Читать книгу Пантелеимон - Анна Емельянова - Страница 4

На столе Пантолеона горят три лампы, бросая слабое зарево на книги. Их огни мерцают во мгле комнаты. Склонившись над пергаментным свитком, приобретенным у александрийского торговца лечебными снадобьями, юноша сосредоточенно хмурится. Свиток очень старый. Но его содержание весьма заинтересовало Пантолеона. Это трактат известного александрийского врача Эразистрата, жившего лет пятьсот тому назад.

Сияние масляных ламп падает на папирус, испещренный текстом на греческом языке. Трепет огня озаряет небольшое треугольное лицо юноши, выхватывая его тонкие черты, острый узкий нос, черные локоны длинных волос, пухлые яркие губы, полуопущенные веки огромных темных глаз. Пантолеон не похож на Евстрогия. Он очень худой, хрупкий, невысокого роста. Сомнительно, чтобы став старше, он приобрел физическую крепость.

Он равнодушен к нарядам, но заботится о своей опрятности. Впрочем, сейчас его одежда не подпоясана, ноги босы, кудри беспорядочно лежат на плечах. Им всецело владеет лишь интерес к врачеванию. Эта страсть к знаниям уже превратилась в смысл его жизни, хотя ему всего семнадцать лет.

Среди книг, свитков и дощечек с текстами, на его столе можно найти разнообразные письменные принадлежности, баночки с чернилами, кости животных, камешки причудливой формы, найденные им у моря, маленькую фигурку бога Марса и несколько хирургических ножей, приобретенных у городских торговцев врачебными инструментами.

Руки у Пантолеона очень подходят для врачебной практики. Невзирая на изящество, они жилистые, с длинными узловатыми пальцами, твердые, уверенные. Для его будущей карьеры это очень важно.

От порыва ветра, ворвавшегося в открытое окно, погасла одна из зажженных на столе ламп, но Пантолеон не замечает, что сумрак вокруг внезапно сгустился. Он щурится, напрягая зрение, и читает текст александрийского трактата. Губы его едва заметно шевелятся. Мгла поглотила комнату, в ее пелене утонули предметы роскошной обстановки, постель на возвышении, мозаика на полу, ниши, в которых иногда рабы разводят благовония. И все же это комната ученого – повсюду стопками лежат книги на греческом, персидском языках или на латыни. Наречие персов пока плохо знакомо Пантолеону, но он считает, что со временем изучит и его.

Дверь приоткрывалась. В комнату вошел Евстрогий. Подняв голову, сын слегка кивнул ему.

– Лаврсатяй сказал, что ты побывал в городе нынче, батюшка.

– Да, – ответил Евстрогий, с любопытством глядя на сына, словно видел его впервые. – Я заказал у портного новый хитон для тебя. Через месяц он тебе понадобится.

Но Пантолеон лишь равнодушно пожал плечами.

– Зачем?

Подойдя ближе, отец ласково ему улыбнулся.

– Я расскажу о причине. Сегодня мне удалось встретиться с придворным врачом Евфросином, который имеет свою школу. Тебе приходилось неоднократно о нем слышать. Мы говорили о твоей способности к врачеванию. Евфросин согласен повидаться с тобой завтра, и если ты ему понравишься, он возьмет тебя учеником в свою школу.

Отодвинув трактат, Пантолеон взволнованно посмотрел на Евстрогия.

– Ах, отец! Благодарю тебя за то, что ты, используя свою знатное происхождение, убедил Евфросина дать мне шанс стать настоящим врачом! – воскликнул он. – Теперь остается добиться его расположения!

Но каким образом? Я ведь его совсем не знаю!

– Это не страшно! – хмыкнул Евстрогий и прошелся по комнате. – У тебя есть кое-какие знания, почерпнутые из книг. Ты умен. Я уверен, что Евфросин примет тебя в школу!

Рассеянно взглянув на трактат Эразистрата, Пантолеон нервно пожал худыми плечами.

– Но ведь все мои знания ничтожны по сравнению с теми, которые имеет Евфросин!

– Он это понимает. Никто не заставляет тебя сразу же вставать на один с ним уровень. А со временем… Возможно, что и у тебя будет неплохая врачебная карьера. Ты сможешь применять полученные знания на практике.

– Да. Более всего я бы хотел лечить людей, – признался Пантолеон.

Взяв в руки трактат Эразистрата, Евстрогий тяжело вздохнул. Наука его не привлекала, подчас он изумлялся, почему его отпрыск, будучи в столь юном возрасте, так жаждет получить все эти знания! Тексты, написанные лекарями несколько столетий назад, вызывали у Евстрогия недоумения. Однако он поддерживал в сыне его стремление к врачеванию.

– Если ты захочешь приобрести необходимые книги, я буду давать тебе на них деньги, Пантолеон. Для меня важно, чтобы ты был счастлив. Я знаю, что трактаты мудрецов прошлого стоят дорого, но мне не жаль средств. Главное, чтобы книги тебе пригодились.

– Я знаю, как ты глубоко любишь меня, батюшка, – пробормотал Пантолеон смущенно.

Он все еще был в восторге от известия о своем возможном зачислении в школу Евфросина. Сердце бешено стучало у него в груди. Но по своему складу натуры Пантолеон умел сдерживать страсть, и поэтому сейчас лишь его сверкающие темные глаза выдавали то волнение, что по-прежнему бурлило у него в душе.

Твоя мать Еввула гордилась бы тобой, – в голосе Евстрогия прозвучала тоска.

– Απαγορεύσεις πάντα την αγάπη1, – восхитился Пантолеон. – Поистине лишь такой должно быть то чувство, что приковывает нас к женам!

– Не нужно брать с меня пример, – вздохнул Евстрогий, положив трактат на край стола. – Любовь к Еввуле в конце концов сделала меня несчастным. Да, вступив в брак с ней, я познал великое благо. Каждый день дарил мне наслаждение. Просто сидеть рядом, держать в своих руках ее маленькие пальчики, смотреть, как ветер играет ее распущенными кудрями, как тени падают на тонкое личико, доставляло мне огромное наслаждение. Но боги отняли у меня мою Еввулу. Αδικία! Я долго гневался на них. Но потом мне пришлось смириться. Есть вещи, которые неподвластны нам, обычным людям. Волю богов нельзя оспорить.

– Но Диоскурид утверждает, что богов не существует, – сказал Пантолеон, вспомнив учение одного из ранних лекарей Греции.

– Я не желаю слышать глупые теории твоих богохульников! – взорвался Евстрогий. – Боги вершили судьбы человечества задолго до рождения Диоскурида! Их могущество неоспоримо!

Пантолеон погрузился в молчание. Ему было известно, что отец часто впадает в гнев, поэтому обиды он не чувствовал.

– В Еввуле сосредоточилась моя жизнь, – угрюмо проговорил Евстрогий. – Никогда другая женщина не сможет занять ее место. Я стал одиноким, озлобленным, ожесточенным. Все то светлое, что жило во мне, погибло.

– Нет, – тихо возразил Пантолеон. – Ведь ты любишь меня. А это значит, что твое сердце еще не очерствело. Просто в тебе живет давняя боль, которая никогда не исчезнет.

– Верно, – кивнул Евстрогий. – Когда я женился на твоей матери, то рассчитывал, что она переживет меня, ведь она была еще совсем юной девушкой. Впервые я ее увидел в доме ее родственников, знатных греков, куда меня привели общие знакомые. Я сумел расположить ее своим добрым отношением, ибо мое сердце охватила любовь, а это чувство, если оно действительно искреннее, способно делать так, что кажется, будто человек, который его испытывает, источает странную теплую силу. А между тем, я был ее старше на целых пятнадцать лет! Она согласилась стать моей женой. С той поры мне довелось познать человеческое счастье, которое было очень недолгим.

Опустив голову, Евстрогий тяжело вздохнул. Раньше, говоря о жене, он плакал, но теперь лишь ощущал тяжесть на душе.

– Она была бы горда, узнав, что ты будешь учиться у самого Евфросина, – проговорил Евстрогий, внезапно осознав, что его недавняя грубость могла обидеть сына. – Не гневайся на меня, Пантолеон. Я бываю резок с людьми.

– Резкость это неплохо. Гораздо хуже обман, лукавство, лицемерие, – ответил сын.

Подойдя к Пантолеону, Евстрогий положил руку ему на плечо.

– Арес пошлет тебе свое покровительство, мой мальчик! – сказал он. – Невзирая на то, что ты в него не веришь, этот бог всегда благоволил к тебе. Я знаю.

Но Пантолеон лишь отвернулся в сторону и сдвинул брови. То, что сын не признает веру своих предков в многочисленные божества, очень огорчало Евстрогия. Даже когда Пантолеон не спорил с ним из-за религиозных убеждений, он понимал, что в сердце юноши нет веры. Иногда Евстрогий винил в этом труды мудрецов, изучавших человеческие организмы. Но запретить Пантолеону увлекаться ими он не мог. Для него в единственном сыне уже давно сосредоточился смысл жизни, и поэтому он не хотел ссориться из-за трактатов, смущающих по его мнению, разум сына.

– Уже поздно. Ложись спать, мальчик мой. Завтра тебе предстоит встать раньше обычного, – молвил Евстрогий, направившись к двери.

– Доброй ночи, – отозвался Пантолеон.

Невзирая на распоряжение отца, он после ухода Евстрогия, просидел еще час за чтением александрийского трактата. Пылкий интерес к врачеванию теперь подогревался в его горячей юношеской душе еще и тем, что завтра ему предстояла встреча с самим Евфросином. Пантолеон не хотел показаться придворному врачу невеждой. Грядущее знакомство волновало его. По своей натуре Пантолеон был очень замкнутым, он редко близко общался с людьми, а теперь ему вдруг предстояла беседа с таким известным авторитетным врачом, как Евфросин! Он трепетал, думая о своем визите в дом лекаря. Но в тоже время он понимал всю важность предстоящего знакомства. Евфросин мог научить его всему, что умел сам, и это позволит ему в будущем начать практику.

А Пантолеон более всего хотел лечить тех, кто нуждался в исцелении. Читая у Гиппократа о бескорыстности, которая должна быть свойственна каждому врачу, он ощущал, что хочет стать именно таким лекарем. Использовать полученные навыки во благо людей, по мнению

Пантолеона, было лучшей целью в жизни настоящего врача.