Читать книгу Чистые - Ангелина Смурова - Страница 3

Дел было немало. Сирше казалось, что день только начался, как за всем сделанным оставался позади длинный хвост прошедших часов и событий. И что делать, когда ты одна и совета толком спросить не у кого?

Всё решалось методом проб и тыков: авось да получится, а нет – начнём по новой. Так даже за одним делом мог пройти весь день, если Сирша ни разу не занималась подобным ранее.

Изредка навещала девушку соседка-старушка. Обычно Сирша ставила чай, бабушка Лада затягивалась старыми песнями и сказками, которые хоть и не помогали Сирше разобраться и окрепнуть в ведении хозяйства, зато позволяли отвлечься на очередную странную, смешную или вовсе пугающую историю.

Вот и сейчас старушка, соскучившись, пришла к девушке, затянув старую сказку о Звонаре. Сирша поморщилась: она наизусть слышала эту историю про добродетели правителя, что почему-то совсем не совпадало с реальностью. Но уютный поскрипывающий голос Лады успокаивал, и Сирша прильнула головой к коленям старушки, закрыв глаза. Тут же тёплым мягким обручем опустились старые руки на голову девушки, осторожно поглаживая волнистые чёрные пряди. Это был единственный человек, с которым позволяла себе Сирша расслабиться, которому могла довериться. С Ладой дружила покойная бабушка Мирана, потому с детства девушка была знакома со старушкой, и между ними установились дружеские отношения. Лада заменила Сирше всех поочерёдно ушедших родных, став всем.

– Слушай, золотко, слушай милая. Был король, всем королям король! После жестокого смутного времечка взял он правление в свои руки, и возрадовался народ наш!

– Да как же так, баб Лада, Звонарь совсем не такой же! Вот сколько раз уже ты рассказываешь, какой он хороший был правитель. Так почему же не остался он таким?.. – Сирша потянулась вверх подбородком, косясь на старушку и хмурясь.

– А ты слушай, слушай милая. Не всегда был он таков, каким ты его видишь сейчас. Когда-то светлы были его очи, и думы его были о счастье нашем. Много хорошего сделал он в те годы, да пошло всё прахом, когда пришла к нему запятнанная болезнями старость. Не хотел наш король умирать и делиться плодами своей работы с другими. Кинул клич по всем целителям – никто не мог помочь ему, никто не мог подсказать, как продлить жизнь. Король наш омрачился и заперся в башне.

Никто не мог сказать, как долго он был там, только народ стал уже и забывать, что над ними кто-то стоит. Многие опустились, чувствуя свободу и вседозволенность. Только стал народ чёрными метками покрываться от своих грязных поступков. За каждый грех стало тело мараться пятнами, смердящими и чёрными, чернее болотной жижи. Только детки малые, не знаючи зла намеренного, оставались чистыми и светлыми.

Сыпаться над королевством стал чёрный снег – запыхали сажей трубы выросших, неизвестно когда, высоких башен. Не удивляло только почему-то это народ. Уж настолько сами были люди черны, что не видели за сыпавшимся пеплом этих чёрных исполинов, и те оставались смущать одно лишь небо да крохотные остатки незапятнанных своими несуразными вытянутыми фигурами и чёрным зловонием.

И как задышали смогом трубы, вышел к народу Звонарь. Но не узнали его поначалу: высокий статный молодой человек явился к ним, каким был король в молодости. Только глаза были его черны, словно два бездонных омута. Даже у вдовьих птиц взгляд милее, чем его прожигающий своей пустотой.

Объявил он тогда, что всех врачевателей и целителей требует вновь явиться к себе. Только тогда никто из пришедших так и не вернулся. И народ стал пропадать на улицах, всё больше тот, что менее запятнан чернотой. Зато появлялись приближённые царя, скрывавшиеся под плотными богатыми тканями да масками. Никто не желал показывать, насколько низко пал он, и только знати хватало средств это скрыть. А люди всё чернели, пока полностью не осклизали в один момент чёрной мазутной лужицей прямо посреди улицы…

Сирша сидела возле ног старушки, как мышонок. Всегда концовка этой истории заставляла её пугаться и замирать и сердцем, и умом, и телом. Слыша страшную историю с детства, всё делала девушка, чтобы не отмечаться чёрными страшными метками. И немногих видя людей, считала их отметины, ужасаясь, что практически все они – запятнаны.

Содрогнувшись, Сирша вскочила на ноги.

– Баб Лада, да куда же пропали все врачеватели? И неужто нельзя как-то излечиться от этих отметин?

– Да как же ты милая смоешь с себя дурные поступки-то? Только искуплением, очищением изнутри меняется человек. Долгий и тернистый путь должен он пройти, прежде чем раскается, примет свои поступки, а потом и исправит их, если это в его силах… А без этого никакие лекарства не помогут, милая, ему. А целители… Не знаю я, чадушка, так давно случилось это… Только Звонарь помнит, ведь он по сю пору живёт, как по сю пору чадят и плюются искрами чёрные трубы…

Старушка закряхтела, поднимаясь с кресла-качалки, в котором всегда сидела, когда приходила.

– Что ж ты, бабуль, уходишь уже? – Сирша огорчённо метнула взгляд на окно и ахнула: багровой полосой разлился тусклый закат, растеряв свои краски.

– Поздно уже, Сиршенька, пока-то я дойду к себе, ой!.. – беззубо улыбнулась старушка и махнула рукой – дескать, долго идти. – Ты лучше завтра сама приходи ко мне, заварим твои любимые чай да пирог сделаем.

Сирша с благодарностью и резвостью молодой лошадки подскочила к старушке и крепко её обняла. В такие моменты она ощущала себя по-настоящему счастливой, несмотря ни на что.

– Спасибо за сказку, бабуль!..

Только кто же знает наверняка, где больше правды: в жизни ли, или в сказке?.. Может и незаслуженно присвоили мы им такие понятия, не по их содержанию…