Читать книгу Спасатель. Серые волки - Андрей Воронин - Страница 13

– Недурно, – глядя на мишень в установленный на штативе мощный монокуляр, произнес Кошевой. – Восемьдесят четыре из девяноста – это очень недурно. Для первого раза, да еще из незнакомого оружия, просто отлично.

Андрей выщелкнул из рукоятки дымящегося парабеллума пустую обойму и дисциплинированно оттянул затвор, проверяя, нет ли в стволе патрона. В длинном бетонном подвале стрелкового тира знакомо и волнующе пахло пороховым дымом, под ногами позвякивали стреляные гильзы.

Вообще-то, без этого развлечения, как и без любого другого, вполне можно было обойтись, тем более что Андрей не разделял позаимствованной у пионеров американского Дикого Запада философии Кошевого, согласно которой равными людей сделала не Декларация о правах человека, а шестизарядный револьвер конструкции Сэмюеля Кольта. Но пишущему человеку, независимо от того, что именно он пишет – стихи, картины, статьи в блоге или рекламные слоганы, – необходимы новые впечатления. Это было единственное действенное лекарство от творческого ступора, которое знал Андрей, и он прибегал к нему, как только появлялась такая возможность.

Кроме того, как уже было сказано, Кошевой ему нравился.

– У тебя талант, – сообщил Кошевой. – Говорю тебе как специалист. Это дело необходимо обмыть.

Он достал из внутреннего кармана своей неизменной мотоциклетной кожанки никелированную флягу, выполненную в виде топливной канистры, открыл выдвижной ящик стола и с отчетливым стуком выставил оттуда две металлические стопки.

– Лица в нетрезвом виде в тир не допускаются, – укоризненно процитировал Андрей. – Написано прямо на двери, не веришь – проверь.

– А какой смысл быть хозяином, если не можешь нарушить правила, которые сам же и установил? – возразил Кошевой. – Кроме того, вошли-то мы сюда трезвыми! Нигде ведь не написано, что такими же надо и выходить… Кстати, это идея, – оживившись, добавил он. – Надо будет дописать: «И из тира не выпускаются». Вплоть до полного отрезвления. Так ты пить-то будешь?

– А что у тебя там?

– Два травоядных в одном флаконе: конь и як, – сообщил Кошевой.

– Это дело, – сказал Андрей. – Коньяк – напиток снайперов.

– Кто тебе сказал? – удивился Кошевой.

– Да прибилась как-то к нашей компании одна деваха, – пустился в воспоминания Липский. – Уж и не помню, каким ветром ее к нам занесло, да и неважно это, в самом-то деле. В общем, девица как девица – симпатичная такая, общительная, лет, наверное, двадцати семи или, может, восьми. Студентка. Или аспирантка, я так до конца и не понял. Вроде по физкультурному профилю.

– Гм, – сказал Кошевой, разливая по стопкам коньяк.

– То-то, что «гм». Я же журналист – спец по извлечению из людей информации. А тут, не поверишь, нашла коса на камень: ты ей слово – она тебе сто, и никакого толку. Текста море, а информации – ноль.

– Мутная девица, – поставил авторитетный диагноз Кошевой и ногтем подтолкнул к Андрею стопку.

– Мутнее некуда, – согласился Андрей. – Ну, сели мы как-то выпивать. А она то ли устала, то ли просто перебрала – словом, понесло ее. Поехали мы, говорит, с девчонками однажды на стрельбище…

– Студентки, – вставил Кошевой. – Физкультурницы.

– Так а я тебе о чем!.. Поехали на стрельбище, взяли коньяка – снайперы, говорит, исключительно коньяк употребляют…

– М-да, – сказал Кошевой.

– Больше я ее не видел, – закончил рассказ Андрей. – Испугалась, наверное, что лишнего наболтала. А может, уже и убили…

– Запросто, – кивнул Кошевой. – Нездоровое занятие – в людей стрелять, – добавил он со вздохом. – Особенно для женщин. Но – нужное. Увы, увы… Ладно! Раз снайперы себе позволяют, нам, грешным, сам Бог велел. Давай за все хорошее!

– Давай, – согласился Андрей.

Они чокнулись и выпили.

– Хороший коньяк, – похвалил Липский. – Слушай, признайся: насчет филологического образования ты тогда загнул?

– В смысле приврал? А зачем, по-твоему, это могло мне понадобиться?

– Ну, я не знаю… Например, чтобы понравиться.

– Тебе?

– У меня с ориентацией все в порядке. Как, по-моему, и у тебя.

– А, вон ты о чем… – Кошевой усмехнулся. – Ты сам-то понял, что сказал? Хорошенький способ понравиться упакованной москвичке: наврать, что ты филолог!

– Пардон, – сказал Андрей. – Пожалуй, это не ты, а я загнул.

– То-то. И главное, непонятно, с какой целью.

– А что, если в интересах истины?

– Ни сна, ни отдыха измученной душе, – заметил Кошевой, снаряжая обойму «беретты». – Все трудишься, как пчелка, информацию сосешь…

– Не такая ты большая птица, чтоб о тебе информацию собирать, – миролюбиво огрызнулся Андрей. – Просто интересно.

– Если интересно, тогда другое дело. – Кошевой ударом ладони загнал обойму в рукоятку и оттянул ствол, досылая патрон. – Я действительно окончил филфак, да не чего попало – самого, понимаешь ли, МГУ.

Он вскинул руку и, почти не целясь, принялся палить в мишень – раз за разом, так густо, что Андрею почудились летящие от мишени клочья. Наклонившись, Липский посмотрел в монокуляр. Мишень была выполнена в виде человека с физиономией кинематографического злодея, который целился в стрелка из большого черного револьвера. Нарисованные у него на животе концентрические окружности остались нетронутыми, зато в бумажном лбу зияла неровная дыра, края которой слегка вздрагивали после каждого выстрела. Потом затвор «беретты» клацнул вхолостую и заклинился в крайнем заднем положении, сигнализируя о том, что вместительный двухрядный магазин опустел. Кошевой с лязгом швырнул пистолет на обитую серым цинком поверхность стола и сунул в зубы тонкую коричневую сигариллу.

– Я даже в школе успел поработать, – сообщил он, прикуривая от бензиновой зажигалки. – Идейный был, с принципами. Думал, что смогу изменить мир – хоть на капельку, хотя бы на мизерном участке… Короче, хотел сеять разумное, доброе и, сам понимаешь, вечное.

Он налил по второй и выпил залпом, забыв чокнуться. Было видно, что он говорит искренне и что эта тема до сих пор больно задевает его за живое.

– Помыкался с годик, – продолжал он, – думал, привыкну, полегчает. Не тут-то было! Гляжу: нет, мертвое дело, надо рвать когти, пока совсем не засосало. Историк у нас был, Владимир Яковлевич, фамилия – Клещ, представляешь? Худой, сутулый, зубы лошадиные, штаны на коленях пузырями, пиджак засаленный лоснится, и все плечи вечно в перхоти, как в снегу… Что же это, думаю, – и я через сколько-то там лет таким же стану?

– Понятно, – сказал Андрей и тоже выпил. – И начинанья, взнесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия…

– …And lost the name of action, – по-английски повторил последнюю строчку Кошевой и глубоко затянулся сигариллой. – Или loose? Черт, и это забыл… Да неважно! Но вот же человек! Жил чуть ли не в каменном веке, а как формулировал!

– Это Шекспир-то? – уточнил Андрей, ковыряясь согнутым пальцем в сигаретной пачке.

– Он самый.

– Да, Шекспир – это сила… А стрельба? Это у тебя откуда – из армии?

– В армии я был радистом, – отрицательно покачал головой Кошевой. – Морзянка, правила радиообмена… На стрельбище ездил всего два раза – первый раз три патрона потратил, второй – целых шесть. И все в молоко – автомат, что ли, попался непристрелянный… А со стрельбой вышло случайно. Один малолетний отморозок – тоже из этих, из граждан Российской Федерации известной национальности, – притащил в школу пневматический пистолет и начал им в соседа по парте тыкать прямо у меня на уроке. Пукалку я у него, конечно, конфисковал. Вечером дома наткнулся на нее в сумке и думаю: а дай попробую! Шарик у меня на нитке висел, остался с какого-то праздника. Ну, в шарик-то, думаю, я и с закрытыми глазами попаду, а вот в нитку – слабо?

– Ну, и?

– Ну, и попал. Решил, что просто повезло, начал экспериментировать… Во что только не стрелял! Помню, воробья на лету застрелил – до сих пор жалко, сил нет. Думал ведь, что не попаду, ан нет – попал. Ну, и понеслось… Залез в долги, открыл сначала тир, потом клуб…

– Везучий ты человек, – сказал Андрей. – Шел по проходу между партами и подобрал с пола свое призвание. Такая удача не каждому выпадает. Цени!

– Ценю, – серьезно сказал Кошевой и снова наполнил стопки. – Послушай, а эта женщина, с которой ты был…

– Моя бывшая жена, – сдержав понимающую ухмылку, сказал Андрей. Марта неизменно действовала на мужчин, как красная тряпка на быка, – не в том смысле, что она их бесила, а в том, что они на нее кидались. – Понравилась?

– Сногсшибательная женщина, – признался Кошевой. – А ты что, против?

– Можно подумать, это имеет какое-то значение… Да нет, путь свободен. Только имей в виду, с ней бывает непросто. Очень непросто.

– А просто только с покойниками, – заявил Кошевой. – С живыми всегда сложно. Так как насчет моего предложения?

– Это которого?

– Ты что, забыл? Выходные на природе! У меня там база – лес, озеро, банька, открытое стрельбище… Возьмем что-нибудь посерьезнее, потяжелее – «калаш», М-16, «драгуновку»…

Андрею стало неловко: он действительно забыл о приглашении. Сегодня утром Марта сообщила по телефону, что вопрос о его госпитализации наконец решен и что уже завтра его будут ждать в клинике. По дороге сюда он сделал небольшой крюк, чтобы передать некоему бесцветному субъекту в дорогом костюме пухлый незапечатанный конверт – не первый и даже не второй по счету с того момента, как Марта приступила к выполнению его просьбы. За всей этой оживленной коррупционной деятельностью можно было забыть о чем угодно, вплоть до собственного дня рождения; такая забывчивость представлялась вполне естественной и простительной, непонятно было только, как объяснить ее Кошевому.

– Ничего я не забыл, – непринужденно солгал Андрей. – Просто не знал, как тебе сказать… Надеялся, что ты сам забудешь.

– Ишь, размечтался! Я ведь тебя не одного приглашал. А о перспективе провести пару дней в обществе твоей Марты нормальный мужик забыть просто не в состоянии.

– Насчет Марты не знаю, позвони ей сам, напомни, пригласи еще раз – глядишь, и согласится, про нее никогда не угадаешь, что ей в голову взбредет. А я, извини, пас. Наклюнулась срочная командировка. Отказаться я не могу, да и не хочу, уж больно тема интересная, я уже не первый год к ней подбираюсь…

Кошевой воспринял это известие на удивление спокойно.

– Давай за тему, – предложил он, разливая по стопкам остаток коньяка. – Чтобы она всегда была и чтобы ею хотелось заниматься. Потому что главное для человека – хорошая работа. Зачем это нужно – другой вопрос, но так уж странно мы устроены, что без интересного, живого дела жить не умеем. За тему!

– За тему! – сказал Андрей.

Стопки соприкоснулись с коротким металлическим стуком, который казался особенно уместным здесь, в этом пропахшем пороховой гарью подвале, среди мишеней, железных столов и лоснящихся вороненых орудий убийства. Кошевой крякнул, затянулся сигариллой и бросил коротенький окурок в пустую железную урну.

– А база подождет, – возвращаясь к теме несостоявшегося пикника, сказал он. – Столько лет простояла и еще столько же простоит, и ничего ей не сделается. Тем более что стрельба, как и банька, хороша в любую погоду. У меня, кстати, тоже намечаются кое-какие дела – пока не на все сто процентов, но просили быть наготове, чтобы выехать по первому звонку. Представляешь, уже полгода уламываю одну военкоматскую гниду – там, за МКАДом, – он махнул рукой в произвольном направлении, – продать списанный трофейный МГ-42, который у них без дела на складе ржавеет. Так он ломается, гад! Не в жилу ему, видишь ли, сделку по всем правилам оформлять, потому что бабки тогда мимо его кармана протекут. А на кой ляд мне, спрашивается, пулемет без документов? Что я, главарь бандформирования?

– МГ – это вещь, – с видом знатока объявил Андрей. – Когда купишь, дашь пострелять?

– Будем живы – постреляем, – пообещал Кошевой.

Он выплеснул в рот последние капли коньяка и вдруг, все еще стоя с запрокинутой головой, резким движением выхватил из-под полы куртки свой чудовищный двадцать девятый «смит-вессон». Даже не покосившись в сторону мишеней, он вскинул револьвер и спустил курок. У Андрея зазвенело в ушах от грохота; заглянув в монокуляр, он обнаружил, что у бумажного злодея на мишени появилась аккуратная круглая дырка точно между глаз.

– Ну, ты виртуоз, – сказал он, выпрямляясь. – Просто Паганини!

– Айда наверх, – предложил Кошевой, – пороемся в баре. Что-то мне сегодня… Короче, надо выпить.

– Надо так надо, – с притворным вздохом сказал Андрей.

Кошевой рассмеялся и сделал широкий приглашающий жест в сторону лестницы, что вела из подвала наверх, в шикарную зону отдыха стрелкового клуба «В. Телль & сыновья». Шагая по ступенькам, Андрей подумал, что являться в солидную клинику с похмелья не очень-то удобно, но тут же мысленно махнул рукой: в конце-то концов, человек, ложащийся в стационар, должен хоть от чего-нибудь страдать – если не от опухоли головного мозга, так хотя бы от похмелья!