Читать книгу Северный ветер - Анна Кочубей - Страница 21

***

Ханлейту казалось, что все часы в мире остановились, настолько медленно тянулось время: оно жарилось в огне факелов, металось в бликах пламени на стенах и засыхало твердой коркой жажды на губах. Сознание не было ясным, но и спасительное небытие запаздывало. Коган появился в пыточной после полуночи и сразу же направился к механизму, опускающему брус с наручниками. Он вертел колесо до тех пор, пока колени пленника не коснулись пола.

– Его звали Сайрус, – заговорил он, продолжая ранее начатый разговор, – рыжий такой, помнишь? Служил под моим началом шесть лет. Было у него одно достоинство – хорошая выдержка. Никогда не блевал. Не все так крепки на желудок, особенно по первости, а Сайрус был кремень. Любили мы с ним поработать, а потом вместе выпить. Да, что говорить, пили на работе, вот в этой самой камере. А потом он мне задолжал три золотых. Поэтому мне жаль Сайруса больше остальных: я потерял деньги.

Коган снял со стены цепи и приковал Хана к решетке пола за щиколотки, а запястья освободил.

– Оцени, эльф, как здесь все продумано. Это мэтр Эверон старается! Раньше Железная башня походила на отхожее место, а теперь каждая наша пытка – это искусство. Но я отвлекся. Так ты вспомнил Сайруса?

Ханлейт смотрел на свои руки, сложенные на коленях: хватит ли у него силы прикончить Когана? И понимал, что не хватит. Спину защекотали капельки крови, вытекающие из потревоженной раны. Сидеть на решетке было неудобно – железо так и впивалось в голое тело. Каратель опустился на корточки и приподнял голову эльфа за волосы.

– Я должен тебя накормить, любовь моя. Поразвлекаемся еще?

Попытаться стоило. Ханлейт ударил Когана кулаком в шею, увы, не так сильно, как мог бы раньше, но достаточно быстро, чтобы человек не успел увернуться. Этот удар оказался первым и единственным, эльф оказался на решетке в мгновение ока: каратель повалил его навзничь и начал избивать. Окончания побоев Хан не дождался – потерял сознание. Очнулся он на боку, щекой на металле, вдыхая влажный смрад снизу. Руки оказались также прикованы к полу, как и ноги, при желании Ханлейт мог встать на четвереньки, но он не шевелился, просто открыл глаза. Коган был рядом и ждал.

– Ну и мразь же ты. Живучая, подлая мразь. Сайрусу ты распорол брюхо. Знаешь, что я сделаю? Проверю твои кишки на выносливость. Пить хочешь? Будет тебе вода, пей досыта, не захлебнись только!

С этими словами Коган потушил весь свет, кроме одного факела, и вышел, хлопнув дверью. Ханлейт лежал и думал, глядя в пространство перед собой. «Выдержка – одна из самых важных черт Хранителя, а ты ее лишен», – однажды сказал советник Айворт. «А теперь я должен всецело полагаться на качество, которым не обладаю», – думал Хан, – «я не философ и не стоик, я не разбираюсь ни в людях, ни в эльфах, я даже в лошадях ничего не понимаю, по мнению Моргвата. Не надо было нападать, надо было игнорировать! Моран была в казематах Готы и притворилась немой… Я не способен на такое. Она была сильнее меня». Вспомнив потухший амулет, Хан попытался усилием воли заглушить ноющую боль в сердце. Болело все тело, но пленнику казалось, что его беспокоит именно сердце.

Внезапно из недр крепости донесся гул. Каменные стены сотрясла мелкая волна вибрации, как от отдаленного взрыва, решетка начала подрагивать, а снизу дохнуло вонью сильнее, чем обычно. Что-то приближалось: мощная стихия неслась по тоннелю под полом, билась о стенки, вскипала отходами пыточных, выплескивалась наружу через переплеты решеток. Железная башня открыла шлюзы, чтобы воды Ракхайна ее очистили.

«Меня утопит! Я искупаюсь в этой пакости целиком!» Брезгливость оказалась сильнее боли – Хан поспешно встал на колени. Но не прошло и нескольких минут, как его руки и ноги погрузились в омерзительную жижу. Вода, поднявшись чуть выше решетки, успокоилась и неспешно потекла по ее поверхности. Она становилась все чище и прохладнее. Наверное, ее скоро можно будет выпить, если нагнуться и приникнуть губами… Или хотя бы намочить их. «Пить нельзя! Я заболею. Чем только я не могу заболеть!» – подумал Ханлейт и не пил, только болтал в воде ладонями, чтобы отмылись поскорее. Он понимал, насколько грязен сам, но после такого «купания» почувствовал себя еще гаже.

До того, как у Хана от холода окончательно онемели конечности, напор воды уменьшился, а ее уровень опустился ниже решетки. Поток иссяк, и камеру пыток наполнил звук капель, срывающихся с пола в лужи тоннеля. «Как здесь все продумано! Таланты мэтра Эверона нашли свое наилучшее применение!» – с бессильной злостью думал Хан, дрожа всем телом. Вот кого стоит опасаться, а вовсе не Когана!

Каратель появился под утро и привязал Ханлейта в первоначальное положение, но на этот раз пленник стоял на полу не на цыпочках. Коган вышел, а о появлении ария в соседней комнате Хан догадался по порыву морского ветра, снова прогнавшего тухлую сырость подземелья.

– О чем тебе говорит имя «Моргват», эльф? – спросил арий вместо приветствия.

«Начался допрос. Вчера со мной знакомились и показывали возможности. Будь ты проклят, мэтр! Конечно, мне о многом говорит это имя, я же сам притащил его меч! Но я не знаю, о чем сообщил советник Айворт в Аверну, а о чем – умолчал. И что я должен ответить?!» Ханлейт не проронил ни звука.

– Отсюда я прекрасно вижу выражение твоего лица, Кеннир: ты не из тех, кто умеет скрывать свои эмоции. Будет проще, если ты ответишь на очевидные вопросы и не будешь страдать от собственного запрета раскрыть рот. Хочешь обозвать меня как-нибудь? Давай, выскажись. Тебе станет легче.

Провокация Эверону удалась:

– Почему ты не показываешься? Страшно взглянуть мне в глаза?

– Не страшно, просто незачем, – мягкий голос ария не изменился, – а теперь несколько слов об архонте. Слушаю.

– Я его убил, разве не очевидно?

– Как именно?

– Порезал своим оружием.

– И Моргват добровольно отдал тебе свой меч, – сделал арий неожиданный вывод.

– Он не отдавал! – вскричал Ханлейт, напрасно вглядываясь в черную занавеску.

Утвердительная интонация Эверона взбесила Хана при первой же встрече. Вот как арий действует: он сам отвечает на вопрос и смотрит на реакцию пленника – угадал или нет. Сопротивляться такому приему было сложнее, чем молчать под пытками. Арий в два счета удостоверился, что Хан не убивал архонта. Как он догадался?!

– Тебя кормили вчера вечером? – спросил Эверон после долгого молчания, – не веди себя глупо, эльф. Вопрос простой. Так кормили?

– Нет.

– Поили?

– Нет.

– Ты пил тюремную воду, когда открыли шлюзы?

– Нет.

– Ты знаешь иные слова, кроме «нет»?

– Нет!

– Ты хочешь умереть сегодня?

– Да!

– Вы договорились с Моргватом о подлоге сферы заранее?

– Мы не о чем не договаривались!

– О вашей сделке знал советник Айворт?

– Он не знал!

– Так это был другой Хранитель.

Эверон снова констатировал факт, на этот раз несуществующий. Ханлейт почувствовал себя обманутым.

– Никого не было, только я!

– Ты единственный Хранитель ордена, Кеннир?

– Хочешь опять услышать «нет»?

– Ты мне перечислишь имена всех, кто выезжает на задания из Эрендола.

– Я не предатель!

– Ты – предатель. Ты предал свой орден, так иди же до конца, а не застревай на полпути, как трус. Твое упрямство нелепо.

Хан вглядывался в черную ткань, пытаясь разгадать, что за человек за ней скрывается. Эверон ни разу не повысил голос, не вышел из себя. Казалось, арий ведет допрос без определенного плана и ни на чем не настаивает, но он добивался своего – пленник разговаривал.

– Я не назову имен. Тебе не понять, почему.

– Хорошо, – покорно согласился Эверон, – амулет на твоей шее был дорог тебе, как память об архонте. О Моргвате или о другом мужчине? В однополой любви нет ничего зазорного, верно?

От такого предположения ноздри Ханлейта раздулись в гневе, но он ничего не возразил.

– Прости, я ошибся, речь идет о женщине. О любимой женщине, Кеннир. И она – тоже архонт. Твое лицо мне рассказывает больше, чем слова.

– Она умерла, тебе ее не достать!

– Сочувствую. Ты знал, какую сферу отправил в Аверну? Что ты хочешь рассмотреть под полом, эльф? Ты знал. Ты голоден?

– Провались ты… – чуть слышно пробормотал Хан.

– Ты терпишь боль, как мужчина, но болевой порог твоей гордыни низок. Процесс принятия пищи в Железной башне не всегда приятен, Кеннир. Откуда ты взял другую сферу? Это очень важно. Не ответишь, я позову Когана.

Эверон ждал невыносимые десять минут, а потом выкрикнул имя карателя. Коган вошел и скрылся за черной занавеской.

– Хорошо, мэтр! – обрадовано согласился он с чем-то, сказанным вполголоса и снова вышел.

– Продолжим, бывший Хранитель. Моргват узнал о задании ордена от тебя?

Ханлейт не отвечал. Он снова начал подрагивать от холода и волнения: Эверон готовил какую-то новую пытку, до которой Коган бы не додумался.

– Простой ответ на элементарный вопрос, но он может отменить то, чего ты испугался.

– Я не боюсь.

– Боишься, эльф. Это – нормально. Бесстрашны только идиоты, а ты не такой. Отвечай.

– Я не знаю, от кого он узнал.

– Ладно, верю. А была ли другая сфера, Кеннир?

– Я не понимаю…

– Что есть душа, Ханлейт? Твоя или моя? Ее можно потрогать, взять в руки? Нет. Но ее можно поместить в священную сферу или подло уничтожить. Архонт способен на такое. Что стоит человеку, на чьей совести десятки убитых и сведенных с ума подростков, а чьи руки обагрены кровью по самые плечи, прикончить беззащитную душу, заключенную в хрусталь?

Эверон хотел узнать, убивал ли Моргват душу ария…

– Не суди по себе! – вырвалось у Ханлейта прежде, чем он успел подумать.

«Что я натворил! Надо было его обмануть!» – запоздало раскаялся Хан, – «я больше ничего не скажу!»

– Почему ты так возмутился? Я процитирую тебя со слов эльфа-советника: «Сфера, доставленная из собора святого Ариеса в Велеграде до Аверны и переданная в императорский дворец – не настоящая». Поддельных сфер не бывает, Кеннир. Они или содержат душу, или пустые, или мертвые. Четвертого не дано. Вы с архонтом все же ее подменили. Да, так и есть. Меня ждет увлекательный рассказ?

– И не рассчитывай.

– Очень жаль тебя.

– Себя пожалей, бездушная тварь, – тихо сказал Хан.

– Ханлейт ланн Кеннир, с тобой приехала запечатанная бумага от Верховного советника ассасинов – и я в жизни ничего туманнее не читал. Эльфы коварны: тебя бросили в Железную Башню, как материал, который предстоит отработать. Твой орден не сделал ничего, чтобы облегчить твою участь, напротив, с тем документом, что у меня сейчас перед глазами, твоя голова представляется шахтой, полной алмазов, не хватает только надписи на лбу «я знаю все». Милосерднее было тебя казнить, а не отдавать мне.

Вернулся Коган с бутылью, заполненной молочно-серой жидкостью и изогнутой трубкой. Каратель опустил механизм пониже и поставил емкость на брус сверху.

– Открой рот.

Хан сжал губы и замотал головой.

– Я тебе зубы выну, если не откроешь! – пообещал Коган и снял с пояса знакомый клинок с крючком на конце.

– Убери нож, ты попортишь эльфу лицо! – прикрикнул арий.

– Да, мэтр, – мрачно согласился каратель, стукнул пленника по животу и тут же зажал ему нос.

– Не сопротивляйся, Кеннир, будет только хуже, – прозвучал невозмутимый совет из-за занавески.

Теплая мерзкая жидкость полилась Хану по пищеводу. Он даже и не понял, что это такое. Глотать было нельзя – смесь, попадая в носоглотку, душила и выжимала на глазах слезы, а Коган неумолимо поддерживал голову пленника запрокинутой.

– Пока достаточно.

Стоило карателю отпустить его шею, Ханлейта сразу же вырвало.

– Не эстетично, эльф. Все живые существа одинаковы: привлекательны, когда чисты и здоровы, а стоит нарушить хрупкое равновесие, как наружу выливается вся гадость. Я готов слушать дальше.

– Я же сказал – не рассчитывай, – прохрипел Хан.

– Тогда продолжим.

Сидя в своем убежище, Эверон явственно вздохнул. Возможно, ему надоело или арий просто не выспался, встав в такую рань. Пытка продолжилась, пока не опустела бутыль. Эверон молчал.

– Что дальше, мэтр?

– Принеси воды.

Коган подмигнул своей жертве, оставляя наедине с арием.

– Дальше… Знаешь, что будет дальше? Ты будешь ежедневно ждать моего появления и приказа «довольно», завершающего боль. А затем сравнивать, что неприятнее: мерзнуть на голом металле, висеть под потолком или слышать поворот ключа в замке. Я взываю к твоему здравому смыслу, Ханлейт. Прекратим все это. Что за сфера отправилась в Аверну?

– Я не намерен делать твою работу легче.

– Понятно. Коган, вернемся к вчерашней процедуре, но я выберу символ сам, – обратился Эверон к карателю, занесшему ведро в камеру.

– Отлично, мэтр. Лошадку я натянул на вышивальные пяльцы, она почти высохла.

– Оцелот – эмблема Эрендола. Как считаешь, эльф, ты достоин носить символ своей страны? Ответ – нет, раз ты в Железной башне. Приступай, Коган.

– Один момент! Я прикую ему ноги, мэтр. Не хочу получить по яйцам, как вчера в кадык. Эта сволочь все еще может ударить.

Арий не возражал и не проронил ни слова, пока каратель снимал с Хана кожу. Тишину пыточной нарушала лишь вода, стекающая со стен тоннеля и журчащая под полом, да прерывистое дыхание пленника. Ханлейту показалось, что сегодня было мучительнее… «Зря я начал отвечать на вопросы Эверона! Он вытянул из меня больше, чем я сам понял. Эта мразь умеет допрашивать!»

– На твоем лице застыло чувство вины и сожаления, Ханлейт. Не сейчас, а вообще. Ты в чем-то обвиняешь себя настолько сильно, что считаешь пытку заслуженной. Перед кем ты виноват? О чем сожалеешь? Или о ком? О женщине, которая умерла? Она погибла из-за тебя? Архонт любила тебя? Как ее звали? Коган, ты закончил?

– Почти, мэтр. У него что-то с сердцем – я аж пальцами слышу, как стучит. Вот-вот концы отдаст.

– Ты добавил в воду лекарство?

– Конечно, мэтр.

– Полечи его и довольно на этом.

Коган отложил инструменты, взял ведро окровавленными руками и окатил пленника с ног до головы с противоположного конца комнаты. Такого Хан не ожидал: вода резанула по ранам нестерпимой болью. «Она же соленая!» – понял он.

– Громко кричишь, любовь моя, – удовлетворенно шепнул каратель, покидая пыточную.

Чуть заколыхалась черная тряпка, стало легче дышать, – это арий применил свою магию. Зачем? Да какая разница? Ханлейту было очень плохо.