Читать книгу Сердце жизни. Книга шестая - Анна Цой - Страница 3

Знакомый мне с детства лес Варг и кавалькада всадников во главе с отцом и Филом. И со мной в любимом тёплом коконе у груди папы.

Забавно, что Вомбор и Тодор – два брата и одновременно два беты относительных соперников ехали позади нас и непринужденно общались, будто два их главы в этот момент не желали убить друг друга. К слову, последние терпели, сдерживались, а потому молчали, лишь изредка отвечая на мои вопросы. Но даже это они делали так, словно находились в вечном соревновании. В этот раз призом была моя благосклонность.

– Тебе понравился Фобос, паучок? – папа смотрел вперед и держал двумя руками поводья так, чтобы я тоже могла держаться за их конец – мне казалось это удивительно забавным и интересным сейчас.

Некоторые эмоции я уже приспособилась контролировать, однако главенствующими были именно такие – непоследовательные, сумбурные и непосредственно яркие. Я бы хотела назвать их эмоциональными, но разве могут быть эмоциональные эмоции? Звучало нелогично и одновременно правдиво. Очередная глупость моего воспаленного детского сознания.

– Там не так, как дома, – я пыталась говорить проще, как сделала бы это будь четырехлетней, – интересно и необычно. А ещё красиво и… зелено!

Отцовский тёплый и одновременно мягкий смех спровоцировал меня на такой же. Не отвечать на его радость или злость было практически невозможно. Наверное, называть его вспыльчивым было неправильно – все его реакции были яркими, будь то смех или гнев.

– Мама тебя не обижала? – неожиданный вопрос от мужчины, от которого хотелось ему сперва возразить, а потом… в душе всколыхнулось что-то странное и я просто хмуро мотнула головой, – замечательно, – его ответ.

Я отпустила вожжи, высунула голову из кокона и повернула её к Филу. Чёрные глаза встретились с моими идентичными, и один из них моментально начал светлеть, соразмерно улыбке на его губах.

– Ничего не болит, Лесси? – спросил он скорее всего для того, чтобы я поняла, что он знает кто именно был тогда в храме.

Я лишь мотнула головой, больше чувствуя, чем видя на его лице насмешку с толикой серьёзности, так и намекающую, что будь я взрослой, то получила бы. Как за ту наглую ложь с числами от бабушки, так и за то, что полезла во всё это одна. Вот только он поступал со мной соразмерно – молчал или говорил престранные вещи про двадцать лет, исчезал по своим делам, вступал в конкурентные отношения с моим же отцом и ещё упрямо шёл против моих соображений. Я просто строила свои правила взамен его.

Не сдержалась и показала ему язык, после чего спрятала глаза за отцовской рубашкой и начала разглядывать лес.

– Зачем тебе моя дочь, Вольтер? – папа был напряжён и сурово сверлил Князя чёрными глазами, скорее всего жаждая найти в его мимике или поведении какие-либо догадки.

Я подняла голову и заметила желваки на его челюсти – Варг злился и сдерживаться при плохом ответе не планировал.

– Лесси моя пара, – как всегда честно сообщил отцу Фил.

И как обычно немногословно и прохладно, будто при этом едкую мятную конфету съел. Да, сравнения у меня мелькали детские. Это даже забавно.

– Ты не мог почувствовать связь! – утробное рычание папы, – она ещё совсем ребенок!

Я высунулась, с интересом переводя взгляд от пытающегося успокоиться под моим взглядом папы до уставшего оправдываться Феликса. Последний, к слову, даже передо мной это делал неохотно. С чего тогда его слова сейчас?

– Не мог, – холодное, – но почувствовал.

– Если ты… – начал Варг снова, теперь уже не в силах сдерживаться.

– Она ребёнок, Варг. Ты прав. А значит прекращай придумывать себе гадости и перенаправлять их на меня. Я таким не страдаю, – уже ледяным тоном перебил его Вольтер.

Отчего у папули совсем «подгорело», и он выплюнул:

– Не подходи к ней! Иначе я брошу вызов повторно и наплюю на твой трусливый отказ! И тогда ты сдохнешь, Вольтер! Ты и вся твоя стая!

Князь закатил глаза. Я не сдержалась вновь и высунула голову вперед, дабы посмотреть на отца с долей обиды.

– Фил не трус! – сообщила ему, – он даже не похож на деда! Он просто не хочет тебя обидеть и поранить, вот и не хочет драться!

Они оба снисходительно улыбнулись и сообщили мне, в этот раз в порядке очереди:

– Паучок, это очень сложно. Он может сделать плохо тебе, а не мне, понимаешь? А я ему этого точно не прощу и жалеть не стану, – отец поднял чёрный убеждающий взгляд на Фила, – как жалею уже несколько месяцев.

Я кивнула и поджала губы. На очереди был Князь:

– Твой папа поступает глупо, не уступая мне место главного Альфы, Лесси. Пытается вернуть всё древними ритуалами и дракой. Так что да – со своей позиции он может обзывать меня как угодно, но это не отменяет его склочной натуры.

Варг хмыкнул.

– О да! Древние ритуалы, – он рассмеялся, явив нам капельку издёвки, – драка, – хмык, – мне больше тысячи лет, Вольтер! И я могу тебе сказать, что такие как ты появляются здесь часто. Голос в голове? Я могу закричать по мыслесвязи и ты оглохнешь! В чём прок от твоих глупостей и новшеств с двух новых миров, если они не работают?! – суженые глаза, – выйдешь против меня – сдохнешь. И ты это знаешь, раз бежишь от моего клича.

Я нахмурила брови, пытаясь осознать сказанное им. Если ему больше тысячи лет, очевидно, по Танатосу, то сколько тогда по привычному мне отсчёту? Две с половиной? Три? Папочка был очень древний, даже для этого мира.

А что касается мыслесязи, то я искренне верила, что та проверка была самой точной. Значит, нет? Почему тогда Фил не хочет идти на «дуэль» против отца, раз занял его место?

Не знаю, о чём были его мысли сейчас, но он молчал. По его скулам ходили желваки, но он ехал молча.

– Ты можешь считать себя кем угодно, – папа вмиг стал спокойнее, – но ты управляешь стаей только номинально – один мой зов к Альфам, и тебя свергнут, как свергали любого до тебя.

Князь хмыкнул.

– Почему не созвал раньше? – усмешка и ехидное, – пожалел?

Варг в этот раз казался необычно серьёзнее Вольтера.

– Без тебя были дела, – какое-то расслабленное и одновременно задумчивое, – Лесси была у полудохлой бабки.

Я же вмиг догадалась, не удержав себя от восклицания:

– Ты не любишь стаю! Тебе всегда было всё равно на неё, папа!

Отец напрягся, кажется, боясь прослыть для меня нехорошим, а после тяжело вздохнул.

– Мне не было всё равно, паучок, – сказал он.

Но промолчал про «любовь». Странно, но мне казалось, что такое чувство он испытывал только ко мне и… Элли. Особенно когда говорил о ней. Может, к ней у него было не очень здоровое чувство, но говорить так о ком-то, кого не любишь, сложно. А отец был отвратительным актёром.

– Ты не хотел быть главным, – шепнула ему я, пусть и знала, что Феликс тоже услышит, – поэтому отдаешь стаю Филу?

Такого взгляда от него я не ожидала. Я будто попала в самую точку – расковыряла старую рану в душе и надавила со всей силы.

– Ты как всегда права, паучок, – только и выдавил он.

А затем отвернулся и начал хмуро смотреть вперед. Так, словно он не был ужастиком моей взрослой жизни. Так, будто он не был злым и никогда не делал ничего кошмарного, от чего хотелось закрыть уши и мысли руками, чтобы никогда не знать этого. Так, как он и в самом деле поступал.

– Трудотерапия, – неожиданно произнес Фил, а после моего сумбурного непонимающего взгляда продолжил, – замещение «опасных» мыслей делом.

Папа тоже взглянул на него с сомнением, затем закатил глаза и вновь отвернулся, кажется, не желая спорить с ним в этот раз. Но всё же без обзывания Князя не оставил:

– Идиот.

Феликс даже улыбнулся на это, прежде чем они оба дёрнулись, повернувшись и посмотрев в одну точку. Через секунду мы остановились без приказов вслух, а со знакомой мне дороги к Садам Геры вышла Нирралин, качая бёдрами и что-то бурча себе под нос. Стоило ей нас заметить, как бурчание прекратилось, а на лице появилась улыбка.

– Что ты здесь делаешь, Нира? – отец искоса оглядел бывшую любовницу – от неё отчетливо пахло им.

В отличие он него, который уже пропах десятком запахов, если не сотней.

В душе всколыхнулась ревность, будто она имела настолько сильные виды на моего папу, что могла отодвинуть на второй план меня, как его дочь. Встреть я её в детстве, то она бы мне не понравилась. Сейчас же я знала, что она пришла ко мне, а не к нему. Хотя, кто мог запретить ей совмещать?

– Гуляла, – нагло врала она, – решила сходить в стаю – проведать старых друзей.

Реакции на её слова у него не было никакой. Он словно и не хотел замечать её ложь, будто ему вовсе не было дела до неё.

– Вомбор, возьми к себе госпожу, – папа пришпорил свою лошадь и, не обращая внимания на то, что мы вырвались вперед, поехал быстрее.

За ним поспевал только Фил, как будто не желая оставлять нас без своего контроля. Через десять минут нас всё же догнали, и я смогла услышать разговоры всех «своих» позади.

– Ты всегда у своего певчего сборища на побегушках? – интересовался Гаспар, – не самая молодая, но и не старая. Почему ты?

– Самая «не жалкая», – сыронизировал Барсик.

Нянюшка молчала. Она, кажется, вообще ехала в карете, потому как не выносила прогулку верхом.

Я перебралась на плечо отца, встав туда, где сидела ещё полминуты назад. Вид у них всех был забавный.

– Мальчики! – странным тоном остановила их висталка, – мне больше лет, чем вы двое сможете прожить! Так что не стоит шутить свои мужланские шутки! Я старше твоей, – она ткнула пальцем в рыжего, – мамули на добрые пятьдесят лет, так что молчите, дурни!

Они оба проводили её взмах рукой ошарашенными взглядами и затихли. Но очнулась няня:

– Пятьдесят? Как ты можешь выглядеть так молодо, если ты старше меня?! – у неё было такое непосредственное возмущение этим фактом, что я не сдержала смеха, который повторил и папа, только хмыком.

– Не пятьдесят, но тридцать два. Я старше твоей матери на пять лет, Актиния, – Нира недовольно поджала губы, – так что, если бы ты училась, а не безалаберничала, то выглядела бы ещё моложе!

– Нирралин, – холодно остановил её отец, дёрнув щекой.

– Прости, – опустила взгляд она, хоть он и не оборачивался к ней.

Тут в диалог вступила я, снова не сдержавшись:

– Твоя мама была хорошей, Тини, – я внимательно смотрела именно на отца, – так Нира сказала.

То, как менялось его выражение лица, было бы заметно даже самому невнимательному: бледность, напряжение, осознание, злость и печаль. А после вынужденное, больше вымученное спокойствие на лице. Он даже не заметил моего внимания, в то время как Фил считывал каждое моё действие. Именно он качнул мне головой, как бы показывая, чтобы я не лезла в это.

– Т…ты её знала? – Актиния даже высунулась из окошка кареты, чтобы показать, насколько это её волнует.

Иногда она казалась мне совсем юной девушкой, будто ещё не выросшей и не выбравшейся из тех подростковых привычек, когда тебя волнует давно забытое. Она будто всё ещё не осмыслила это в своей голове.

– Издеваешься? – сощурилась Нира, – я говорила тебе это больше пяти раз! У тебя, что… – она мельком взглянула в спину отца и подобрала слова, – памяти нет совсем? Она была моей лучшей подругой, пока этот ублюдок…

– Нирралин! – почти зарычал на неё отец.

Я вцепилась пальцами в его плечо и поймала на себе его извиняющийся взгляд.

– Это было лишнее, – признала висталка, – но Элли…

– Заканчивай с этим разговором, – нетерпимое от Варга.

Он усадил меня в «кокон», застегнул пуговицу и пришпорил коня – мы понеслись галопом, проносясь мимо деревьев и разделяя нас с остальными. Кажется, папа вовсе не смог забыть свою прошлую жену. Или же скрывал что-то очень нехорошее, потому что Нира сказала «этот ублюдок». Кого она имела ввиду? Виктора Кери? Что вообще происходило между ними тремя? И причём здесь мой мёртвый дед?

***

Стая была такой же, какой я оставляла её в тот самый последний день. Шумная, весёлая, очень людная и куртная, а ещё домашняя. Особенно последнее, потому что, стоило нам с папой преодолеть массивные деревянные ворота на въезде, как моё сердце буквально затрепетало от восторга – яркое слепящее солнышко над головой с защищающим куполом мыльно-серебристого прозрачного барьера, неровные ряды разномастных шатров и палаток, множество костров, огороженных камнями, лёгкий запах дыма и леса, а ещё много-много жителей клана. Я не видела среди них знакомых лиц, скорее всего они уже успели повзрослеть или постареть, пока здесь не было меня, из-за чего я, помнившая прошлое отношение людей к себе, решила показаться дружелюбной, и махала рукой каждому, кто улыбнулся мне или отцу. Это вновь показалось мне воодушевляющим, потому вскоре моё своеобразное приветствие получали абсолютно все, отчего удивлялся и посмеивался папа, и улыбался Фил.

Лес здесь иногда заходил на территорию поселения, потому нередко встречались деревья, часто по обочине синела трава, а ещё было очень много животных: не собак, конечно, к ним курты относились бы странно (если бы знали о том, что есть такие животные на Фобосе), однако здесь часто встречались лахальки (кто-то средний между кошкой и кроликом, и неизменно зубастый) и более крупные кэрычи (тут ничего похожего я подобрать не могла, потому как это были не птички и не летающие, но летали они вполне себе прилично, обгоняя среднего волка в обороте), сравнить которых можно было только со змеями с ножками. К слову, оба подвида животинок визжали и жрали друг друга, из-за чего жестокие волчьи дети стравливали их постоянно, ходя «баш на баш», а это в свою очередь рождало грандиозный спрос на зверьё.

С остальным всё было достаточно просто – высокий частокол, не огороженный только у самых центральных ворот и у выхода к лесу у противоположной стороны, пролегающая почти в самом центре быстроводная река, на которой стояли хитрые сооружения – «купальни», банями которые назвать было трудно, но больше они чем-то напоминали мне японские горячие источники, исключая только тот факт, что эта речка брала своё начало в горах (на Деймосе это были Белокаменные), а потому была очень холодной. Это в свою очередь вводило ограничения на купания не магов, потому такие мылись исключительно во время купания папули, меня или кого высокого ранга, чтобы им нагревали воду (папа так вообще расщедрялся и грел чуть ли не половину реки – у него некромантский огонь был ведущей магией, а потому легко нагревал большое количество даже проточной воды). Ограждения помогали успокаивать ход реки, деревянный бревенчатый настил и мосты с перегородками между женским и мужским секторами выглядели как «изба над рекой», а само ощущение при подобном купании было просто невероятным. Вот только у Варга всегда была отдельная секция, расположенная в начале течения, и огороженная всеми возможными способами, потому мы с мамой обычно заседали там, имея отдельный выход и не контактируя с другими. Мой детский мозг от этого иногда впадал в обиду на папу, однако сейчас я понимала, что он, конечно же, делал как лучше.

Середина территории обычно была самой людной, потому что сюда чаще всего привозили что-то интересное, вроде тщательно проверяемых отцом ярмарок, бродячих циркачей или других диковинок, к которым папа относился достаточно лояльно. Многие здесь даже что-то покупали или выменивали. Обычно торговцы редко принимали местные вещи, исключая только один, самый интересный – пушнину. Сама концепция стаи держалась именно на этом – взаимовыгодный обмен, при котором каждый мог приобрести себе что-то интересное и нужное, обменяв на что-то другое. Нет, деньги здесь тоже иногда появлялись, но это было ни к чему, потому что ценились здесь больше продукты (чаще мясо), чем какие-то медяки или серебряные монетки.

Стая была богата – об этом знали все. Лес Варг был огромен. Он занимал практически половину материка и имел огромную флору и фауну, потому здесь никогда не было недостатка в еде и мехах. Что интересно, папа был полноправным хозяином всего материка, и попасть на него просто так было невозможно – клан неспроста был закрытым. Проникнуть в стаю хотели очень многие, поэтому часто появлялись барьеры и пропускные пункты у центрального входа. Варг был хорошим Лордом, потому и впускал только «нужных» людей, высылая остальных обратно.

Здесь всегда было тепло. Это обеспечивал погодный барьер, ограждая нас от холодной свежести гор, реки и достаточно недалекого моря, побережье которого было воистину огромным, но неизменно ледяным. На Деймосе помнится всё было немного по-другому – ветер на пирсе был прохладным, но не таким вымораживающим, как тот, что дул здесь. Значило ли это, что погода контролировалась здесь совсем иначе? В Мридифе, например, я привыкла к ледяным дождям, в то время как Сахарный домик, который стоял совсем близко к нему в этом мире, находился в сухом и тёплом климате. Так же обстояло дело с Туманной Рощей и её туманным дождём, в Магистрате же климат был похож на фобосовскую Сибирь.

Я чувствовала себя так, будто одно единственное солнышко над головой придавало мне сил. Сердце щемило от притока воспоминаний, а в сознании бушевали яркие счастливые образы. Странно, но чаще всего в них был именно папа – Рая будто тонула в важности, в то время как он находился на плаву всегда. Неизменно рядом. Неизменно защищая и любя.

– О чём задумалась, паучок? – спросил отец, свернув на лошади к моему шатру.

Я помотала головой, не убирая с лица довольной улыбки, и ответила:

– Я соскучилась по стае, – пальцы вновь сомкнулись вокруг кончика вожжей, – по тебе и по маме.

При упоминании последней он немного напрягся, словно я оскорбила его только мыслью о ней, а после расслабился, очевидно успокоив мысли.

– Я хочу к ней, – добила его я.

Теперь он уже совсем не сдержал тяжёлого выдоха, но промолчал.

– Тебе нужно искупаться, покушать и немного отдохнуть, – совсем нестрого произнёс он, – а после, я обещаю, что отведу тебя к ней. Договорились?

Я поджала губы, пытаясь справиться с всколыхнувшимся в душе негативом. Настолько злой и обиженной я себя, кажется, не чувствовала никогда.

– Я хочу сейчас, – не выдержала напора я.

Папа отреагировал спокойно, можно сказать, привычно для общения со мной – так я разговаривала с ним часто. Очень много требовала и мало чего терпела. От этого в уже взрослом и осознанном сознании было гадко.

– Разве я могу отказать такой милой девочке? – деланно и с улыбкой рассмеялся он, – скажу, чтобы она искупала тебя, паучок.

Лицо вытянулось от удивления. Однако… моментально вернулось обратно. Потому что он был таким всегда – потакающим практически любой моей «хотелке. Не зависимо от дня, окружения и места.

Жестокий Лорд, глава закрытого и жуткого клана Варг, сильнейший волк всех стай прогибался под желания собственной дочери так, будто о его вспыльчивости и стойкости убеждений не ходили слухи, один страшней другого.

– Почему ты мне разрешил? – вырвалось у меня.

Я никак не могла понять такого его поведения. Ведь оно было только в отношении меня – остальная стая, которая в какой-то степени была для него семьей, не могла похвастаться подобным.

Отец удивился. Нахмурил брови в крайней степени задумчивости и ответил, как мне показалось, честно:

– Потому что не хочу, чтобы ты обижалась, – он остановил коня, аккуратно застегнул даже верхние пуговицы рубашки, чем запечатал мне обзор, и сошёл на землю.

Я же осталась задумчиво ковырять пальцем прорезь между двумя пуговицами.

Логичный, конечно, ответ. Но не говорящий вообще ни о чем. Что навевало на некоторые мысли. Интересно, это принципиальное отношение к женщинам или к тем, кто дорог? И сразу ответ, выскочивший из подсознания – ко вторым. Маму он почти всегда презирал, пусть и старался не показать этого мне. К той же Нире относился безразлично, а Тини для него была пускай и не равной мне, но достойной уважения. Не знаю только, любимой ли. Можно ли вообще любить отцовской любовью дочь собственного друга? Даже если её матерью была та, кого ты любил.

– Спасибо, папа, – шепнула я, зная, что с его волчьим слухом он обязательно услышит, – и я тебя тоже люблю.

Я практически почувствовала его улыбку, когда мы уже шли к моему шатру. Над головой вмиг стало темно – свет лился только спереди. Отцовские же слова были всё ещё с улыбкой, хоть и не ко мне:

– Купальные принадлежности для Лесси, – приказ к моим нянькам, – и приведите ашерру.

Мы прошли в глубь шатра, опустились в кресло, и я распутала непослушными пальцами верхние пуговицы – с нижними и средними помог мне папа.

Вокруг была до боли знакомая обстановка: высокий, деревянный и достаточно большой настил, служащий для волков кроватью, на котором были аккуратно разложены несколько больших и очень мохнатых шкур, лоскутные одеяльца, подушки и покрывала, костер, огороженный каменной кладкой в самом центре, деревянный дощатый пол и игрушки. Множество всего. Особенно впечатляли новые, очевидно, привезённые с Фобоса, потому как Танатосские мастера могли мастерить невероятные тряпичные, деревянные и фарфоровые куклы, вшивая в их головы настоящие волосы и делая сверкающие глазки из стекла, или, как у меня – из драгоценных камушков, но никак не делали их из пластика, который присутствовал здесь. Они стояли на невысоком стеллаже, вперемешку с мягкими игрушками и статуэтками разных видов. Вот только все они были для меня больше коллекцией – нетронутые, не похожие на те, что были у других детей.

Я не любила такие игрушки. В этом мире не было известных машинок или чего мальчишеского, однако вряд ли и они были бы мне по нраву. Скорее всего я была пассивным ребенком богатого отца, удивление которого стоило очень дорого. Потому в моём распоряжении было что-то посерьёзнее кукол и тканевых поромбосов. Люди. Я могла играть ими так, как никто другой. Мои нянюшки менялись очень часто, потому как быстро надоедали. Как и книги отца, в которых было мало понятных слов и слишком много букв.

– Мама может жить со мной? – я подошла к едва горящему костру и дотронулась до его огонька, – пожалуйста, – просящий взгляд в глаза хмурому отцу.

И его недовольство.

Пальцы прошли сквозь огонь, не причиняя мне вреда. Некромантский огонь. Папин огонь.

– Ты стала очень взрослой, паучок, – неожиданно успокоился он, – и должна понимать, что будет для тебя хорошо, а что плохо, – он откинулся на спинку кресла, – поэтому решай сама. Я могу даже перевести её в твои служанки, как ты и просила.

Меня от этой мысли слегка поддёрнуло.

– Если не справишься с ней, то скажи мне, – продолжил он.

Я кивнула, пусть и видела, что относится он к ней, как к моей игрушке – не более. Кошмарным было то, что так было почти со всеми.

– Спасибо, – без тени благодарности, – пусть будет твоей ашеррой.

Теперь была его очередь кивать.

Для меня это было единственным вариантом, при котором мама сохраняла неприкосновенность – она не подходила под статус жены отца, но и была защищена его правом. Будь она просто моей слугой, то волки клана смогли бы её… обидеть.

– Хочешь что-нибудь ещё? – он мягко мне улыбнулся, – может что-то вкусное? Или сладости?

Я качнула головой.

– Гаспар и Лерой останутся надолго? – поинтересовалась я.

– Спроси у них сама, – дозволил мне отец, – но… – он стал задумчив, – ты уверена, что Хранитель твой друг?

Я с уверенностью кивнула и ответила:

– Он ещё глупее и младше меня, – мне показалось это забавным.

Папа же нахмурился.

– Кто тебе сказал, что ты глупая? – голос его стал строг и требователен.

Я задумчиво всмотрелась в его лицо с внимательными чёрными глазами.

– Никто, – пожала плечами я, – я думаю так.

Его хмурость не пропала с моими словами, а будто наоборот возросла.

– Это не так, паучок, – слова, в которые он верил сам, – ты никогда не была глупой.

Мне почему-то от этого стало очень радостно. Он был для меня близким, которому я верила. Он никогда не лгал.

Я улыбнулась и сделала несколько шагов к нему, чтобы обнять, но была перебита громким и радостным воплем мамы:

– Лесси! Всемогущий Цикл! – она подлетела ко мне серебристым вихрем с разметавшимися длинными прекрасными локонами.

Я встретилась с ясными зелёными глазами, которые преследовали меня даже, когда она была в других телах. А её губы прижались к моей щеке несколько раз, пока сильные руки прижимали к её груди. Она шептала что-то сквозь слёзы, качала меня как маленькую, пока не опустилась на пол окончательно и подняла глаза к креслу, в котором сидел отец.

И если бы я желала увидеть чистейшую ненависть и самое натуральное презрение, то очевидно искала бы их в его взгляде. Женщина вздрогнула, сразу же опустила глаза вниз и ослабила хватку. Но вставать не спешила.

Что же касается Варга, то он попытался изменить свой взгляд, видя мой на себе, однако удавалось у него это крайне плохо.

– Лесси попросила оставить тебя с ней, – холодно обратился он к маме, – хоть одно лишнее слово, не то что действие… и ты знаешь, что будет.

– Да, мой господин, – тихо пролепетала она, пока я хмурилась.

Он жестоко усмехнулся и поднялся на ноги. Его взгляд потеплел только после того, как он обратил его ко мне.

– Принесу тебе покушать, паучок, – мило улыбнулся он, – иди купаться.

Я кивнула, не принимая его резкой смены настроения, а после взглянула на маму, так и не поднимающую голову. Она была печальна. Именно печальна, но не боялась, как при первом взгляде. Что же между ними происходит?

Спросить я решилась только, когда отец вышел из моего шатра:

– Почему он тебя обижает?

Мама вмиг выпрямилась, оглядела меня с неприсущей её лицу улыбкой и задала встречный вопрос:

– Ты хорошо себя чувствуешь, милая?

Я кивнула и осталась дожидаться ответа от неё. Но он не последовал. Более того, женщина поднялась, подняла на руки меня и рваными шагами, будто так же, как и я сама – не привычно к этому телу, вышла из палатки.

– Ты не ответила, – напомнила ей хмурая, оттолкнувшаяся от её груди руками и заглянувшая в лучистые глаза.

– Я очень рада твоему возвращению, – она улыбалась, но смотрела на проходящих мимо с холодком, – расскажешь, где ты была, пока папа искал тебя?

Я поджала губы.

– Ты меня игно…игн…ри… ты! – я почти закричала, почему-то не в силах выговорить нужное мне слово.

Словно оно убегало с моего языка.

– Ты помнишь то, как была в другом теле? – мягко спросила она, – Вольтер сказал, что память у тебя сотрётся. Твой папа тоже ничего не нашёл.

Я удивленно оглядела её и относительно успокоилась, разглядывая новые шатры, мимо которых мы шли к реке.

– Не помню, – почему-то солгала я, – но хочу узнать про папу и тебя.

Это очевидно было важно, раз она уходит от ответа, думая, что я отстану.

Её тяжелый вздох стал мне красным флажком и поводом для ещё большего интереса.

– Твой папа хорошо относится ко мне, Лесси, – она потёрла переносицу пальцем второй свободной руки и кивнула, – лучше расскажи мне где ты всё-таки была.