Читать книгу Канарейка для ястреба. Реальная жизнь - Анна Гур - Страница 12

Я постепенно вливаюсь в ритм университетской жизни. Готовлю рефераты и изучаю материал. Первые пару месяцев учебы проходят как в тумане. Я заваливаю себя информацией, отключаю мозг, направляя его в определенное русло.

Мне нужно не сойти с ума от своей боли. Мне нужно все время занимать мысли, и я делаю единственное, что умею лучше всего – учусь.

Не отрывая головы от книг. Не смотря по сторонам. Мне нужно время, чтобы собрать себя по кусочкам. Чтобы вспомнить, что такое улыбка.

Я даже петь перестала. Не хочу смотреть в ноты. Ничего не хочу. Все, что напоминает о прошлом – боль.

Все подлежит удалению.

В Массачусетсе осень холодная. Влажный континентальный климат оставляет свой отпечаток, лето быстро сдает позиции короткой осени, за которой следует длинная снежная зима.

Я иду по направлению к библиотеке, смотрю под ноги, кутаясь в легкий модельный плащ. В последнее время мне все время холодно. И причина не в погоде. Я мерзну. Руки холодные и стопы ледяные. Кажется, что у меня проблемы с циркуляцией крови.

В кармане вибрирует телефон, приобрела его совсем недавно и номер знают только Ивет и Эйрин. Больше никого в свой близкий круг я не намерена впускать и не хочу слышать голоса знакомых из прежней жизни.

Не знаю, может, спустя время я смогу преодолеть это помешательство, но пока все так, как есть, и менять что-либо в укладе своей жизни я не намерена.

Отвечаю на звонок, не сбавляя шага. Ожидаю услышать обычное “привет” и уже набившее оскомину “ты как?”.

Не задумываясь достаю из кармана телефон и отвечаю, не осознаю, что это тот самый звонок, который разделит мою жизнь на пресловутые “до” и “после”.

– Да.

Всхлипы в трубке заставляют замереть на месте. Я прирастаю к земле, вытягиваюсь, как струна, каменею, понимая, что моя Эйрин не звонила бы мне в рыданиях не случись беды.

– Адееель… – кричит и я уже знаю, что за этим последует очередная порция боли. Сердце замирает в груди и непослушные губы шепчут вопрос:

– Что?.. – голос срывается. Я замираю, понимая, что у меня кружится голова. Моргаю, чтобы сфокусировать взгляд.

С другой стороны трубки доходят рваные рыдания, по звуку похоже, что Эйрин зажала ладонью рот, чтобы не пугать меня больше, чем она уже успела, но я все равно слышу.

Предчувствие нависает надо мной грозовым облаком и готовится обрушиться шквалом ледяного дождя.

– Ты должна приехать! – всхлипывает Эри. – Я не знаю, что делааать! Страховка не покрывает… ничего не покрывает! – плачь на другом конце превращается в рыдание. – Ивет умирает, Адель. И… Нам отказывают в страховке. Говорят, ее случай не является… я не знаю всех этих заумных слов. Понимаешь, Адееель… Нам отказывают в страховке! Нужны деньги. Много денег. Нужно лечение, лекарства и реабилитация!

Ужасные фразы бьют по сознанию с оглушительной силой, выбивая дух. В какой-то момент я осознаю себя сидящей на середине улицы с жатым телефоном в руках… Слезы текут, капая с подбородка.

Я уничтожена услышанным. Тело бьет в ледяном ознобе. Я дрожу так, что зуб на зуб не попадает.

Реальность обрушивается на меня со всей своей мощью…

Я с трудом поднимаюсь с холодного асфальта, действую подобно роботу. Ноги несут меня в сторону административного здания университета.

Есть четкая цель. Мне нужно разрешение. Просто так из Гарварда не уходят.

Я еще не в силах осознать происходящее, я выбита и уничтожена. Но багровая пелена направляет меня к цели.

Я иду вдоль толпы студентов, иногда меня задевают чужие плечи, и я получаю тычки, которые просто не чувствую. Я – пустыня, выжженная дотла, испещренная шрамами, подобно треснувшей земле. В груди рытвины, зияющие пустотой.

Эмоций нет, меня накрыло плотным коконом ледяного, потустороннего спокойствия, когда ничто, кроме цели, не имеет значения. Цель одна. Мне нужно домой.

Я должна попасть к матери, я должна достать деньги, я должна сделать хоть что-то для человека, который положил всю свою жизнь, чтобы поднять меня.

Прохожу в регистратуру, где сидит молодой парень в очках на пол-лица.

– Мне нужен академический отпуск, – спокойно произношу я и где-то на задворках сознания понимаю, что для льготника это приговор, пропуски грозят отчислением.

Я вяло пытаюсь объяснить тяжесть сложившейся ситуации, но на все – сухие ответы и отсылка к уставу. Если я превышу лимит по пропускам, меня отчислят. Льготное место нельзя оставить за собой.

Я и так тут на птичьих правах.

Я пишу заявление и выхожу из приемной.

Дверь тихо закрывается за спиной и воспринимается лезвием, отрезавшим остатки моих изломанных крыльев. Я ощущаю, как эти воображаемые ворота с треском закрываются, ставя жирную точку на моем возможном будущем.

Где-то там в глубине души живет тупая надежда, что все еще образуется и я вернусь к назначенному сроку в университет мечты, но реалистка во мне уже скорбит, понимая, что на этом все.

Я быстро собираю свой небольшой скарб и покидаю университетский городок. Я иду не оборачиваясь. Ступаю навстречу новым сложностям.

Как слепой и глупый котенок в самой глубине души я продолжаю верить в чудо. В удачу, да во все, что угодно! Где-то во мне в предсмертных муках еще трепыхается надежда.

Новая я, лишенная эмоций, осознает, что на моем обучении можно ставить крест, закрывая дверь и подписывая документы на отпуск, я подписала свой смертный приговор.

За все нужно платить.

Мой отсчет по оплатам запустился.