Читать книгу Дело о чудовище с четвертого этажа - Анна Мезенцева - Страница 2

Пока на перекрёстке горел красный, Егор расстегнул брошенный на соседнее сиденье рюкзак и вытащил термос. Внутри ещё что-то бултыхалось, повезло. Он отвинтил крышку и в три глотка допил холодный, поганый на вкус кофе с осадком на дне. Вчера вечером пришлось покататься с парнями из ППС, да так основательно, что из своего рабочего УАЗика Егор выбрался далеко за полночь, пошатываясь от усталости и едва не засыпая на ходу. Даже домой ехать не захотел, завалился в комнате отдыха на привычном к такому повороту диване.

Разбудило его мерзкое пиликанье мобильного. Егор простонал: «Да успокойтесь уже, черти!» и перевернулся на другой бок. Но черти не успокоились, пока не услышали злое и хриплое: «Одинцов. Слушаю!».

Звонила Галина Михайловна, одинокая бабулька, живущая на подшефном Егору участке. Галина Михайловна вела небольшое хозяйство, а потому вставала затемно и думать не думала, что на часах половина шестого, а кто-то вчера устал, как собака, и надеялся поспать хотя бы до восьми.

– Внучек, родненькай, приезжай! Да что ж это такое… Как земля извергов таких только носит… Хося, Хосечка! Что же это, а?

– Галина Михайловна, успокойтесь, всё будет хорошо. Расскажите по порядку, что произошло?

Увещевания не подействовали. Причитания превратились в горький, по-старушечьи жалобный плач. Егор наморщил лоб, соображая, что за Хося мог расстроить бабульку. Кажется, в Знаменке жил узбек по имени Хасан, работал на лесопилке. Тихий, непьющий. Нет, не то. Вспомнил – поросёнка Галины Михайловны звали Хосе Игнасио, в честь героя какого-то древнего сериала.

– У вас свинью украли?

– Не украли! Миленькай, приезжай! Некого больше позвать, одна я осталася! Господи помоги…

Поняв, что по телефону подробностей не узнать, Егор со словами «Буду через полчаса» сбросил вызов. Сполз с дивана, наскоро ополоснулся холодной водой и поехал. А что делать? Галина Михайловна никогда не дёргала его по пустякам. Раз позвонила – значит, случилось что-то серьёзное.

Участковый уполномоченный старший сержант Егор Одинцов убрал термос в рюкзак, дождался зелёного света и свернул с более-менее приличной дороги на разбитую в хлам грунтовку. За лобовым стеклом затрясся горизонт, окрашенный первыми лучами рассвета. «Эх, права Светка. Какая с моей работой личная жизнь…» – Егор посмотрел на подаренный бывшей девушкой ароматизатор, болтавшийся на зеркале заднего вида. На этикетке значилось: парфюм «Ванильная нежность». Вот тебе и нежность – машина подскочила на очередном ухабе, жёсткой сидушкой наподдав Одинцову под зад. Из-за приторного запаха захотелось есть. Давно пора было выкинуть вонючку, да всё как-то жаль.

Провалившись в яму с дождевой водой, УАЗик взревел движком и принялся бодро карабкаться вверх. Из-под колёс полетела щебёнка и фонтанчики жидкой грязи. Хорошо, что за участком закрепили автомобиль. Некоторым коллегам приходилось утюжить улицы на своих двоих. Верхне-Волчанск – город маленький, сто с лишним тысяч человек всего, вот и бюджет у полиции соответствующий. Но Егору досталась окраина: пара кварталов с новостройками, пустырь с гаражами, садовое товарищество «Дружба», а ещё район «Краснознамённый», прозванный для краткости Знаменкой. Пешедралом такую территорию не обойдёшь. Тем более, Знаменка была городом только по бумагам. А на деле – село селом, с покосившимися заборами, кривыми яблонями и глупыми курами, вечно лезущими под колёса. Именно туда участковый и направлялся, надеясь обернуться до утренней планёрки.

Егор гуденьем клаксона спугнул козу, увлёкшуюся объеданием крапивы, проехал улицу до конца и заглушил мотор. Тут и там из приоткрытых ворот торчали головы соседей. Ну хоть ребятня не успела проснуться… У калитки караулила Галина Михайловна, из-за многослойной одежды похожая на слепленную из придорожного снега бабу. На ней был халат, на халате – серая куртка, на куртке – тёплый стёганый жилет, а поверху конструкцию укутывал пуховый платок. Участковый неуклюже выбрался из машины. Так-то УАЗ – нормальный агрегат, но с ростом и плечистостью Одинцова даже он маловат.

– Спасибо, родненькай, что приехал!

– Рассказывайте по порядку, что произошло?

– Убили моего Хосю, насмерть убили! – Выцветшие глаза Галины Михайловны, окружённые сеткой морщин, снова заблестели. Но старушка сдержалась. Вздохнула, перекрестилась, вытерла лицо краем платка.

– Кто убил? Тушу оставили или забрали с собой?

– Да чего я тебе, старая, рассказывать буду. Ты молодой, зоркай, поди погляди.

Галина Михайловна шустро заковыляла к дому. Егор шагнул в калитку и оказался в маленьком дворике, наполовину заросшем сиренью. Под кустом стояла лавка, рядом – алюминиевая миска с перловой кашей для приблудной собаки по кличке Бублик. Самого Бублика было что-то не видать.

– А собака где?

– А?

– Бублик куда подевался?

– Убёг… Ить страсти-то какие…

Вместе со старушкой, едва достававшей ему до груди, Егор обогнул избу. На заднем дворе находились хозяйственные постройки и отделённый сеткой рабицей огород. Несколько птиц сбежали из курятника и с довольным видом прогуливались вдоль свекольных грядок, чего в обычное время не дозволялось. Галина Михайловна остановилась у распахнутой двери сарая, откуда нестерпимо несло убоиной и навозом.

– Встала я с утра, позавтракала, курей покормила, яички собрала. Хорошие у меня несушки, породистые, иной раз по шесть яичек с кладки за неделю собираю. – При мысли о курицах опечаленное лицо старушки слегка просветлело. – Понесла Хосе покушать, комбикорму запарила, картошечки варёной положила. Он картошечку очень любил… Сняла засов, а там… Кровищи-то, кровищи! Я бежать! Перепугалася очень.

– А вы ночью ничего не слышали, никаких подозрительных звуков? Собака не лаяла? – Егор наклонился и потрогал борозду в плотно утоптанной земле. Похоже, здесь провели чем-то острым. Посмотрел на испачканные пальцы – кровь свиньи дотекла даже сюда, ко входу в сарай. Что любопытно, рядом виднелся отпечаток босой ступни.

– Ой, не знаю, внучек. Я фильм посмотрела и спать легла. Хороший фильм, с этим, как его… Про разведчика. Редко что смотрю. По телевизору срам один, прости Господи. Давеча включила, а там… – Галина Михайловна сердито махнула сморщенной короткопалой ладонью. – Ты вон здоровяк какой вымахал, соображай. А я ничего не слыхала. Да и глуховата стала, ты уж не серчай.

– А дверь точно была закрыта на засов?

– А? – переспросила старушка, словно в подтверждение своих слов. – Чаво?

– Дверь, говорю, точно была заперта?

– Я, поди, из ума ещё не выжила.

– Уничтожение имущества со взломом… – пробормотал Егор. В голове начала складываться картина. Раз Бублик не залаял, значит, забрался кто-то из местных, вхожий в дом. Судя по отпечатку – мужчина. Не вполне адекватный – конец августа, по ночам подмораживает, а он босиком. Вон, Егор осеннюю куртку не поленился надеть, хоть и на машине. Нарик какой-нибудь или упившийся до горячки алкаш. Надо посмотреть, чем и насколько умело зарубили свинью. Егор согнулся и полез в дверной проём, до того вонючий, что в серых глазах участкового проступили слёзы. С притолоки посыпалась труха, запуталась в отросших за лето русых волосах.

Внутри свинарника царила сумрачная прохлада. Опилки, ровным слоем покрывавшие земляной пол, почернели от впитавшейся крови. Из дальнего угла послышалось какое-то шевеление. Егор насторожился. За невысокой дощатой перегородкой ворочалось и пыхтело что-то большое.

– Жив ваш свинтус, Галина Михайловна. Напугался бедняга, вон как дышит.

– Господь с тобой! Его же надвое разорвало!

Участковый замер, ощутив, как по спине пробежал холодок. Даже волосы на загривке встали дыбом. Мелькнула надежда, что подслеповатая старушка чего-то не доглядела. Но зрачки наконец-то привыкли к темноте, и Одинцов обнаружил в двух шагах от себя пустое корыто и лежащую за ним свиную голову, таращившуюся в пустоту крошечными пуговками глаз. Ближе ко входу валялось ведро, окружённое мятыми картофелинами и бурыми сгустками комбикорма. За перегородкой снова зашуршало. Сарай наполнился утробным рычанием, словно неподалеку заработал четырёхтактный генератор.

– Бабуль… – еле слышно выдавил Егор, сглотнув перекрывший горло комок. – Уходи!

– Чаво? – Галина Михайловна сунулась через порог, желая подобраться поближе.

– Пошла отсюда! – невежливо заорал Егор, но было поздно. Из-за деревянной перегородки поднялся тёмно-серый, косматый, чудовищный по своим размерам волк. Прижал уши и показал клыки, каждый толщиной с карандаш.

Тоненько всхлипнув, старушка осела на пол. Егор потянулся к пистолету, понимая, что не успеет даже расстегнуть кобуру…

Не успел. Волк прыгнул. Словно в замедленной съёмке Егор увидел, как все четыре лапы зверя поднялись в воздух. Задняя задела когтями перегородку, вырвав кусок древесины. Здоровенная башка с рыжими подпалинами внезапно оказалась совсем рядом. В лицо шибанул запах псины, перебив прочую вонь. В голове взорвалась мысль: «Хана!». Но рука сама собой ухватила за дужку ведро, описала полукруг и ударила оцинкованным дном по оскаленной морде. Бам-м-м! Ведро загудело, во все стороны полетела картошка, будто комья земли после взрыва гранаты.

Звериная башка мотнулась влево. Лапы достигли пола, оставив в грязи глубокие борозды. Мощная туша едва не сшибла Егора, как кеглю, но он отскочил. Долбанулся спиной о балку, выбросил ногу вперёд, угодив подошвой по кожистой мочке носа. В жёлтых звериных глазах полыхнула ярость. Клацнула пасть, попытавшись оттяпать ступню. Спасая конечность, Егор отшатнулся, не удержал равновесия и подставил бок.

Затрещала ткань. Громадная пасть вцепилась под ребро, подняла Одинцова в воздух и швырнула об стену, выбив из трухлявых досок облако пыли. У-у-ух, блин! Свет в глазах померк, от боли дыхание застряло в груди. Егор рухнул в мокрые опилки, подозревая, что уже не жилец. Такими зубищами, поди, все кишки разорвало. Но силы пока оставались, и Одинцов трясущимися пальцами уцепился в застёжку на кобуре. А волк неожиданно спокойно приблизился к телу старушки и ткнулся носом в пуховый платок.

– Замри! Не тронь, паскуда, пристрелю! – Егор и сам не понял, зачем заорал. Будто перед ним стоял алкаш с топором, а не матёрый, но совершенно неразумный зверь. Рука с пистолетом ходила ходуном, беря на мушку то серую шерстистую холку, то стену, то пол.

– Ну ты серьёзно? Жива она, не лезь в бутылку.

Что?! У Егора отпала челюсть. Сказано было мужским голосом, хриплым и глумливым. Волк аккуратно перешагнул Галину Михайловну, дёрнул задней лапой, стряхивая кусок раздавленной картошки, и покинул сарай.

«Предсмертный бред» – подумал участковый, обессиленно растянувшись на полу. «Надо бате позвонить, попрощаться» – мелькнула вторая мысль, но потом Егор вспомнил, что мобильник лежал в машине. Да и смерть всё как-то не приходила. Более того, острая боль прошла, оставив после себя ноющий след в ушибленных рёбрах и плечах. Одинцов убрал пистолет и потянулся осмотреть рану. Полы куртки оказались разорваны в клочья, как и шерстяной китель, и рубашка под ним. Но на коже не было ни царапины, лишь наливался бордовым цветом кровоподтёк.

– Ядрёны пассатижи.

Одуревший Егор с тихим стоном поднялся на ноги. Помотал головой, вытер с лица шмат вонючей грязи. Подошёл к старушке и с облегчением убедился, что волк был прав. «Волк был прав» – от этой фразы так и веяло таблетками галоперидола и курсом групповой терапии. Он осторожно выглянул из сарая. Никого. Даже курицы, не такие уж и дуры, забились по щелям. Егор предпочёл бы поверить, что всё случившееся в свинарнике являлось галлюцинацией от недосыпа, но на земле виднелась цепочка свежих следов. Крупных, четырёхпалых, с вдавленными полосками мощных когтей. Бред.

Пока Егор приводил в сознание и успокаивал Галину Михайловну, пока отмывался под оханье и аханье от налипших опилок и навоза, пока составлял протокол, наступило восемь утра. Пора было мчаться в город, чтобы не опоздать на планёрку. Настроение опустилось ниже нуля. И для этого имелись серьёзные причины.

Во-первых, он угробил демисезонную куртку. Теперь придётся либо ждать выдачи в положенный по табелю срок, либо покупать на свои. Во-вторых, обливание водой и обтирание мочалом не помогли. От Егора с такой силой несло навозом, что УАЗик мгновенно пропах насквозь и превратился в сельский нужник. Ванильная отдушка не справлялась с вонью и лишь добавляла странное ощущение, что нужник тот построили у булочной на задах. В-третьих, самое главное… Егор сомневался в ясности собственного рассудка. Когда он приехал, не было возле сарая волчьих следов, не было! А волк внутри был! Про то, что он говорил, даже думать не хотелось. Егор усилием воли загнал воспоминание в самый дальний угол измученных мозгов.

– Ё-мое, Егорыч! Ты откуда такой красивый? – На крыльце отделения курил младший лейтенант Миша Новосельцев, белобрысый, как альбинос, и с вечно обгорелой мордой.

Егор кисло поморщился, протягивая для рукопожатия красную из-за колкого мочала ладонь.

– Потом расскажу.

Хорошо хоть, в машине лежали запасной китель с рубашкой, так что на планёрке Одинцов предстал в относительно приемлемом виде. Только коллеги подозрительно косились, и форточки в кабинете пришлось пооткрывать.

Руководитель подразделения майор Алексей Юрьевич Морозов, с подходящим к суровому нраву прозвищем Мороз, начал с плохих новостей. Ночью в городе вырезали семью из четырёх человек, родителей, бабушку и ребёнка.

– Слыхал? – прошептал Миха. – У меня друган на том выезде был. Говорит, всё в потрохах, половина группы проблевалась. А входная дверь изнутри заперта, ломать пришлось.

– Новосельцев, разговорчики! – рявкнул Мороз и продолжил. – Значит так. Пройдитесь по своим кадрам, особенно, кто недавно откинулся. Про буйных тоже не забудьте. Преступники действовали с особой жестокостью, на таких уже должны были поступать наводки. Повысьте, ёшкин корень, бдительность. Головин, особенно тебя касается, у тебя известно, какой район. Далее…

Далее пошла традиционная повестка. Мошенники, кража велосипедов, распределение поступивших в дежурку заявок. Егор старался слушать начальника повнимательней, но мысли то и дело сворачивали на утреннюю схватку со зверем. Да нет… Ну не мог же волк подняться на четвёртый этаж, да ещё захлопнуть за собой дверь? Хотя засов на сарае он же как-то открыл? «Всё, забудь! – приказал себе Одинцов. – Направь записку в охотнадзор и успокойся».

После планёрки Егор вернулся в опорный пункт, отрабатывать приёмные часы. Возле кабинета поджидал старый знакомый, бойкий и сухонький пенсионер, навещавший участкового почти каждую смену. Вот и сейчас он перебирал какие-то бумаги, сложенные в обшитую красным сукном папку с пятиконечной звездой. «Ну чего тебе от меня надо? – с тоской подумал Егор. – Опять соседи электричество из розеток воруют?».

– Егор Константинович, а я к вам! – радостно отрапортовал пенсионер, поднимаясь с места.

Но тут из-за угла донеслось громкое ритмичное цоканье. В коридоре показалась сгорбленная старуха, опиравшаяся на подбитую железом клюку. Настолько древних развалюх Егор, пожалуй, никогда не встречал. Галина Михайловна по сравнению с ней выглядела женщиной в самом соку. Кожа старухи напоминала сморщенную шкурку картофелины, позабытой в погребе с позапрошлой зимы. Нос выдавался вперёд корабельным бушпритом, из-под платка торчали седые космы.

– Иди домой, пустобрёх! Неча тебе сюда шастать, людям мешать. Ишь, взял привычку.

И замахнулась на старика клюкой, да пресердито.

«Сейчас начнётся» – содрогнулся Одинцов и набрал в грудь побольше воздуха, готовясь пресечь зарождающийся скандал. Но пустобрёх неожиданно послушался. Убрал свою папочку подмышку, извинился и пошагал прочь, не сказав больше ни слова.

– Ну, дела… – только и протянул участковый, проводив взглядом сухонькую фигуру.

– Это ты Егор Одинцов? – Старуха подслеповато сощурила правый глаз. Голос у неё был низкий и скрипучий, будто по кафельной плитке протащили трубу.

– Участковый уполномоченный старший сержант полиции Егор Одинцов, – по всей форме представился Егор, подавив странное желание вытянуться по струнке.

Посетительница обвела его снизу доверху оценивающим взглядом, пожевала беззубым ртом.

– Зелёный совсем… Сколько тебе годков-то, паря?

– Двадцать четыре.

– Ладно, Василий Иваныч, царствие небесное, правильно говорил: «Молодым везде у нас дорога!» – Старуха взялась за ручку двери. – Пойдём-ка, служивый, побалакаем.

В полном отупении Егор проследовал в свой кабинет. Посетительница с тяжёлым кряхтением устроилась на стуле, двумя руками опершись на загнутое навершие клюки.

– А вас, простите, как звать?

– Яга Ягинишна я, по прозванию Костяная нога. Но для тебя по-простому, Баба Яга.