Читать книгу Холодное утро в 3018 - AnniLora - Страница 4

– Стася, – поправила Хавьера блондинка.

– И Женя, – добавила её подруга.

Женя. Та самая Евгения Логинова. Теперь всё ясно!

Итак, Стейси и Эжени. Стася и Женя. На западе ЕАК славянам обычно придумывают новые имена и фамилии, близкие к настоящим, но благозвучные для уха англоязычного гражданина Конфедерации. В ЕАК три государственных языка: новоанглийский, новославянский и китайский упрощённый, но в Льеже подавляющее большинство населения говорит на диалекте новоанглийского. По-славянски я знаю всего пару десятков слов, большую часть из которых не могу произнести правильно. Про китайский и заикаться на стану.

Стася – типичная славянка. По крайней мере, на западе ЕАК их представляют именно такими: высокими, светловолосыми, светлокожими и голубоглазыми. Эжени – другая. Да, она не уступает красивой подруге в росте, но выглядит очень худой. Тонкие ноги, маленькие ступни и ладони, большие светло-карие глаза, вздёрнутый нос, пышные каштановые волосы, едва достающие до подбородка. Чем-то она напоминает мою ученицу Лизу. Если переодеть, сойдёт за мальчишку. Хм, она не похожа на телезвезду. В чертах лица, в манере держаться нет ничего особенного. Обычная девчонка. Но действительно, лицо девушки показалось мне знакомым, наверное, всё-таки смотрел её шоу. Прежде мне не приходилось общаться со знаменитостями, и я представить не мог, что кто-то из них заявится в мою квартиру. Я не был готов к такому повороту и смутился. А в подобных случаях от робости до раздражения всего один шаг. Стейси без стеснения глазела по сторонам. Эжени изучала меня, смотрела оценивающе, прикидывала, как будто планировала купить меня, точно дроида новой модели. Мне уже доводилось общаться с такими штучками. Знает себе цену и за словом в карман не полезет. Маленькая стерва. Хавьеру такие девушки нравятся, мне – нет.

– Приятно познакомиться. Хавьер о вас рассказывал, – я подивился собственному голосу. Спокойный, даже не дрожал от злости.

– Он сказал: ты сможешь помочь. Поэтому мы здесь, – заявила Эжени. Резкий тон. Привыкла получать всё, на что укажет пальчиком.

Упс! Что же Хавс ей обещал? И какая от меня могла быть польза? Любопытно. Очень любопытно. А трепаться-то некогда, нужно было спешить в Школу.

– Женя хочет пофотографировать в Нижнем районе и записать видео, – вежливо улыбаясь, сообщила Стейси.

– А если удастся взять пару-тройку интервью, то будет просто замечательно. Это нужно для социальной рекламы.

Тьфу ты! Социальная реклама! Так им нужен персональный гид, да ещё и бесплатный! А эти богачки, оказывается, жадные.

Хавьер натянул одеяло на лицо, так, что на поверхности остались только брови и спутанные локоны чёлки, и захрапел.

«Вот же чёрт! Бросил меня, поганец! Он за это заплатит», – обещал себе я.

– На съёмку нужно разрешение. Без него возникнут серьёзные проблемы с полицией.

– О, нет вопросов! Разрешение у меня есть, – широко улыбнулась Эжени. А, впрочем, она была ничего. Хорошенькая, когда не хмурится. – Дело в том, что я никогда не была в Нижнем районе, никого там не знаю, не имею представления, с чего начать. Хавьер сказал: ты несколько лет работаешь в Синем секторе и можешь ходить, где пожелаешь. Если возьмёшь с собой, буду очень признательна.

Прогулка с телезвездой по Нижнему району – удивительное приключение, фу ты – ну ты! Плюс полезное знакомство. Хотя… хотя какой от него прок? Если только пригласит поучаствовать в её шоу… Интересно, сколько платят тем, кто задействован в массовке? Хоть это и не по мне, деньги никогда не бывают лишними.

Пока я фантазировал о небесных пирогах и кренделях, девушки начали терять терпение.

– Да, работаю в Школе. И у меня сейчас урок, кстати. Так что экскурсию в ближайшие часы обещать не могу. Да, я неплохо знаю Нижний район. Чужакам там не место. Слишком опасно. Гулять следует только с большой охраной. Впрочем, если переоденешься, будешь делать то, что скажу, и помалкивать, всё получится.

– Какой строгий, ай-ай! – ухмыльнулась Стася и подмигнула мне бирюзовым глазом.

– По рукам! Во что переодеться?

– Внизу ходят только в тёмном. Подойдёт лёгкая накидка с капюшоном. Я бы дал свою старую форму гвардейца, но боюсь, разрешения на её ношение у тебя нет. Подыщу что-нибудь другое.

Храп Хавьера молотком стучал по вискам, пока я рылся в шкафу, надеясь отыскать какую-нибудь тёмную накидку с капюшоном. У меня нашлась одна такая, я носил её лет семь назад, когда ещё был тощим подростком. Поношенная, потрёпанная и немного выцветшая. Ха-ха, звезде телеэкрана пришлась бы как раз впору. Эжени даже не скривилась, это уже что-то. Но второй такой у меня не было.

– Твои волосы будут заметны издалека, – сообщил я Стейси. – Это паршиво.

– В Нижний район я не пойду, – отмахнулась девушка. – Я оставила в полицейском участке дроида, он сделает фотографии. Но всё равно нужно вернуться на конференцию, взять запланированные интервью. Я подвезу вас до районного аэровокзала и прямиком туда.

Жаль! Стейси мне понравилась. Ни капли самоуверенности и заносчивости её подруги. Для неё я бы провёл много экскурсий.

– Раз так, то давайте поторопимся. Сначала уроки, потом прогулка.

Эжени надела мою накидку, которая, увы, не оправдала ожиданий и оказалась потешно широкой, и убрала пышную копну волос под капюшон.

– Сойдёт? – нахмурившись, спросила она у подружки.

– Сгодится. Стоит сделать парочку фотографий. На память. Замри, – сообщила та и потянулась за мини-камерой.

– Эээ, не вздумай их распространять! – воскликнула Эжени и закрыла лицо складками капюшона.

– Есть разрешение на ношение шокера? – спросил я, когда девицы, наконец, соизволили покинуть мою квартиру.

– Да, но обычно я не…

– На этот раз, скорее всего, придётся. И лучше не зевай.

– А как же Хавьер? Он в таком состоянии, и оставлять его одного… – забеспокоилась Стейси.

– Ему ничего не потребуется. Проспит часов пять. Не меньше. Рита за ним присмотрит и сообщит мне, если что-то пойдёт не так.

***

Электрокар Стейси – загляденье! Приобрести такую модель – просто мечта, сладкая грёза. Но мне и десяти лет не хватит, чтобы на неё накопить. А ведь мощный, но манёвренный кар – это самая что ни на есть необходимость в таком городе, как Льеж.

– Вы с виду совершенно трезвые. Зачем напоили моего друга?

– Вообще-то, он сам предложил выпить за встречу, – ответила Стейси. Она казалась виноватой. – Мы договорились встретиться до начала конференции. В итоге пил только Хавьер. Эжени на работе, а я – за рулём. Он выпил совсем немного, мы не ожидали, что его так развезёт.

– Ну… Хавьер и алкоголь – это отдельная история. Ему, кстати, вообще нельзя пить. Узнает начальница, сделает выговор, а другу нужна эта работа.

Без преувеличений. После операции мой друг был сам не свой и начал прикладываться к бутылке. К сожалению или к счастью, быстро стало ясно, что пить он не умеет и вряд ли когда-нибудь научится. В последние месяцы жизнь Хавьера наладилась, и он давно не срывался.

– В обществе Стаси парни частенько ведут себя, как придурки, – хохотнула Эжени. – Сами не понимают, что творят.

Не удивлён.

– На тебя это, похоже, не распространяется, – заметила Стейси. – Славненько! Как раз то, что надо! Какое счастье, когда парень в моем обществе не впадает в ступор.

– Эй! – вскинулась Эжени. – Мы же договорились: этот – мой! Он мне нужен. Уговор дороже денег.

– О да! Уговор дороже денег, – Стейси притворилась расстроенной.

Уже поделили нас с Хавьером? Серьёзно? Я поморщился. Что за мерзость?

Эжени, надо же, подмигнула мне! Ха, тоже мне шутница! Я подавил желание скорчить рожу и в придачу высунуть язык. Или выскочить из электрокара на полном ходу, надеясь оказаться как можно дальше от этих хищниц. Я отвернулся к окну. Стейси гнала вовсю, и город внизу и вокруг слился в сплошное золотое пятно.

Льеж состоит из районов – уровней. Их три: Нижний, Средний и Верхний. Центральная дорога делит все районы пополам, её ответвления, точно рукава реки, расходятся в разные стороны, вглубь секторов, извиваются, ветвятся в квадратах. На самом деле, Центральная дорога – понятие условное. Воздушное пространство и есть дорога. В городе разрешено передвигаться на карах, на электробусах и аэроботах. Пешком можно ходить по железобетонным площадкам жилых башен. Там, на насыпном грунте высажены деревья и разбиты цветочные клумбы, устроены игровые площадки для детей и фонтаны. Вся жизнь города сосредоточена в жилых башнях, они служат нам домами, там же расположены административные учреждения и магазины. Мы живём в башнях, работаем и проводим свободное время. Мы их узники. Говорят, раньше люди жили в сельской местности, в частных домах с окнами, выходившими на цветущие сады. У многих семей были собственные участки земли и даже целые поля, уходившие за горизонт. Поля, которые нельзя было обойти, а только объехать. В наши дни численность населения растёт из года в год, а земли катастрофически не хватает. Потому-то жилые башни в ближайшие время скроются за границей облаков. В Нижнем районе нельзя передвигаться на личных карах. Расставшись со Стейси, мы сели на электробус – длиннющий кар на воздушной подушке, который опустил нас на одну из площадок. Далее спуск вниз по электролестнице. Сотни таких лестниц связывают промежуточные площадки и сектора Нижнего района. Эта сложная система затрудняет передвижение, и поэтому жители Нижнего оказались едва ли не запертыми в трущобах, придавленными к земле.

В пятницу рабочие смены заканчиваются раньше обычного, поэтому улицы района всегда кишат людьми, спешащими домой или за покупками. Чтобы добраться до Школы, нам пришлось продираться сквозь толпу. Эжени все глаза проглядела, рассматривая прохожих.

– Не пялься. Они сразу поймут, что ты не местная.

– И? Что они сделают? Разорвут в клочья?

– Может, и не разорвут. Кто-то, разумеется, и внимания не обратит, но есть и такие, кто сразу поймёт: ты ротозейка, район не знаешь, всё здесь тебе в диковинку. А значит, тебя можно облапошить, обокрасть или того хуже. Так что не зевай, не крути головой, настрой скучающий режим и держись поближе ко мне.

– Думаешь, твой значок гвардейца поможет, строгий, правильный мальчик?

Пфф!

– Нет.

– Тогда, может, твоя хмурая физиономия распугает подонков? Ха, она даже меня не тревожит. Страшным или грозным тебя не назовёшь, – заявила она.

– У меня, помимо шокера, есть лазерный пистолет, знаешь ли. И право стрелять без предупреждения.

–Потому-то я и выбрала тебя, – да уж! Выбрала, чёрт её дери. – Посмотрим, оправдаешь ли ты свою репутацию. Но, увы, пока я разочарована. Я не доверяю парням с девчачьими ресницами.

Пфф!

– Ха! А я всё думал, что с тобой не так! Это так же глупо, как не доверять рыжим или тем, кто красит волосы в зелёный.

Эжени улыбнулась. Из потока её слов ни одно не было серьёзным. Она просто потешалась надо мной, посмеивалась, сознавая собственное социальное превосходство. Очевидно, она презирала меня. Заносчивая, богатенькая пигалица! Считающая себя лучше других.

Проклятье! Не то чтобы я презирал богатых. Да, порой я делал вид, что они мне отвратительны, но на самом деле мне хотелось стать одним из них. Мне не были нужны пропуск в высшее общество или слава, только деньги. Для парня из бедного района они означают свободу, возможность жить, как нравится, увидеть мир. Я вырос не в трущобах, не голодал, но всё равно чувствовал себя неудовлетворённым. Моя семья ютилась в маленькой квартирке, где не могло быть и намёка на личное пространство, всё-таки четыре человека в двух смежных комнатах. У нас не было мощного электрокара и дорогих дроидов. Да, это не делало нас несчастными или обездоленными, не умаляло любви родителей друг к другу или ко мне. Но я видел, как им было трудно, как они изо всех сил пытались дать мне образование, обеспечить моё будущее. Я хотел и хочу, чтобы мать ни в чём не нуждалась, ни о ком и ни о чём не беспокоилась. Родителям всегда приходилось много работать и мне тоже, а вот у Эжени всё было с самого начала. И это бесило!

– Мне кажется, тебя нелегко вывести из себя. Это интересно. И, как по мне, очень даже привлекательно.

– Хочешь меня разозлить? Из спортивного интереса? Попробуй. Но предупреждаю: будет непросто. Я работаю с детьми. Если покажешь слабину, они распилят твои нервы и завяжут в узел кишки. Не показывай, что они тебя рассердили, заставь их уважать себя.

– Оу! Да ты большой специалист! Ну а я могу взбесить любого, так и знай. Главное в этом деле – методичность и терпение.

– Вызов принят! Ещё посмотрим, кто кого.

Мы почти опаздывали, до начала занятий оставалось не более десяти минут. Я тащил Эжени сквозь толпу жителей Нижнего в тёмно-зелёных робах. Девушка то и дело спотыкалась, фыркала и чертыхалась.

– Чего приуныла, барышня? Неужели никогда не поступала, как непослушная девочка, и не была в Нижнем районе Москвы?

– Была, и не раз, – Эжени запыхалась, но это не мешало ей трещать. – В Москве всё иначе. Жилые башни не такие высокие, как в Льеже. Часть населения живёт под землёй. Раньше под городом ходили поезда, и те туннели, что не были затоплены, были расширены и превратились в жилые кварталы. Их обитатели годами не видят солнца, но там не так жарко и сыро, как здесь. Раньше я проводила в Нижнем районе много времени.

– Чего ради?

– Тратила сначала деньги отца, а потом свои. Их слишком много.

– Денег много не бывает.

– Но у моего отца их много, – настаивала Эжени. – Подчёркиваю, слишком много. Я спускалась под землю едва ли не каждый день, а по субботам и вовсе проводила там целые сутки. Суббота предназначена для благотворительных акций.

– Скажи честно: есть ли какой-нибудь толк в твоей социальной рекламе? Помогает привлечь внимание на насущные проблемы, или это просто красивые картинки?

Эжени задохнулась от возмущения, зазевалась и чуть было не провалилась в открытый люк. Я поймал её и, обхватив поперёк талии, отволок в сторону. Хрупкая, очень легкая, а глаза горели, как у дикой кошки. Того и гляди, попытается укусить.

– Лететь пришлось бы долго. Смотри под ноги. Всего один поворот остался, ты просто обязана дотянуть.

Школа – отдельное пятиэтажное здание, примостившееся между двумя жилыми башнями. Стены отштукатурены и выкрашены в синий цвет, но от сырости краска неизменно слоится и сползает большими кусками. Зато все окна и двери целы, с этим здесь строго. За последние годы узкие коридоры, большие зеркала, скрипучие половицы и распухшие от сырости, плохо закрывающиеся двери – эти стены стали для меня родными. Как и дети, которые здесь учатся. В тот день классная комната была переполнена: тридцать девять взволнованных учеников, администрация Школы, пятеро учителей, с десяток родителей и Эжени. Последняя, к слову, не занимала много места, зато привлекала внимание. Стоило только девушке снять капюшон накидки, как все, начиная с директора и заканчивая самым отвязным учеником, ахнули и начали хлопотать вокруг неё. Разумеется, кто бы сомневался! Не каждый день в эту сырую и зловонную дыру заглядывает знаменитость. Я, хоть убей, не мог вспомнить, ведущей какого именно шоу она являлась (стоило пошарить в Сети), но, похоже, многие были от него в восторге, задавали вопросы, просили автограф. В итоге, презентацию проектов отложили на полчаса. Эжени нравилось внимание, она премило улыбалась, расписывалась на обложках синтетических тетрадей, задавала вежливые вопросы, позволяла фотографироваться рядом с собой.

Ого! А девчонка оказалась кумиром молодёжи. Она обещала взять у детишек полноценные интервью и включить их фотографии в коллаж для рекламы. Разумеется, ребята пришли в неописуемый восторг. Они выглядели весёлыми и беззаботными. Это хорошо, радости у них всегда было не так много. Я же думал о пустом стуле, который прежде занимал Гарри. Думал о его отце, который продолжал поиски мальчика, о сестре, оставшейся в ужасной квартире, наедине с больным дедом. Что случилось с парнишкой? Куда он исчез? Вернётся ли он живым? Войдёт ли в этот класс?

Свет показался мне слишком ярким, а шум отодвинулся на задний план. Может быть, Гарри погиб, но создавалось ощущение, что никому не было до этого никакого дела.

Пока у меня не было хороших новостей. Никаких новостей. Я мог лишь скрипеть зубами от бессилия.

***

Школа – едва ли не единственное место, где не бывает перебоев с электричеством, и потому здесь работают персональные компы. Ребятишки частенько остаются в Школе до полуночи, выполняя задания и готовясь к экзаменам. Раз в год они презентуют научные, творческие или социальные проекты. Месяцы работы, бессонные ночи и вот она – долгожданная возможность высказаться, быть услышанными. Им нечасто удаётся проявить себя, заставить родителей ими гордиться. Вот потому-то тот вечер и был особенным. Я радовался за учеников, мне нравилось наблюдать за тем, как они раскрываются. Как забывают хотя бы на время, в каких живут условиях, не думают о том, что, возможно, их ждёт печальное будущее.

Только спустя четыре часа мы покинули Школу. По традиции я угостил Тима, Оливера и Лизу бутербродами, а Эжени купила им по стаканчику мороженного, а потом ещё по одному и ещё… Неудивительно, что ребята были от неё в восторге, трещали без умолку, заваливали вопросами. Я ревновал, ведь мне потребовалось куда больше времени, чтобы завоевать их доверие. В первые месяцы приходилось несладко. Я и сам был мальчишкой, ученики не боялись меня, на уроках орали, как резанные, не слушали, отказывались выполнять задания, насмехались надо мной, причём в лицо. Мне говорили: их может усмирить только страх. Но как заставить учеников бояться? Я срывал голос, наказывал их, но всё было без толку. Нет, страх оказался неподходящим средством, и я пошел по другому пути. Завоевал доверие детей, стал их другом. Мне говорили: это неправильно, учитель всегда должен соблюдать дистанцию. Плевал я на правила! Я сумел с ними договориться, они согласились работать под моим началом, и это главное. А Эжени… Ей хватило нескольких ласковых слов, чтобы они растаяли. Она была доброй феей, существом из иного, прекрасного, блестящего верхнего мира.

Эжени записывала на видео всё, что попадалось на глаза. Палатки стихийно раскинувшегося рынка, где допотопные дроиды и люди торговали всякой всячиной: от овощей до деталей для роботов и компов; людей, несмотря на поздний час, сновавших туда-сюда между торговыми рядами. Она фотографировала детей, рабочих в робах, грязные, забитые мусором улицы, выбитые стёкла в окнах на первых этажах. Мы кружили по главной площади сектора, заглядывали в проулки, заходили в магазинчики. Ребята рассказывали о Нижнем районе, об озерах и водоочистительном комбинате, о том, что они делают, когда отключают электричество.

Но беседа была прервана резким хлопком, раздавшимся на площади. Мы мигом вынырнули из проулка.

– Что это было? – вздрогнула Эжени.

– Выстрел, – будничным тоном ответил Тим. – Не обращайте внимания, здесь такое часто случается. Кто-то с кем-то повздорил. Обычное дело.

Как оказалось, нет. Люди испугались не на шутку и неслись прочь от того места, где прогремел выстрел, бежали прямо на нас. Я отстранил ребят и девушку к осклизлой стене жилой башни и вытащил из кобуры лазерный пистолет.

– Нужно посмотреть, что там. А вы оставайтесь здесь, опасно идти навстречу толпе.

Разумеется, они увязались за мной. Мы обежали площадь по кругу, не отходя от башенных стен, стараясь держаться подальше от толпы. Может, кто-то бросил зажигательную бомбу (подобное здесь случалось ни раз, от отморозков-то отбоя нет) или дроид перегрелся и взорвался? Хлопок был сильным и резким, немудрено, что он вызвал панику. Но, возможно, ничего криминального и не случилось. Главное, чтобы люди друг друга не зашибли.

Мы пробрались к месту происшествия, проложили себе дорогу в толпе локтями. Люди напирали со всех сторон, давили, кричали, я тащил Эжени и ребятишек за собой.

Запах гари и палёного мяса…

На месте головы убитого осталась дымящаяся дыра. Едкий дымок поднимался вверх, асфальт рядом с трупом горел. Не просто лазерный пистолет, настоящий гранатомёт! Или же… Или же стреляли с близкого расстояния, прямо в упор, а это значит…

– Ух ты! – вскричал Оливер, высунувшись из-за моего плеча. – Ему оторвало голову.

– Ему сожгло голову, – уточнила Лиза.

Тим присвистнул, а гримаса на лице Эжени красноречиво говорила о том, что её вот-вот стошнит.

– Тот, кто это сделал, всё ещё здесь. В толпе, – сообщил я спутникам. – Вам нужно убираться отсюда.

– Подожди, учитель Алекс! Пропустим самое интересное! – запротестовали ребята. Кровопролитие их не пугало. Эти подростки были к нему привычны, вот что страшно. Им нравилось наблюдать за действиями гвардейцев, за тем, как они окружают место преступления силовым полем и приступают к первичному осмотру. Обычно, правда, этим занимается полиция, но если в отряде есть человек, обладающий специальными познаниями, он приступает к работе, пока тело ещё не остыло.

– Идёмте, – я начал подталкивать ребят. – Нужно доставить мисс Эжени наверх.

– Ууу, нет! Давайте посмотрим! – ныли они.

Мы не прошли и двадцати шагов, когда раздался ещё один хлопок, а за ним последовали и новые вопли. Совсем рядом. Толпа хлынула на нас. Я снова начал отталкивать ребят к стене жилой башни. Люди расступились, пропуская вперёд человека с натянутым на лицо (едва ли не до глаз) воротником водолазки. Он нёсся прямо на нас и едва не сбил с ног Оливера и Лизу. Мы попятились к стене, пропуская его, но тут же на нас налетели гвардейцы. Всё смешалось. Проклятье! Это он! И я мог его задержать… Мог задержать…

Прошла секунда.

– Отступите в проулок, зайдите вон в тот магазинчик и ждите меня. Я позвоню, когда всё утрясётся. Идите, – они и пикнуть не успели, а я уже бросился вслед за нападавшим. У службы в гвардии есть одна особенность: где бы ты ни был, что бы ты ни делал, ты всегда на посту. Ты должен содействовать предотвращению преступлений, а если кто-то преступил закон, следует сделать всё для его задержания.

Я хорошо знал тот квадрат. Сколько раз я бродил по закоулкам Нижнего вместе с учениками! Я знал, куда нужно повернуть, чтобы сократить путь, как обойти препятствие. А убийца – нет. Он шёл напролом. И стрелял, желая проложить себе дорогу в толпе. Если он не знает район, то где же попытается укрыться?

12-ый квадрат граничит с мёртвой зоной у озёр, где можно спрятаться на одном из многочисленных складов, переждать бурю и, если верить ребятам, покинуть район, минуя посты. Эх, мне бы аэроботы! Гвардейцы редко патрулируют улицы пешком, но в тот раз они передвигались на своих двоих. Гвардия экипируется за счёт районных средств, а в Нижнем живут исключительно бедные люди.

До мёртвой зоны было не так уж и далеко, убийца не должен был уйти. Трое гвардейцев против одного плюс я. Включив рацию, я связался с патрульными, хоть и не стоило одновременно бежать и говорить. Планировалось, что они продолжат преследовать нападавшего, я зайду с тыла и перекрою ему путь к отступлению (главное, чтобы голову мне не оторвал), а тут и подкрепление должно было подоспеть. Слишком много чести для одного мерзавца! Я свернул в ближайший проулок, чтобы срезать путь. Пока нападавший и гвардейцы двигались по прямой, я огибал улицы, обгонял их. Я определённо добрался до мёртвой зоны раньше остальных. Должен был столкнуться с ними, но… Но навстречу мне никто не бежал. Дорога всего одна, сворачивать некуда. Куда они делись?

Рано запаниковал. Прошло несколько минут, и вот они. Появились из темноты и ринулись мне навстречу. У нападавшего были аэроботы неплохой модели, поэтому он намного опережал преследователей. Мы столкнулись нос к носу, и я выстрелил. Не на поражение, разумеется, ранил в плечо. Я лишь хотел задержать его, и этого должно было хватить. Большой-большой риск… На мне не было защитного жилета. Да если бы и был, он бы не спас меня. Одного выстрела из подобной пушки хватило бы, чтобы снести голову. Однако нападавший не стал стрелять. Он ринулся на меня, и я не устоял на ногах, но утащил его за собой. Пара минут ожесточённой борьбы, беспорядочные удары, старания разоружить друг друга, мои отчаянные попытки не свалиться в озеро, стащить воротник водолазки с его лица, увидеть его, увидеть, запомнить…

Мгновения борьбы трудно запомнить, всё смешивается, сбивается в ком. Некогда думать, некогда рассуждать. Вонь, грязь, удушье. Преступник был сильнее, мощный, хорошо натренированный. Я, явно, уступал ему в весе. Да ещё и тяжёлые железные перчатки… Он разбил мне лоб, кровь заливала лицо, и я не видел, как его пытались оттащить.

Попался! Некуда бежать. Узкий мост, ведущий к водоочистительному комбинату, перекрыли подоспевшие полицейские. «Он никуда от нас не денется», – с удовлетворением подумал я. Его не пытались пристрелить, мерзавец был нужен живым. И вроде бы всё закончилось, его скрутили. Но поганец оказался неплохо подготовленным. Я валялся в грязи, размазывая ладонями кровь по лицу. Она застилала глаза, и я ни черта не видел. Всё произошло слишком быстро.

Бах! Разорвалась дымовая граната, всё заволокло едкой мерзостью. За этим последовал всплеск. Нападавший исчез. Бросился в воду? Очевидно так, ведь больше ему некуда было податься. У нас осталась только пуговица, на внутренней стороне которой были выгравированы два скрещенных ножа.

Знак Гильдии.

***

– Одно из моих первых дел было связано с Гильдией. Я тогда была даже моложе, чем вы сейчас, – сообщила Каролина Фишер. Она вне зависимости от ситуации выглядела потрясающе, хоть и не пользовалась косметикой и не укладывала волосы в сложные причёски.

Было раннее утро, а я уже прибыл в полицейский участок, приехал туда вместе с Хавьером. Я немного завидовал другу, он-то сумел как следует выспаться. И, тем не менее, выглядел Хавьер неважно, жаловался на головную боль, глотал крепкий кофе стаканами и постоянно зевал. И поделом ему! Я же щеголял с повязкой на голове и зашитой бровью, а большая часть лица превратилась в кровоподтёк.

Плохо. Каждое воскресенье я навещал мать, и если бы она увидела меня в таком виде, то пришла бы в ужас. Она была против моего вступления в гвардию ещё до случившегося с Хавьером, а после того инцидента уже не упрашивала сдать значок, а требовала. Я, разумеется, понимал её. Она будет любить меня и волноваться даже тогда, когда мне стукнет сорок и я облысею. Мать есть мать. И всё же я отказывался бросить службу из-за проклятой любви к риску и уже этим огорчал её, а очередная порция чёрных синяков её точно взбесит.

Ладно, не будем вспоминать об этом. Нужно разобраться с Гильдией. Это едва ли не самая крупная преступная организация в мире, она прочно пустила корни не только в ЕАК, но и в других частях света. Киллеры, к нашему несчастью, профессионалы своего дела, а ещё торговцы оружием, сильнодействующими психотропными веществами и крадеными технологиями. Вот кем были члены Гильдии.

– Они постоянно нас запутывают, водят за нос, оставляют на месте преступления знаки отличия: пуговицы, жетоны, булавки, перчатки, – продолжила разговор Каролина. – Толку от них никакого, ни тебе отпечатков, ни образцов ДНК. Гильдейцы всегда хвастаются своими преступлениями.

– Если они вступили в игру, значит, дело серьёзное, – заметил Хавьер. – Кто-то отвалил кучу денег, чтобы гильдейцы прикончили того несчастного. А может, и убитую в 12-ом женщину.

– Эти поганцы всегда подготовлены на «отлично», а мы выставляем против них неподготовленных, плохо экипированных мальчишек. Ясное дело, они его проворонили, – сердилась Каролина. – Ты не в счёт, Алекс, так что не грусти.

Грусти – не грусти, а убийцу я упустил.

– Я не смог его задержать, ранил и только. Он всё равно сумел уйти. Дроиды обыскивают озеро, но думаю, в этом нет никакого смысла. Он бросил что-то в воду, чтобы отвлечь внимание, а сам ушёл. Возможно, у него были сообщники. Если он добрался до электролестницы и поднялся наверх, то его мог подобрать кар. И пиши пропало. Вряд ли он останется в 12-ом… Если бы я смог разглядеть его лицо, сейчас у нас был фоторобот. Мы разослали бы его городским дроидам… Я всех подвёл.

– У тебя не было должного снаряжения. Гвардейцы из Нижнего – неважные помощники, – возразил Хавьер. – И вообще, ты рисковал жизнью, бросаясь на него с кулаками. Больше, чёрт подери, так не делай! Чудо, что он тебя не пристрелил! На площади этот гад серьёзно ранил троих прохожих, что ему стоило и тебя прикончить?

Ха, приятно осознавать, что я везунчик!

– Об убитом что-нибудь известно? Или снова неопознанный? – я направил мысли друга в иное русло, а то он уже начал багроветь от злости.

– Как раз нет. Пока мы жаловались друг другу на горькую судьбу, комп обрабатывал данные и формировал его профиль. Вот поглядите, – Хавс развернул вкладку на весь экран. – Йозеф Лисянский, 2982 года рождения. Основное место жительства – Варшава. Последние три года он числился в списке пропавших без вести. Уехал на заработки в Берлин и исчез. Родственники по-прежнему его ищут, роботы созвонятся с его семьей в течение часа. За три года он ни разу не вышел на связь. Лисянского даже пытались отследить по ID-чипу, и никаких результатов. Похоже, избавился от него. Что это значит? Наш друг занимался чем-то незаконным? И вот теперь он мёртв.

– Вы знаете, что только на западе Конфедерации ежегодно пропадают без вести тысячи человек? – к нам присоединился Майк – худощавый парень в очках, сотрудник аналитического отдела. Он не занимался оперативной работой, а обобщал статистические данные, собранные роботами, и сравнивал их. – В прошлом году, к примеру, исчезло сто тысяч человек, из них по ID-чипу удалось выследить менее 10 %. Кому нужно, тот удалит чип или повредит его. С детьми ещё сложнее, чипы-то вживляют только совершеннолетним.

Скверно всё это! Более чем. Пропавший без вести, без чипа, за которым охотилась Гильдия. Да, скверно.

– Ладно, сидя здесь, проблемы не решить. Я отправлюсь в Нижний район, посмотрю, что там и как. Хавьер, продолжай работать с документами. Пока это всё, чем ты можешь помочь. Но к обеду я должна знать всё о Йозефе Лисянском: почему уехал из Варшавы, привлекался ли когда-нибудь к ответственности, где работал и прочее, и прочее. В общем, ты меня понял. Выздоравливай, Алекс! Ещё увидимся! – попрощалась детектив Фишер.

Когда Каролина ушла, Хавьер схватился за голову.

– Везёт тебе, Ал! Ты пойдешь домой и завалишься спать. Мне бы отгул, хоть один!

– Ты не заслужил. Как ты умудрился надраться?

– Взял и умудрился. Думаешь, самому не противно? А ведь я давно не срывался.

– Похоже, Стейси скверно на тебя влияет, дружище.

– Не о нас со Стейси речь. Лучше расскажи, как там Эжени.

Тьфу ты!

– Думаю, неплохо. Она записала видео и сделала фотографии для рекламы.

– Меня не это интересует. Я о другом, – потешно закатил мерцающие синтетические глаза Хавс.

– Она меня не привлекает.

Если только чуть-чуть.

– Тебе не угодишь! Может, здесь она не так известна, как на Востоке, но у себя на Родине она звезда. Когда ещё тебе подвернётся такая девушка?

– Она стала популярной благодаря деньгам папочки.

– Благодаря своей инициативе, Ал. Она, как и ты, помогает тем, кто попал в трудную ситуацию. Вам есть, о чём поговорить. И ты не можешь, просто не можешь, не посмеешь всё испортить!

– Не начинай, Хавс! Она не привлекает меня, я не привлекаю её. Эжени сама сказала. Ей не нравятся парни с девчачьими ресницами.

Хавьер захохотал. А чего ещё от него ждать?

–Ты не прав, – подкралась к нам жгучая брюнетка Мадлен – помощница главы оперативного отдела. Она по-свойски обняла меня за плечи. – Девушки не меньше вашего обращают внимание на внешность. Многим из нас нравятся миловидные. Те, у кого правильные черты лица, острые скулы и выразительные глаза. Ты подходишь под описание.

– Просто прекрасно! Я польщён! – процедил я, пытаясь увернуться от рук Мадлен. Она собиралась трепать меня за волосы, а я терпеть этого не мог.

– Если он миловидный, то я просто неотразим! – заявил Хавс.

– Проклятье, Хавьер! Почему за моей личной жизнью следит весь отдел?

– О какой личной жизни речь? – усмехнулся друг.

– Серьезно, не начинай! Это старая песня, и она всем надоела. У меня всё под контролем.

– Нет, – покачал головой мой друг. Он больше не ухмылялся. – Не всё. Как ты живешь? Чем ты живешь? Чужими проблемами, заботой о чужих детях. Ты существуешь через них. Год назад я думал, что жизнь закончилась, я не представлял, как буду существовать в темноте. Я не хотел этого, не желал быть обузой. Бесполезным и беспомощным, сломленным, разбитым, слабым. Прежде нам казалось: жизнь такая скучная, нужно добавить перчика. Чем всё для меня закончилось, помнишь? Мне не спрятаться за кипами этих документов, за этим экраном навечно. Нет, я продолжу рисковать. Но теперь-то я не просто знаю, я отчетливо понимаю, как коротка жизнь. Знаю, что можно просто-напросто не успеть всё испробовать, побывать там, где хочется, быть с теми, кого любишь. Время ускользает сквозь пальцы, как вода или песок. Его не вернуть. И второй шанс никто не предоставит. Я горько пожалел тогда, что разменивался по мелочам, что обижался и злился по пустякам, страдал из-за ерунды. Я думал: всё, конец. Я ничего не попробовал, потратил время зря. Но тогда, год назад, не моя жизнь закончилась, а твоя. Тогда мы оба отбросили игрушки и посмотрели смерти в лицо. Каждый вынес из этого что-то своё. Я решил взять судьбу за зад, получить всё, что захочу. А ты стал следовать дурацким принципам и вогнал себя в такую тоску, что хоть в гроб ложись. Вчера тебя могли убить. И что? Всё вот так бы и закончилось? Что ты увидел, чего достиг? Живи, пока можешь. Меняй девушек, получай удовольствие, наслаждайся. Люди созданы для этого. Проваливай отсюда, позвони Эжени и не корчи скорбную рожу. Я дело говорю.

Слишком серьёзным Хавс мне совсем не нравился, а «гиперзаботливый Хавьер» и вовсе доводил до белого каления. Я привык к другому: к его веселому лёгкому нраву, к умению рассмешить даже мертвеца, к его безрассудству. Я хотел, чтобы Хавьер оставался таким и впредь, излишняя серьезность, горечь в голосе и эти слова, исполненные глубокого и мрачного смысла, возвращали меня на год назад, в те дни, о которых я отчаянно пытался забыть, о которых старался не думать.

Хавьер драматизировал, на самом деле у меня всё было хорошо. И такой образ жизни меня совершенно устраивал. Похоже, я с трудом приспосабливаюсь к новым условиям, долго привыкаю к людям. Я встречался с Региной пять лет и собирался на ней жениться, но не сложилось. Не то чтобы я жил прошлым, нет, я уже избавился от сентиментальных глупостей. Мне просто-напросто нравилось плыть по течению. И хватит об этом.

***

Духота, вечная духота, даже дышать тяжело. Никакие зелёные насаждения, никакие фонтаны не спасают.

Раскаты грома. Сильные дожди в Льеже бывают очень часто. Тёплые, они могут идти целыми сутками, и тогда озера выходят из берегов, превращая жизнь обитателей ближайших к ним кварталов в настоящий ад. Берлин, центральный город на западе Конфедерации, от любой стихии защищает энергетическое поле, оно накрывает столицу точно крышка супницу. Жаль, в Льеже его нет.

От полицейского участка до моего дома рукой подать, поэтому не было смысла вызывать электрокар. Я решил прогуляться, рассчитывая укрыться в жилой башне, если город накроет волна дождя. Я шёл едва ли не по самому краю железобетонной площадки, служившей в этом квадрате зоной для пешеходов. Рядом туда-сюда сновали кары и перемещались платформы, которые перевозили пешеходов с одной площадки на другую. Шум города, состоявший из криков, гомона, механических голосов роботов, сигналов электрокаров, перекрывал даже раскаты грома. А ведь Зелёный нельзя назвать оживлённым сектором, большинство его жителей работают в социальных учреждениях: школах, больницах, аптеках в других секторах, в будние дни там куда меньше пешеходов, чем в Центре.

– Эй, Алекс Орелли! Ты оглох, что ли? Я сигналю уже пятый раз, притормози!

Рядом со мной остановился роскошный тёмно-синий электрокар с тонированными стеклами. Потрясающая тачка! Быстрая, но бесшумная модель. Мечта! Мечта! Просто прокатиться на такой машинке уже дорогого стоит. Стекло опустилось вниз, и из окна высунулась головка хозяйки кара. Лицо с острым подбородком и решительно сжатыми губами, большие глаза, ореол густых волос. Эжени.

– Привет! – она снизошла до улыбки. – Эм… хорошо выглядишь.

Прекрасно! Многообещающее начало. Почему бы не поиздеваться?

Я прижал пальцы к виску. Жест гвардейца. «Служу городу и нации».

– Спасибо, барышня! – хмыкнул я.

– Я искала тебя в участке, но мы разминулись. К счастью, Хавьер указал, куда ты направился. Славно, что ему полегчало!

Чёрт!

– Здесь, кстати, нельзя парковаться. Видишь этот значок? Да, скрещенные красные линии. Здесь платформа стыкуется с площадкой, а ты занимаешь место. Парковка допустима только для карет скорой помощи. Для остальных – запрещено. Согласно статье 18.1. Уложения об административных правонарушениях, несоблюдение этого правила дорожного движения карается штрафом от трех до пяти тысяч марок. Дай полный назад или, наоборот, вперёд. И поживее!

Эжени, о чудо, сделала так, как я сказал без вопросов и возражений.

– А Хавьер не лгал, когда сказал, что у тебя прекрасная память.

Подмазывается, не иначе.

– С какой целью ты меня искала?

– Хотела подвезти.

Пфф! Подвезти? Я многое бы отдал, чтобы прокатиться на её крутом каре, но тогда во мне взыграла гордость. Знаю, зависть никому не идет, однако я ничего не мог с собой поделать. В тот день я решил вести себя, как сноб. Чего ко мне прицепилась эта девчонка? Люди её круга не знаются с такими, как я. С обычными парнями из небогатого района. Я искал информацию об Эжени в Сети, и то, что я вычитал, лишь усугубило зависть. Её отец владел целой сетью предприятий по производству деталей для космических кораблей. Василий Логинов считался едва ли не самым богатым человеком в ЕАК. А его единственная дочка была почти принцессой, заносчивой барышней, гадкой, маленькой… Так, стоп! Не стоит увлекаться.

– Спасибо за заботу, но я живу неподалеку.

И тут небо, как назло, разразилось дождем. Поток воды обрушился мне на голову, вмиг я промок до нитки, но и не подумал укрыться от непогоды в электрокаре этой дамочки. Эжени засмеялась.

– Ты ведёшь себя, как придурок. Тебе это не идёт. Залезай, говорю тебе.

Внутри кар выглядел даже лучше, чем снаружи. Обивка сидений из натуральной кожи, регуляторы температуры, столик-трансформер, откидывающиеся кресла, большой экран управления искусственным интеллектом автомобиля, похожий на те, что установлены в космических кораблях. Не кар, почти самолёт. Я с восхищением пялился по сторонам и ничего не мог с собой поделать. Потому-то и не сразу заметил, что Эжени развернула потрясную тачку на 180 градусов.

– Эй! Я живу в другой стороне!

– Неважно, мы летим не туда, – заявила девушка, её смеющиеся глаза я видел в зеркале заднего обзора. – Похитить тебя ничего не стоит! Такой доверчивый!

– И куда же мы летим?

– Вперёд. Или вверх. Неважно, куда. Мы поговорим и поедим, – Эжени переключила кар в режим автопилота и повернулась ко мне. – Гляди, что у меня есть. Сандвичи, сок, печенье. Хочешь печенье? Хавьер сказал: тебе нравится овсяное.

– Что-то я не совсем понимаю… Если ты снова хочешь, чтобы я провёл экскурсию, могла бы просто сказать.

– Нет, я собрала достаточно материала для социальной рекламы. Дело в другом…

И тут её решимость испарилась. Выветрилась. Исчезла. И вот передо мной сидела всего лишь беспомощная, грустная девчонка. Неожиданный поворот!

– Какая помощь тебе нужна? Что я могу сделать для Эжени Логиновой такого, чего не могут сделать другие? Мои ресурсы ограничены.

– Дело очень деликатное, его я могу поручить только доверенному лицу, тому, на кого смогу положиться, тому, кто не донесёт на меня отцу. Когда всё расскажу подробнее, ситуация прояснится… Стася дружит с Хавьером, мне кажется: они нравятся друг другу. Они общались по переписке и иногда встречались, здесь, в Льеже. Её доверие не так-то просто заслужить, но у него получилось.

Надо же! Вот хитрый лис! Мне ничего не говорил! Или Эжени всё выдумала? Стоило набрать сообщение Хавьеру. Знаю-знаю, я тот ещё параноик!

– Так какая помощь тебе нужна?

Девушка наморщила лоб и тяжело вздохнула.

– Все думают: я приехала в Льеж на стажировку. Отец тоже так считает, иначе не позволил бы уехать без сопровождения. И, тем не менее, он наблюдает за мной.

– Какой-то тиран, твой отец. Ты ведь уже совершеннолетняя. И, кажется, ведешь жизнь пай-девочки. Скажешь, нет?

– Я приехала в Льеж, надеясь найти дядю. Ты знаешь его, не можешь не знать! Вы выступали на одной конференции месяцев девять назад. У тебя был доклад… Что-то про правовое регулирование в кибернетической сфере. Кажется, это так звучит на новоанглийском. Мой дядя – доктор. Он проводил операции по пересадке синтетических органов. Ты точно знаешь его… Пётр Никифоров, он ещё преподавал в Московском…

– Питер Никифоров – твой дядя? – ахнул я. Питер Никифоров – худой, сутулый, в простой, опрятной одежде и в очках. Таким я его запомнил. Он потрясающий специалист, учёный с мировым именем! Он разработал и внедрил в медицинскую практику процедуру адаптации людей, перенёсших пересадку синтетических тканей и органов. Он часто выступал с докладами на самых разнообразных конференциях, он был увлечённым исследователем. Если бы не случившееся с Хавьером, я вряд ли бы заинтересовался подобной темой. Но вот мне довелось посетить конференцию, на которой выступал сам Никифоров. Разумеется, сферы наших научных интересов совпадали лишь по отдельным пунктам, но меня поразил энтузиазм этого ученого, восхитило его умение говорить просто о сложных вещах.

– Пётр Никифоров – брат моей матери. И он пропал три месяца назад. Бесследно исчез.