Читать книгу Игрушка беглецов - Anna Paul - Страница 4

– Народный суд? – шёпот Фортуната я слышу, словно издалека.

Что ожидает Нону? Общественное осуждение? Наказание? Нечто страшнее?.. А что ждёт меня?..

Народный суд…

Если человек совершил незначительный проступок, к нему на определённое время могут приставить фантома другого эдема, который будет наблюдать за провинившимся. Это должно помочь стать лучше. Но если Народный суд посчитает недостойное поведение систематичным, эдему могут пригрозить временным отстранением от Истинной молитвы и праздников. Уже такого общественного порицания всегда оказывается более чем достаточно. Но существует и настоящее наказание…

За все годы, прошедшие после Великого Пожара, такое случилось лишь однажды. Народный суд признал одного эдема настолько виновным, что его изгнали из Фрактала. С тех пор обвинение «Ты служишь мраку прошлого» негласно стало самым страшным из всех возможных.

Надеюсь, Иоланто убережёт нас, и сегодня эти слова не прозвучат вновь…

Эдемы окружают плотным кольцом, их взгляды и мысли врезаются в наши биополя. Шёпот, реальный и мысленный, окутывает со всех сторон. К горлу подкатывает ком, кружится голова, земля подо мной раскачивается.

Рядом с Авреей и Фликой появляется Гилар. Хоть его глаза и кажутся такими же хитрыми, как обычно, в них нет оживлённого блеска, к которому я привыкла. Лица старейшин не выражают никаких эмоций: черты словно застыли, не двигается ни одна мышца. Так хочется почувствовать их настроение, но они молчат, лишь переводят взгляды с Ноны на меня, а потом на Фортуната.

На лице моей бабушки вдруг появляется мимолётная эмоция, но я не успеваю разобрать, какая именно, как Флика плавно оборачивается к эдемам, и в кольце гор раздаётся властный голос:

– Мы сердечно благодарны за помощь каждого. Более мы не смеем задерживать, ведь у вас достаточно не менее важных дел.

Брови Авреи удивлённо поднимаются, но авгура быстро берёт себя в руки. Гилар задумчиво шевелит губами, отчего в движение приходит его борода. По толпе проходит шёпот.

– Поэтому прошу вас к ним вернуться, – непреклонно продолжает Флика, игнорируя всеобщее изумление.

Наступает неприлично долгая тишина. Эдемы переглядываются в нерешительности. Едва ли не физически я чувствую, как взгляды, обращённые к нам, вопрошают: «Как это – вернуться к делам, когда тут… такое?» Все прекрасно ощущают: произошло нечто ужасное и постыдное, но никто не решается произнести хоть слово.

Если и случается Народный суд, рассмотреть все обстоятельства и принять решение выпадает не только авгурам, но и жителям Фрактала. Однако у моей бабушки, похоже, иные планы…

Спустя, казалось бы, целую вечность несколько человек неуверенно переступают с ноги на ногу, словно надеясь, что им позволят остаться. Флика молчит и терпеливо ждёт, когда её просьбу исполнят. Кто-то в толпе наконец первым отправляется во Фрактал. Будто жучки, которые не хотят покидать ароматный цветок и раскрывают крылья нарочито медленно, эдемы неохотно расходятся.

Я испытываю облегчение, но одновременно с этим сердце сжимается от гнетущего предчувствия. Несколько эдемов оборачиваются, прежде чем исчезнуть в туннеле среди гор. Каждый взгляд, с которым я встречаюсь, – это смесь растерянности и страха – чувств, слишком непривычных и чересчур сильных для эдемов.

В одно мгновение я теряю все силы, в висках пульсирует кровь, ноги не слушаются, и, если бы не сильные руки Фортуната, которые подхватывают меня, поддерживая, я, наверное, упала бы без сознания.

– Что с тобой? – в шёпоте парня звучит тревога, но я лишь отстранённо бормочу, что всё в порядке.

Это далеко не так. Судя по тому, как губы Фортуната сжимаются в тонкую линию, он это тоже понимает. Но вот в кольце гор остаются только авгуры, Нона, Фортунат и я, и напряжение, которое прежде казалось лишь смутным предчувствием, превращается в почти осязаемую тяжесть на плечах.

Как только последний эдем исчезает в туннеле, все трое авгуров заметно преображаются. Флика приваливается к ближайшему большому валуну, устало прикрывает глаза и задумчиво трёт переносицу. Глаза Гилара превращаются в узкие щёлочки. Аврея посылает испепеляющие взгляды, от которых меня тут же бросает в дрожь. Ярко-красные волосы, суровый разлёт рыжих бровей, блестящие глаза – женщина пылает, и что-то подсказывает, что ни один ливень или океан планеты не сможет потушить этот пожар.

– Молодые люди, надеюсь, у вас есть достаточно веские аргументы, чтобы объяснить происходящее, – не открывая от нас взгляда, говорит Флика.

Пока звучит голос моей бабушки, Аврея гордо приподнимает подбородок, а её фигура едва не рвётся вперёд, словно женщине не терпится начать допрос. Раскосые глаза цвета охры смотрят с нескрываемым осуждением, и не только на мою подругу, но даже на нас с Фортунатом. В их желтизне я вижу чёрные вкрапления, похожие на пятнистую шерсть гепарда.

Авгура, призванная оберегать наши устои.

Никто из нас не решается начать. Тяжесть тишины давит на лёгкие, и трудно дышать. Мы молчим так долго, что муравей, за которым я наблюдаю, чтобы не встречаться с авгурами взглядом, успевает дважды добраться до одной и той же кучки веток и утащить несколько в норку.

Я не вижу, но буквально чувствую, как Аврея с Фликой переглядываются, а в следующую секунду слышу голос младшей авгуры:

– Правила Фрактала несложные, – рассказывает она, словно впервые, – уважать и любить ближних, заботиться благе ближних, участвовать в Истинной молитве, заниматься той деятельностью, которую ты выбрал. – Она делает паузу, а я так и не решаюсь поднять взгляд. – Запреты тоже нетрудно запомнить. Нельзя играть со своей тенью. Мы почитаем Солнце, а в тени прячутся лишь призраки прошлого. – Вновь пауза. – Нельзя заплывать в океане дальше камней –хорошо известного всем нам места, где под водой находится небольшая платформа. – Аврея снова непродолжительное время молчит, прежде чем продолжить: – Нельзя выходить за пределы Фрактала без особого разрешения, ведь там, как и в океане, можно повстречать корриганов.

Последнее слово женщина едва ли не выплёвывает, и я невольно поднимаю взгляд, но сразу же поспешно отвожу его: авгура напоминает костёр, из которого вылетают искры пламени, и я словно боюсь обжечься.

– Время идёт, но твоё поведение, Нона, остаётся неизменным, – как только Аврея обращается к девушке, её голос становится намеренно мягче, но при этом таит с трудом сдерживаемую злость. – Даже дружба с внучкой верховной авгуры не помогла стремиться к честности и благодарности, быть откровенной с ближними.

Нона даже не поворачивается в мою сторону, равно как и авгура, ведь они увлечены лишь друг другом, но мне хочется провалиться под землю, когда Аврея продолжает:

– Рядом с тобой находится такая эдемка, которая служит примером молодым девушкам. Любая другая хотела бы иметь такую подругу, а ты этого не ценишь.

По моему телу как будто ползут змеи: похвала Авреи пугает меня больше, чем её гнев. Я внимательно разглядываю свои запястья: фиолетовые вены, что просвечиваются сквозь кожу.

Авгура понижает голос, когда говорит:

– Родителям Габи было бы стыдно, что у их дочери такая подруга, как ты.

Как я не люблю, когда напоминают, чья я внучка, а тем более, говорят о моих родителях!

Я поднимаю голову и ошеломлённо смотрю на авгуров. Флика и Гилар недовольно качают головой, намекая, что это было слишком. Аврея как будто даже не замечает этого, но продолжает сдержаннее:

– Мы ждали, когда же твоя совесть проснётся ото сна и даст о себе знать, однако планета совершает обороты вокруг Солнца, но ничего не происходит. Твои флюиды создают трещины в энергетическом поле, ты разрушаешь идеальный мир, в котором всем уютно и счастливо живётся. Ты, как и прежде, смеешь не являться на молитвы…

– Сегодня я была! – вдруг перебивает Нона, и мне хочется дёрнуть подругу за руку, чтобы она замолчала. – И на Истинные всегда прихожу!

– … а если даже их не пропускаешь, – продолжает Аврея, словно и не слышала возражения Ноны, – то молишься вполсилы, с таким видом, будто это вообще не важно и тебе почти неприятно находиться рядом с другими эдемами. Когда ближние молятся вместе, то так выражают своё доверие и убеждённость в чистоте друг друга. Общие молитвы не по душе только тем, кому есть, что скрывать.

В моей голове мелькает мысль, что это не честно, ведь Нона действительно молилась утром вместе со всеми, а если уже кто и пропустил молитву, так это я. Нужно заступиться за подругу, просто ради справедливости, однако дерзость сворачивается в груди клубочком, стоит представить, как грозный взгляд Авреи обратится ко мне.

Пока я, склонив голову, пытаюсь собраться с силами, авгура уже называет другой аргумент, и с ним, в отличие от первого, спорить гораздо труднее:

– Ты грубишь ближним. Сегодня утром на Главной поляне я стала свидетелем того, как ты разговаривала с Шейлой.

Я почти различаю смешок Ноны, и мне ещё сильнее хочется дёрнуть её за руку, чтобы предупредить, какие последствия могут её ждать, ведь авгурам ничего не стоит вернуть ближних обратно и всё-таки устроить Народный суд.

– Шейла призывала хвастаться друг перед другом инсигниями, но вы учили нас, что это неправильно. Я лишь напомнила ближней о хороших манерах.

Нона права. На этот раз я всё-таки заставляю себя открыть рот и произнести, пускай и слабым голосом:

– Шейла начала говорить о своём будущем защитнике и комплементарных инсигниях, – взгляды всех авгуров сосредотачиваются на мне, но ярче всех я чувствую взгляд Авреи, опаляющий кожу, как Солнце в полдень. – Но Шейла говорила непозволительно сердито.

От Ноны расходятся волны благодарности и почти физически касаются моих плеч, но она слишком гордая, чтобы обменяться со мной хоть взглядом – сейчас, когда авгуры внимательно на нас смотрят.

– Это не оправдание, – отрезает Аврея, хоть мне кажется, что Шейлу всё-таки ждёт серьёзный разговор со старейшинами. – Нона, ты старше. Вы стояли в опасной близости друг от друга, так, будто собирались… подраться.

Столь жёсткое слово разрезает воздух, заставляя всех разом удивлённо выдохнуть.

– Это было бы недопустимо, – нарушает Гилар внезапно воцарившееся неловкое молчание. – Совершенно невозможно.

Его усмиряющий голос не выражает сколько-нибудь сильных эмоций – только призыв к благоразумию. Его замечание – это слова авгура, который всегда остаётся голосом совести и нравственным наставником.

– Это было бы преступно, – распаляется Аврея, и её голос после спокойного тона Гилара звучит ещё более страстно. – К тому же, все мы знаем, почему Нона так болезненно реагирует на разговоры об инсигниях.

Мы все замираем.

Теперь голос авгуры сочится иронией и даже сарказмом.

Женщине это позволено, ведь она должна защищать наши устои, но я всё равно столбенею, слыша неприкрытую издёвку.

– Аврея, – тихо окликает Флика, лишь этим напоминая о грани, которую не стоит пересекать.

Моя подруга заметно напрягается. Даже дёрни я её сейчас за руку, это не поможет. Внутри всё сжимается, когда она открывает рот, и я с ужасом жду, что из него вырвется, но на удивление Нона держит себя в руках и говорит как можно учтивее:

– В чём ещё меня обвиняют?

– Ты часто не даёшь своё согласие на галоклин, – Аврея приводит третий аргумент с готовностью: ход этого разговора она явно продумывала заранее.

Почему-то от такой мысли меня начинает мутить. Но, к моему удивлению, Нона облегчённо выдыхает:

– Вашим фантомам моё согласие не требовалось, – она говорит резко, но что-то в её тоне наталкивает на мысль, что дерзость наигранная. – Разве это не является нашим священным правом – отказаться от встречи с фантомом? Или авгура защищает лишь некоторые устои?

Ирония и сарказм в отношении старейшин недопустимы, тем более, когда их использует юная эдемка, тем более, когда у этой девушки история такая, как у Ноны…

На лице Авреи застывает удивление, а затем оно сменяется возмущением, словно старейшина стала свидетелем того, как во время молитвы какой-то болван начал громко бить в барабаны.

– Нона, – тихо предостерегает Гилар, его голос звучит напряжённо, – выбирай, пожалуйста, выражения, когда разговариваешь с авгурой.

– Ты не оставила нам выбора, – Аврея буквально шипит, когда изо всех сил старается сдержаться, но слова срываются с языка без осознанной на то воли. – Пропуск молитв, особенно Истинных, отказ от галоклина, грубое общение со своими ближними. Ты считаешь, этого мало для того, чтобы мы были в праве… – авгура вдруг замолкает, подыскивая правильное слово под внимательным взглядом двух других старейшин, чье лица вдруг мрачнеют на глазах.

Аврея не успевает договорить. Нона щетинится, как обиженная химера, и говорит невероятно быстро:

– Что сделать?! Нарочно всё подстроить, обмануть меня, проигнорировать моё нежелание принимать фантома и в итоге преследовать меня, как какого-то тальпа?!

– Нона! – восклицают одновременно все трое авгуров, а мы с Фортунатом потрясённо переглядываемся.

– Вы считаете, этого достаточно, – произносит Нона гораздо тише, но её голос словно трескается, и девушке приходится сглотнуть, чтобы продолжить: – Как можно оправдать то, как вы со мной поступили.

Я знаю, что Нона ни за что не заплачет, тем более перед авгурами, но боль в её голосе заставляет меня подойти к ней ближе. Я не решаюсь обнять подругу, но хотя бы кладу руку на плечо на несколько секунд, а затем невольно отступаю, заметив, как Аврея приближается к Ноне. Её лицо не выражает эмоций, и я вдруг надеюсь, что она скажет несколько слов поддержки, но застываю рядом с подругой, когда до меня доходит смысл следующих слов авгуры:

– Я знаю, что где-то во Фрактале ты прячешь вещи тальпов, и этот тайник, оскверняющий наш дом, хранит память обо всех твоих проступках.

Авгура говорит неожиданно тихо, буравя Нону жёстким взглядом. Глаза жёлтые, как у сказочного дракона – огнедышащего, безумного зверя, ревностно оберегающего свои сокровища. Мне кажется, ещё несколько секунд – и из ноздрей Авреи появится дымок, предвещающий скорое пламя.

Я беспомощно смотрю на Флику и Гилара, но они, удивлённые словами третьей авгуры, ничего не говорят.

– Что ты сказала, Аврея? – спустя вечность спрашивает наконец Гилар.

На лице рыжеволосой авгуры появляется презрительная улыбка, когда она, не сводя взгляда с Ноны, повторяет всё тем же голосом, что и прежде:

– Я не была уверена, но теперь знаю точно: во Фрактале юная эдемка прячет вещи тальпов, которые приносит невесть откуда, а значит, пересекает границу Фрактал, хотя знает, что это запрещено.

Из моих лёгких как будто выбивают весь воздух.

– Ведь ты знаешь, верно? – теперь Аврея обращается только к моей подруге.

Нона молча смотрит на авгуру, и её взгляд не менее жёсткий и упрямый, чем тот, что принадлежит женщине.

– Это правда? – спрашивает Флика встревоженным голосом, делая к нам ещё несколько шагов.

Я ведь предупреждала Нону, чем всё это закончится.

Судорожно глотаю воздух, стараясь сделать это так, чтобы не слишком выдавать сбивчивое дыхание. Фортунат встревоженно поглядывает на меня, как будто боится, что я могу упасть в обморок в любую секунду. Возможно, он прав.

– Нона, это правда? – Гилар повторяет вопрос верховной авгуры, и на его лице я впервые вижу беспомощность.

Нона переводит взгляд с Авреи на мою бабушку, а потом, приподняв подбородок, говорит:

– Вы рассказываете о медитациях, о связи с природой и другими галактиками, выстраиваете чёткие убеждения, в кого верить и как жить. – Нона чеканит каждое слово, а во мне нарастает предчувствие беды. – Держите всех в страхе рассказами о прошлом и странных существах, но при этом напоминаете, что кроме корриганов, никаких чудовищ на планете больше нет, ведь Солнце бережёт её жителей, и чудища в ловушке. Но зачем? Ведь у этого всего есть какая-то цель.

Ох, не стоило ей этого говорить…

– Я пытаюсь делать именно то, что нам велят с самого детства – жить по чувствам, доверять интуиции. Она меня явно не подводит, иначе вы давно поймали бы меня с поличным, верно? Нет доказательств моей виновности, – Нона обращается только к Аврее, и у той от гнева искажается лицо.

Моё сердце уходит в пятки.

– Нет доказательств? – шипит авгура, внезапно хватает руку Ноны и трясёт её так, что на мгновение кажется, будто она может просто оторвать кисть.

Каждое слово Аврея произносит всё громче, пока шум Водопада не кажется совсем далёким, когда она визгливо кричит:

– А это, по-твоему, не доказательства?!

Я уже почти кидаюсь к подруге, как вдруг до меня доходит, что авгура пытается продемонстрировать.

Лента…

Я совсем забыла о новом трофее Ноны, который она показывала мне в Гористом венке. Почти прозрачная полоса на запястье. Её даже увидеть невозможно, если только не знать, что она находится на руке. Или хотя бы не чувствовать…

– Тебя поймали с поличным. Я видела, как ты хвасталась тальповской безделушкой! И если не сказала этого сразу, не значит, что тебе удалось всех обмануть!

– Довольно! – вмешивается Гилар, и это заставляет Аврею отступить, но он и сам смотрит на девушку ошеломлённо, словно видит впервые.

У Флики от изумления искажаются черты лица, а в глазах Авреи пляшет откровенная ярость, когда она начинает расхаживать из стороны в сторону, бросая на девушку злые взгляды, пока Гилар примирительно произносит:

– Нам не стоит испытывать такие сильные чувства.

– Она признаётся в своих проступках, – рычит Аврея, не обращая внимания на призыв авгура сохранять спокойствие. – Признаётся, что выходит за границу Фрактала, намеренно ищет и собирает там вещи тальпов, а потом прячет их, оскверняя нашу землю, оскверняя Иоланто!

Нона победоносно приподнимает одну бровь, похоже, совершенно не заботясь о своём будущем.

– Да, я была там, и видела достаточно, чтобы понимать, что за границами Фрактала всё не совсем так, как вы рассказывали…

Что?!..

Я не успеваю задуматься над её словами, как вмешивается Гилар: