Читать книгу По обе стороны воды - Андрей Заленский - Страница 6

Метеорит

Квартира Филиновых по архитекторскому плану располагалась точно под квартирой Поповых. Ну, значит, если от Поповых происходила протечка, то Филиновы поднимались на два пролёта и настойчиво звонили. А также иногда соседи собирались вместе на часть новогодней ночи – поднимали вверх по лестнице салаты и графинчик или сносили торты и бутылочку вниз. К тому же Поповы давно отшумели в порядке танцев, а Филиновых наверху и вовсе было не слышно, Филинова делала замечательное чахохбили, а Попова – пирожки с капустой, стало быть, жили мирно, по-соседски.

Вообще, кроме географии размещения в подъезде, Поповых и Филиновых мало что связывало. Ну, например, когда упал Челябинский метеорит, астрофизик Попова, встретив домохозяйку Филинову внизу у лифта, возбуждённо обсуждала хондритное происхождение небесного болида, а Филинова в ответ долдонила о шейном остеохондрозе, замучившем с осени мужа.

– Вася, Вась, ты где? – прокричала Филинова, опустив сумки с провизией. – Слышал, над Челябинском ракета взорвалась, жертв много, Путин сказал…

Филинов, квалифицированный мастер-оптик на пенсии, ответил из разделённого туалета:

– Это не Путин, а жиды. Да отстань, занят! – и замолчал.

– А Попова говорит, что метеор, и говорит, стёкла полопались…

Филинов молчал. «Ушёл в несознанку», – подумала жена и включила телевизор – как раз была передача о метеоритах.

– Иди скорее, вот это и говорят, послушай!

– И Квачкова замочили, суки, – ответил Филинов, спуская воду, – отольются бабке внучкины слёзки. Ну что там на ужин?

Ужинали долго, вчерашним жарким и эклером на десерт.

– Надо, мать, завязывать с америкосовскими эклерами, с этим вражьим холестерином. Конкретно завязывать надо. А осталось что?

И выпил всё оставшееся, добавил ещё из заначки и побрёл в спальню.

Филинова сидела-сидела перед экраном и сладко заснула. Привиделся ночной Ургант, Ваенга, а потом упал метеор, хлопнул, и пришлось подметать камешки, разбросанные по кухне.

Вселенная

Происхождение рода Филиновых, вернее самого Филинова и его линии по отцу, было смутным. Ну вот, скажем прадедушку звали Ицек, а когда любознательный Филинов посмотрел на компьютере, то узнал, что граждане с этой фамилией являлись важными персонами из славянского тульского дворянства. Про прадедушку и про дворянство рассказывали маленькому Васеньке, убаюкивая. А кто рассказывал, Филин не помнил, может быть, вычитал в нетрезвости или в интернете? Ицеки, дворяне, птичьи фамилии – всё это путалось и не соединялось в голове.

Филинов был по работе устойчивый и дотошный, университетов не кончал, но и пальцем по горшку не мазал. Кстати, полжизни проработал в цехе, где собирали телескопы: линзы опускали со второго этажа из шлифовки, корпуса привозили из механического, а они, так называемая рабочая аристократия, юстировали, подгоняли до микрометра – ну, условно возились с одним изделием по паре лет, типа намеревались открыть далёкую вселенную, где уже расцвёл коммунизм.

Через телескопы, естественно, образовался контакт Филинова и соседки сверху, астрофизика Поповой. Бывало, разругавшись с супругой, пенсионер Филинов поднимался с авоськой пива наверх, а добрая Попова пускала на кухню, чтобы не мешать своему супругу-математику, то ли спавшему, то ли думающему за закрытой дверью кабинета-спальни. И тогда рождались диалоги:

– А всё-таки если Вселенная расширяется, то почему мы от Солнца не удаляемся?

– Ну, знаете, был грандиозный взрыв, он придал звёздам движение в направлении от центра Вселенной наружу, стало быть…

– Так ты, извини, вы, хочешь… блин, хотите сказать… да не похоже, ну вот раздуется, а что в середине будет?

– Тёмная материя…

– Короче, не темни, как Горби. Конкретно, почему мы от Солнца не удаляемся?

И так продолжалось, пока принесённое пиво не заканчивалось. Тогда Филинов грустно уходил, думая, что евреи мутят, что ничего не расширяется, а просто крутится себе и летает.

Дома Филинова сидела у телевизора и не оборачивалась.

– Ещё не налюбовалась коммунистами? Мутят, надувают – и твой патриарх, и твой президент, тьфу, – ворчал Филинов. И наступала следующая ночь.

Протечка

Попова неважно себя чувствовала, не пошла на работу, и у неё случилась очередная протечка. Совершенно не то, что в голову приходит, – просто Попова решила сварить кофе и одновременно постирать бельё. Включила кнопку «замочка» и побежала на кухню, где выдавливала последние пары эспрессо-машина, недавно подаренная мужем.

Наполнила изящную чашечку, подарок сослуживцев к шестидесятилетию, и задумалась о том, как вести поиск ближних малых объектов, которых вокруг Земли вертелось пару миллионов. В те же минуты кнопка «замочка» не сфункционировала, и когда Попова погружалась в проблемы статистической вероятности катастрофических столкновений, раздались настойчивые трели дверного замка.

На площадке стояла Филинова в халате, бигуди и зачем-то держала в руках колготки.

– Да что же вы делаете, ну посмотрите, просто пиздец какой-то!

– Заходите, пожалуйста, Валентина Сергеевна. Может, кофе?

– Да что ж вы, не люди, да посмотрите, да как же, ведь мы ремонт недавно…

И тут Попова услышала журчание и увидела ручейки, бегущие из-под двери ванной комнаты вдоль передней.

– Ой, – вскрикнула Попова, – что же это, что?

Побежала в ванну, как оказалось, полную воды по щиколотку – новая стиральная машина «Самсунг» мерно мурлыкала и изрыгала потоки жидкости.

У Поповой закружилась голова, и она упала без сознания прямо у дверей ванной комнаты.

А вечером всё встало на проторённые пути: Филиновы и Поповы сидели за столом, по экстренному случаю наряженным срочным заказом из сети «Глобус Гурме». Набор «Домашнее застолье» (сыр «Российский» из коровьего молока, колбаса «Брауншвейгская» сырокопчёная, икра лососёвая «Бомонд» в стеклянной банке, огурцы «Нежин» консервированные, грибы белые маринованные «Кедровый бор», мёд «Таёжный» в матрёшке и прочая всячина) соблазнительно раскинулся по столу, воодушевлённому «Русским Стандартом» и шампусиком.

– Вы уж извините нас, чокнемся и забудем по-соседски! Ну, просто день плохо задался, – сказал Попов, поднимая запотевшую рюмку.

Филиновы поначалу хмуро, но откликнулись, через полчаса наступило почти Пасхальное всепрощение, а вскоре, через половину второго «Стандарта», потекли разговоры, причём говорили наперекрёст – Попова с Филиновым о наметившемся отставании России в изучении Вселенной, а Филинова с Поповым практически договорились об обмене рассадой (огурцы на клубнику). К чаю перешли на политику.

– И чего им не сиделось, послушались советников и всё расхе… порушили. Вот раньше в Симеиз, или на Гиссар, или в Шемаху возили телескопы как к себе, собирали, устанавливали, юстировали, всё путём было, любовь-шашлыки-поцелуи-«чой бор» … всё, так сказать, блин, под откос…

– А я вам о чём талдычу. Но согласитесь, свободы-то не было, сидели по лагерям, и даже дома как по камерам.

– Никогда человеку хорошо не было, ни в древнем Риме, ни в царской России, – вмешался Попов

– Ну ладно, и тогда плохо, и сейчас, и всегда, – согласилась с супругом Попова и тут вспомнила свою первую любовь, по случайности случившуюся в Шемахинской астрофизической обсерватории, вспомнила и замолчала.

И только когда подошли к президенту, наступило общее согласие: он был и тритоном-альбиносом, и сексотом, и тираном, и вором.

– Короче, сука он и еврей, – заключил Филинов, поднимаясь. – Ну спасибо, пора к себе, ещё неделю теперь сушиться-убираться.

Провожая гостей до двери, Попов всунул в руку Филинова конверт на покрытие расходов, связанных с протечкой: «Вы уж извините, больше не повторится».

– Люди они, конечно, другие, но посидели хорошо, – заключил Попов, – а лучше больше их не заливай.

Поединок

В тот вечер Филинов с наполненным желудком спустился в родную пострадавшую квартиру и пересчитал деньги из конверта.

– Мать, слышишь, похоже, и хватит.

– Ну и аюшки, справимся, завтра просохнет, Стасику позвоню, пусть своих ребят приводит, – прокричала Филинова из ванной, где совершала вечерние процедуры.

А Филинов даже не стал смотреть вечерние новости, покряхтел, забрался под одеяло и тотчас заснул. И привиделся ему сон: на поле, вроде как на Куликовом поле, он стоял босой в высокой, мокрой от росы траве, а вдали слева – русская армия под красными знамёнами, справа же – немцы в мышиных шинелях. Стояли друг перед другом тысячи и тысячи. Филинов махнул рукой и прокричал: «Выходить к барьеру! К барьеру!» Войска расступились, и выступили навстречу из разомкнувшихся рядов Гитлер и Сталин. Сталин был в белом кителе с золотыми пуговицами, а Гитлер – в жилетке с фашистским крестом на голое тело. «Ко мне! – скомандовал Филинов и открыл ларец с дуэльными пистолетами. – Гамарджоба, битте, выбирайте, господа!» – воткнул в Бородинское поле лыжную палку, отсчитал двадцать шагов и воткнул вторую…

– Филя, храпишь очень, перевернись, – донёсся голос жены с небес над полем, и стало непонятно – над Куликовым или Бородинским?

Перевернувшись на бок, Филинов оказался в набитом автобусе, который ехал в сторону Куликова поля. Автобус часто останавливался, и всё залезали и залезали новые пассажиры, так что Филинову стало трудно дышать. Наконец остановились, и Сталин спросил: «Ну, где застрял, понимаешь, что делаешь, мамадзагва?». Тут Филинов проснулся в холодном поту и встал пописать и попить.

Из кухонного окна светила полная луна, по плите и столу бегали тараканы-прусаки.

– Стрелять! – пошутил спросонья Филинов, вернулся под одеяло, снов в эту ночь больше не видел и проснулся поздно.