Читать книгу Канарейка для ястреба. Реальная жизнь - Анна Гур - Страница 19

Внезапно все заканчивается. Гринвуд ослабляет хватку в волосах и возвращает в сидячее положение. Заботливо поправляет мою одежду. Псих!

Смотрю в серые глаза, сейчас почти черные. Гринвуд спокоен. Абсолютно. Больше не чувствую в нем угрозы. Совсем.

Хриплый и сексуальный голос:

– Тащи свои цацки, куколка. Тебя я к ворам не потащу, думаю, их внимание не нужно. Один пойду.

Неадекватный. Смотрю в серые наглые глаза и отвечаю зло:

– Не верю я тебе больше! Отпусти меня! Где гарантия, что не слиняешь с барышом?!

Улыбается еще шире, и струйка крови течет по уголку губ. Порочный. Грубый. Завораживающий.

– Резонный вопрос, Адик. Отвечу так. Где гарантия, что я прямо сейчас не продолжу играться и не разложу тебя на этом столе? Для начала хорошенько поимею, вгоняя по самые яйца, а затем пришибу, заставив отдать все… Как вариант.

Вздрагиваю от холода интонаций. Пытаюсь выбраться из хватки. Безуспешно.

Внезапно паника отступает, и я задумываюсь о словах. Подвисаю.

Кажется, шокотерапия – метод общения Гринвуда.

Чувствую, как воздух раскаляется от проскользнувшей угрозы, напряжение между мной и мужчиной напротив достигает своего апогея. От бешеного взгляда, прошедшего по мне с алчностью голодающего, хочется передернуть плечами и прикрыться.

Он держит меня крепко, не дает отстраниться и бедром я чувствую, насколько Фил готов к реализации своих угроз.

Серые глаза подобно острию хирургического скальпеля вспарывают меня, следят.

– Красивая ты сука, Адик, – приближает свое лицо и с хрипотцой выдыхает Гринвуд. – Когда-то хорошенько меня поломало тобой и, кажись, до сих пор штырит.

Мотаю головой. Не понимаю, о чем Гринвуд талдычит. Просто друг. Парень, с которым было легко и весело, понятно. В отличие от того же Ривза.

Правильно прочитав мою реакцию, мужчина, сидящий напротив, прищурился и криво улыбнулся. Опять мне почудился оскал Джокера. Кажется, Фил умеет контролировать мимику. Губы кривятся и выглядят неестественно пугающе. А под бедром ощущается нехилый каменный поршень в полной боеготовности.

Гринвуд транслирует дикую волну неприкрытой похоти. Замираю под холодным лезвием глаз, застывшем на моих сосках, натянувших материю кофты. Фил сглатывает. Хочу прикрыться руками, не дает. Мужские пальцы все сильнее сжимают меня, трудно продохнуть.

Опять наклоняется ко мне, горячий язык слизывает его же кровь с моих губ. Отклоняется, оставляя миллиметры между нашими губами. Выжидает.

Не собираюсь сдаваться под гнетом этих глаз. Где-то глубоко внутри шестым чувством понимаю, что сейчас меня просто проверяют на вшивость.

Подобные Гринвуду мало говорят. Они действуют. Хотел бы причинить вред, я уже давно бы была распластана под ним в коридоре, или же в машине, ну и секундой ранее у него уже была возможность использовать меня.

Хоть и говорит едко, и облапал всю, но я не чувствую агрессии. Похоть – да. Желание – да. Но не угрозу. Поэтому продолжаю молча сидеть под прицелом пылающих глаз, сгорая в огне чужого желания.

Гринвуд моргает, сильные руки приподнимают и сажают меня на стол. Он держит меня на расстоянии, кривит губы, и резко встает, отворачивается к окну. Наблюдаю за крупной фигурой в черной кожаной косухе. Кладет руки в карманы джинсов, и кожанка натягивается на мощной спине, прорисовывая литые мышцы.

Фил поворачивает голову в мою сторону. Смотрит через плечо. Отмечаю красивый, зловещий орлиный профиль. Не могу пошевелиться. Все продолжаю сидеть на столе, страшась спровоцировать.

– Значит так, Адик, – улыбается краем губ, уже не так страшно. – Я уйду через минуту. Тебе решать, что делать дальше с цацками. Либо доверяешь и отдаешь мне, либо сама идешь к старшим – дело твое.

Гринвуд разворачивается в сторону двери. Вскакиваю как ошпаренная, и преграждаю ему путь.

– Подожди! Отдам все, что есть. Только помоги…

Мне кажется, что я опять попала в паутину, запуталась и чем больше трепыхаюсь, тем сильнее нити обворачиваются вокруг горла, душат.

Оглядываюсь в поисках игрушки и подбираю ее с пола. Ставлю на столешницу. Открываю ящик в безуспешном поиске подходящего ножа. От резкого щелчка над ухом вздрагиваю, напоровшись взглядом на складной нож с крупным кривым лезвием, со специфическим звуком-щелчком, выскочившим из забитой татухами руки.

Гринвуд нависает сзади, прижимается, давая прочувствовать свое возбуждение. С ужасом наблюдаю за изогнутым острием. Кажется, что сейчас он направит смертоносное оружие в мою сторону и пройдется кровавым росчерком по лицу и телу.

Фил берет мои холодные пальцы и вкладывает в них оружие. Чувствую полированное дерево в руке, хранящее тепло его ладони.

Секунду рассматриваю плюшевого тигренка – старого друга, который так долго был слушателем всех моих тревог, обид, надежд и, в конце концов, превратившийся в средоточие лютой ненависти и агрессии. Друг, хранящий мои тайны. Прощай.

Я протыкаю старую потрепанную игрушку, режу, вытаскиваю спрятанное сокровище, а затем на меня находит страшная злость, перетекающая в истерику. В каком-то угаре начинаю полосовать ножом плюшевое нутро зверя еще и еще раз.

Плачу, содрогаюсь. Хочется убить… Очистить память! Разрушить все до основания, уничтожить, распотрошить так же, как и Ривз меня.

Сильная хватка на предплечьях. Чужая рука отводит оружие в сторону и заставляет ослабить пальцы и выронить нож на столешницу.

Гринвуд разворачивает мое дрожащее тело к себе. Встречаю его пылающий взгляд, налитый кровью, капилляры лопнули, лицо красное, а шрам, наоборот, остается белесым пятном.

Фил рассматривает мгновение и грубо прижимает к себе.

Наклоняется к уху и обдает горячим дыханием:

– Имя… Адик. Я хочу услышать имя… Кто этот мудак и что именно он с тобой сделал? – леденящие душу интонации, безэмоциональные абсолютно.