Читать книгу Как захватить весь мир - Аннет Бове - Страница 7

Часть 1
Люби меня!

Оглавление

Они любили друг друга так долго и нежно,

С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!

Но, как враги, избегали признанья и встречи,

И были пусты и хладны их краткие речи[4].


…Ммм…

«Они расстались…» – шепот с первой парты.

Они расстались в безмолвном и гордом страданье

И милый образ во сне лишь порою видали.

И смерть пришла: наступило за гробом свиданье…

Но в мире новом друг друга они не узнали.


– Молодец, Катя, с выражением! Пять, садись! – Римма Константиновна, учительница литературы, оценила. – Почему-то многие девочки выбирают это стихотворение…

Учительница проследила, как Катюшкин садится на свое место (как будто могло быть как-то по-другому), и:

– А сейчас изучение творчества Михаила Юрьевича Лермонтова мы продолжим поэмой «Демон». Скажите, кто-то слышал об этой поэме? Или, может, уже читал ее? Да, Семакина!

– Я видела картину «Демон сидячий», кажется… Он там очень красивый!

– Таким его увидел художник. Теперь вам предстоит каждому составить о Демоне, духе изгнанья, свое впечатление.

– Почему изгнания? – Катюшкин спросила.

– Потому что Бог изгнал его из рая. Тысячи лет Демон кружил над землей. Он делал зло без наслажденья, но потом и зло ему наскучило. Так продолжалось до тех пор, пока он не полюбил земную девушку.

Римма Константиновна была такой типажной учительницей: около сорока, высокая, стройная, строгая, с хорошо поставленным голосом и внимательными глазами. Она, конечно, всем напоминала половину героинь из половины классических произведений. Это не было в духе 9 «Б», то есть обычно они издевались над преподами: биологичкой с ее микробами, информатиком с его шнурками, заправленными в носки… физик и его сосуд вообще всегда были темой! …А тут как-то нет.

Литричка (и то не прижилось), будучи женщиной идейной, видела свою миссию в том, чтобы хоть что-то из своих знаний классу передать. Поэтому она водила их в краеведческий музей в прошлом учебном году и в Исаакиевский собор – в этом. Поэтому сейчас решила сделать объявление:

– Ученики, внимание! Отвлекитесь от посторонних дел, пожалуйста! У меня важная новость! Министерство образования объявило конкурс: нужно поставить на сцене отрывок произведения из учебной программы. В связи с этим я подумала, может быть, нам поучаствовать и взять поэму «Демон»?

… Гробовое молчание.

– Всем актерам и участникам постановки – пятерки автоматом!

– (Копошение, оживление.) Да, давайте!

– Как хорошо, что вы согласны! – Засияла (далее следовал текст о важности этого задания и всё такое)… Но учтите: я, конечно, буду принимать участие в постановке, но в качестве наставника! Мне бы хотелось, чтобы кто-то из вас сам вызвался быть постановщиком!

– Я хочу! – Винсент вызвался неожиданно даже для самого себя (театральное на Моховой одержало внутреннюю победу в этот раз).

– Отлично, Витя! Тебе и карты в руки!

– …Скажите, Вас не затруднит называть меня Винсент?

Карты Винсент разыграл, не откладывая в долгий ящик. Он взял в библиотеке томик и сразу же решил полностью «прошерстить» Демона:

– Давайте составим план репетиций, но прежде всего, выберем исполнителей главных ролей: Демона, Тамару, отца и жениха Тамары… ммм… и Ангела. Ангел!

Винсент стал оглядываться по сторонам в поисках ангела:

В пространстве синего эфира

Один из ангелов святых

Летел на крыльях золотых…


«Даня, это же как раз твоя роль!» – его вдруг озарило.

В Дане и правда было что-то… нет, не что-то одно, а почти всё ангелоподобное! Правильные, как «жи-ши», черты лица, казалось, вычерченные по золотому сечению. Золотые кудри, распахнутые зеленые глаза.

…И душу грешную от мира

Он нес в объятиях своих.


– Понесешь? – Винсент уточнил.

– Понесу! – Ангел согласился (для Дани, отнюдь не гуманитария, это была единственная возможность получить пять по литературе). – А чью? – уточнил на всякий случай, мало ли…

– Тамары, дочери Гудала. – Винсент листал книгу, искал отрывок про нее.

Покрыта белою чадрой,

Княжна Тамара молодая

К Арагве ходит за водой.


– А кто такой гудал? Это должность? – вопрос с задней парты.

– Нет, это имя. Ва-а-асточное! – Римма Константиновна по случаю даже изобразила акцент торговца алычой.

Клянусь полночною звездой,

Лучом заката и востока,

Властитель Персии златой

И ни единый царь земной

Не целовал такого ока.


«Ага-ага… такого ока… гарема брызжущий фонтан не омывал подобный стан… вот!» – Винсент добавил:

…Еще ничья рука земная,

По милому челу блуждая,

Таких волос не расплела;

С тех пор как мир лишился рая,

Клянусь, красавица такая

Под солнцем юга не цвела.


– Может, Жанну на эту роль? – кто-то предложил.

– Кого?

Жанна не была популярной. И красоткой ее точно не считали. Попадание, скажем так, не в «яблочко», но она была единственной, кто без грима и парика сошел бы за дочь Гудала.

Жанна с надеждой посмотрела на Винсента. «Я не против!» – Он был не против. И быстро: «Кто остался? Собственно, Гудал, отец Тамары»:

Высокий дом, широкий двор

Седой Гудал себе построил…

Трудов и слез он много стоил

Рабам послушным с давних пор.


«Я так понял, что основная его черта – что он седой. В общем, кому нужна пятерка, вакансия открыта!» – Винсент решил не заморачиваться. И желающие нашлись. Был даже конкурс.

«Теперь жених. Что тут у нас…»

Он сам, властитель Синодала,

Ведет богатый караван.

Ремнем затянут ловкий стан;

Оправа сабли и кинжала

Блестит на солнце…


– Артем! Возьмешь роль? Только его скоро пристрелят, учти! Максимально скоро! – Винсент предупредил.

– Кто?

Его коварною мечтою

Лукавый Демон возмущал:

Он в мыслях, под ночною тьмою,

Уста невесты целовал.


– Возмущал Демон и пристрелил, в общем, тоже он. Не сам, конечно, руками какого-то осетина, – постановщик объяснил.

– Ага! – Артем, самбист соответствующего телосложения, без особого энтузиазма кивнул.

– А сам Демон? – Римма Константиновна задумалась. – Витя, то есть… Винсент, почему бы тебе не быть Демоном?

А-ха-ха! (адский смех). Это же то, чего он хотел больше всего! Всеми клеточками, жидкостями, энергиями от макушки до обеих стоп! Козырь – из рукава!

– Ладно, так и быть!

На репетициях Винсент отрабатывал за всех: и за недоделанные горы с цветами, и за не ахти как нарисованных коней, и «за того парня».

То не был ада дух ужасный,

Порочный мученик – о нет!

Он был похож на вечер ясный:

Ни день, ни ночь, – ни мрак, ни свет!..


В этом месте – улыбался своей фирменной улыбкой, чуть опуская уголки губ.

А в этом –

Я опущусь на дно морское,

Я полечу за облака,

Я дам тебе все, все земное —

Люби меня!..


– девочки вздыхали и излучали флюиды.

Серый свитер, воротник-хомут, сережка в ухе. Тонкие кожаные фенечки на запястьях и томик Лермонтова под мышкой. Такой Санкт-Петербург-stile. Да он и был Петербург! – так Жанне казалось. У Винсента была плоская, развернутая грудная клетка, как у пловцов, чтобы максимально сократить трение о воду, сохраняя сильный плечевой пояс. И при этом – борцовская осанка, когда всё тело держится на прессе. Он весь – как пружина спускового механизма. Весь изогнутый вовнутрь. Каждое движение – выстрел.

В школе его все любили. И он, в общем, тоже всех.

На очередной дискотеке пил за школой со старшеклассниками коктейли из банок, он и тут был «своим в доску». А потом танцевал медляк с Мариной. «В последний раз я с тобой, в последний раз я твой, в последний раз слезы из глаз, в последний раз[5]». Под конец они с ней ушли в темный угол рекреации. И долго не выходили на свет.

Марина была блондинкой с густо накрашенными ресницами, носила каблуки и короткие платья. Мальчишкам она нравилась, ее считали клевой. А самое страшное: она и была клевой.

На следующей репетиции Винсент объявил, что Тамарой будет Марина.

– Она же блондинка! – кто-то из класса подметил.

– Ну и что? Это ведь актерское перевоплощение, игра. У Марины – прекрасные данные, актерские…

Но что бы он ни говорил, в массы уже пошла шутка про то, что роли тут, как и везде, получают через постель.

«А давай тоже напьемся как-нибудь в школе! В туалете на выпускном!» – Катюшкин предложила. Жанна ответила, что до выпускного не дотянет. И пошла домой.

Винсент пил на кухне с приятелями. Разливал портвейн из бутылки, шутил и казался себе неотразимым. А Жанна была такой домашней. Пришла в ночнушке и тапочках погреть молока. Села в углу, читала что-то из своей коллекции. Вся кухня – в сигаретном дыму. Артем, «жених Тамары», самбист, тушил окурок долго и поступательно, вставляя в отверстие в пепельнице:

– А ты уже вставил, Вить? – спросил и сам заржал.

Винсент притянул Жанну к себе за руки. Она испугалась, отшатнулась аж:

– Ты пахнешь дымом!

– А ты пахнешь молоком!

Он улыбался искоса, он сердце выскреб изнутри. Ей стало грустно, видимо, а он всё праздновал. Попивая дешевый портвейн, объяснял свой неоромантизм в действии:

– Надо быть проще, Жанн! Природа учит нас любую девушку использовать по прямому назначению. Только ты же у нас святая! …Ой, кажется, молочко убежало!

– Я поняла. – Сняла ковш с огня и ушла в свою комнату.

Гости стали разбредаться по домам. Кухню проветрили. Родители вернулись. «Жанн, что на ужин?» – Элла Вадимовна спросила.

После ужина все разошлись по комнатам спать. Только Винсент мялся в коридоре у ее комнаты.

Жанна приоткрыла дверь и махнула ему рукой: «Заходи!».

И он вошел:

– Мне нужно с тобой поговорить!

Она села на кровать и смотрела на него:

– Я не для разговоров тебя позвала, – сказала томным голосом и стала рывками, словно сражаясь с невидимыми существами, поднимать подол ночнушки от колен и выше, выше…

Винсент смотрел на нее ошарашенно:

– Что ты делаешь???

– Пытаюсь получить роль.

Он замер, туго что-то соображая:

– Жанн, актриса из тебя всё-таки никудышная!

«Актриса» покраснела и засмеялась по-дурацки:

– Хорошая шутка. Я оценила!

А Винсент зашагал из угла в угол:

– Ну да, ну да, я сам сказал про прямое назначение и всё такое, но… я тебя слишком ценю для этого, слишком ценю для этого! Ха-ха!

Он смачно чмокнул ее в макушку, погладил по волосам и ушел. Захлопнул дверь.

Это был полный провал. Как теперь не плакать? Как встать с этой кровати? Как жить вообще???

Через пару секунд опять заглянул: «Что ты сидишь? Ты какая-то… вялая. Пошли чай пить! Быстрее!».

Шум ливня нарастал. Вода гудела в трубах, в проводах, перегорали лампочки, потолок начинал течь…

– А у меня всё готово к всемирному потопу! – Винсент достал из-под стола фонарь. Тот самый. Специально по этому поводу принес. И стал светить сквозь стену дождя, посылал сигнал SOS в небо азбукой Морзе: – Эй, чувачки инопланетные, смотрите сюда! Заберите нас, пока весь мир не залило водой!

– Так мы инопланетянам шлем сигнал?! А я думала – Богу.

– Ха! А Бог ничё не увидит! Он вообще чем-то другим занят! Он не видел всего, что тут со мной творилось с детства! Это же притон с серьезными традициями, ты-то знаешь! Как хочется нормальной жизни, а придется, чувствую, заниматься черт-те чем! (пауза) Хотя… будем ли мы еще живы? А вдруг нас завтра смоет с земли? Нужно принять меры!

Голуби пикировали вслед за каплями вниз на дно двора. А они, не зная, что будет завтра, звонили в справочную:

– Алло! Нам нужно два билета! Что? Куда?

– Куда осенью улетают птицы! – Жанна подсказала.

– Куда птицы улетают, туда и мы, в общем! В далекую южную страну! Ха-ха! – Винсент положил трубку и смеялся, как ненормальный. И она смеялась.

Им было страшнее посмотреть в глаза, чем лететь за голубями вниз на дно двора. Надо чем-то себя занять, лишь бы только не смотреть. Например, поиграть во что-нибудь. Во что? Думали-думали, решили, что игра должна основываться на вопросах и ответах: один задает вопрос, потом каждый пишет ответ на бумажке. И оба одновременно разворачивают бумажки. Нарезали клочков из школьной тетради. «Приступим!»

– Что бы ты больше хотела: летать или дышать под водой? – Винсент первый начал.

Каждый взял по бумажке. Написали. Раз-два-три!

– Летать, – Жанна ответила.

– Дышать под водой, – Винсент.

– Логично. Ты ведь – вода, а я – воздух, – она улыбнулась.

Жанна родилась на весну позже Винсента, в первый день лета. Ее знак Зодиака был Близнецы, а стихия – Воздух.

– Ха, точно! Интересно, кто кого глотнет? – Винсент, кажется, сам не понял, что сказал.

– Если бы ты мог выбрать только один цвет, который можно носить целый год, какой бы это был цвет? – Жанна спросила.

Обменялись записками, развернули:

– Что? Красный? Винсент, ты серьезно целый год мог бы проходить в красном???

– Сама-то не лучше! Белый!

– Я же девочка!

– И что? Хороший цвет красный, всё, давай закончим игру! – обиделся.

– Ну уж нет!!! Твоя очередь!

Винсент замолчал, как будто больше не собирался говорить. Никогда. А потом резко:

– Какая жизнь лучше? Долгая и размеренная или короткая и сумасшедшая?

Короткая и сумасшедшая

Короткая и сумасшедшая

– Теперь твой вопрос, Жанн!

– …(Задумалась.) Какое качество ты считаешь главным в человеке?

– Одно? А можно три? – уточнил.

– Давай три!

Они обменялись записками, развернули, и в каждой было написано в одном и том же порядке:

Ум

Доброта

Чувство юмора

Пищала радиостанция: пик-пик. 00 часов.

– Ладно, беру! – он сказал.

– Куда???

…Прикованный незримой силой,

Он с новой грустью стал знаком;

В нем чувство вдруг заговорило

Родным когда-то языком.

То был ли признак возрожденья?

Он слов коварных искушенья

Найти в уме своем не мог…

Забыть? – забвенья не дал бог:

Да он и не взял бы забвенья!


На репетиции Винсент декламировал, глядя ей в глаза.

Он немного переживал, как Марина отреагирует, а Марина сказала: «Правильно! Жанна – сирота, у нее в жизни и так мало хорошего, пусть хоть главная роль ей достанется!».

Действительно, сирота. Он и забыл, что она была не сиротой когда-то. То есть, что в этом есть что-то ненормальное. И особой жалости в себе не чувствовал…

Главное: теперь, когда равновесие восстановилось, Винсент мог сконцентрироваться на своей грандиозной суперидее – крыльях! Крылья планировались как сложная техническая конструкция глубокого психоэмоционального воздействия (художественное Мухинское на Соляном переулке брало реванш). Полкласса пахало на эти крылья целый день: сначала клеили перья на нитки, прикрепленные к каркасу. Потом был пробный запуск. Включали вентилятор, перья срывались с каркаса, кружили по всему классу и осыпались, прибитые сверху дегтем.

От дегтя тогда решили отказаться, слишком много возни: он оставался на окнах, на портретах писателей, развешанных по классу. Пока оттирали, постановщик размышлял: «Почему всех крутых писателей изображают в том возрасте, в котором они умерли? Вот Толстой тоже был молодым. Наверняка! Но умер дряхлым старикашкой. И теперь все его таким и запомнят. Ну Пушкин – ни то ни се. А вот Лермонтов – молодец! Чем раньше умрешь, тем лучше!».

На следующий день все опять впахивали: мазали клеем каркас, украшали. «Так держать, людишки! Мои послушные рабы». – Так Демон ласково всех называл. Получил от Дани за это тряпкой по спине.

И снова: порыв ветра, перья летят… вдох! И сердце замирало. Круто! Холодный расчет работал. Постановщик оказался прав.

Как и в случае с Жанной. Вряд ли можно было сказать, что Жанна – талантливая, одаренная или хотя бы хорошая актриса. Но…

Послушай, ты меня погубишь;

Твои слова – огонь и яд…

Скажи, зачем меня ты любишь?!


Она говорила, и не надо было дважды для убедительности повторять «погубишь-погубишь». И с одного раза верилось. Сирота, восточные корни, понятно.

Даня тоже брал «природными данными», хотя персонаж его был слишком пофигистичный:

В пространстве синего эфира

Один из ангелов святых

Летел на крыльях золотых,

И душу грешную от мира

Он нес в объятиях своих.


Ноль эмоций.

– Слушай, тут ведь Ангел уносит душу Тамары, единственной, кого Демон любил за миллион лет! Типа: она слишком хороша для тебя! И теперь уж точно обрекает его на вечное одиночество! Что Ангел при этом чувствует, а? – Винсент пытался вытащить из Дани хоть что-то…

– Нормально, ангелы лишены человеческих страстей. – Римма Константиновна его поддерживала.

Сам Даня ничего особенного по поводу своего понимания роли не говорил. Только однажды выдал: «Я думаю, Ангел и Бог тут – отрицательные персонажи. Зачем они забрали девушку? Кто их просил? Демон ее любил. А в раю-то ее кто полюбит?»

– То есть ты всё это время играл отрицательного персонажа? Отрицательного? – учительница переспросила дважды.

Даня кивнул.

– А Демон тоже отрицательный?

– Он же «сеял зло без наслажденья», ну, там… «искусству своему он не встречал сопротивленья, и зло наскучило ему». Так что нет, наверное, а что?

– Ммм… так ты рискуешь однажды утром проснуться в другой вере.


Римма Константиновна привлекла к сотрудничеству общество хранителей восточных традиций. В день представления в школу пришли две женщины соответствующего хранимым традициям вида. Кажется, они не очень-то говорили по-русски, но в этом и не было необходимости. Они плели Жанне косы, вплетая золотые ленты и гладкие позолоченные украшения. Коричневый свитер в предательских катышках сменили на платье, длинное, шуршащее, из парчовой ткани. Расшитый золотом корсаж. Цепочки, бусы.

Все аж опешили, когда Жанна вышла, побрякивая украшениями, гордо подняв голову, и вслед оборачивались, оборачивались… «Ты прекрасна!» – Катюшкин озвучила то, что другие с непривычки сказать не решились.

На конкурс в Дом культуры неожиданно нагрянуло телевидение с камерами. Жанна стояла на сцене напротив Винсента и:

Тамара.

Зачем мне знать твои печали,

Зачем ты жалуешься мне?

Ты согрешил…


Демон. Против тебя ли?

Тамара. Нас могут слышать!..

Демон. Мы одне.

Тамара. А Бог!

Демон.

На нас не кинет взгляда:

Он занят небом, не землей!


Тамара. А наказанье, муки ада?

Демон. Так что ж? Ты будешь там со мной!

…Демон брал ее за руку, и перья срывались с его огромных крыльев и разлетались по залу. Потом этот фрагмент покажут по двум центральным каналам. Такой большой успех.

4

Михаил Лермонтов. «Они любили друг друга так долго и нежно».

5

Группа «Мальчишник». «В последний раз»

Как захватить весь мир

Подняться наверх