Читать книгу Чистые - Ангелина Смурова - Страница 14

– Я говорил вам, что в Тиве будут чистые? А мы проверили только два дома, – Первый с гордостью в голосе повернул маску на спутников, плетущихся следом за ним.

Пятый нёс небольшую ёмкость с закупоренным отверстием. На его шее как шарф, болтался шланг, один конец которого был подключен к сосуду. Другой напоминал жало: острое треугольное лезвие со стеклянной полой трубкой свешивалось, изредца чиркая по мантии Виллэда.

Лица, как несущего прибор, так и всей группы, были скрыты масками, как и всегда. Никто не должен знать лиц убийц, тем более – под эгидой власти. А жаль. Но убийцы охранялись молчанием стада и обезличивающими масками.

Пять одинаковых бесформенных фигур. Пять масок, различных лишь номерами да цветом у Первого: у всех были чёрные, у него же, как у приближённого короля – белая. Даже рост идущих был одинаков: при дворе каждому подбирали обувь с платформой такой высоты, чтобы по итогу все были одного роста. Так стиралась напрочь личность и её особенности, оставляя голые механические навыки, нужные королю. И тот, кто смел выделяться без особого дозволения – карался…

– Сюда, – коротко бросил Первый, указывая на крохотный голубой домик, осевший и поросший лишайником. Он, казалось, съёжился и присел, не в силах полностью спрятаться от надвигающейся беды в лицах Пяти. Одинокое окно скудно светилось, единственное во всей деревне.

– Лада целый день провела в тревожном одиночестве. После того, как она пришла навестить Сиршу, казалось, прошла вечность, за которую старость ещё сильнее надавила своею безжалостной ладонью на её обычно живое лицо. От это жестокой длани резкими линиями выступила сеть глубоких морщин, лицо посерело, осыпанное пеплом тревоги. За день постарела Лада словно на десять лет.

– Что же это?.. Что случилось с моей девочкой? – беспокойно охала старушка, увидев пустой дом, в котором горел ядовито-зелёный свет, забытый пропавшей хозяйкой. Но больше всего поразила Ладу зияющая пасть пролома, изрыгающая гнилой запах. Женщина почувствовала прилив тошноты и поспешила вернуться в своё одинокое обиталище, пытаясь разгадать тайну исчезновения девочки.

В эту ночь старушке не удавалось уснуть. Она поминутно открывала глаза, ворочалась, пытаясь найти удобное положение затекающим членам, положение, в котором старые кости не будут давить встревоженное сердце. Положение не находилось, и, намучившись, Лада зажгла свечу и стала вязать свитер для Сирши, который уже завершала. Руки механически совершали привычную работу, в то время как перед глазами Лады проносились воспоминания её длинной и горькой жизни: её некогда счастливая семья, страшный день, пропажа единственного сына… к этим горестным воспоминаниям присоединилась и тревога за Сиршу.

Когда на пороге заслышалось громыхание сапог, старушка уже закончила вязать и вслушивалась в движения набирающей силу ночи. Услышав грубый стук чужих шагов, она вздрогнула и горько улыбнулась. Что-то быстро написав на желтоватом листе бумаги и завернув его в свитер, Лада спрятала вещь в первый ящик стола, в то время как Пять выламывали запертую на крюк дверь. Наконец, петли слетели, и дверь пластом рухнула, открыв чёрный проём и белую единицу.

«Значит, судьба моя такова…»

– Вот она, номер отсутствует, – Первый незаметно кивнул Пятому. – Бабуль, ты чего это в поздноту такую не спишь?

– Я, сынок, стара, это молодым сон важен, а мне уж и не в пору, – прошелестела старушка. -Чтой-то вы, голубчики, дверь сломали? Я б и так открыла, нешто нельзя постучать?

– Не для того пришли, чтобы ждать, бабка. Где твой номер?

– У меня есть имя, сынок.

В то время, как Первый и Лада вели странный и бессмысленный диалог, Пятый запустил прибор, пользуясь отвлечённостью внимания женщины. Цилиндр осветился изнутри четырьмя яркими огоньками, светлячками метавшимися в стеклянном сосуде.

– Это нас не интересует. У всех должны быть номера.

– Всех бешеных собак не пересчитаешь, – улыбнулась старушка, прищурясь на Первого. – А огни вас интересуют, это вот я вижу своими, пусть и слеповатыми, глазами.

Первый оскалился от дерзких слов рухляди, который раз благословляя маску, скрывающую всё, что не в силах был удержать он.

– Да как ты…

– Не серчай, милок. Мне уж столько, что и помирать не страшно, наоборот, ждёшь своего часа. Нет мне смысла вам сопротивляться. Лягу я только, да забирайте… – смиренная трескотня старухи и её покорность судьбе изумили Первого, он ощутил странное чувство, будто её голос был ему знаком. Глупости…

– Только просьба у меня есть…

– Говори, – холодно бросил Первый, всё больше погружаясь в странное чувство, тревожившее его своей непривычностью.

– Вы дверь, пожалуйста, поставьте обратно. Негоже дому без неё. Всё равно что молодцу без чести.

Первый ничего не ответил. Лада села на край застеленной постели, мысленно прощаясь с Сиршей и пропавшим сыном.

Пятый ткнул в какую-то кнопку и с размаху всадил острие жала в середину всхлипнувшей груди старушки. Она не вскрикнула, лишь закрыла, вздрогнув, глаза. Её губы беззвучно шевелились. Первый, внимательно следивший за смертью, похолодел, читая по губам: «Джадис, надеюсь, ты жив и стал достойным человеком… А этих людей я прощаю, они итак наказаны…»

По тонкому прозрачному шлангу в цилиндр влетел пятый огонёк. Он заметался среди всполошённых, уже находившихся там, словно узнавая в них знакомых, и вдруг, мерцая, – осел на дно, словно обессилев.

Довольный Виллэд отключил прибор, огоньки потухли. То, что уже не было Ладой, медленно отклоняясь, упало спиной на кровать. Глаза медленно затянуло чем-то чёрным и склизким, такой же чернотой хлынула изо рта густая кровь…

Первого била крупная дрожь. Он закрыл глаза умершей, стараясь не смотреть на неё. Пальцы, с которых он стянул перчатку из белой кожи, ходили ходуном, не желая слушаться.

Первый заторопился. Отдал приказ остальным приладить и закрыть дверь.

– С каких это пор ты выполняешь просьбы дохлых бабок? – съязвил Второй. – Стареешь что ли?

– Заткнись и выполняй! – Джадис не вышел – вылетел из дома, оставив недоумевающих подчинённых, непривыкших видеть его в каком-либо сильном проявлении чувств.

Он вспомнил, откуда он знает эту деревню, этот низкий дом с резными голубыми ставнями, и почему его тянуло в это место.

– Лада… мою мать звали Ладой… – вспоминал он, сняв маску и вытирая глаза. Что это? Слёзы? У безжалостного убийцы и верного пса короля? Какая глупость… – Нет, конечно, просто резко вышел из светлого помещения в темноту, – обманывал он себя, однако ни капли не веря в жалкое оправдание.

Послышался шум шагов остальных членов Пяти. Первый спрятал лицо маской, не желая показать своей слабости.

– Готово. Ну, что, дальше ищем чистеньких? – хищный голос Второго вернул Джадиса в реальность.

– Отлично. Ещё есть четыре дома, остальные – нежилые. Поспешим. До рассвета нужно закончить, – ещё недавно нетвёрдый его голос звучал холодно и жёстко. Второй решил не расспрашивать о причинах внезапной вспышки, не желая нарваться на неприятности.

Остаток ночи принёс ещё шесть испуганных огней, мечущихся в стеклянном цилиндре и не находящих выхода. И лишь один огонёк, словно присев на дно, тихонько мерцал, будто плакал.

На рассвете они уже достигли светлицы, пройдя по подземным ходам, лабиринтами рассекающих Громбург. Джадис, сдав королю отчёт о ночном походе, сказался больным и ушёл, оставив подчинённым сделать вытяжку. От своей доли он отказался, вновь вызвав подозрение Второго. Он вышел из светлицы следом за Первым и, остановив его, зашипел ему в ухо:

– Джадис, не узнаю я тебя. Сначала эта бабка, дверь, теперь странная болезнь и отказ от доли. Не считаешь, что твой отказ нелогичен, тем более, если ты болен? Ты ведь знаешь силу вытяжек, – он хрипел над ухом Первого, злорадно щурясь, и это чувство ядом просачивалось в его слова. – Не боишься, что король узнает об этих несуразностях, и у него появится новый советник?

– Неужели ты? Тебя вопросы начальства не касаются, Лейд, если ты, конечно, не хочешь отдать свой огонь в дополнение к вытяжке. Ты смеешь проявлять неуважительное поведение к старшему по всем параметрам. Советую не забываться. И не сметь меня касаться, – омерзение кривило губы Джадиса, и его и без того ледяной зловещий голос становился ещё страшнее. Он дёрнул ткань белоснежного одеяния, зажатую Вторым между стеной.

Лейд отшатнулся от него и поклонился, мысленно благодаря, что обошлось только угрозой. Благодарен он был и за обращение по имени – большая честь, теперь есть чем щегольнуть перед остальными. Поимённое обращение выделяло из номеров, отмечало особенность, и считалось чуть ли не повышением статуса.

Вернувшись домой, Джадис долго не мог уснуть, вскакивал и бегал по комнате, без конца дымя трубкой так, что помещение залилось сизым туманом, в котором местоположение хозяина отмечалось периодическим вспыхиванием табака.

Перед его глазами летели обрывки всё новых и новых детских воспоминаний, отдельные моменты и детали. Он сел на край смятой постели и вцепился руками в белые волосы.

Часы безжалостно стучали во тьме, отдаляя его от чего-то важного всё сильнее и сильнее. Он глухо застонал.