Читать книгу Нерассказанные истории - Анна Грэйс - Страница 8

«Выявление Донны»

– У тебя ни одного серьёзного выявления за неделю. Дотянешь до субботы?

Я откусил протянутый другом бутерброд. Нет выявления, нет зарплаты.

И ведь я не лентяй, совсем нет! Но переклинило. Когда впервые наткнулся на сообщение некой Донны в социальном чате, я аж вспотел от предвкушения – тянуло на крупное преступление! Прощай, капсульный корпус, привет, новая квартира!

Хрен два. У девчонки был иммунитет. Третья степень ущербности.

Донна стала моим личным кошмаром.

"Привет, черножопые педрилы!" – если бы такое написал я сам, меня лишили бы доступа к сети, оштрафовали на две месячных зарплаты, а может и отправили бы на исправление. За рецидив точно отправили бы, с конфискацией. Ей же всё сходило с рук. Ей не надо было выбирать слова.

"Привет, афроамериканцы нетрадиционной ориентации!"

Увы, и так теперь нельзя было высказаться. Ведь негры есть не только в Америке, они есть везде, куда не плюнь, попадёшь в негра. А нетрадиционная ориентация – звучит оскорбительно, нельзя намекать, что какая-то ориентация является более традиционной.

Инвалидов вообще лучше никак не называть, рискуешь страшно. "Люди с ограниченными способностями"? Ха-ха! Совсем недавно я нашёл такое вопиющее оскорбление и получил премиальные. Купил обнову для поисковика с дружеской скидкой у Рика. Рик шарит в этом деле, он в сети давно и прочно, не то что я. Я сюда попал всего полгода назад.

– Забирай бутеры, я сегодня ужинаю в кафе.

– Спасибо, – неловкость я перестал испытывать давно, дают – бери!

Рик прищурился.

– Дружище. Я, конечно, тебя люблю и всё такое. Потому и советую – завязывай. Займись привычной рутиной. Брось это дело. Чего ты упёрся? Тратишь на эту девку всё рабочее время. Квартира и интернет сами себя не оплатят.

– Рик… Пойми, я знаю что делаю. Она чувствует безнаказанность. Она потеряла страх. Она обязательно ошибётся. Это элементарная психология… Я могу рассказать тебе как это происходит, хочешь?

Ну, отлично, разговариваю с воздухом. Рик уже заткнул уши наушниками.

Я потерял страх полгода назад. У меня первая степень ущербности. А тогда была третья – быть топовым рок-музыкантом это ого-го какой плюс —15 баллов по шкале! За гомосексуализм и то меньше начисляют, 8. Больше только за цвет кожи, но с цветом мне не повезло.

В общем, сейчас я, со своей восьмёркой, мало чего могу себе позволить, а тогда мог. И занесло меня. Как раз с цветом этим. Вот почему я переехал в капсульный дом и работаю на Толоке.

Бутерброды Рика кончились, я пил кофе и мучительно моргал, пролистывая сотни экранов, тысячи слов, миллионы букв. Она обязательно ошибётся. Пошутит не на своей территории. Случайно попадёт кому-нибудь в больную точку. Ущемит права тех, кто выше её по шкале ущербности, или просто не из её категории. Зверюшек, например. Или стариков. Страшное слово, "старики", из категории особо тяжких.  Эх, почти не осталось слов для этой категории граждан. "Дряхлый", "старый" – серьезное преступление. Ещё в прошлом десятилетии можно было говорить "возрастной", сейчас нельзя. Не посадят, конечно, всего лишь оштрафуют, но лучше не нарываться. Я люблю слово "опытные". Как в компьютерных играх – со временем герои повышают экспириенс, опытность.

Вот что интересно. Я не злой человек. Но я ненавижу Донну. Ненавижу за то, что она может писать эти слова, не задумываясь, ругаться и шутить на скользкие темы, и её не мучает то, что мучает всех нас. Рано или поздно любой начинает страстно этого хотеть: не зависать над каждой фразой, смело писать то, что думаешь, не выбирая слов и не пряча эмоций. Говорят, что раньше люди просто были культурнее, и сами давили в себе это желание, а теперь культура утрачена, и приходится её насаждать извне, методом кнута. И тотальной слежки. Доносы стали работой, тяжёлой как труд золотоискателя.

Внутри меня сидит страшный жук, он шевелит жвалами, и тыкает меня острыми лапками – давай, Рома, давай! Оторвись, брат! Пусть у них отвалятся пачки, а глаза выкатятся бильярдными шарами, пусть они задрожат от негодования, запыхтят как старые чайники!

Самое противное то, что и в личной переписке теперь надо быть готовым к подвоху.

Меня слил наш же бас-гитарист. Теперь он жуёт рябчиков с ананасами в сотне квадратов, а я – бутеры Рика в своей капсуле. Но это ненадолго. Донна, Донна, черножопая дрянь, мне плевать, что с тобой станет, чем сильнее ты промахнёшься, тем ниже упадёшь. Чем ниже упадёшь, тем выше я поднимусь.

Я не опоздал, хотя спал всего четыре часа. Рик бросил на меня быстрый взгляд и через пять минут передо мною возник стаканчик кофе.

Я забормотал признательно, но Рик только хрюкнул:

– Не благодари. Но я тебе последний раз говорю – завязывай.

– Ты не понимаешь, друг. Она – мой счастливый билет.

– А в чём счастье? Ты вернёшься в центр? Допустим. Допустим даже, что каким-то чудом ты вернёшься на сцену, хотя, судя по всему, твой соперник лихо завоёвывает сердца… Такой душка. Но разве ты станешь счастлив? Ты голоден, Рома, и я сейчас не про жратву. Ты хочешь, ты жаждешь го-во-рить, тебя изнутри съедает желание высказываться. Ты по сути хочешь сам стать Донной. И не обманывай себя, что делаешь всё это ради выгоды. Это пустая глупая бессмысленная агрессия, из тупой бесцельной зависти. Ты ничего не получишь, только дыру в своей душе.

Я хлопнул крышку монитора:

– Как? Как ты справляешься с этим, друг? Где ты берёшь это спокойствие, эту чёртову уравновешенность? Ты платишь психологу? Ходишь на йогу или групповую терапию? Как тебе удаётся держать все в себе, постоянно оставаться в рамках?

Рик улыбнулся:

– А меня это не напрягает. Я лёгкий человек, дружище. \

А вот задел. Совершенно неподсудные невинные слова Рика заставили меня почувствовать себя по настоящему ущербным, по жизни, а не по шкале ущербности.

Но я ничего не мог с собой сделать, ничего. Я упрямый осёл, всегда таким был, и всегда мне это помогало.

Помогло и сейчас.

Это случилось ночью. Глаза уже слипались, и я ужасно хотел в сортир. Он один на этаже, слышимость прекрасная, и там сейчас кто-то мучился с несварением желудка.

Рабочие файлы я уже закрыл и поэтому сунул нос в чат, посвящённый моей бывшей группе. Я не искал там Донну.

Но она там была.

"… так это Роме! Потеряв его, вы свалились в выгребную яму, сосунки. Что это за жалкие потуги насиловать микрофон? Этот финт проходил с бас-гитарой, но только на заднем плане, пока Рома одним движением руки вызывал у половины зала  эрекцию, а у другой – бешенство матки. Твои же экстатические судороги, щенок, смахивают на эпилепсию, и способны вызвать только одно желание – набрать номер скорой, или прибить, чтоб не мучался. Я уже молчу о голосе…"

Боже. Донна! Откуда тебе знать, глупая черножопая лесбиянка, что паршивец в детстве страдал эпилепсией?

Я быстро заполнил форму выявления. Я ликовал. Я чуть было не обмочился, потому что забыл про свою нужду!

Застегивая ширинку, и подвязывая шнуром болтающиеся на моих исхудавших ляжках штаны, я мысленно представлял лицо Рика. Он обалдеет!

Утром я не шёл, а летел на работу. Не стал писать Рику в Ватсапп, хотел увидеть его глаза! Как удивление перерастёт в радость, как улыбка сделает его лицо похожим на солнечный день.  Он меня любит, он единственный, кто не перестал меня любить после моего падения, и я не забуду этого, когда переселюсь в центр. Он кормил меня бутербродами, а я буду водить его в рестораны! Я куплю ему квартиру рядом. Но сначала я хочу просто увидеть его лицо.

Его не было. Впервые за всё это время, Рик не пришёл на работу. Рика забрали ночью.

"Как ты справляешься, Рик?"

"Да я просто искренне люблю людей".

Зачем ты соврал мне, друг? Зачем?