Читать книгу Работа над ошибками. Фантастическая повесть и рассказы - Андрей Звонков - Страница 7

В которой врачи гуляют по Лианозовскому парку, обсуждая дальнейшие планы на ближайшие дни и приходят к выводу, что люди пока еще все-таки люди.

Через два дня он позвонил и пригласил меня прогуляться.

Мы бродили по аллеям Лианозовского парка. В будний день аттракционы пусты, на детских площадках несколько мамочек с колясками. Юра крутил в руках зонт. Мы с ним ни о чем не говорили, просто брели и любовались весенней природой. Ровные дорожки, вымощенные плиткой, подстриженные кусты и огромные березы. Кое-где в ложбинках таял последний снег.

– Отец, когда еще был здоров, – без прелюдий сказал я, – рассказывал, что во время войны тут стояла военная часть – ПВО и весь парк изрезан был траншеями, убежищами и изрыт воронками от бомб. Говорил, что видел их в детстве. А из аттракционов стояли только цепная карусель и качели-лодочки. Представляешь?

– Не представляю, – Юра протянул руку, – дай телефон.

Я вынул смартфон и отдал ему.

Юра из сумки достал небольшую металлическую коробку, предварительно отключив смартфоны, убрал оба в коробку, которую укутал в несколько листов пупырчатой упаковки.

Из сумки достал блокнот и карандаш – обычный грифельный KOH-I-NOOR. Я таких давно не видел. Во всех авторучках вмонтировано запоминающее устройство для облегчения перевода текста в электронный. Можно с памяти ручки в смартфон перенести написанное, и отправить электронной почтой, куда хочешь. Очень удобно. Спецслужбам тоже. Возьми такую ручку и узнаешь, что ей было записано в последние сутки. Если только владелец ее предварительно не обработал магнитом. Ношение с собой магнита – подозрительно. Значит, есть, что скрывать.

Если Юра взял карандаш, значит, он будет писать что-то сверхсекретное.

Он раскрыл зонт. Благо накрапывал легкий дождик, даже не дождь, а висела в воздухе водяная муть. Так невозможно с дрона увидеть, что мы пишем. Если «птичка» на высоте километра – ее не видно, а оптика там такая, что каждую букву видно.

«Мне помогут исчезнуть» – написал он и добавил: «нам со Светой».

«Как?» – написал я.

«Нужен ДК» – ответил он.

Я подчеркнул «КАК?»

«У тебя отберут на вызове»

«А смысл? ДК не взломать за пять минут, – ответил я. – а потом он бесполезен».

«Если не знать пин-код»

«Я не могу сказать, ты же знаешь. Это автоматом обвинение в соучастии. Если не убьют, и даже если убьют. На мне родители!» – мне хотелось дать ему по роже. – «Ты понимаешь, что нам всем приговор!»

Я догадался, на Юру вышли какие-то люди и сделали предложение, от которого сложно отказаться. Невозможно отказаться. Видимо ему пообещали не только новые документы, но и неплохие «подъемные». Взломанный ДК стоит десятки миллионов.

Он что, забыл? У меня отец больной, мать на пенсии.

Каждый год соцработники приходили с предложением перевести моих родителей в приют. Я отбивался. То, что у отца «Альцгеймер» – не повод отправлять его в интернат. Если со мной что-то случится – они обречены. Их отправят в приют и там, через год, похоронят. На стариков государственный лимит исчерпан. Если дети их кормить не могут или не хотят – пенсионеров отправляют в дом престарелых, где они умирают очень быстро «от естественных причин». Мы-то с Юрой отлично понимали, что это за «естественные» причины. В стране рыночная экономика. И как планировал «гений экономики» – «рынок управил». Старики, особенно одинокие, долго не жили. Их даже не вскрывали для экономии. По завету этого государственного пухлощекого деятеля «если часть стариков-пенсионеров вымрет, это не страшно» – кажется процесс «вымирания» перевели на обязательные рельсы. Не так жестоко как в первобытном обществе, где стариков предписывалось связанными отвозить в лес, на съедение зверям и не как у фашистов в лагерях смерти – через газовые камеры и печи. Все интеллигентно и «с достоинством» – за год подсаживали на сердечный препарат, который потом, когда сердце без него работать уже не могло, резко отменяли, и вот тебе «Смерть от естественной причины» – срыв ритма и асистолия.

Юра все понимал. Он написал:

«Если будут знать четыре символа из шестнадцати, взломают за минуту».

«Я не могу их произнести. – Ответил я, – ДК пишет каждое слово»

«Не говори, напиши».

«Я не пойду на такой риск. Почерк».

Юра показал себе в подмышку.

«Маркером. Потом сотрешь спиртом».

Я покачал головой. Мы перед началом выездов и после работы принимаем душ. Душевая – общая. Надпись в подмышечной впадине коллеги могут увидеть.

«Обещать не буду. Если честно – мне стрёмно. Понимаешь, если ДК взломают так быстро – я все-равно на 100% под подозрением»!

«Если все сделаешь правильно, доказать они ничего не смогут. ДК – железка, когда-нибудь его взломают. И уже взламывали, ты знаешь».

«Если ДК взломают и получат доступ к базе „госуслуг“ – это миллионы жителей, такая база стоит сотни миллионов рублей. Не слишком дорого хочешь заплатить за „исчезновение“»?

– «Обещали, что помогут, — Юрка писал обрывками слов, – я должен верить на слово».

Блокнот намок, и писать карандашом становилось все сложнее.

«Ты им веришь»? – добавил я. – «Может быть, оставить как есть? Пять лет будешь готовиться, сдавать зачеты, потом подтвердишь диплом и опять стаешь врачом».

«Меня с судимостью никуда не возьмут, – ответил Юра, – даже в степь по программе «земский доктор».

– Надо, Леша, – он повторил, – надо.

Он снова взял карандаш.

«Ни о чем не беспокойся. Коси под дурачка. Цифры напиши уже вечером. Думаю, что вызов с захватом организуют под утро».

«Ты уже договорился? Не заручившись моим согласием»? – я показал ему кулак.

«Если у тебя не будет под мышкой цифр, мы со Светкой исчезнем на самом деле», – ответил он на чистой странице. -«Решение за тобой».

«Шантаж?» – возмутился я. – «Ты меня шантажируешь»?!

«Не я, меня предупредили, что если они не получат возможности взломать ДК, то меня уберут из безопасности, а Светку заодно. Хоть она и не причем»!

Я вытер мокрый лоб. Несмотря на холодную морось – вспотел.

«Все, – написал он. – Больше нечего обсуждать. Бумагу надо съесть».

Он принялся вырывать листочки и запихивать в рот. Из сумки достал бутыль с водой.

– Заворот будет, – пошутил я.

– Как-нибудь пропихнем. Касторки выпьешь. Ешь, давай.

Я присоединился к Юре и мы несколько минут молча жевали бумагу и запивали комки водой. Потом дружно расхохотались. От блокнота ничего кроме пластиковых корочек не осталось. Юрка поднес к ним зажигалку. Пластик принялся чадить, на мокрую бетонную площадку потекли, издавая гул и свист, огненные капли. В пальцах Юрия остались ниточки проводников и оплавленный микрочип. Блокнот стучал?! Какие же мы идиоты! Но Юра был спокоен.

– Я его в микроволновке погрел, не ссы. Вся электроника спеклась. А вставить контроллер в каждый лист бумаги – этого пока не могут.

Мы направились к выходу из парка.

– Я не понял, почему с тобой обошлись так жестко. Я насчет приговора. Адвокат намекнул, что кто-то из чиновников в министерстве или ДЗМ делает карьеру на этом случае. – Я не боялся, что нас услышат. Тема вполне резонная. О чем нам еще говорить?

– Есть такой человек – вице-мэр Москвы по социальным вопросам и здравоохранению, ты его знаешь, так вот он решил, что мой случай нужно раздуть в воспитательных целях. И ему нужен был обязательно москвич из коренных. Косяки приезжих наемных врачей не так показательны. «Бей своих, чтобы чужие боялись!». Это же понятно.

– Ты уверен?

– Мне следователь показала его письмо в прокуратуру: «Сделать показательный процесс в воспитательных целях». Когда видел в суде столько журналистов? Я что – террорист?

– А она не нарушила инструкцию? – удивился я.

– Понимаешь, Леша, люди все-таки это люди. И человеческая совесть и доброта в них еще сохранились. Потому вокруг нас и напичкано столько электроники и средств контроля, что надежды на «бдительность граждан» у властей нет. Думаешь, они от доброты сердечной назначили премию за каждый донос? Это шанс, что среди нормальных людей непременно окажется подонок, доносящий на своих же друзей. И водителя с его курением приплели нарочно. Какая-то сука из мамаш на детской площадке его сняла с сигаретой и стуканула.

Я понимал. Я просто молчал. Юрка достаточно наговорил, чтобы мне написать куда следует. Но мне он доверял. Только мне. Иначе как жить, если совсем никому не верить?

– Юр, телефон верни, а то увезешь с собой.

Юра закрыл фонтан своего красноречия. Мы подошли к стоянке машин каршеринга. Он извлек из банки мой смартфон.

– Возьмем? – спросил я. – Ты же с правами?

– У меня на карте ноль, помноженный на ноль.

– Я тебе перекину.

– Не надо! – Юра передернул плечами, – ты знаешь, что за оплаченную тобой дверь со Светки содрали налог с дохода?

– Не понял.

– Чего непонятного? Заказ был на нее, а оплатил ты. Значит, деньги ей дал? А это доход. Вот с нее тринадцать процентов и сняли, как НДФЛ. Все по закону. Она же не благотворительный фонд. С твоих денег сняли эндээс, с нее эндэфэл… доильный автомат работает. Этим тварям на яхты денег не хватает… – добавил он.

– Тогда идем до метро. Таксиботов нет рядом, – предложил я. – Я уже вымок от этой весенней срани. А завтра дежурить сутки. Ты то выспишься, – подколол я его.

Юра криво усмехнулся. Последнее время он не улыбался светло как раньше. «Батарейка села».