Читать книгу Как захватить весь мир - Аннет Бове - Страница 7
Часть 1
Люби меня!
ОглавлениеОни любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи[4].
…Ммм…
«Они расстались…» – шепот с первой парты.
Они расстались в безмолвном и гордом страданье
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье…
Но в мире новом друг друга они не узнали.
– Молодец, Катя, с выражением! Пять, садись! – Римма Константиновна, учительница литературы, оценила. – Почему-то многие девочки выбирают это стихотворение…
Учительница проследила, как Катюшкин садится на свое место (как будто могло быть как-то по-другому), и:
– А сейчас изучение творчества Михаила Юрьевича Лермонтова мы продолжим поэмой «Демон». Скажите, кто-то слышал об этой поэме? Или, может, уже читал ее? Да, Семакина!
– Я видела картину «Демон сидячий», кажется… Он там очень красивый!
– Таким его увидел художник. Теперь вам предстоит каждому составить о Демоне, духе изгнанья, свое впечатление.
– Почему изгнания? – Катюшкин спросила.
– Потому что Бог изгнал его из рая. Тысячи лет Демон кружил над землей. Он делал зло без наслажденья, но потом и зло ему наскучило. Так продолжалось до тех пор, пока он не полюбил земную девушку.
Римма Константиновна была такой типажной учительницей: около сорока, высокая, стройная, строгая, с хорошо поставленным голосом и внимательными глазами. Она, конечно, всем напоминала половину героинь из половины классических произведений. Это не было в духе 9 «Б», то есть обычно они издевались над преподами: биологичкой с ее микробами, информатиком с его шнурками, заправленными в носки… физик и его сосуд вообще всегда были темой! …А тут как-то нет.
Литричка (и то не прижилось), будучи женщиной идейной, видела свою миссию в том, чтобы хоть что-то из своих знаний классу передать. Поэтому она водила их в краеведческий музей в прошлом учебном году и в Исаакиевский собор – в этом. Поэтому сейчас решила сделать объявление:
– Ученики, внимание! Отвлекитесь от посторонних дел, пожалуйста! У меня важная новость! Министерство образования объявило конкурс: нужно поставить на сцене отрывок произведения из учебной программы. В связи с этим я подумала, может быть, нам поучаствовать и взять поэму «Демон»?
… Гробовое молчание.
– Всем актерам и участникам постановки – пятерки автоматом!
– (Копошение, оживление.) Да, давайте!
– Как хорошо, что вы согласны! – Засияла (далее следовал текст о важности этого задания и всё такое)… Но учтите: я, конечно, буду принимать участие в постановке, но в качестве наставника! Мне бы хотелось, чтобы кто-то из вас сам вызвался быть постановщиком!
…
– Я хочу! – Винсент вызвался неожиданно даже для самого себя (театральное на Моховой одержало внутреннюю победу в этот раз).
– Отлично, Витя! Тебе и карты в руки!
– …Скажите, Вас не затруднит называть меня Винсент?
Карты Винсент разыграл, не откладывая в долгий ящик. Он взял в библиотеке томик и сразу же решил полностью «прошерстить» Демона:
– Давайте составим план репетиций, но прежде всего, выберем исполнителей главных ролей: Демона, Тамару, отца и жениха Тамары… ммм… и Ангела. Ангел!
Винсент стал оглядываться по сторонам в поисках ангела:
В пространстве синего эфира
Один из ангелов святых
Летел на крыльях золотых…
«Даня, это же как раз твоя роль!» – его вдруг озарило.
В Дане и правда было что-то… нет, не что-то одно, а почти всё ангелоподобное! Правильные, как «жи-ши», черты лица, казалось, вычерченные по золотому сечению. Золотые кудри, распахнутые зеленые глаза.
…И душу грешную от мира
Он нес в объятиях своих.
– Понесешь? – Винсент уточнил.
– Понесу! – Ангел согласился (для Дани, отнюдь не гуманитария, это была единственная возможность получить пять по литературе). – А чью? – уточнил на всякий случай, мало ли…
– Тамары, дочери Гудала. – Винсент листал книгу, искал отрывок про нее.
Покрыта белою чадрой,
Княжна Тамара молодая
К Арагве ходит за водой.
– А кто такой гудал? Это должность? – вопрос с задней парты.
– Нет, это имя. Ва-а-асточное! – Римма Константиновна по случаю даже изобразила акцент торговца алычой.
Клянусь полночною звездой,
Лучом заката и востока,
Властитель Персии златой
И ни единый царь земной
Не целовал такого ока.
«Ага-ага… такого ока… гарема брызжущий фонтан не омывал подобный стан… вот!» – Винсент добавил:
…Еще ничья рука земная,
По милому челу блуждая,
Таких волос не расплела;
С тех пор как мир лишился рая,
Клянусь, красавица такая
Под солнцем юга не цвела.
– Может, Жанну на эту роль? – кто-то предложил.
– Кого?
Жанна не была популярной. И красоткой ее точно не считали. Попадание, скажем так, не в «яблочко», но она была единственной, кто без грима и парика сошел бы за дочь Гудала.
Жанна с надеждой посмотрела на Винсента. «Я не против!» – Он был не против. И быстро: «Кто остался? Собственно, Гудал, отец Тамары»:
Высокий дом, широкий двор
Седой Гудал себе построил…
Трудов и слез он много стоил
Рабам послушным с давних пор.
«Я так понял, что основная его черта – что он седой. В общем, кому нужна пятерка, вакансия открыта!» – Винсент решил не заморачиваться. И желающие нашлись. Был даже конкурс.
«Теперь жених. Что тут у нас…»
Он сам, властитель Синодала,
Ведет богатый караван.
Ремнем затянут ловкий стан;
Оправа сабли и кинжала
Блестит на солнце…
– Артем! Возьмешь роль? Только его скоро пристрелят, учти! Максимально скоро! – Винсент предупредил.
– Кто?
Его коварною мечтою
Лукавый Демон возмущал:
Он в мыслях, под ночною тьмою,
Уста невесты целовал.
– Возмущал Демон и пристрелил, в общем, тоже он. Не сам, конечно, руками какого-то осетина, – постановщик объяснил.
– Ага! – Артем, самбист соответствующего телосложения, без особого энтузиазма кивнул.
– А сам Демон? – Римма Константиновна задумалась. – Витя, то есть… Винсент, почему бы тебе не быть Демоном?
А-ха-ха! (адский смех). Это же то, чего он хотел больше всего! Всеми клеточками, жидкостями, энергиями от макушки до обеих стоп! Козырь – из рукава!
– Ладно, так и быть!
На репетициях Винсент отрабатывал за всех: и за недоделанные горы с цветами, и за не ахти как нарисованных коней, и «за того парня».
То не был ада дух ужасный,
Порочный мученик – о нет!
Он был похож на вечер ясный:
Ни день, ни ночь, – ни мрак, ни свет!..
В этом месте – улыбался своей фирменной улыбкой, чуть опуская уголки губ.
А в этом –
Я опущусь на дно морское,
Я полечу за облака,
Я дам тебе все, все земное —
Люби меня!..
– девочки вздыхали и излучали флюиды.
Серый свитер, воротник-хомут, сережка в ухе. Тонкие кожаные фенечки на запястьях и томик Лермонтова под мышкой. Такой Санкт-Петербург-stile. Да он и был Петербург! – так Жанне казалось. У Винсента была плоская, развернутая грудная клетка, как у пловцов, чтобы максимально сократить трение о воду, сохраняя сильный плечевой пояс. И при этом – борцовская осанка, когда всё тело держится на прессе. Он весь – как пружина спускового механизма. Весь изогнутый вовнутрь. Каждое движение – выстрел.
В школе его все любили. И он, в общем, тоже всех.
На очередной дискотеке пил за школой со старшеклассниками коктейли из банок, он и тут был «своим в доску». А потом танцевал медляк с Мариной. «В последний раз я с тобой, в последний раз я твой, в последний раз слезы из глаз, в последний раз[5]». Под конец они с ней ушли в темный угол рекреации. И долго не выходили на свет.
Марина была блондинкой с густо накрашенными ресницами, носила каблуки и короткие платья. Мальчишкам она нравилась, ее считали клевой. А самое страшное: она и была клевой.
На следующей репетиции Винсент объявил, что Тамарой будет Марина.
– Она же блондинка! – кто-то из класса подметил.
– Ну и что? Это ведь актерское перевоплощение, игра. У Марины – прекрасные данные, актерские…
Но что бы он ни говорил, в массы уже пошла шутка про то, что роли тут, как и везде, получают через постель.
«А давай тоже напьемся как-нибудь в школе! В туалете на выпускном!» – Катюшкин предложила. Жанна ответила, что до выпускного не дотянет. И пошла домой.
Винсент пил на кухне с приятелями. Разливал портвейн из бутылки, шутил и казался себе неотразимым. А Жанна была такой домашней. Пришла в ночнушке и тапочках погреть молока. Села в углу, читала что-то из своей коллекции. Вся кухня – в сигаретном дыму. Артем, «жених Тамары», самбист, тушил окурок долго и поступательно, вставляя в отверстие в пепельнице:
– А ты уже вставил, Вить? – спросил и сам заржал.
Винсент притянул Жанну к себе за руки. Она испугалась, отшатнулась аж:
– Ты пахнешь дымом!
– А ты пахнешь молоком!
Он улыбался искоса, он сердце выскреб изнутри. Ей стало грустно, видимо, а он всё праздновал. Попивая дешевый портвейн, объяснял свой неоромантизм в действии:
– Надо быть проще, Жанн! Природа учит нас любую девушку использовать по прямому назначению. Только ты же у нас святая! …Ой, кажется, молочко убежало!
– Я поняла. – Сняла ковш с огня и ушла в свою комнату.
Гости стали разбредаться по домам. Кухню проветрили. Родители вернулись. «Жанн, что на ужин?» – Элла Вадимовна спросила.
После ужина все разошлись по комнатам спать. Только Винсент мялся в коридоре у ее комнаты.
Жанна приоткрыла дверь и махнула ему рукой: «Заходи!».
И он вошел:
– Мне нужно с тобой поговорить!
Она села на кровать и смотрела на него:
– Я не для разговоров тебя позвала, – сказала томным голосом и стала рывками, словно сражаясь с невидимыми существами, поднимать подол ночнушки от колен и выше, выше…
Винсент смотрел на нее ошарашенно:
– Что ты делаешь???
– Пытаюсь получить роль.
Он замер, туго что-то соображая:
– Жанн, актриса из тебя всё-таки никудышная!
«Актриса» покраснела и засмеялась по-дурацки:
– Хорошая шутка. Я оценила!
А Винсент зашагал из угла в угол:
– Ну да, ну да, я сам сказал про прямое назначение и всё такое, но… я тебя слишком ценю для этого, слишком ценю для этого! Ха-ха!
Он смачно чмокнул ее в макушку, погладил по волосам и ушел. Захлопнул дверь.
Это был полный провал. Как теперь не плакать? Как встать с этой кровати? Как жить вообще???
Через пару секунд опять заглянул: «Что ты сидишь? Ты какая-то… вялая. Пошли чай пить! Быстрее!».
Шум ливня нарастал. Вода гудела в трубах, в проводах, перегорали лампочки, потолок начинал течь…
– А у меня всё готово к всемирному потопу! – Винсент достал из-под стола фонарь. Тот самый. Специально по этому поводу принес. И стал светить сквозь стену дождя, посылал сигнал SOS в небо азбукой Морзе: – Эй, чувачки инопланетные, смотрите сюда! Заберите нас, пока весь мир не залило водой!
– Так мы инопланетянам шлем сигнал?! А я думала – Богу.
– Ха! А Бог ничё не увидит! Он вообще чем-то другим занят! Он не видел всего, что тут со мной творилось с детства! Это же притон с серьезными традициями, ты-то знаешь! Как хочется нормальной жизни, а придется, чувствую, заниматься черт-те чем! (пауза) Хотя… будем ли мы еще живы? А вдруг нас завтра смоет с земли? Нужно принять меры!
Голуби пикировали вслед за каплями вниз на дно двора. А они, не зная, что будет завтра, звонили в справочную:
– Алло! Нам нужно два билета! Что? Куда?
– Куда осенью улетают птицы! – Жанна подсказала.
– Куда птицы улетают, туда и мы, в общем! В далекую южную страну! Ха-ха! – Винсент положил трубку и смеялся, как ненормальный. И она смеялась.
Им было страшнее посмотреть в глаза, чем лететь за голубями вниз на дно двора. Надо чем-то себя занять, лишь бы только не смотреть. Например, поиграть во что-нибудь. Во что? Думали-думали, решили, что игра должна основываться на вопросах и ответах: один задает вопрос, потом каждый пишет ответ на бумажке. И оба одновременно разворачивают бумажки. Нарезали клочков из школьной тетради. «Приступим!»
– Что бы ты больше хотела: летать или дышать под водой? – Винсент первый начал.
Каждый взял по бумажке. Написали. Раз-два-три!
– Летать, – Жанна ответила.
– Дышать под водой, – Винсент.
– Логично. Ты ведь – вода, а я – воздух, – она улыбнулась.
Жанна родилась на весну позже Винсента, в первый день лета. Ее знак Зодиака был Близнецы, а стихия – Воздух.
– Ха, точно! Интересно, кто кого глотнет? – Винсент, кажется, сам не понял, что сказал.
– Если бы ты мог выбрать только один цвет, который можно носить целый год, какой бы это был цвет? – Жанна спросила.
Обменялись записками, развернули:
– Что? Красный? Винсент, ты серьезно целый год мог бы проходить в красном???
– Сама-то не лучше! Белый!
– Я же девочка!
– И что? Хороший цвет красный, всё, давай закончим игру! – обиделся.
– Ну уж нет!!! Твоя очередь!
Винсент замолчал, как будто больше не собирался говорить. Никогда. А потом резко:
– Какая жизнь лучше? Долгая и размеренная или короткая и сумасшедшая?
Короткая и сумасшедшая
Короткая и сумасшедшая
– Теперь твой вопрос, Жанн!
– …(Задумалась.) Какое качество ты считаешь главным в человеке?
– Одно? А можно три? – уточнил.
– Давай три!
Они обменялись записками, развернули, и в каждой было написано в одном и том же порядке:
Ум
Доброта
Чувство юмора
Пищала радиостанция: пик-пик. 00 часов.
– Ладно, беру! – он сказал.
– Куда???
…Прикованный незримой силой,
Он с новой грустью стал знаком;
В нем чувство вдруг заговорило
Родным когда-то языком.
То был ли признак возрожденья?
Он слов коварных искушенья
Найти в уме своем не мог…
Забыть? – забвенья не дал бог:
Да он и не взял бы забвенья!
На репетиции Винсент декламировал, глядя ей в глаза.
Он немного переживал, как Марина отреагирует, а Марина сказала: «Правильно! Жанна – сирота, у нее в жизни и так мало хорошего, пусть хоть главная роль ей достанется!».
Действительно, сирота. Он и забыл, что она была не сиротой когда-то. То есть, что в этом есть что-то ненормальное. И особой жалости в себе не чувствовал…
Главное: теперь, когда равновесие восстановилось, Винсент мог сконцентрироваться на своей грандиозной суперидее – крыльях! Крылья планировались как сложная техническая конструкция глубокого психоэмоционального воздействия (художественное Мухинское на Соляном переулке брало реванш). Полкласса пахало на эти крылья целый день: сначала клеили перья на нитки, прикрепленные к каркасу. Потом был пробный запуск. Включали вентилятор, перья срывались с каркаса, кружили по всему классу и осыпались, прибитые сверху дегтем.
От дегтя тогда решили отказаться, слишком много возни: он оставался на окнах, на портретах писателей, развешанных по классу. Пока оттирали, постановщик размышлял: «Почему всех крутых писателей изображают в том возрасте, в котором они умерли? Вот Толстой тоже был молодым. Наверняка! Но умер дряхлым старикашкой. И теперь все его таким и запомнят. Ну Пушкин – ни то ни се. А вот Лермонтов – молодец! Чем раньше умрешь, тем лучше!».
На следующий день все опять впахивали: мазали клеем каркас, украшали. «Так держать, людишки! Мои послушные рабы». – Так Демон ласково всех называл. Получил от Дани за это тряпкой по спине.
И снова: порыв ветра, перья летят… вдох! И сердце замирало. Круто! Холодный расчет работал. Постановщик оказался прав.
Как и в случае с Жанной. Вряд ли можно было сказать, что Жанна – талантливая, одаренная или хотя бы хорошая актриса. Но…
Послушай, ты меня погубишь;
Твои слова – огонь и яд…
Скажи, зачем меня ты любишь?!
Она говорила, и не надо было дважды для убедительности повторять «погубишь-погубишь». И с одного раза верилось. Сирота, восточные корни, понятно.
Даня тоже брал «природными данными», хотя персонаж его был слишком пофигистичный:
В пространстве синего эфира
Один из ангелов святых
Летел на крыльях золотых,
И душу грешную от мира
Он нес в объятиях своих.
Ноль эмоций.
– Слушай, тут ведь Ангел уносит душу Тамары, единственной, кого Демон любил за миллион лет! Типа: она слишком хороша для тебя! И теперь уж точно обрекает его на вечное одиночество! Что Ангел при этом чувствует, а? – Винсент пытался вытащить из Дани хоть что-то…
– Нормально, ангелы лишены человеческих страстей. – Римма Константиновна его поддерживала.
Сам Даня ничего особенного по поводу своего понимания роли не говорил. Только однажды выдал: «Я думаю, Ангел и Бог тут – отрицательные персонажи. Зачем они забрали девушку? Кто их просил? Демон ее любил. А в раю-то ее кто полюбит?»
– То есть ты всё это время играл отрицательного персонажа? Отрицательного? – учительница переспросила дважды.
Даня кивнул.
– А Демон тоже отрицательный?
– Он же «сеял зло без наслажденья», ну, там… «искусству своему он не встречал сопротивленья, и зло наскучило ему». Так что нет, наверное, а что?
– Ммм… так ты рискуешь однажды утром проснуться в другой вере.
Римма Константиновна привлекла к сотрудничеству общество хранителей восточных традиций. В день представления в школу пришли две женщины соответствующего хранимым традициям вида. Кажется, они не очень-то говорили по-русски, но в этом и не было необходимости. Они плели Жанне косы, вплетая золотые ленты и гладкие позолоченные украшения. Коричневый свитер в предательских катышках сменили на платье, длинное, шуршащее, из парчовой ткани. Расшитый золотом корсаж. Цепочки, бусы.
Все аж опешили, когда Жанна вышла, побрякивая украшениями, гордо подняв голову, и вслед оборачивались, оборачивались… «Ты прекрасна!» – Катюшкин озвучила то, что другие с непривычки сказать не решились.
На конкурс в Дом культуры неожиданно нагрянуло телевидение с камерами. Жанна стояла на сцене напротив Винсента и:
Тамара.
Зачем мне знать твои печали,
Зачем ты жалуешься мне?
Ты согрешил…
Демон. Против тебя ли?
Тамара. Нас могут слышать!..
Демон. Мы одне.
Тамара. А Бог!
Демон.
На нас не кинет взгляда:
Он занят небом, не землей!
Тамара. А наказанье, муки ада?
Демон. Так что ж? Ты будешь там со мной!
…Демон брал ее за руку, и перья срывались с его огромных крыльев и разлетались по залу. Потом этот фрагмент покажут по двум центральным каналам. Такой большой успех.
4
Михаил Лермонтов. «Они любили друг друга так долго и нежно».
5
Группа «Мальчишник». «В последний раз»