Читать книгу Свои люди (сборник) - Анна Сохрина - Страница 7

– Я номер его телефона из записной книжки вычеркнула, – говорит Люська, – чтоб ни цифирьки…

– Из себя надо вычеркнуть.

– Из себя… – соглашается Люська. – По живому.

«Прибежала тут коза, растопырила глаза», – поёт Оленька. Она прыгает на одной ноге и смеётся.

– Во-во, и я глаза растопырила, вот и осталась у разбитого корыта, – говорит Люська.

Она моет посуду, склонившись над раковиной. Волосы её растрепались и свешиваются на лоб тёмными, некрасивыми сосульками.

– У разбитой раковины, – усмехается Рита.

– Никак водопроводчика не соберусь вызвать, – машет рукой Люська.

– Мужика в доме нет – одно слово.

– А у меня есть, а все равно всё обваливается!

– Дуры мы с тобой, дуры… – глаза у Люськи печальные, глубокие. – Ума нет – в аптеке не купишь.

На дворе вечер. За окнами темно и холодно. Фонари светятся тусклыми, жёлтыми пятнышками, создают иллюзию тепла и света. Стоит та пора поздней и слякотной осени, один вид которой порождает глухую тоску и безнадёжность.

Женщины недавно вернулись с работы. Покормили детей ужином, наскоро приготовленным из полуфабрикатов, купленных в обеденный перерыв. Теперь отдыхают, пьют чай из красных в белый горох блюдечек и судачат.

– Ларку недавно видела. Выглядит! – Люська закатывает глаза, что означает высшую степень восхищения. – У неё одних французских духов дома пять банок. И все разные. – Лицо у Люськи от горячего чая раскраснелось и блестит.

– И что в Ларке? Тряпки дорогие сними – ни кожи, ни рожи. А вот ведь…

– Ларка умная, – говорит Рита.

– Да не умная она, а практичная!

– Для женщины, считай, это одно и то же.

– Французских духов хочется! – Люся аккуратно расставляет чашки на полке. – Ужас как! Мои старые уже давно кончились.

– А мои и не начинались.

– А хочется…

В прихожей низким, простуженным голосом звонит телефон. Рита берёт трубку.

– Ритуль, – говорит Медведев. – Мы тут с Архангельским у прибора засиделись. Сейчас выезжаю.

Рита молчит.

– Ну что опять? – с досадой спрашивает Медведев.

– Ничего, – говорит Рита. – Оленька сильно кашляет, весь вечер бухала, а я её завтра в садик поведу.

– Возьми больничный, – сердится Медведев.

– А жить на что?

– Я у Архангельского десятку займу. До получки.

– Займи, – вяло говорит Рита и кладёт трубку.

Она возвращается на кухню.

– Твой? – поджимает губы Люська. – Он скоро с прибором на работе и спать будет. Что ты с ним видишь?

– Наверно, ничего, – говорит Рита.

Вид у неё усталый и подавленный.

– А Ларка, – продолжает Люська, – в кожаном пальто. Сапожки замшевые на шпильках. Английские, что ли?

Сама вся ухоженная – волосок к волоску. И французскими духами пахнет. Прямо облако вокруг неё.

Рита сидит на тонконогой табуретке, широко расставив ноги в стоптанных войлочных шлёпанцах, и медленно слизывает варенье с ложки.

– Ты на себя в зеркало посмотри. Мымра вылитая! Когда в парикмахерской последний раз была?

– Давно, – признаётся Рита.

– Давно… – передразнивает Ритину интонацию Люська. – А годы-то тю-тю! Прощай, молодость! Морщинки, килограммы лишние. Скоро никому не нужны будем. Если только внукам.

Рита улыбается невольно.

– Давай в театр сходим, – предлагает Люська, – И то развлечение.

– А дети?

– С детьми пусть Медведев посидит. Не развалится.

– Не развалится, – соглашается Рита. – Только давай лучше маму попросим.

– Кого ж ещё просить, как не маму… – женщины вздыхают глубоко и сидят некоторое время задумавшись, молча.

– Не понимаю я тебя, – говорит Лара. – Он же непрактичный такой, неприспособленный, недотёпа. Ничего в жизни не добьётся.

– Я люблю его, Лара.

– Замуж по любви только в романах выходят.

– А как надо? По расчёту?

– По уму.

– По уму – это за Николаева? Деньги, карьера, квартира трёхкомнатная.

– А что в этом плохого? Надёжный тыл. Другая бы на твоём месте ни минуты не думала.

– А я и не думаю.

– Это и видно!

– Мам, ты одолжишь мне денег? Оленьке пальто зимнее мало, новое покупать надо, – Рита старается смотреть в сторону.

– Одолжу.

– Мам, ты не думай… Мы подзаработаем – отдадим. Юра прибор закончит, ему премию должны дать. И у меня тринадцатая скоро… Потом отдадим.

– А жить сейчас надо, дочка. Я не вечная. Муж он у тебя или кто? Почему не можешь заставить его зарабатывать на семью?

– Мама! Я прошу тебя!

Мать медленно идёт к тумбочке, где хранится постельное бельё, тяжело, с кряхтеньем нагибается, достаёт деньги.

– На. Пальто купите хорошее. Дорогое. Чтоб не хуже других была. Себе тоже что-нибудь купи. Здесь хватит.

Рита прижимается к материнской щеке. Молчит.

– Ты у меня такая красавица. Такие женихи у тебя были!

– Были да сплыли.

– И что бы ты без меня делала? – вздыхает мать. Оленька спит, дышит глубоко, ровно. Рита прислушивается – не закашляется ли? Но Оленька спит спокойно. У Риты теплеет на душе. Может и ничего, может обойдётся. Молока горячего с мёдом попили, ноги в горчице погрели – отойдёт простуда.

Она подходит к зеркалу, смотрится в его бесстрастную, серую глубину. Права Люська – морщинки, килограммы лишние. Годы идут. И сегодня она – уже не та Рита, красавица с ямочками на щеках, ослепительной белозубой улыбкой, королева студенческих балов. Сегодня королева Ларка. У той всё было рассчитано, выверено… Ещё в институте. Та твёрдо знала, что нужно для успеха, для благополучия, и не прогадала.

А она? Почему её жизнь – это вечная тревога за непрактичного, неприспособленного Медведева, частые болезни дочки, постоянная нехватка денег – вся эта хроническая озабоченность и усталость? Неужели она, Рита, недостойна лучшего?! Лучшей судьбы, жизни без тяжёлых забот, с модными нарядами… А как хочется быть красивой! Такси, вместо переполненного в час пик общественного транспорта, французских духов, наконец! Ведь всё это могло быть… И контрамарки на премьеры, и путешествия на Золотые Пески, а не в вологодскую пустеющую деревеньку, где живёт в избе-развалюхе старая тётка Медведева.

Могло… Если бы не Медведев.

Стрелка будильника пугливо замирает на без четверти одиннадцать. Щёлкает «собачка» замка, и на пороге при тусклом свете лампочки возникает длинная фигура Медведева. Он начинает стягивать пальто.

– Замёрз, – говорит Медведев и трёт озябшими ладонями впалые щёки. – И голодный как собака. Покормишь?

Рита молчит и смотрит на мужа, и на мгновение его усталое и бледное лицо рождает в ней привычное чувство жалости и заботы, но она с усилием гонит его и заставляет себя вспомнить всё то обидное и злое, что она только что думала и что с такой силой владело ею.

– Десятку взял? – осведомляется она сухим и холодным тоном.

– Взял, – немного испуганно глядя на неё, говорит Медведев.

– Давай, – Рита демонстративно засовывает хрустящую бумажку к себе в сумочку. Медведев, ссутулив плечи и зябко поёживаясь, идёт на кухню.

– И вот ещё что, – говорит Рита, в упор глядя на мужа, низко склонившегося над тарелкой. – Те деньги, что тебе на костюм отложили, придётся израсходовать. Ещё годик в старом походишь, ничего не случится.

Медведев отодвигает в сторону пустую тарелку и пожимает плечами.

– Как скажешь, Ритуль… Ты в доме хозяйка.

– Я хозяйка! Я хозяйка! – срывающимся на крик голосом начинает Рита. – А почему ты не хозяин? Повесил всё на меня, от всего отгородился и доволен! Очень удобно, – она тяжело дышит. – Кто везёт, на того и грузят! Ты скоро со своим прибором и спать будешь! Хоть бы деньги за это платили. Я тут бьюсь, как рыба об лёд, а ты…

Злые слёзы закипают у неё в глазах.

– Тише, Рита! Оленьку разбудишь!

– Плевать ты хотел на Оленьку! Ты её только спящую и видишь. Когда ты с ней гулял последний раз? Она скоро забудет, как отец родной выглядит!

– Рита!

– Двадцать восемь лет Рита!

– Ну, не могу я сейчас Архангельского бросить! Мы же с тобой говорили…

– Тебе Архангельский с его проклятым прибором жены дороже! Он же тобой, дураком, пользуется, твоими идеями. Когда тебе, наконец, зарплату прибавят?

– Рита, перестань!

Медведев встаёт, уходит из кухни и запирается в своей комнате.

– Ты только и можешь – уйти и запереться! – кричит ему вслед Рита. – Это проще всего. Гораздо труднее зарабатывать и заботиться о семье!

Раздражённая, с красными пятнами на щеках, она садится на диван. Жгучая, острая обида на мужа горит в ней. И в самом деле, права Люська, что она с ним видит? Заботы, кастрюли и безденежье. Чем она хуже Ларки? У Ларки духи французские! А у неё что? Кухня, стирка да едкие растворы, с которыми на работе возится изо дня в день по восемь часов.

Ну, ничего. Медведев как-нибудь без нового костюма обойдётся. Много он думает о семье последнее время? Много заботится о жене и дочке? А французские духи она купит. Имеет право!

Рита выходит на лестничную площадку и стучится в соседнюю дверь. Люська высовывается в халате, тёплая и растрёпанная.

– Чего? – не понимает она. – Случилось что? У Ольги температура?

– Люсь, давай французских духов купим…

Люськины глаза делаются круглыми от испуга.

– С ума сошла, что ли?

– А хотя бы и так. Давай сложимся и купим.

Люська оторопело молчит.

– Напополам не так дорого будет, – торопливо объясняет Рита. – Всего по двадцатке. Сама же говорила, старые кончились…

– А пользоваться как? – ориентируется в ситуации Люська.

– В разные флаконы разольём.

– Это ты здорово придумала! – восхищённо крутит головой Люська.

– Завтра купим.

Рита с Люськой торжественно выходят из универмага. В Люськином кармане лежит бесценный груз – маленький серебристый флакон.

– Мамочка, а ты мне понюхать дашь? – вертится под ногами Оленька.

Она морщит кнопку носа, предвкушая удовольствие.

Рита с Люськой смеются. Настроение у них приподнятое. У них праздник – они купили вещицу, о которой мечтает каждая женщина, которая, как им кажется, приближает их к той жизни, которой у них нет, в которой всё легко и красиво, которой живет Ларка.

Флакон вынут из бархатного ложа коробки и водружён на стол.

– А как делить будем? Флакон кому? – деловито осведомляется Люська.

Рита минуту колеблется. Ей тоже хочется иметь блестящую, витую бутылочку.

– Давай жребий бросим.

Люська берёт два криво оторванных клочка бумаги и торопливо пишет на них огрызком карандаша: «флакон» и, на секунду задумавшись, «фига». Бумажки помещаются в старую фетровую шляпу. Рита запускает руку первая.

– Фи-га, – читает она по слогам и морщит в досаде губы. – Всегда так! Видно, мне на роду написано…

Люська радостно хлопает в ладоши, хохочет и хватает флакон. Рита смотрит на неё и тоже смеётся.

Люська достаёт из шкафа склянку из-под старых духов и пытается перелить в неё голубоватую жидкость.

– Не льётся чего-то, – озабоченно говорит Люська. – Дырочка маленькая.

Рита берёт у неё из рук бутылочку и начинает трясти ею над другим флаконом. Однако склянка устроена таким хитрым образом, что выдаёт лишь микроскопические порции заключённой в ней влаги.

– Сразу видно, что французские, – с уважением говорит Люська.

– Так мы всю ночь переливать будем, – покраснев от натуги, выдыхает Рита.

– Вот так дела! – Люська хлопает себя по лбу, приносит из кухни табуретку и, взобравшись на неё, начинает рыться в куче хлама на антресолях. Через некоторое время оттуда извлекается маленькая коробка со шприцем.

– От тех времён осталось, когда я в больнице работала, – говорит Люська.

Игла точно входит в отверстие флакона.

– Ну вот, – причмокивает пухлыми губами Люська. – 17 миллиграммов. Фифти-фифти… – Рита радостно смеётся, запрокинув голову.

– Давай музыку включим! – предлагает Люська. – И потанцуем!

– Там-пам-пам! Трам-пам-пам! – ревёт магнитофон. Рита с Люськой танцуют и подпевают в такт.

– А чего, – запыхавшись, говорит Люська. – Мы теперь платье новое наденем, надушимся, да на каблуках! Да причёсочку! Упадут все!

– Точно! – Рита размахивает руками в такт музыке.

– Мы же с тобой молодые, – кричит в ухо Рите Люська.

– И красивые! Французскими духами пахнуть будем. Всех затмим!

Медведев приходит поздно, когда Рита уже лежит в постели. Не заходя к ней, он проходит в свою комнату и закрывает дверь. Рита слышит, как он раздевается, шурша одеждой, ложится, но не спит, тяжело ворочается с боку на бок, вздыхает.

«Переживает, – грустно думает Рита. – Не простил…» Она встаёт с постели и, осторожно поправив сползшее одеяло на кроватке дочери, подходит к серванту. Достаёт серебристый флакон и кончиками пальцев слегка смачивает шею, виски, грудь.

Затем тихо, чтоб не скрипнула, приоткрывает дверь и ложится на краешек кровати, рядом с мужем.

– Правда, хорошо пахнет? – спрашивает Рита.

– Хорошо, – соглашается Медведев.

Рита кладет тёплую ладонь на его лоб, и они молчат.

А в воздухе летает тонкий, нежный аромат – запах французских духов.

1984