Читать книгу Как захватить весь мир - Аннет Бове - Страница 4

Голос мальчишки:

– Пароль?!

– Conspiracio! – ответила девочка.

Винсент, мальчик лет десяти, открыл ей зеленую дверь и впустил на чердак старинного четырехэтажного дома.

Жанна, его ровесница, вошла, и вместе с ней на чердак проникли снежинки. Она сняла шапку, встряхнув копной черных волос.

– Опаздываешь! – Он нахмурился.

– Это потому что мне нужно было…

– Клубу не интересны ваши личные дела. Больше не опаздывай!

Дом стоял на набережной реки Фонтанки, и в мансардном окне чердака виднелся Михайловский замок. Иногда по вечерам там, в замке, зажигался огонек. Кочевал из комнаты в комнату. Дети считали, что это призрак убитого Паши Первого обходит свои владения.

«Привет всем!» – Жанна кивнула Паше в замке и еще одному мальчику рядом, Дане. У Дани были светлые кучерявые волосы и зеленые глаза. «Привет!» – он улыбнулся. Жанна и Даня расположились на больших камнях, приспособленных под стулья.

– Итак, все в сборе, можно начинать! – Винсент объявил.

В темноте Винсент зажег большой фонарь, приготовленный специально для таких собраний. Тень от ресниц упала ему на щеки, протянулась по рубашке и дальше – по стене до самого пола. Весь чердак озарился светом.

– Открываем очередное заседание нашего конспиративного клуба! (Винсент сделал многозначительную паузу и оглядел присутствующих). От латинского «conspiracio» – единодушие, согласие, заговор! Что это значит?

– Хранить тайны клуба! И… – Даня начал.

– …И верность клубу! – Жанна подхватила.

– Правильно! Итак, на повестке дня – то же, что и всегда: как захватить весь мир?! – Винсент коварно улыбался.

Даня:

– Это должно быть что-то глобальное, такое, что нельзя игнорировать!

Жанна:

– Можно организовать ВСЕМИРНЫЙ форум, фестиваль, ну… или выставку!?

Винсент:

– Можно и выставку… только на это нужны деньги! На всё нужны деньги. Поэтому предлагаю для начала ограбить инкассаторскую машину!

– Как это? – Одноклубники удивились.

– Я всё уже подготовил.

Он достал из портфеля план города, на котором жирным крестом был помечен один из перекрестков. И стал схематично прорисовывать:

– Вот смотрите: здесь машина с деньгами останавливается на перекрестке у светофора. Под ней – канализационный люк. Я выхожу на дорогу перед машиной, падаю, разыгрываю, что у меня плохо с сердцем… с ногой, с головой (нужное подчеркнуть). Здесь – сужение улицы, поэтому машина не может ни сдать назад, ни вперед ехать. А Даня (вот он!) вылезает из люка и разрезает дно машины такой специальной пилой.

– А что это Даня из канализации вылезает? – Даня был недоволен.

– Раз ты не хочешь вылезать, я могу, – Жанна вызвалась.

– Отлично! – Винсент продолжал. – Тогда доброволец Жанна забирает мешки денег и скрывается в люке (пририсовал человечку на плане длинные волосы и огромный бант).

– Отлично, да! Но сколько Винсент сможет их задерживать? Максимум 5 минут? Значит, у нас 4 минуты 59 секунд, – Даня сосчитал. – Никакая пила, кроме лазера, не разрежет дно машины за такое короткое время!

– Точно! И еще одна проблема: как нам скрыться с места преступления? Как нам замести следы? – Жанна спросила. – Вот Пинки и Брейн, например, – лабораторные мыши. Их никто подозревать не будет! – она говорила про героев клуба.

Мультик про Пинки и Брейна первым увидел Винсент и больше не мог успокоиться. Идея тайного клуба уже вселилась в него, как вирус. Каждая серия начиналась с одной и той же песенки:

– А мы даже лучше! Мы – дети! Мы – дети! – Винсент повторил два раза для большей убедительности.

Сработало. Жанна и Даня молча переглядывались. Они понимали: он прав. А Винсент, почти физически ощущая эту свою правоту, подводил итоги:

– Следующая задача – решить: где достать такую мощную лазерную пилу? Думайте! Заседание конспиративного клуба объявляю закрытым. Следующее заседание назначаю на воскресенье!

– А что мы будем делать в воскресенье, Винсент?

– То же, что и всегда. Попробуем придумать, как захватить весь мир! Ха-ха!

Он погасил фонарь, и тень от его ресниц затерялась среди всех остальных теней в мире.

Дети захлопнули дверь чердака и спустились в свою «обычную» жизнь. Наличие тайны делало ее теперь лишь прикрытием. И они работали под прикрытием: вечера после школы и выходные проводили во дворе с друзьями и подругами.

«Катюшкин, выходи!» – Жанна звонила подружке на домашний. В окрестных дворах было неведомо сколько еще Кать, и чтобы идентифицировать конкретно эту – с пухлыми щечками, классическим каре и густой челкой, ее называли Катюшкин. Она вечно канючила что-нибудь у родителей, как маленькая (в десять лет все маленькие, кто младше хоть на неделю): «Катюшкин хочет конфетку! Катюшкин хочет жвачку!». А еще была у нее привычка эти пожеванные жвачки вынимать изо рта, приклеивать то под скамью, то под ограду. И пальцами разминать.

Катюшкин и еще пара-тройка одноклассников призваны были служить нашим героям прикрытием: с ними полагалось играть во всякие свойственные детям игры, «казаки-разбойники», например.

Жанна, Катюшкин (да и вообще девочки) были казаки. Почему? Может, потому что девочки хорошие? Им полагалось отворачиваться к стене и громко считать до шестидесяти. Даня лучше считал. Но они с Винсентом были разбойники, конечно. Разбойники прятались. И чертили мелом стрелки, показывая направление, где их искать. Стрелки были: явные – на перекрестках, указывающие во все стороны света, чтобы запутать казаков. И тайные. Когда видишь стрелку, припрятанную где-нибудь на коре дерева или на карнизе, – значит, следуй по ней, ты выбрал правильный путь.

Девочки громко считали до шестидесяти. А потом: «Мы идем искать!». И шли за Жанной. Она удивительным образом брала след, находила и тайные стрелки, и Даню, и Винсента, и всех остальных. Каждый раз. Как ей это удавалось? «По запаху», – она отшучивалась.

Всем нужно было домой в десять вечера, а Катюшкину – в десять пятнадцать (с учетом дороги). Ей завидовали все. И особенно – папа Винсента, который в 21.50 еще пьяный валялся в подворотне, а в десять «как штык» уже был дома. Привычка, выработанная годами. Рефлекс.

– Пароль!

– Conspiracio! – Винсент ответил.

Жанна открыла ему дверь тайного убежища. С улицы пробивался солнечный свет. Его волосы в этом свете были песочного оттенка, только не морского, а речного песка, пепельного. А глаза – еще более прозрачными. Так ей казалось.

– Итак, начинаем очередное заседание нашего конспиративного клуба! – он объявил. – На повестке дня – то же, что и всегда: как захватить весь мир! На чем мы остановились в прошлый раз?

– Что мы еще маленькие, чтобы решать некоторые организационные вопросы. Нужно привлечь к сотрудничеству взрослых, – Даня напомнил.

– Или их документы. – Винсент достал из сумки паспорт.

– Wow! Круто! Чей это, откуда? – Одноклубники принялись рассматривать.

– Какого-то Андрея Геннадьевича. Выменял у одного парня на районе. Тренируйтесь пока на кошечках! – Винсент довольно улыбался.

Голубь впорхнул на чердак через незастекленное окно. Сел в углу. Даня развернул фантик и кинул ему шоколадную конфету: «Ешь!». Но пернатый не оценил.

– Я тут подумала… – Жанна сказала. – Может быть, привлечь взрослых, как заказчиков? А мы будем придумывать планы и выполнять их.

– А это мысль, да! – ребята поддержали.

Поймав волну поддержки, она подумала: вот он, этот момент.

– Может быть, можно Катюшкина тоже в наш клуб? – спросила робко.

– Ты что, забыла все наши клятвы??? (сказать, что Винсент был недоволен – это ничего не сказать). Сначала Даня брата хотел привести, теперь ты… Кругом – враги! И чтобы я ничего такого больше не слышал!!!

От его крика даже голубь испугался. И улетел.

Катюшкин спрашивала потом: «Ну что? Ну как?». Жанна мотала головой: мол, нет. «Не хотят? Впрочем, чего ты хочешь от людей, у которых что ни двор – колодец. И даже в школе вместо двора – колодец! Ограниченные!» – так Катюшкин считала. «А нас с тобой спасут наши просторы, то место, где Терек впадает в Ангару».

Что касается водоемов, местную ограниченную тусовку интересовала разве что Нева. …Хотя, был еще один. В Летнем саду, Карпиев пруд. Не так чтобы супернеобыкновенный, но дети любили туда приходить. Любили смешиваться с туристами и слушать рассказы гидов:

«Осуществилась мечта Петра. В 1720-м году он говорил, что если проживет еще три года, будет иметь сад лучше, чем в Версале у французского короля. И прожил. С годами Летний сад претерпевал изменения, и сейчас от его первоначального облика сохранилась только основная регулярная планировка аллей первого и второго садов и Карпиев пруд».

Листья по поверхности пруда несло течением, березовые сережки – как морские коньки. Головастики замаячили у берега. Паук сплел паутину, и водомерка скользила прямо в нее. Здесь текла своя жизнь, одна обрывалась, другая продолжалась. Рыбаки нанизали червячков на крючки и закинули удочки. Интересно, кого они ловят? Карпов?

– Какие же рыбы глупые! Их так легко поймать на эти смешные наживки! – Жанна воскликнула.

– Глупые! – Винсент подтвердил. – Вот передавали по радио, в одной европейской стране родилась девочка со звездой во лбу. Девочку сразу заметили, и все стали гадать: почему со звездой? Что бы это значило?

– Значит, она – не абы кто, – Даня сказал.

– Не абы кто, конечно! Девочка прославилась на весь мир, о ней делали репортажи в газетах и вот по радио, даже поселили в замке. Однажды девочка обедала вместе с семьей и нечаянно уронила под стол вилку. Наклонилась, чтобы ее поднять, и вдруг увидела, что у брата вместо ног – плавники. Закричала: «Мамочка, у него же плавники!» А мама спокойно ответила: «Да. Но кому до этого дело, когда у твоей сестры – звезда во лбу!».

– Вот это происшествие я понимаю. Не то что у нас разборки, кто пятно на скатерть поставил! – Даня оценил.

– Это еще что! Потом на рынке девочка увидела старушку, которая продавала живую воду. Нелегально, по-моему. Стоит прыснуть на клюв, и мертвые птички начинают щебетать и глядят в небо. Тут вся уникальность девочки окончательно пошла прахом. Она отправилась на поиски смысла жизни. Ее замок окружали одни леса, но с вершины башни она видела реку, а за этой рекой – другой берег, на котором никто никогда не был… Девочка проходила мимо всякой всячины: кораллов, ракушек, разноцветной мути… Но ее взгляд ни на чем не останавливался, потому что она шла к реке. И вот когда она дошла, то взяла бинокль и увидела на противоположном берегу точно такую же девочку со звездой во лбу. Та девочка тоже смотрела в бинокль. И тогда наша героиня решила переплыть реку и нырнула туда в чем была. Но всё оказалось не так-то просто. Так, как она умела плавать в воде, там не плавалось. Она стремительно пошла ко дну. Тут только она увидела, что ко дну ее что-то притягивало, вроде веревочки. На самом дне она встретила того, кто сказал ей: «Какие же вы глупые, как вас легко поймать на такие смешные наживки!» Это был рыбак. Ну да, девочка была рыба.

– Всё? А как же хэппи энд? – Жанна спросила.

– Не бывает хэппи эндов. Если закончилось хэппи, значит, это еще не конец. – Винсент улыбнулся, а Жанна как будто расстроилась.

– Ладно, ладно. Про старушку, которая живую воду продает, – не из этой сказки. Я ее вчера видел на рынке на Сенной. Сто рублей стакан. Реально, на самом деле. Но, может, и девочке-рыбе из сказки поможет…

Конечно, поможет. Всё, что он говорил, было правдой. Всегда. Даже если не было.

Осени в том году тоже практически не было. Заморозки пришли на смену подзатянувшемуся лету без предупреждения, внезапно, и жизнь покатилась быстрее. Город был, как заново залитый каток, голый и блестящий. Каток, конечно, объединял наших героев. Но все они крутились по настолько разным траекториям, что сами едва ли осознавали это. И скользили, скользили по тонкому льду среди преподавателей философии, неудавшихся балерин, уволенных директоров, людей, переживших блокаду и составляющих душу города и прочих истинных петербуржцев – семья Дани Смирнова, выбившаяся из комсомольцев в предприниматели и теперь обрастающая материальной базой; Винсент Оболенский с его обедневшим и спившимся, но гордым дворянством; Катюшкин Хирш с ее многочисленными сестрами, незнакомыми родственниками из Сибири и тягой к шопингу… Казалось, все так и будут весело кружить. И никто не уйдет под лед.

Жанна Кардэнова и ее папа Артур катились зигзагообразно. Они вели относительно богемный образ жизни («богема» – это от французского «bohémien» – цыганский, так Артур объяснял), хоть и не были цыганами. Меняли съемные квартиры, не таская с собой посуду, лишнюю одежду и «чехлы», как папа называл всякий текстиль. Разве что книги. Отец был как шпион, не оставляющий следов, явок и паролей. С внешностью и повадками мавританского принца: в каждый переезд покупали всё новое: полотенца, простыни. А еще цветы, духи, конфеты. Артур воспитывал дочь один и не видел в этом кары Божьей. «Мама очень любила тебя» – вот и всё, что ей полагалось знать. Но, как ни странно, ей этого хватало.

Жанна не помнила свою маму. С ее ранней смертью была связана, по правде говоря, мутная законспирированная история. От латинского «conspiracio» – отец не уставал заимствовать из различных языков, он много читал и много знал. Стоит ли говорить, что пароль и название клуба предложила Жанна?

Артур хотел, чтобы дочь впитала столько Петербурга, сколько можно, «пока мы здесь», давая понять, что это «пока» быстротечно, как река, выбившаяся по весне из своей гранитно-ледяной камеры.

Куда они только не ходили! В дельфинарий, например. Жанне нравилось, как ныряют дельфины, уходят под воду, как переворачиваются с живота на спину. Нравилось проводить рукой по их мягкой, переливчатой коже… И еще ходили в цирк на Фонтанке. Там она увидела огромного слона. Ей хотелось постоять рядом, подышать с ним одним воздухом, только чтобы это был не слон, а дельфин.

Папа выкраивал эти моменты для нее. Почти всё остальное время был на работе. Говорил, что работает в частной охранной фирме. Совсем неудивительно, учитывая охват его плеч. И руки. Каждая – пол-Жанны.

Виделись они нечасто, и девочка росла самостоятельной. Готовила, убирала. Сама в прачечную, в магазин. Сама в школу, сама из школы.

В метро Жанна тоже ездила самостоятельно. Тем более всего одна станция. Папа ждал на Василеостровской. Они договорились встретиться там и пойти в какое-то очень особенное место. Какое именно, не сказал.

Она спустилась по эскалатору вниз. Вошла в первый вагон в самую первую дверь. Села на место, откуда в водительское зеркало на нее смотрел машинист. Он был очень похож на отца, только блондин. Машинист улыбнулся девочке в отражении, и она – в ответ. А потом вдруг кивнул ей в сторону двери: выходи! Жанна ему беззвучно вопросительно:

– Что?

Он:

– Выходи, выходи!!! – И рукой махнул. – Ну же, давай!!!

«Станция Невский проспект. Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – Василеостровская». Жанна метнулась к выходу. Замерла. И выскочила всё-таки.

Час пик. Шумный поток людей. Зачем выскочила? Сама не поняла.

Пришел следующий поезд. Она вошла в него. Состав тронулся, въехал в тоннель, но вдруг резко остановился на полпути. Поначалу никто не нервничал, но… вдруг запахло серой, дымом. А потом… вроде того, как пахнет сгнившими овощами в подвале. Всё заволокло гнилью и дымом. Люди стали выбивать окна, выпрыгивали, вываливались наружу. И кричали. Незнакомый мужчина подхватил Жанну на руки, вынес из вагона и осторожно опустил на землю. Все побежали от дыма, толкая друг друга локтями, туда, назад к станции. И она тоже. В этом подземелье было совсем темно. Здесь пахло драгоценными камнями, рудами, которые миллионы лет зреют в недрах. Пахло драконьей чешуей. Страхом, который выходит через пот и слезы.

Это потом скажут: «Теракт»! А пока было совсем ничего не разобрать. Жанна выбралась на землю, как крот, ослепший от света. И оглохший. Пешком дошла до станции Василеостровская. Там всё перекрыли, оцепили. До вечера наматывала круги вокруг. Повалил снег с дождем. Она спряталась под козырек парадной напротив. И в каждом, через одного, прохожем узнавала отца, пару раз даже выбегала из-под навеса, чтобы кинуться ему на шею. Чтобы он поднял ее на руки и сказал, что всё это был сон, это всё приснилось.

Дальше были похороны. Были неизвестные знакомые отца с их сочувствием и обещаниями, которые дают только скромным, которые не напомнят и не потребуют. Были свечи, ладан, сырая земля. После стало так серо и мрачно, как может быть только в Петербурге. Навязчивая мысль душу продать за одно доброе слово не выходила из головы… но телефонные номера не отвечали… Женщина, которая сдавала им с отцом квартиру, стыдливо, но четко попросила съехать.

Жанна не знала, куда ей идти, и пошла на очередное заседание клуба. К вечно распухшим губам добавились распухшие раскрасневшиеся глаза, и они блестели в потемках, пока Винсент еще не включил фонарь. Даня достал из рюкзака конфеты, сыпал ей в ладони и мимо. А Жанна кричала Винсенту, потому что хотелось кричать:

– Ты же видел, как старушка продает на рынке живую воду!!! Ты же говорил: мертвые пташки начинают щебетать и смотреть в небо. Где эта старушка, где?

– …Она умерла.