Читать книгу Чистые - Ангелина Смурова - Страница 12

Облазав весь дом, собрав на свою одежду несчётное количество застарелой пыли, паутины и каких-то пушинок, Сирша добралась до кладовой. В ней, к радости девушки, обнаружилось немного мёда, пчелиного воска и масло.

– Жалко, что бабулину мазь нельзя уже использовать, – огорчилась Сирша, вертя в руках баночку желтоватого вещества, засохшего и растрескавшегося от времени. – Она стоит тут больше двух лет…

Коленка продолжала напоминать о себе саднящей болью, отвлекая и требуя внимания. Но девушке было некогда: старый, но крепкий дом был пылен и холоден, отдавал резким запахом нежилого, и до вечера нужно было это исправить.

В той же комнате она откопала много необходимых вещей: вёдра, уйму котелков и пару сковород, пестик со ступой из дерева, вырезанные дедом, что-то ещё… Сбегав во двор, наломала голик из свежих веток.

– Чего-то я ещё хотела… не хватает… – увлечённо рассуждала она сама с собой. – Точно! Печь!

Веничком она сняла пыль, скопившуюся на посеревшей от времени махине.

– Гу! – труба глухо ухнула в ответ на её вопль. Сирше становилось весело: вновь начиналась игра, в которой правила устанавливала она.

Схватив вёдра, она побежала за дом, заминая ногами высокую траву. Та ложилась внахлёст наподобие густой косы, и Сирше казалось, что она идёт по голове закопавшегося великана. Тогда она несколько сбавила шаг, чтобы не ступать тяжело и не причинять великану неприятные ощущения.

Трава была влажной от утренней росы, которая, ещё не высушенная солнцем, сверкала и переливалась в его лучах ярким разноцветьем. Штанины тут же пропитались искрящейся влагой, потяжелели и облепили ноги, мешая идти, но для Сирши это было частью новой игры с домом. Ей хотелось видеть его снова живым, как в детстве.

За домом, в глубине разросшегося и одичавшего сада, Сирша отыскала родник. Весело журчала вода, перекатывала крохотные песчинки, переворачивала небольшие камушки, любуясь их гладкостью – своей упорной работой. У больших камней она рассерженно вскипала, не в силах сдвинуть такую тяжесть с места. Ей оставалось лишь, обиженно шипя, потихоньку облизывать их, чтобы хоть по крупицам бороться с глыбами своей мягкой, но верной силой.

Сирша набрала в ведра мокрого песка и воды и принялась яростно тереть их круглые бока. Потемневший металл, от безделья слегка тронутый ржавчиной, начал очищаться, весело поблёскивая под напористыми движениями девушки. И вот оба ведра, вымытые, стоят вверх дном, а неугомонная хозяйка тащит котлы и сковороды, подвергая их той же участи.

Оставив посуду сохнуть, Сирша потащила в дом воду. Пока она чистила утварь, вспомнила, где взять кремень и дрова. В саду же нашлось множество сухостоя, который был тут же притащен в дом. Вместе с взятым девушка прихватила сухой коры и мха.

Дрова нашлись за печью, словно поджидавшие её прихода. Приготовленные ещё бабушкой, они лишь немного отсырели в закрытом доме, напившись влаги из воздуха.

Всё было уложено в печь таким образом, чтобы сырые поленца были сверху, а в середине – сухие ветки и мох, которые точно сразу займутся огнём. Волнуясь, Сирша зашарила рукой по лежанке. Ничего. Поочерёдно заглянула в тёмные печурки, и вот тут-то повезло: в глубине одной из них, под трубой, нашлось огниво, которое она и искала. Девушка просияла довольной улыбкой: огню быть!

Через несколько минут печь осветилась шаловливыми язычками пламени. Дрова ещё не взялись, лишь дымились, подсушиваясь от набирающего силу пламени. Немного понаблюдав за огнём, Сирша прикрыла окно печи заслонкой.

– Ну вот, теперь огонь выжжет эту противную вонь осиротевшего дома, – пробурчала она под нос, морща его от всё ещё стоявшего запаха нежилого. – А хорошо бы что-то поесть… – заметила она и, взяв из бабушкиного шкафа какую-то книгу, снова вышла в сад.

Освещённый полуденным солнцем, он казался живым существом, что-то тихо шепчущем зелёными устами. Сирша вздохнула: птиц до сих пор не было слышно, и это напрягало.

Взятый травник помогал отыскать съедобные травы и коренья. Составленный заботливой бабушкиной рукой, он разворачивался подробными рисунками и советами по использованию того или иного растения. Вооружившись лопатой, Сирша выкапывала всё новые и новые коренья, оборачивала их громадными листьями и складывала возле сушащихся котлов у ручья. Туда же отправлялись и найденные грибы. В ряд лежали они с лапчаткой, лакричником, пастернаком, одуванчиком и диким луком.

«И питьё, и еда, да даже сладкое у меня будет! Вот вымочу и приготовлю вечером. Пир будет!..»

Стало грустно. Пир для одного человека?.. Сирша вспомнила, какие устраивались совместные с Ладой посиделки, их неугасимое веселье, несмотря на разницу в возрасте, приготовление новых необычных кушаний. Принимала участие и Марка, вертясь возле стола в ожидании угощения.

– Что это я! Сижу, а дел ещё!.. до зари не управиться! – встряхнулась она от грустных мыслей.

Действительно, дел всё ещё не становилось меньше. Девушка поворошила прогоревшие дрова, подбросила новые. Печь начинала нагреваться, пыхтела, раздувая каменные щёки, с треском пережёвывала свою деревянную пищу огненными зубками. Она благодарно гудела свою дымную песенку, аккомпанируя себе ветром в трубе.

Вымытые в ручье коренья, травы и грибы Сирша порезала, замочила в котле.

– Как приберусь – наготовлю вкуснятины! – пояснила она кому-то, поучительно выставив палец.

Окна и дверь были распахнуты настежь, даже небольшие форточки не отворяющихся окон были открыты, и в них волнами врывался свежий воздух, вытесняющий старый. В воздухе стоял туман взметнувшейся пыли. Он золотисто клубился в солнечных лучах, ясно рисуя их, как по линейке, чтобы затем, в сумрачной глубине комнаты, растворить в своём нутре.

Грязные вещи Сирша комом выволокла на улицу.

– Потом постирать что ли… – она отнесла узел к ручью и, подумав, вывернула вещи прямо в воду, придавив камнями. – Пускай промываются от пыли, а потом уж я доделаю оставшееся.

Голик девушка умудрилась насадить на черенок от лопаты, сделав себе ладную метлу, которой она принялась шуршать в доме, наполнив его оживлённой работой.

Подкладывая иногда в печь дровишки, Сирша выскребала все углы от мусора, скопившегося за годы. Она двигала мебель, обметая пыль с её поверхностей, снимала паутину и труху со стен, потолка, подоконников. Метла мелодично шурхала, потрескивали в печи поленца. Сирша затянула песню, слова которой въелись в память каждой буковкой, множество раз петые матерью и бабушкой.

Свет в тебе –

Разгонит мрак.

Не отдай его за «так»,

Не продай за звон монет!

Ты позволь ему гореть;

Он согреет в холода

И поможет, коль беда.

Силами тебя не обделит.

Коль затушишь – аконит…

Стоит только раз упасть –

Разверзает бездна пасть,

Темнота затянет в омут,

Закружат грехов водовороты…

Ты гори, свети, не гасни!

Знай, ведь это не напрасно!

Твой огонь пускай кипит:

Люсдельбена цвет растит…

Сор сгорел в печке так быстро, что Сирша и зевнуть не успела. Она засмотрелась на огонь:

«Вот так года горят, в мгновение, в жарком огне жизни. И не заметишь, как прогорят, оставив только остывшие угольки…»

По порядку вымыла она окна, полки, протёрла мебель и полы. В доме разлился аромат чистоты, гуляющий воздух всё быстро высушил. Сирша прикрыла все окна и дверь, оставив открытой только одну форточку – пусть теперь дом нагревается.

– Ну, теперь тут снова можно жить! – усмехнулась она, любуясь проделанной работой.

Хорошенько отжав занавески и половички, выполосканные, Сирша развесила по ветвям деревьев на просушку.

«Нужно украсить дом цветами. Как праздник чтобы было! Только, чтоб подольше стояли…»

За садом простиралось поле, волнами вздрагивавшее на поднявшемся ветру.

– Вот и ветер! – рассмеялась Сирша, и, расставив руки в стороны, зажмурилась, закружилась, позволяя воздушному хулигану играться с её волосами как ему вздумается.

Ей казалось, что она и ветер, и это поле с пляшущими стебельками трав – единое целое, не было уже отдельного «Я» – была только спиралью ввинчивающаяся в синь вечность.

Ноги сами согнулись, и девушка, упав в объятия ароматных трав, распахнула глаза. Она смотрела в бесконечно высокое небо:

«Вот оно, вечное и доброе, смотрит на меня, вливается в мои глаза, огромное и великое. На меня, такую песчинку, а я – как можно мне смотреть на него вот так просто, с такой наглой бесстыдностью?»

И продолжала смотреть, не ощущая своего тела, слившись в одно целое с держащей её в своих шершавых и тёплых ладонях землёй.

«И правда, великанша, – вспомнилась ей травяная коса. – Но пора…»

Нехотя поднявшись, Сирша отряхнула волосы и комбинезон от налипших травинок.

За полем обнаружился ельник, значительно разросшийся с тех пор, как она последний раз его видела. Он возвышался игольчато-синей массой над широким простором. Внутри ельника было прохладно. Лапы елей, не пропускающие вглубь солнечные лучи, бережно сохраняли зеленоватую тень. Несмотря на желание пройтись по лесу, девушка не пошла далеко, а сорвала несколько больших ветвей с шишками и покинула ельник скорым шагом.

Поле дышало и волновалось, доверчиво тянулось к синеве. На ходу Сирша срывала цветы и понравившиеся стебли.

Солнце уже наливалось румянцем, уставшее и сонное. Свет стал мягче и золотистее, даже скачущий по ветвям деревьев ветер лениво присмирел, тихонько укачивая зелень макушек.

Наскоро разместив высохшие занавески и половики, Сирша принялась украшать дом.

Во всех углах и щелях появились яркие невянущие цветы и еловые ветви. Шишки нашли себе место на подоконниках. Дом, убранный как к празднику, стоял нарядный и благоухающий, живой. Единственная его комната словно стала выше, просторнее и светлее.

«Как невеста или… покойник…» – содрогнулась внезапно Сирша. Странная мысль напугала её.

– Вот глупости выдумала! Кому тут играть свадьбу или умирать?.. – затихшим голосом произнесла она вопрос, который звучал слишком тяжело.

– Нужно готовить! – разрушила она начинавшую стягиваться тишину, вспомнив о собранных запасах.

Стоило поторопиться: растаявшее солнце стекло к горизонту багровой лужицей и грозило совсем скоро ухнуть в своё ложе, залив всё ночной синью.