двух синих бездонных омутов.

– Ба! Да это ж девка, – пронзила догадка Данилу, – Утонет Андрейка в этой сини, утонет. Что ж за птицу к нам в терем занесло. Не простую гостью. Видать саму вещую птицу Гамаюн, – подумал он, разглядев среди узоров на кафтане искусно вышитые руны судьбы и власти.

Но рот закрыло как бы мягкой медвежьей лапой, не дав сорваться с уст лишним словам, а в голове раздался голос.

– Береги ее Данила, она воспитанница моя, твоему Андрею первый помощник и советчик.

– Святобор, – сразу узнал старый воин, – Ох не простую птицу занесло в наш терем, – Но виду не показал, – Проходите гости дорогие, не красна изба углами, красна пирогами. Умойтесь с дороги, откушайте. А там и хозяин вернется, он у отца Нестора в соборе гостюет. Но вас приказал приветить и обласкать.

Гости прошли в сени, слуги шли в шаге сзади от своего хозяина или хозяйки, за все время не проронив ни слова. Данила присмотрелся к ним. Даже его, старого воина, как холодной водой окатило.

– Волкодлаки, порази меня гром волкодлаки, оборотни, – Он покачал головой, тяжело вздохнул, – Ох не простую птицу занесло в наш терем. Но видать такова судьба и не мне с ней тягаться.

Он опять тяжело вздохнул, пригладил усы и пошел размещать гостей по горницам, дать распоряжения накрыть столы, покормить и напоить коней, да мало ли, что еще. Сам не проверишь, кто ж ответ потом держать перед княжичем будет? А гости, видать, не простые, но ясно видно, жданные и желанные. Да и делать ему сегодня вроде бы, по большому счету, было нечего. Все распоряжения о походе он давно отдал и проверил, как они выполнены. Андрея же сегодня, как и вчера ждать надо было к вечерней трапезе, не ранее, потому, как быстро от отца Нестора он не воротится, долгий у них сегодня разговор будет, и не простой. Данила крякнул, повернулся на каблуках, и направился в оружейную. Любил он это дело – мечи и шестоперы на руку мерить, щиты и шеломы перебирать. От них может жизнь в сече зависеть или на божьем суде тонкая нить судьбы порваться.

Андрей же, не дождавшись обещанного приезда гостьи, с раннего утра отправился к своему детскому наставнику – отцу Нестору, греку ученому и много чего в старых книгах вычитавшему. Сегодня договорились они, что тот расскажет ему о том, что случилось там, в Царьграде, когда зажглась на небе колдовская звезда, и откуда и от кого пошла новая Вера.

Собор Бориса и Глеба, где служил службу отец Нестор, был небольшой церковью, представляющей собой белокаменный скит с узкими, похожими на бойницы окнами. Скит этот украшали маленькие арочки, опоясавшие его по фасаду, и темный купол с крестом на таком же, как и сам скит, белокаменном барабане. Построил его князь Юрий после возвращения из Святой Земли, когда поставил в пяти километрах от Суздаля на слиянии Нерли и Каменки деревянный замок. В этом замке он и жил с тех пор, обнеся его, вдобавок, земляными валами с крепкими дубовыми стенами. Замок этот отличался от кремлей и детинцев каким-то неродным чужеземным видом, и дружинники с боярами не любили там бывать. Жил там Юрий затворником, а для пиров и гульбищ своих ездил в Суздаль, на главное дворище в княжеские палаты. Однако Нестор службы свои служил в этом отдаленном соборе, хотя в центре у княжеских палат гордо взметнул в небо пять своих голубых глав новый Собор Рождества Богородицы. Почему? Одному Богу ведомо. Оттого Андрей, вскочив на жеребца, направил его по утру в сторону «немецкого» замка, как называли его суздальцы.

Подъехав, он передал повод княжескому гридню, узнавшему его и выбежавшему навстречу, и вошел, широко перекрестясь, под каменные своды.

Полумрак сразу обрушился на него, и пока глаза привыкали к слабому свету восковой свечи, освещавшей сегодня все пространство церкви, княжич постоял прислонясь к прохладной стене собора. Наконец он стал различать иконостас с тусклыми ликами святых, княжье место, в виде высокого кресла с затейливой резьбой, и в углу, рядом со свечой, фигуру Нестора, молившегося сумрачно и истово.

– Здрав буде, отец Нестор.

– Благослови тебя Боже, – раздался треснутый голос черноризца.

Нестор был еще не стар, можно даже сказать, он был в самом расцвете сил, лет ему было от силы тридцать- тридцать пять, но посты и молитвы превратили его в ссохшегося схимника, хотя глаза выдавали силу и здоровье. Только лихорадочный блеска фанатизма в глубине зрачков, заставлял насторожиться того, кто раскрывал перед ним свою душу. Но княжич любил его, тот был ему наставником с детства, и вся его суровость для Андрея была напускной, потому, как любовь их была взаимной. Нестор просто души не чаял в своем питомце и мечтал, что, возмужав тот, станет проводником его дела в эти дикие северные земли, в эту Залесскую Русь.

– Я пришел, как договаривались, – Тихо сказал княжич, – Ты обещал рассказать мне перед дорогой…

– Проходи, проходи брат, – впервые назвав его так, Нестор обнял его за плечи и повел в глубину собора в келью, – Нам есть, о чем поговорить, а тебе есть, что спросить, и на что услышать ответ. Однако присядь, я, пожалуй, начну рассказ, а ты потом задашь вопросы. Потому как, несть сомнения – не имея знания. Устраивайся поудобней, сказ мой будет не быстрым.

Андрей примостился на каменную скамью, предварительно подложив под себя свернутый плащ, сказывалась школа Данилы. Камень тепло крадет. Откинулся на стенку кельи и прикрыл глаза. Он привык представлять себе образы, которые возникали у него, когда он слушал рассказчика. Нестор откашлялся и повел речь неторопливо и монотонно, как пономарь читает молитву. Голос лился спокойно, без всплесков и провалов, без эмоций и срывов, как тихое течение большой реки, несущей свои воды синему морю. Перед Андреем нескончаемой чередой понеслись картины, складывающиеся в длинную вереницу красочных страниц чужой книги жизни.

– В тот год, когда умер твой предок Великий Князь Ярослав Мудрый, в тот год, когда у берегов Русского моря появились, те, кого вы называете половцами, а ромеи полянами, в этот год странные вещи произошли в нашем мире.

Перед глазами Андрея выросли высокие стены Царьграда, во рту появился горький вкус полыни, а в ушах раздался топот коней степных табунов, угоняемых туда к Хволынскому морю, откуда нет возврата.

– В жаркое и засушливое лето в небе вспыхнула, волшебная звезда, задрожала земля. Реки, и даже сама кормилица Волга, потекли вспять, и текли так пять ден. Семь дней горела в небе эта звезда, и свет ее был настолько ярок, что солнце утратило свой блеск и всходило наподобие месяца. Семь дней горела эта звезда, и было ночью светло, как днем, а точнее сказать не было ночи семь дней. Два дня горела она лучами кровавого цвета на шесть концов, на шесть искупительных молитв. Два дня горела эта звезда священным арийским знаком – свастикой, говоря о том, что прибудет в этот мир счастье и искупление. И еще три дня пылал в небе над миром огненный крест, сначала в круге огненном, потом как бы размножился, и стало вокруг большого креста четыре малых его собрата, но так же пылающих. А затем посыпались с неба камни, закипела вода в реках, и поскакали по свету, по городам и весям, всадники небесные, принося смерть всем тем, кто грехом свою душу отяготил и не верил ни в Бога, ни в Дьявола. Только следы от копыт их страшных коней находили люди поутру.

Голос Нестора тек размеренно и плавно, подхватывая Андрея мягкой волной и унося куда-то туда, в неведомые ему дали.

– Люди говорили, что не просто так вспыхнула эта звезда, а известила она народы и все земли, что родился на земле новый Бог, и принесет он всем: и слабым и сильным, и бедным и богатым, счастье и благодать. А еще, рассказывают мудрецы, будто бы в далеких землях, прозываемых Индиями, увидев эту звезду, собрались в путь три волхва или короля, или царя из этих земель и пошли поклониться новому богу. Звезду же ту нарекли они звездой Вифлеемскою, и ведомые ей отправились в дальний путь. Взяли они в дар новорожденному ладан и смирну, да еще…золото. Другие мудрецы говорят, что шли эти волхвы отсюда с Руси, и были они не просто волхвами, а царями-волхвами, а один из них и вообще царицей Малкой…

– Ах, вот о чем мне Малка…,– Андрей вовремя осекся под быстро метнувшимся к нему взглядом Нестора, – Так вот о Малке хотел я спросить, – быстро поправился он, – Правда ли, то, что она из наших земель?

– Да сказ это все, былина, миф по-ромейски. Слушай дальше, – продолжил Нестор.

– Многие люди поверили в то, что придет новый бог и поможет всем, кто верит в него, и стали ждать его, называя Мессией, то есть Царем царей, сыном Божьим. Люди эти сплотились в братство, прозываемое хранителями веры “сепулькриерами» на моем языке, ессеями – «молчаливыми» агнцами божьими. Сами же себя, называли они «Сыновья света». Они ушли в пустыни и горы, вырыли в скалах скиты и пещеры, и стали готовить людей к приходу пророка. «Бог сотворил человека для владычества над миром и положил ему два духа, что бы руководится ими. Это духи Правды и Кривды», – так учили ессеи. Самым известным из них был Иоанн, прозванный Крестителем, Купальщиком, Купалой, по-вашему, по-словенски. Он учил пророков и волхвов своего учения, а еще он посвящал в братию самых знающих и верных, крестил их, купал в святой воде. Смывал с них скверну земную и мысли греховные, говоря, что, мол, горел в небе огненный крест, в том есть божья воля сим крестом избранных отмечать. Те же, кто тому кресту поклонялся и сейчас поклоняется – то божьи люди, и дорога им в царство божье не здесь на земле, а там, на небе в райском саду.

Старец перевел дыхание и продолжил.

– Через тридцать же лет с небольшим появился в Святом Городе человек – именем Иисус. Говорили про которого, что у тех ессеев он знаний набирался, и крещение по их обрядам принимал. Пришел он не один, а с учениками и сподвижниками своими, прозываемыми «апостолами», в основном из тех же самых ессеев, и стал пророчествовать, что он и есть тот самый Мессия, коего все эти годы люди ждали с нетерпением. А ромеи же прозвали его на свой греческий лад Христом, так на их языке звучит Мессия. Стал он Веру новую рассказывать и людей вокруг себя собирать, обещать им долю новую, вольную. Схватили его стражники, и казнили казнью лютой и страшную, а ученики его разошлись по миру, понесли Веру эту по разным землям и городам. Объявили цари и стражники последователей того Иисуса и учителей его – ессев, людьми неправедными и травить их начали. С того ушли они в земли дальние, кто на юг подался, кто на север, кто в другие земли неведомые.

Он опять перевел дыхание.

– В вашу землю пришли его ученики Андрей, Первозванным называемый, да Святой Фома, да Иосиф Аримафейский, что пророка этого, после казни, земле придал. А другие их одноверцы и ессеи во множестве ушли в горную страну на берегу моря Средиземного и основали Новый Израиль с городом Иерусалимом в центре, где и стали Богу своему поклоняться, – Он откашлялся. Продолжил.

– Стекался к ним народ измученный, в доброго бога поверивший: и крестиане – огнепоклонники, и ариане, и арийцы – солнцепоклонники, да многие те, кто вообще в богов не веровал, но, увидев знамение божье, верой в сына его казненного проникся неистово. В миру же, ходил рассказ, что после смерти вознесся Иисус к отцу своему на небо, потому как тела его в могиле было не найдено. А еще известно, что в таинственный Бергород, что, по-вашему, означает Медведьград привезли в это время из Мира Ликийского мощи Чудотворца, Николаем нареченного.

– Так скажи отче, – прервал плавную речь Нестора, Андрей, – к какому Гробу Господню ездил отец, если вознесся пророк, и нет его в гробу. И еще скажи, если на Соборах над куполами видим мы ту звезду волшебную и виде звезды и креста, и солнца угасшего – месяца, то почему так чтим только крест один.

– Чтим мы крест потому, что последним он в небе пылал. А отец твой ездил в Святую Землю, у него и спросишь, чем и как он там Господу нашему служил. Но вот, что еще я тебя скажу. Некие «архонты» – князья небесные, создали семь сил, пятой из них является Саваоф с обличьем дракона. Господа нашего иногда именем этим называют в церквах ваших. Все семь сил получили надел. Первая – благо, вторая – провидение, третья – божественность, четвертая – господство, пятая (ваш Саваоф) – царство, шестая – ревность, седьмая – мудрость. А еще, говорят мудрецы, были у Адама два сына: первый Элохим с медвежьей мордой, а второй Яхве с ангельским лицом. Первого он поставил над водой и землей, отсюда и право «Земли и воды», а второго над огнем и ветром. Это рассказал нам любимый ученик Иисуса – Иоанн в книге своей. В наших землях потомков первого звали эллины – славящие Элохима, а потомков второго звали иудеями – славящими Яхве. Я открыл тебе эту тайну, воспитанник мой, что бы ты понял, что имен у Бога может быть множество, но все равно он один, он твои альфа и омега, как говорят на моей Родине, он все – от аз до ять, говоря твоим языком. И когда пришел пророк Иисус, в проповедях своих сказал он, что перед лицом Всемогущего несть ни эллина, ни иудея, что жить надо одной семьей, и в том сила и слабость наша, в том, Правда, Кривду побеждающая, в том Закон Богом даденный.

– Но ведь, книжники не признали Иисуса Царем царей и казнили его. А его последователей разогнали по миру, – отважился перебить княжич, – Как же получилось, что Вера его теперь во всех землях главная, и все ей служат, и Соборы ее стоят во всех городах, и слуги ее службы служат при всех правителях, может только за малым исключением в землях дальних и диких. Да и там уже волхвы и маги склоняют непокорные головы, кто сам, а кто под мечами дружинников.

– Ну что ж верный вопрос и правильный, – насупил брови Нестор, – Несть пророка в своем отечестве, и не лечит лекарь в родной стороне. Когда ушли апостолы: Иосиф со святым Граалем в земли лесные, Андрей к вам сюда на север, а ессеи в пустыни дикие, то спохватился народ и правители, по какой Вере жить, какие законы на земле блюсти, и затопила весь мир усобица. Брат на брата идет, сын на родителя. Вспомнили все, как били челом три волхва-царя младенцу невинному, под звездой Вифлеемской рожденному, и послали опять послов в земли дикие, на поклон к его ученикам. Призвали их перед очи свои и просили крестить народы и роды их, да и местные волхвы не противились.

– Почему же местные волхвы поклоняться новому Богу удумали, если сами они другим богам молитвы и клятвы давали, костры возжигали в своих капищах?

– Потому, что Вера эта была правильной, и для всех единой и символом ее был Божий знак в небесах выписанный. Огневой крест с полумесяцем, и колдовская звезда, – Нестор хитро прищурился, – А более того, потому, что надо было всех в один кулак сплотить. Прекратить рознь между родичами, чтоб у всех, кто у власти стоит, один бог, одна вера, один обряд и кара одна. Но я тебе этого не говорил и ты от меня не слышал.

– Во как жизнь выкручивает, – изумился Андрей, – Надо тем, кто у кормила, так и Вера меняется.

– Не вера глупец меняется, а верования. Как нужно для того, что бы власть укрепить, немирных помирить, строптивых застращать, смердов и дружинников в покорность привести, меж соседями раздор убрать, так любые верования хороши, которые это с собой несут. А Вера – это дело твое и твоей души, ты ее на лобное место не выпячивай. Обряд соблюдай, посты и традиции блюди, то, что всем знакомо и любо чти, а веру свою сам холь и лелей.

– Это что ж так на два лица и жить?

– А Род, Верховный Бог ваш, Янус Ромейский… да и многие другие живут так, и ничего, никакой хулы не имут.

– Ладно, понял, – задумчиво сказал Андрей, – Но мне то в какую сторону путь держать, кому выю гнуть.

– Это ты сам решать будешь, я тебе не указ. Пути свои с Богом согласовывай, не со мной, – Нестор помягчел и даже его губы искривило подобие улыбки, – Дам я тебе в провожатые, али в сотоварищи, дружка твоего старинного Микулицу, с коим ты еще без порток бегал. Он ныне крепко учен, и книжником слывет, а по мне, так чернокнижником. Но то между нас разговор. Не смотри, что он годами с тобой одинаков, он по учености многих не только здесь, но и в Святой Земле за пояс заткнет. Кроме всего, знает он книги странные, к учению запрещенные, и стремится еще больше знать. Он тебе дельный совет, когда нужда придет, даст. Ты ему верь, он черного дела за пазухой не держит. А главное любит он тебя, как брата кровного.

– Микулицу я и сам за брата кровного держу, может даже сверх того, – улыбнулся впервые за весь разговор княжич, – Так что, это не обуза, а подарок мне. Спаси тя Бог за это, батюшка.

Нестор встал, показывая, что разговор окончен. Перекрестил Андрея широким двуперстным крестом и мягко сказал:

– Нагнись, экая оглобля вымахала.

Княжич пригнулся, и черноризец повесил ему на грудь образок Богоматери.

– На дорогу тебе и на будущее, оберегет тебя спасительница.

– Богоматерь – это Богородица?

Нестор уловил двойной смысл в вопросе крестника и коротко ответил:

– Богоматерь – это Дева Пречистая, Божья мать. Она тебе заступница. Ступай. Микулица уже в людской заждался, а вам еще по буеракам до городка скакать, – он еще раз перекрестил ему лоб и поцеловал троекратно, – Жду тебя, возвращайся…крестник, – голос его дрогнул Андрей перекрестился на образа, вышел из Собора. К нему подскакал Микулица, ведя в поводу княжеского жеребца. Он был в светском, такого Андрей еще не видел, потому, как чернокнижник всегда ходил в монашеской рясе, с тех пор, как сменил детскую рубаху на порты.

– Ладный парень, – отметил он про себя, разглядывая разворот плеч инока и пудовые кулаки, лежащие на луке седла.

Кивнув ему, он вскочил в седло, резко поднял коня на дыбы и, гикнув, бросил его в проем ворот. Сзади раздался звон копыт по булыжному двору.

– И всадник, хоть куда, – опять отметил Андрей, – Да что это я, брата, что ли названного плохо знаю. Домой, на сегодня все.

– Домой! – крикнул он, не оборачиваясь, и хлестнул коня.