Читать книгу Фатум. Том третий. Меч Вакеро - Андрей Воронов-Оренбургский - Страница 5

Часть 1 Ущелье Духов или тот, кто идёт по следу
Глава 3

Оглавление

Антонио ощупал увесистый, жадно набитый реалами и пиастрами майора кожаный пояс, перекрестился и облегченно вздохнул. «Деньги чужих глаз не любят! До дому бы довезти!» Затем враждебно посмотрел на торчащую за лесом базальтовую твердь. Она была сморщена и равнодушна, точно лик древнего старца. Местами буйную зелень раздвигали клинья черного обсидиана – выбросы вулканической породы.

– Калифорния! – прошипел он и плюнул в сторону каменистой гряды, будто хотел утопить ее; шаркнул пятерней по курчавой опушке волос и гаркнул:

– Эй, дочка, ну-ка поди сюда, разговор есть.

– Все твои разговоры заканчиваются лаем. – Тереза, не поворачивая головы, продолжала укладывать вещи в империал. – Я устала играть в кошку с собакой.

Папаша хмыкнул в ответ и выудил из походной сумки тыкву. В ней что-то еще булькало, и он, хлопнув затычкой, приложился на совесть. Нервы его слегка отпустило; старик почувствовал себя лучше, увереннее, он крепко «потел», желая надраться в стельку.

Когда «засуха» в горле была снята, он прогремел носом в шейный платок и вновь поднасел на Терезу:

– Всего пару слов, дочь! Уважь, наконец, отца!

– Это уже больше двух слов, па! – С поклажей было покончено, и она теперь ловко боролась ореховым гребнем со своей гривой.

Муньос почесал лысину:

– А ты умеешь считать, девка, хотя и мозгов у тебя в мать – шиш. Слов-то у меня, может, и больше, да только два из них стоит не забывать…

– И какие же? – раскрасневшаяся Тереза сдула вол-нистую прядь со щеки.

Папаша тревожно огляделся и ляпнул:

– Капитан Луис. – И, не давая опомниться, навалившись на козлы колышущимся животом, захрипел: – Похоже, мы тут завязли, чайка, и по уши. Клянусь Святым Мартином, у нас на хвосте не только монахи, но и твой беркут со своей стаей, а это… – он сузил глаза и скрежетнул зубами, – считай, что у всех нас на спине по мишени. Послушай! – он подскочил к дочери и жарко задышал в лицо. – Я согласен, твой дон сыпет монеты как зерно курам, – Початок шваркнул ладонью по лоснящемуся по-ясу, – но, черт возьми, всех денег не соберешь!

Он замолчал, глубоко хватил пахнущего лимоном воздуха и причмокнул губами, будто смакуя душистое вино.

– Знаешь, Терези, лихорадка к пиастрам у меня по-убавилась на пинту-другую… Зато появилось желание жить! Надо бежать! Ты со мной?

Она нервно рассмеялась, отпрянула от отца. В быстрых движениях сквозила природная грация, недоступная белым женщинам. Она уже была донельзя сыта выкрутасами папаши и, признаться, привыкла к ним, как привыкают в Мексике к угонам скота индейцами.

– Знаешь, – вспыхнула она, – охранять тебя и даже слушать у меня нет желания. Хочешь – беги! Я остаюсь, ты стал просто противен мне… Такая подлость! Тебя вообще нельзя знакомить с порядочными людьми!

– С такими, как твой андалузский жеребец?

– Замолчи и не трогай его!

– Тихо, ты, кобыла стоялая! – Муньос сплюнул черную от табака слюну на разбитое колесо кареты, и голос его зазвучал как трещотка гремучей змеи. – Гляди-ка, нельзя знакомить! А я скажу тебе, что нельзя всю жизнь отсиживаться в курятнике. Да если хочешь знать, отец твой – хоть куда! И что ты вынюхала во мне плохого? Вот раньше я был… – Антонио по обыкновению врал, себя не помня. – В те годы, когда тебя не было и в замыслах, я был лихим кабальеро! Творил зло и добро, как хлеб маслом мазал… Но ты не думай, – он пьяно осклабился и запрокинул тыкву, – не я был такой, а жизнь… Прирезать на дороге человека, лишить его славного имени – для меня было всё едино. Вот моя голова – тогда я не верил в Иисуса!

– И когда же поверил?

– Когда родилась ты и боднула сей чертов мир криком. Вот с тех пор, дочка.

Он вновь собирался оросить глотку, но дочь вырвала тыкву и выплеснула остатки:

– Но-но, без рук, па! Я выполнила всего-навсего просьбу матушки и дона Диего. И не смотри на меня так. Хватит пить!

– Ого, и только? А у меня такое чувство, дочка, что ты мне за что-то мстишь. Но смотри, если что… – он по-грозил большущим волосатым кулаком, – ведь в моих жилах, если хочешь знать…

– Не хочу, и так знаю: одна мескалерская водка булькает. Бери ружье, и едем. Сердцем чувствую: в ущелье что-то неладно…

– Да ты совсем рехнулась! Стоило появиться этому чертову испанцу, и ты утопила в его объятиях все мои надежды. И зачем он тебе нужен такой? Каждый раз, ко-гда он будет уходить на войну, ты будешь медленно умирать и просыпаться в ужасе, ясно? Ну, что ты на меня пялишься, будто я тебя воровать заставляю? Дырку протрешь. И не хмурь брови! Выбрось его из башки. Пусть вон лошадь думает, у нее голова больше.

Глаза девушки обожгло слезами. Такой тон был хуже всякой порки. Обида и злость оглушили ее, взвинтили нервы…

Она почти не слышала папашиной болтовни вперемежку с чавканьем. Тот между делом успел расправиться с отварным куском вчерашней холодной мулятины, что завалялся в суме. Тереза подавленно молчала. И правда, она позабыла о Луисе… «Хм, зато уж Луис наверняка не забыл о нас. Почему так долго нет Диего? Святая Дева, а вдруг там, в ущелье, они уже встретились: Диего и Луис?!»

– Это какой же надо быть дурой! – продолжал орать Антонио с набитым ртом. – Отдавать себя сумасшедшему, который готовится стать мертвецом! Ты мне ответишь, что происходит с тобой? Эй! Я спрашиваю! Да не молчи ты, сучье отродье! Язык-то у тебя есть?

– Есть, но не такой длинный, как твой. Между прочим, у тебя штаны расстегнуты, – с серьезным видом сказала Тереза, взглядом указав на ширинку: – Когда ты по-следний раз мылся?

– А что? – папаша насторожился, будто при беседе с королевским жандармом.

– Ты такой грязный и вонючий, отец, что рядом и лошадь задохнется.

– Цыц! Не умничай – мы в дороге. – Он долго стоял с бордовым от злости лицом, прежде чем нашелся: – Я всё же, Терези, надеюсь, что ты уважаешь меня и доверяешь больше, чем хочешь показать. Пойми, ты играешь с огнем, дочка! Надо крепко подумать.

– С ним я готова играть в любые игры, ты же сам говорил: когда любишь – не думаешь!

– А надо бы… – Початок упреждающе поднял указательный палец.

– Ну вот, индюк думал да в суп попал.

– Ух ты, какая шустрая!

– А ты – трусливый! Ну, закончил? Ты скоро мне плешь проешь. А теперь послушай, – девушка легко взо-бралась на козлы. – Может, я и дура, не спорю, но совесть моя не на дне бутылки. Короче, я еду за ними!

Кнут яростно щелкнул над лысиной Муньоса, карета накренилась и нехотя тронулась. Буйное одеяло листвы скрыло ее; империал скрипел уже где-то там, за дальней персиковой рощицей, а он продолжал стоять у погасшего костра и тупо таращился на примятую колесами траву. Ветер с песком был ничто в сравнении с бурей, бушевавшей в его сердце. Антонио пришел в себя от укусов жалистых паутов3.

– «Ты понял?» – Початок желчно передразнил дочь. – Да, понял, что я последний бурро4.

3

Паут, слепень, овод – разновидности мух-вампиров.

4

Бурро – осел (исп.).

Фатум. Том третий. Меч Вакеро

Подняться наверх