Читать книгу Как захватить весь мир - Аннет Бове - Страница 9

Кровать в новой Жанниной комнате была со множеством подушек и перин. Чуть ли не двуспальная. Это было символично: ей пытались додать всего недополученного, чуть ли не на двоих. У тети Аделины, дяди Мурата, у их уже взрослого сына Карена, который жил отдельно, – у каждого в семье находились какие-то мелочи: папины медали, ордена, открытки и еще что-нибудь в придачу.

Приходили друзья отца, переглядывались: «Мама вылитая, да, особенно в профиль, вылитая Карина!»… делали длинные паузы в словах.

Рассказывали, что Артур служил спецагентом в разведывательном управлении. Что был абсолютным профессионалом своего дела, на хорошем счету, на лучшем. Он был одним из них, серьезных мужчин, которые не очень, кажется, понимали, как вести себя с девочкой-подростком, чтобы не задеть ее чувства. Как отвечать на вопросы. А вопросы были:

– Вот скажите, почему, когда мы забирали документы из питерской школы, директор достал мою папку из какого-то отдельного ящика? Как выяснилось, я официально там и не числилась…

– Артур был скрытным. Не оставлял следов, ни одного. Поэтому тебя так долго не могли отыскать. Он всегда был таким, а после смерти твоей мамы вообще… Он водил тебя на ее могилу на Васильевском острове?

– Нет. Не успел… Я хочу знать, что с ней случилось. Расскажите мне. Пожалуйста!

– Мы и сами толком не знаем. Он был очень скрытный.

Всем и сразу стало ее жалко. Ее диковатость воспринимали с пониманием. Говорили: ты молодец, что так стойко держишься! Ты привыкнешь к новому дому, это пройдет.

Как им всем объяснить, что уже поздно?! Ей только пятнадцать, но уже поздно.

Как объяснить, что последние четыре года ее жизни – это вам не чай с вареньем! Это – смотреть, как окурки летят на дно двора. Из кухни в коридор летают стулья и бутылки, а Винсент смеется, как ненормальный. Но, кроме этого, у тебя ничего нет. И никого.

Ей хотелось не то, чтобы забыть всё, что было в Петербурге (разве что характерные для местных дам подследники под босоножки, их точно лучше забыть)… Хотелось просто плыть по течению. И чтобы не словили на крючок.

Там она привыкла различать запахи и цвета по мельчайшим нюансам. А здесь всё было четким и ярким, аж в глазах рябило.

Учиться? На криминалистику, конечно. Все понимали и поддерживали: надо отомстить за отца, раздолбать эту машину – международный терроризм.

Вечерами после учебы она подрабатывала официанткой. Хорошая работа: позволяет попрактиковаться в снятии отпечатков, подкачать мышцы рук и повысить порог чувствительности ко внешним раздражителям. На каждый подкол или подкат посетителей девочки-официантки вздыхали между собой: «Зато кэш».

Жанна стала покупать дорогие вещи. Хорошо пахнущие, приятные на ощупь. Понемногу, на сколько хватало «кэша». Платья: красные, кремовые. Кружева, шелк. Атласные туфли на шпильках. Стала красить глаза в иссиня-черный. Вплетала в волосы гладкие позолоченные украшения. Сочетала всё с легкостью, как будто с молоком матери эти бьюти-приемы впитала. Еще бы! Столько дней и ночей прокручивала в голове, сидя в комнатушке с заклеенными окнами, как она будет выглядеть, когда у нее появятся деньги и свобода! Как она будет идти, гордо подняв голову, а все оборачиваются, оборачиваются…

Жанна закрутила короткий роман с барменом, который отметился афоризмом: «Если видишь человека, вроде знакомого, но не можешь вспомнить, кто это, значит, это бармен, который тебе наливал. Никто потом не помнит бармена». И да, практика показала: он знал, о чем говорил.

Она привязалась к своей новой семье, но «надо строить личную жизнь!», как тетя Аделина говорила. Да и вообще, хоть какую-то жизнь… Жанна нашла квартиру с арендой, которую сможет «потянуть». Маленькую, на мансардном этаже четырехэтажного дома. Вид из окна был – на соседнюю стройку. Но зато – и на небо тоже.

Карен («зови меня брат») согласился побыть грузчиком. Рубаха-парень, всем помогал. Все, конечно, пользовались: и друзья, и подруги. Жанна говорила: «Не будь таким!» И тоже пользовалась. (Ну а что, не бармена же просить!)

Он занес ее вещи на четвертый этаж. Без лифта. Книжные стеллажи, коробки, пакеты. В придачу подарил ей огромный ворсистый ковер, расшитый узорами, и еще что-то собирался… «Спасибо! Только больше никакого текстиля!» – Жанна поблагодарила.

Теперь она заводила свой собственный будильник по утрам. Готовила блинчики на завтрак и плясала на кухне под песни по радио, как в фильмах пляшут все, кто не должен скрываться от посторонних взглядов. Соберись, пора на учебу, не опоздать бы! Еще час добираться на двух автобусах с пересадкой (она ведь никогда больше не спускалась в метро).

Ну почему именно в этот день начался курс лекций про стокгольмский синдром и его последствия?! Профессор в мелких подробностях описывал, как между жертвой и охотником возникает бессознательная связь, взаимная или односторонняя симпатия. Да, жертвы маньяков иногда селятся в домах, где их годами держали. Иногда повторяют тот же распорядок дня, те же привычки, которые приобрели в заточении. Но исследователи полагают, что стокгольмский синдром является не психологическим расстройством, а нормальной реакцией человека на травмирующее психику событие. Он не внесен ни в одну международную классификацию психических заболеваний.

Да, Винсент тоже танцевал, когда готовил. Да, она чистит зубы в ванной, по-прежнему оглядываясь по сторонам, выжидая, не идет ли кто, чтобы встать рядом… И да, купила варенье из роз. Но ведь оно вкусное! А блинчики… кто же не любит блинчики?!

Как никто не помнит бармена, зато помнит название бара и цвет обивки сидений… потому что выбрасывать отдельные детали при сохранении общей картины – естественная защитная реакция мозга. Вот так же и ей хотелось не то чтобы забыть всё, что было… а выбросить прошлое кусками.

И выбрасывала. Что было, то сплыло. Только что ей не спится спокойно? Всё тянет сигануть за голубями вниз на дно двора. Дорвалась до свободы наконец-то! Но без понятия, что с этой свободой делать. С кого брать пример? С отца, которого она уже и не помнит? Арчи с его существами без ручек и ножек? С Винсента, который получал удовольствие от довольно сомнительных вещей? Кто из них объяснил ей, как жить? И почему никто не сказал, что свобода – обман? Свобода – это сад, где ничего не растет. Океан без рыбы.

Впрочем, главное – сказочно пахнуть, остальное пусть катится! «Ange ou Demon», Givenchy. Набрызгала на запястья и ложбинки у основания ключиц. Сессия на носу! Надо хорошо сдать! Раздолбать международный терроризм.

На лекциях по информационной безопасности студентам рассказывали, что все аккаунты в соцсетях – один из самых распространенных методов слежки. Что удаленные сообщения и фотографии на самом деле никуда не исчезают. К черту тайну переписки и всё такое!.. Но однажды Жанна, конечно, всё-таки создала страничку (под своим именем, раз уж всё равно ничего не утаишь).

«Господи мой! Пресвятая Екатерина! Вот и наша дочь Гудала!» – Катюшкин Хирш написала ей в тот же день. «Сколько лет прошло со школы? Семь?»

Восемь. С того момента, как Катюшкин начала говорить со всеми святыми и с Самим! Им было по четырнадцать, когда Римма Константиновна повела класс в Исаакиевский собор. Выстроила парами, рассказывала, где какой святой и чем свят:

– Вот Рафаил. Он стережет падших ангелов и их смертных жен до скончания времен.

– Вот Илия-пророк. По заветам именно он станет предвестником Апокалипсиса, то есть конца света.

– Вот алтарь, посвященный Пресвятой Великомученице Екатерине. Вот, поглядите, ее образ на мозаичной иконе.

Пухленькая девочка, тезка святой, стояла ближе всех, широко открыв рот. Началась служба, задымили кадила, запели песнопения. Наверное, из-за хорошей акустики казалось, они разливаются повсюду: по залам и через открытый рот внутрь:

О, святый Михаиле Архангеле, светлообразный

и грозный Небесного Царя воеводо! Демонов сокрушитель,

запрети всем врагам, борющимся со мною,

и сотвори их яко овцы, и смири их злобные сердца,

и сокруши их яко прах перед лицом ветра.

О, Шестикрылый первый Князь и Воевода Небесных сил!

Избави нас от всякия прелести диавольския

и побори всех, противящихся нам, силою Честнаго

и Животворящего Креста Господня, молитвами

Пресвятой Богородицы, молитвами святых Апостолов,

Святителя Чудотворца Николая, Андрея, Христа ради,

юродивого, святого пророка Илии и всех святых

великомучеников и всех преподобных отцов наших,

от века Богу угодивших, и всех святых Небесных Сил.

Аминь.

Тогда Катюшкин и поняла: кому ни молись, реально помочь может только Архангел Михаил. С уважением она отныне относилась только к нему. Остальные были ей как приятели. Направляли, поддерживали и спорили иногда.

В придуманном мире она была – рыба в воде, совсем как Винсент с Даней. Может, за это Жанна в детстве ее и обожала? Но Катюшкин, в отличие от этих холериков-шизофреников, была веселой. Она, в общем-то, не боролась за истину и новый мировой порядок. Ей, как барышням девятнадцатого века, было просто нечем занять свой мечтательный и деятельный мозг, который мог бы, мог бы!.. но нет. Катюшкин ведь так ничего и не пережила. Жанна в этом смысле была, конечно, круче.

Может, с высоты этой крутости и восьми прошедших лет Жанне показалось, что прошлое ей больше не угрожает. И она даже попросила рассказать про общих знакомых. Тезисно.

Ответ пришел через несколько минут:

Тезисно? Ок.

Витя (Винсент, как ты его называешь) – мелкий бандюга, барыга то-се, женился, сын. Пьет. Несчастен.

Даня работает в банке, выдает кредиты.

Марина – жена Вити, мать сына.

А я – соскучилась!

…Сказать: что-то там взорвалось – бах! и вдребезги! – это ничего не сказать.

Но почему? То есть почему бы ему не жениться, не родить детей? И надо это уважать, надо, да. Но ей захотелось рыдать в подушку: «Это же я, я должна с тобой жить, Винсент! Завести собаку! Гулять по белому песку на пляже! И рожать детей!»

А еще захотелось… сдохнуть. Только чтобы не было больно. Сдохнуть – это больно один раз, а теперь – больно и больно без конца. Ран, вроде, нет, только кровь всё вокруг залила. Растеклась по полу и журчала. Густая, тяжелая – внизу, и легкая, почти морковная, сочилась поверху. Платье постепенно стало из бежевого красным. Реки выходили из берегов, волны закрывали небо. Кровь-вода обрушивалась с крыш, уносила, глотала всё вокруг… И вдруг она увидела маленький островок. Огромные волны окутывали его, но там было спокойно. Посередине стоял дом. Тот самый, с Фонтанки. Она вошла, поднялась на чердак и открыла зеленую дверь. Винсент сидел на большом камне спиной к ней. А потом обернулся и посмотрел на нее: «Привет!». Тень от его ресниц протянулась до стены. Ей казалось, в эту тень можно укутаться. Она обняла его, гладила по волосам, а он говорил: «Я так давно тебя жду. Я и сам не верил в эту чушь, но ты всё-таки пришла, ночью, холодная в мой теплый сон. Нам с тобой нет другого места и времени встретиться, только слушай меня, только гладь по волосам, только не уходи…»

Я тоже соскучилась, Катюшкин! – Жанна ответила. И не сдохла.