Читать книгу Альтернативная линия времени - Аннали Ньюиц - Страница 5

Больше недели мы ссылались на это как на «то, что произошло». Мы вели себя нормально, следуя привычному распорядку, и пользовались тем, что можно было сходить пообедать в студенческий городок. В полдень ученикам разрешалось покидать территорию школы, с условием вернуться обратно к пятому уроку. Но сегодня была пятница, поэтому на хрен пятый урок! Лиззи, Хитер, Сооджин и я отправились в торговый центр, расположенный напротив средней школы Ирвина, и устроились в пиццерии, даже не пытаясь скрыть, что прогуливаем уроки.

– Не хотите заглянуть в «Сверстник»?

Сооджин могла бы не спрашивать. Мы всегда ходили туда после пиццы, по этому безупречному тротуару, что отделял стоянку от монументального супермаркета «Ральф». Скрывающийся за непримечательной витриной в ряду таких же непримечательных витрин, приютившийся за студией аэробики и садовой мебели музыкальный магазин «Сверстник» был нашей отдушиной в мир. Стены узкого и длинного помещения были сплошь завешаны плакатами, футболками и наклейками. Ряды стоек с пластинками превращали крошечное пространство в настоящий лабиринт. Я склонилась над коробкой, в которой лежала уцененка, надеясь увидеть там альбом «Аллей кэтс», или «Икс-рэй спекс», перегородив весь проход.

Хитер легонько пнула меня своим высоким сапогом на шнуровке.

– Уйди с дороги, девочка! Я хочу посмотреть, что здесь есть от «Селектора».

– Я просто обожаю их песню «Убийство»…

Я прикусила язык, но слишком поздно. Сооджин и Лиззи вылупились на меня. Я совсем этого не хотела. Впрочем, может быть, я все-таки сделала это сознательно.

– Девочки, вы ничего не слышали про… – Хитер неловко осеклась.

– Нет.

– Ничего.

– Пожалуй, нам лучше прогуляться, – кивнула на дверь Лиззи.

Мы молча брели по улице, пока не нашли симпатичную лужайку между жилыми кварталами, одну из тех, что администрация Ирвина называет «зеленым поясом». Мы устроились недалеко от оживленного перекрестка, однако никто не обращал на нас внимания. Просто группа невидимых школьниц днем в пятницу.

– Как вы думаете, его уже нашли? – первой нарушила молчание Лиззи.

– Должны были найти. – Щеки у Хитер стали пунцово-красными, глаза наполнились гневом и слезами.

– Родители вас ни о чем не спрашивали? – Я вроде бы обратилась ко всем, однако посмотрела на Лиззи.

– Они очень обрадовались тому, что я вызвалась вычистить весь салон, после того как кто-то… Ну, наблевал сзади. К счастью, вся эта дрянь легко смылась.

На самом деле никто из нас не понимал взаимоотношений Лиззи и ее родителей. Их почти никогда не было дома, а ее брат уже учился в университете. Когда я приходила к Лиззи на ночевку, ее родители здоровались со мной и продолжали заниматься своими делами. Их работа была как-то связана с техникой. Мне они казались благословенно безразличными, что определенно было лучше отношения моих собственных родителей, которые требовали рассказывать им в мельчайших подробностях все, что я делаю. Родители Хитер были такими же бдительными. У Сооджин было три голосистых младших сестры, поэтому ей по большей части удавалось ускользать от родительского надзора. Никто из наших родителей ни слова не спросил о том, чем мы занимались в тот вечер. По крайней мере, пока.

– Я так думаю, когда его найдут, мы увидим это в новостях… Верно? – с надеждой спросила Хитер.

– Возможно, – осторожно согласилась Сооджин. – Но полиция может сохранить это в тайне, если занимается розыском подозреваемых.

– Обязательно должны будут заметить, что Скотт перестал появляться в школе. Кто-нибудь должен будет сделать какое-то заявление. – Сказав это, я поняла, как сильно ошибаюсь. В прошлом году один парень из одиннадцатого класса покончил с собой, а школьная администрация не сделала никакого официального заявления. Мы узнали о случившемся только из рассказов других учеников.

Сооджин добавила в волосы еще одну заколку, что никак не помогло удержать прическу.

– Не знаю, Бет. Возможно, мы никогда не узнаем о том, что произошло со Скоттом.

– Я знаю, что с ним произошло, – прищурилась Лиззи. – Этот долбаный козел пытался убить Хитер, но мы первые прикончили его, твою мать!

Мы застыли, пораженные. Неужели так оно и случилось на самом деле? Чем больше я об этом думала, тем сильнее укреплялась в мысли, что Лиззи права. От осознания собственного могущества у меня закружилась голова, словно я стала супергероем, у которого еще не было имени.

– Точно, да пошел он на хрен! – Хитер вырвала из газона пучок травы вместе с корнями, облепленными землей. Затем что было силы швырнула его на улицу. Пучок упал, но звука падения никто не услышал.

* * *

Новости появились, месяц спустя. В «Бюллетене округа Орандж» напечатали короткую заметку о том, что старшеклассник был убит «приезжими, вероятно, из Лос-Анджелеса». А затем группа каких-то родителей (а может быть, учителей) решила сделать из смерти Скотта назидательный урок. Учеников собрали в спортивном зале школы. Приехавший полицейский показал нам фильм об ужасах «травы и семян». Школьный консультант потрясал затрепанными брошюрами «Скажи наркотикам нет!» начала восьмидесятых. Затем директор говорил о страшной трагедии, оборвавшей жизнь подающего надежды юноши, и о том, что наркотики – это призыв о помощи, и еще что все мы должны докладывать о своих друзьях, принимающих наркотики. Толкнув меня в бок, Лиззи выразительно закатила глаза.

Я заметила в стороне приятелей Скотта. Они напряженно застыли, притихшие, что было им совсем не свойственно. По имени я знала из них только одного, Марка, потому что несколько месяцев назад прямо во время пикника он попытался бритвой вырезать слово «ПАНК» на своей тощей прыщавой груди. Мы приехали в парк, чтобы покормить уток, однако очень быстро все свелось к тому, что мальчишки стали выпендриваться друг перед другом. Выходка Марка явилась печальной пародией на то, что он видел в фильме про Сида Вишеса[18], однако Скотт нашел ее потрясающей. Он не переставал восхищаться тем, какой грязной была бритва, и тем, какими поразительными были жалкие на самом деле потуги Марка, до тех пор пока Лиззи не сказала ему заткнуться, пригрозив в противном случае не подбросить их обоих обратно до школы.

Мимолетные воспоминания о том разговоре то и дело прерывали сегодняшнюю лекцию о вреде наркотиков. Когда мы вышли из спортивного зала и отправились на третий урок, у меня мелькнула мысль, что на самом деле директор восхвалял способность Скотта выдержать десяток ударов ножом во имя панк-рока. Смысла в этом было больше, чем в том, что директор сказал на самом деле, назвав Скотта «подающим надежды». Наши учителя искренне полагали, что мы поверим, будто жестокие убийцы Скотта – не названные и обозначенные только мужскими местоимениями – силой затащили его на какую-то оргию, где и убили, когда он отказался принимать наркотики.

Мы с Лиззи возвращались домой из школы вдоль железнодорожного полотна, разрезавшего пополам два похожих друг на друга, словно зеркальные отражения, жилых района, скрывающихся за высокими шумозащитными экранами из газобетонных блоков. В детстве мы раскладывали на рельсах мелкие монетки и ждали поезд, чтобы увидеть, как монетки огненной дугой взлетят вверх или будут расплющены до неузнаваемости. Может быть, вагоны сошли бы с рельсов. Но, сколько раз мы так ни делали, нам потом так и не удавалось найти наши монетки. Локомотив как ни в чем не бывало тащил за собой груженые товарные вагоны, даже не подозревая о наших злонамеренных попытках.

– Хочешь курнуть? – Лиззи достала из кармана поношенной джинсовой куртки твердую пачку «Мальборо». Один наш знакомый работал на местной заправке и иногда (когда находила щедрость) продавал нам сигареты. Усевшись на рельсе, мы выкурили одну сигарету на двоих, передавая ее друг другу, до тех пор пока от никотина у меня не закружилась голова.

– Ты не чувствуешь себя странно? Какой-то другой? – вопросительно посмотрела на Лиззи я. – Будто мы теперь зло или что-то в этом роде?

Лиззи склонила голову набок, и ее многочисленные серьги сверкнули в лучах солнца. Сегодня ее платиновые волосы, намыленные и высушенные в форме жестких игл, беспорядочно торчащих во все стороны, напоминали смятый одуванчик.

– Нет, я чувствую себя абсолютно так же. Возможно, странно как раз это.

– Даже не знаю. – Впереди, ярдах в пятидесяти, виднелась крыша моего дома, возвышающаяся над шумозащитным экраном. Все дома в квартале были совершенно одинаковыми: их кровлю поддерживала в идеальном состоянии компания Ирвина. – Странно все, твою мать. – Опустив голову на колени, я подумала о том, что всего через год буду в университете.

– Давай мы сегодня вечером чем-нибудь займемся. Не хочешь сходить в кино?

Конечно, я хотела. Если не возникало никаких других мыслей, по пятницам мы обязательно ходили в кино.

– Зайдем ко мне домой и позвоним Хитер с Сооджин.

Кивнув, Лиззи смяла окурок о камень. Мы забрались на шумозащитный экран, ставя сапоги в щели между блоками, из которых выкрошился цемент, и спрыгнули на «зеленый пояс» вокруг пруда. В воде плескались детишки, их матери посмотрели на нас с неприязнью. Панкующие девицы вызывающе демонстрируют свое непослушание. Но, по крайней мере, они нас заметили.

Мой дом стоит в одном углу прямоугольного блока из пяти кондоминиумов, имеющих общие стены, эдакий образец пригородной архитектуры – пятерняшки. Все боковые фасады выходят своими одинаковыми кривобокими лицами на тихие улочки, у каждого по три окна и дверь, выкрашенная в светло-коричневый цвет, типичный для семидесятых. Но у угловых домов (таких, как наш) есть одно дополнительное окно в стене, выходящей на улицу. Отец называет наш дом «модель делюкс», но, по-моему, не очень-то этим доволен. У нас в доме строгое правило: шторы должны всегда закрывать окна, если только не идет дождь, и только в этом случае их нужно раздернуть, чтобы впустить больше света.

На самом деле у нас в доме много самых разных строгих правил, и они постоянно меняются – в зависимости от настроения моего отца. Это помогает мне всегда находиться в тонусе. Возвращаясь домой, я чувствую себя так, словно надеваю какой-то комплект футуристических датчиков, позволяющих улавливать мельчайшие детали ландшафта. Мои лазеры обозревают все, отражаясь от поверхностей, и приемные датчики настроены обнаруживать любые изменения. Я отперла входную дверь. Никакие землетрясения не вздыбили земную кору? Нет. Родителей не было дома.

Мы поднялись ко мне наверх, и я вставила кассету в музыкальный центр. Я уже успела выучить почти все песни из только вышедшего альбома группы «Миллион глаз», хотя они по-прежнему обладали для меня эффектом новизны. Лиззи позвонила Хитер и Сооджин, чтобы договориться о кино, а из колонок ревело: «ДЕВОЧКА-БУНТАРКА, ТЫ ЦАРИЦА МОЕГО МИРА!»

Я прибавила звук, но не настолько, чтобы не услышать шума открывающихся ворот гаража – знак того, что отец вернулся домой на своем классическом «Фольксвагене» с навороченным усовершенствованным двигателем. Иногда он забирает мать, после того как у нее закончатся занятия, но по большей части едет прямиком домой из авторемонтной мастерской, унаследованной от своего отца, моего дедушки. Услышав с улицы стонущий скрежет, я быстро убавила громкость и закрыла дверь своей комнаты. Я буквально почувствовала отцовскую злость, просачивающуюся сквозь пол с первого этажа. Обычно ему требуется несколько часов, чтобы прийти в себя после работы, особенно в конце недели.

* * *

На улице солнце тонуло в красочном синяке загрязненного воздуха, а мы сидели на кухне, поедая спагетти, и по большей части слушали (моя мама пыталась поддерживать с нами разговор).

– Как твои родители, Лиззи? – Мама произнесла это тоном, каким разговаривает в школе со своими учениками, показывая нам тем самым, что внимательно слушает. Обычно за ужином она поглощена чтением газет, чтобы не обращать внимания на нотации, которые читает отец.

– У них все в порядке, миссис Коэн. Они только что вернулись из длительной поездки.

– О, как мило! И куда они ездили?

Лиззи тщательно накрутила на вилку спагетти.

– Кажется, в Иорданию. Это по работе.

Отец хранил полное молчание до тех пор, пока Лиззи не отлучилась в туалет.

– Почему ты ходишь дома в обуви? – яростно прошептал он. Пару месяцев назад отец просто зациклился на обуви: я выходила из своей спальни босиком, и он приказывал мне нигде не появляться без тапочек. Теперь я разувалась только перед тем, как зайти в душ или лечь в кровать. Судя по всему, установка изменилась на прямо противоположную. Я внутренне напряглась, включая на полную все органы чувств.

– На прошлой неделе мы почистили весь ковролин. С чего это ты вдруг взяла, что дома нужно ходить в обуви?

В отцовском голосе прозвучали ядовитые нотки, говорящие о том, что он накачивал себя до полного срыва. Потупившись, я сняла тапочки и отнесла их в прихожую. Мгновенное повиновение без каких-либо вопросов – лучший способ успокоить отца. К тому же так я смогла перехватить Лиззи по пути из туалета и сказать ей разуться. Одна из многих причин, почему я люблю Лиззи, – она никогда не удивляется самым странным моим просьбам, таким как, например, вдруг снять тапочки посреди ужина. Она рассудила, что сейчас все мы разуемся, а дальше нам дадут еще спагетти.

– Чем вы собираетесь заняться сегодня вечером? – мама продолжала любезную беседу ни о чем, когда мы вернулись на кухню в одних носках.

– Смотрим кино в «Бальбоа» с Хитер и Сооджин.

– Мальчиков с вами не будет, да?

Издав полный отвращения звук, отец толкнул мать локтем.

– Делия, ты понимаешь, что, если бы она была твоим сыном, ты бы не беспокоилась о том, что он гуляет с девочками. На дворе девяностые. Все требуют равного обращения. Посему Бет разрешается встречаться с мальчиками.

Я не смогла сдержать улыбки, и отец улыбнулся в ответ. Сегодня был один из тех дней, когда отцовская мания постоянно менять роли повернулась ко мне благоприятной стороной. Иногда отец вдруг решает, что мы с ним союзники. Мне очень хотелось бы понять почему, однако за семнадцать лет, прожитых мною на Земле, я так и не смогла обнаружить хоть какую-то закономерность.