Читать книгу Холодное утро в 3018 - AnniLora - Страница 6

В больнице Зелёного сектора всё ослепительно белое: стены, пол, потолок, столики и кресла в приёмной, лампы, стойки медицинских сестёр, голограммы дроидов. Я нёсся через длинный коридор к лифтам, рискуя в любой момент свалиться и разбить голову о плиты. Проклятый скользкий пол! Нужно было остаться в аэроботах, они куда устойчивее обычных ботинок.

Эжени ждала меня на втором этаже. Её одежда высохла, волосы тоже (они распушились и топорщились в разные стороны). Лицо девушки опухло от слёз.

– Твой плащ. Держи, – она говорила металлическим голосом и отказывалась смотреть на меня.

– Прости, пожалуйста, я сильно задержался! Нужно было всех опросить, собрать вещи профессора. Твой дядя…?

– Не выжил. Его привезли сюда… уже… уже мёртвым.

Проклятье! Сердце рухнуло в пятки.

Десяток мыслей вихрем пронёсся в голове. «Почему именно сейчас? Почему на профессора напали именно сегодня? Ему ведь удавалось скрываться столько месяцев! Нет, не бывает таких совпадений! Неужели это мы его выдали? Неужели? Немыслимо! Нет, не может быть! Мы были осторожны, обсуждали эту тему только при встречах. Может быть, они следили за Эжени? Чёрт подери! Чёрт подери! И что делать? Что теперь делать? Вряд ли я смогу утешить девушку. Теперь уж не в моих силах ей помочь… Ну же, Алекс! Скажи что-нибудь! Ты же человек, в конце концов, а не деревяшка!»

Я легонько коснулся её плеча, я испытывал мучительное чувство неловкости и никак не мог подобрать нужные слова.

– Мне очень жаль, Эжени! Мне, правда, очень жаль. Я не смог помочь…

Она только головой покачала. Правильно, толку от моих слов никакого. Никогда не умел утешать, даже близких, не то что чужих людей, хотя был обязан по долгу службы. Эжени поспешила вернуться к двери палаты, и я побрёл за ней, понурив голову. В очередной раз я не справился со своими обязанностями. Я обещал найти её дядю. Что же… мы его нашли, но поздно. Наверное, от меня уже не будет никакой пользы. Я накинул плащ гвардейца поверх мокрой рубашки и убрал с лица волосы. Я чувствовал себя ужасно. Но каково было бедняжке Эжени?!

Девушка прижалась носом к стеклянной стене палаты, в которой тело профессора готовили к отправке в морг. Дроиды раздели его, обмыли, и теперь несколько докторов осматривали тело, тыкали в него разными светящимися иглами, раздвигали края раны на груди и ковырялись в ней.

– Эжени… Не нужно тебе на это смотреть! Давай подождём в приемной… – я обнял её за плечи и попытался отвести от стекла. – Только хуже будет.

– Оставь. Меня. Он мертв. Так какая разница? – в её голосе не было слёз, только злость. Слепая, обескуражившая меня ярость. Эжени повернулась, и я решил, что вот сейчас она бросится меня душить. Может, это была игра света, но в тот миг глаза девушки из светло-карих стали чёрными, холодными и пустыми, как у вампиров, о которых я читал в книгах.

– Эжени! – из её носа хлынула кровь. – Черт! Спокойно! Спокойно! Опусти голову! Вот так. Не поднимай. Держи, как есть. Так, нужна вода! Идём со мной, идём отсюда. – Я прижал к её носу платок и потащил прочь от проклятой комнаты. Сильный грохот заставил меня обернуться. Огромная лампа, висевшая в палате, замерцала, перегорела и рухнула на пол. Ну и ну!

– Вот же чёрт! Идём же. Нужно убираться отсюда.

Я вел Эжени по коридору, и все оборачивались нам вслед. Пациенты, медсёстры, врачи и технический персонал, спешивший в палату, где произошла авария. Все они узнали её – девушку, мелькающую на телеэкране, девушку, о которой они читали в Сети. Едва ли не самую богатую наследницу в ЕАК, на которую в тот миг было больно смотреть. Одежда помялась и была выпачкана в грязи, волосы всклочены, бледное лицо залито кровью. Все они останавливались, таращились, перешёптывались, кто-то потянулся за гаджетом, чтобы сделать снимок. Вот же гады! До лифтов было ещё далеко, не дотянуть. Я взял Эжени за локоть и потащил к двери, ведущей в комнату для медсестёр. Через минуту все любопытные глаза остались по ту сторону стены. Свет загорелся автоматически, не белый, а какой-то голубой. Эжени устроилась в одном из кресел. Кровь уже не текла, голова девушки была низко опущена. Пряди волос закрыли лицо. Помолчав пару мучительных секунд, она выдала.

– Здесь кодовый замок. Откуда ты знаешь пароль?

Я вытащил из её слабых пальцев окровавленный платок, скомкал и выбросил в автоматическое ведро-утилизатор мусора.

– Заслуга Хавьера. Видишь ли, когда-то у него была интрижка с одной из сестёр. Вот они здесь и запирались, когда хотели побыть одни. Днём тут, обычно, никого нет. Медсестры заняты работой. Удобное место, чтобы… А, чёрт с ним! Здесь есть вода, можешь умыться. И здесь имеется алкоголь. Хм… если есть потребность…

Тут она разразилась нервным смехом. И, похоже, смеялась она надо мной.

– Хавьер делится с тобой всеми тайнами?

Хм. Вопрос с подвохом?

– Нет, но большинством тайн, – я присел на корточки напротив девушки. – Он делится теми знаниями, которые, как он считает, мне пригодятся. Эта комната пришлась очень кстати. У нас с Хавьером так: один за всех и все за одного.

– Мушкетеров было трое и Д'Артаньян, а вас только двое.

– Не беда. Дело ведь не в количестве. Знаешь, никогда не хотел быть мушкетером. Скучно.

– Серьезно?

– Ага, – я несмело улыбнулся.

– А кем хотел стать?

– Уж точно не командором космического корабля или первооткрывателем планет и галактик. Это так… так привычно, что ли. Обыденно. Пиратом. Всегда хотел стать пиратом, как капитан Блад4.

– Или Эмилио Рокканера5?

– Да, или как Чёрный корсар. Благородный разбойник. Неужели ты читала?

– Обожаю приключенческие книги! Девчонке это не положено?

– Отчего же? Без таких книг мир стал бы тусклым, неинтересным. Жаль, сейчас их трудно купить. Отец привозил их из каждой поездки. Он уезжал в командировки раз в два месяца и по возвращении дарил мне пару-тройку бумажных книг. Он где-то умудрялся их доставать, выпрашивать, выменивать. Некоторые он находил совсем уж в плачевном состоянии, но мы вместе делали новые обложки. Отец собрал целую коллекцию книг: о воинах, пиратах, революционерах, разбойниках и мстителях, об охотниках, искателях приключений и первопроходцах, о далеких временах и исчезнувших в пучине океана городах. Каждый раз мне казалось, что я прочитал всё, что только можно было прочесть, но вот возвращался папа и привозил новую увлекательную книгу. Радости моей не было предела. Я считал дни до его возвращения.

– А сейчас? – спросила Эжени, и туман счастливых детских воспоминаний тут же рассеялся. Ну и ну! На какое-то мгновение, на одну секунду, я даже забыл, где и с кем нахожусь. Перед мысленным взором стояло доброе лицо отца. Я помнил каждую деталь его внешности: поношенную серую робу, тикавший, как часы, ручной коммуникатор, дорожную сумку, доверху набитую книгами, густые светлые волосы, собранные в неряшливый хвост, хитрую и одновременно задорную улыбку.

В тот день, когда отца не стало, закончилось детство, и угасли мечты.

– Сейчас?

– Сейчас он привозит тебе книги?

– Нет, отец погиб, когда мне было тринадцать.

– О, извини меня… – прошептала девушка и заёрзала в кресле.

И тут я сделал то, чего никак не мог от себя ожидать. Я начал трепаться почём зря.

– Однажды он просто-напросто не вернулся из поездки вовремя. Потом нам прислали тело, вернее его, хм, остатки, в чёрном ящике. Отец испытывал новые модели электрокаров, контролировал роботов-тестировщиков. Но частенько ему самому приходилось садиться за руль. Он не протестовал, несмотря на риск. Папа говорил, что не может удержаться, так ему нравилась скорость. Он испытывал мощные кары, а сам был вынужден ездить на старой дребезжащей модели. Во время одного из испытаний произошел взрыв. Погиб не только мой отец, но и ещё несколько человек. Первый месяц я не верил в его смерть, пусть и видел тело. Знаю, это глупо, но я ждал, когда он вернётся, надеялся на чудо. А когда надежда угасла… Эх, что-то я заболтался… Умойся, а потом отвезу тебя домой.

– Знаешь, тебя приятно слушать. Твой голос успокаивает, – заметила она. Вот уж не ожидал! – Итак, значит, Александр Орелли – магистр права и пират?

– Ну… Питер Блад был бакалавром медицины и капитаном корабля. Чисто теоретически у меня есть шанс совершить подвиг и бла-бла-бла.

Она смотрела на меня, как на полного идиота, безмозглого мальчишку, но слабо улыбалась. И я обрадовался, что хоть немного сумел её приободрить.

***

Мы не смогли выйти через парадный вход потому, что около двери столпились журналисты и фотографы. Похоже, они уже пронюхали о гибели профессора, а кто-то из работников больницы сообщил им, где искать Эжени. Вот они и примчались, чтобы сделать пару десятков снимков заплаканного лица девушки и забросать её дурацкими вопросами. Только этого не хватало! Увидев их, Эжени отпрянула от окна, ещё сильнее побледнела и скривилась точно от боли.

– Думаю, они караулят тебя у всех выходов, – заметил я. – Вызову кар к пожарной лестнице, укатим, они и ахнуть не успеют.

Расчёты оказались верными, мы успели удрать. Эжени сжалась в комочек на заднем сидении, словно боялась, что журналисты всё-таки её заметят и пустятся в погоню.

– Поговорю с ними завтра. Вопросов всё равно не избежать. Ха! Как это всем понравится! Наконец и в семье Логиновых случилось несчастье. Оказывается, и богатые умеют плакать.

– С чего ты решила, что твою семью все ненавидят? Не спорю, без завистников вы обойтись не сможете. Но вспомни девчонок из Нижнего района! Многие из них мечтают стать такими же, как ты. Они пытаются подражать тебе. А большинству… знаешь, только кажется, что они интересуются нашей жизнью, что им есть до нас хоть какое-то дело. По правде говоря, им плевать, от наших радостей и бед им не тепло и не холодно.

– Жестокая мысль.

– Согласен. Рано или поздно нас уничтожит собственное равнодушие. Эжени, не переживай ты из-за этих репортёров! Они на работе, им нужно зарабатывать деньги. Им приходится изворачиваться. Не думаю, что они собрались здесь, чтобы посмеяться над твоим горем. Хотя… может, они и посмеялись бы, может, они и напишут про тебя гадости, но только потому, что это их служебный долг.

– Хорош долг – высмеивать других людей! – фыркнула девушка. – Сразу видно, Алекс, ты не имеешь к этой сфере никакого отношения. А я одна из них, я тоже журналист. Да, мне повезло больше, чем им. Я могу писать только о том, о чём хочу, и мои статьи будут печатать. А если нет, владельцам журналов придется туго. Неужели ты не сталкивался с завистью? Неужели сам никогда не завидовал? – И, не дав мне ответить, она продолжила. – О, с ненавистью чужих людей я знакома с детства. Меня отталкивали и презирали, но в открытую травить боялись. Мне предъявляли повышенные требования, ставили в пример другим, чтобы разозлить завистников ещё сильнее. По их мнению, я могу получить всё, что захочу, любую безделушку, неважно, сколько она стоит, любого человека. Я могу купить всё, что угодно. Нет, это не так. Хотя отец и считает иначе, уж он-то берёт всё, что пожелает, и плевать ему на других. Ему нет до них никакого дела. У меня никогда не спрашивали, чего хочу я. Нет, я не о шмотках и прочем хламе, с этим проблем не было. Меня никогда не спрашивали, каким я вижу своё будущее, чем хочу заниматься. Я мечтала стать врачом, но отец зарубил мои планы на корню. В нашей семье ведь уже есть, вернее… вернее был один врач. И отец ненавидел его. Все члены семьи для отца – средства достижения цели, каждый приносит ему пользу, ему одному, а не обществу. Дядя вышел за рамки этих правил и был предан анафеме. А я за него толком и не вступилась. Трусиха! Предательница!

– Не надо так говорить. Ты сделала всё, что могла. В его смерти нет твоей вины.

– Действительно веришь в это, добрый, сладенький мальчик? – зарычала она.

– Что ты хочешь услышать, Эжени? Я тебя не понимаю.

– И не обязан понимать. Но слушать будешь. Всё равно деваться тебе некуда, Алекс.

Действительно.

– Значит, твой отец – человек скверный, – я попытался поддержать разговор. Ох, в этом-то я как раз и не был мастером! – Мерзкий эгоист и всё такое. И из-за его правил ты несчастна. А что же твоя мама? Она не помогает тебе и дяде?

– Мама…Я говорила, что дядя был помешан на исследованиях. Да, это так. Но до матери ему было далеко. Если мне удаётся встретиться с ней хоть раз в год, это уже хорошо. Она мотается по миру в поисках допотопных артефактов, опускается на океанское дно и исследует затонувшие города.

– Вот это здорово! Потрясающе!! – я задохнулся от восторга. Мечта! Мечта! Эжени презрительно фыркнула, и я решил: далее восхищаться не стоит.

– Конечно, ей, наверное, весело… А мне приходится гадать: не забыла ли она, что у неё есть дочь. Им хорошо, моим родителям, когда я строю из себя славную девочку и не доставляю проблем. Но они никогда не пытались узнать, что я представляю собой на самом деле. Даже мама с её блестящими мозгами меня не разгадает. Ей это и не нужно. Ей никто не нужен, только доисторический хлам. Мне следует утонуть и пролежать на дне тысячи лет, чтобы она мною заинтересовалась. Дядя же был моим другом, он хотя бы слушал меня и никогда не отмахивался, не считал, что я появилась на свет в неподходящий момент. Он видел во мне личность. Единственный из всех. И именно его я потеряла.

Я был потрясен. Эжени доверилась совершенно чужому человеку. Пару минут назад она говорила о ненависти со стороны других людей, о том, что все они жизнь бы отдали за сочные подробности её биографии. И выдать свои тайны … мне.

«А если я солью их репортерам? Или же все и так это знают, только я, олух, не читаю журналы? Вот, значит, как! Всегда на виду, всегда среди поклонников, а поговорить не с кем. Приходится носить маску и быть клоуном, хотя роль у тебя трагическая. Девчонка, у которой всё есть. Всё, да не всё. Чего-то не хватает. Мы ещё и выпить-то не успели, а она уже призналась в своём одиночестве. И, глядя на неё тогда, я не мог понять, как вообще можно злорадствовать в таких случаях, радоваться, смеяться? Как можно бить лежачего? Но ударить-то легко, а вот поставить на ноги… Подобрать нужные слова, утешить, понять – гораздо труднее».

Эжени не рыдала, не причитала, сидела спокойно, с прямой спиной и высоко поднятым подбородком. Она не выглядела жалкой и разбитой, но я видел слёзы, которые катились по её точно окаменевшему лицу. Они сползали по щекам и капали, капали, капали… А она не пыталась их стереть, она не шевелилась. Прежде я насмехался над Эжени за её спиной, считал пустышкой, злился на её злой язык, тогда же я начал её уважать. Слезы все текли и текли, но в глазах девушки, которые я видел в зеркале, пылали огоньки ярости. Той самой ярости, с которой я уже столкнулся в больнице. Сгусток бушующих страстей, запертый в хрупком теле, как в темнице. Мятежная душа, которая никак не может освободиться от оков. Я поспешно отвёл взгляд от зеркала, иначе бы глаза девушки прожгли во мне дырку.

– Мне нужен твой пропуск в Верхний район, Эжени. Иначе мой электрокар не пропустят. Мощности у него недостаёт, понимаешь?

– Не хочу ехать домой. Не вези меня туда! Сидеть в четырех стенах совсем одной… несколько часов… Я не выдержу.

– А разве Стейси не дома?

– У неё фотосессия. Правда, она грозилась всё бросить и приехать, но я упросила довести дело до конца. Стася попытается меня утешить, и я выйду из себя.

– В таком случае, куда тебя отвезти?

– Никуда. Можешь высадить меня где-нибудь в Центре. Дальше я сама о себе позабочусь.

«Нет уж! Дудки! Мало ли что ты выкинешь, детка!»

– Так не пойдёт. Я не оставлю тебя одну. Прости, но вид у тебя такой, точно ты намерена нарваться на крупные неприятности. А это тебе совсем ни к чему.

Я был уверен, что она рассердится, но нет, напротив.

– У тебя есть время? – робко спросила Эжени. Может, мне показалось, но она вздохнула с облегчением.

– Найдётся. До тех пор, пока Стейси не вернётся с работы, я останусь с тобой. Кажется, я знаю, куда тебя отвезти. Там никто не станет на тебя пялиться. Хотя, знаешь, натяни капюшон на всякий случай, – подмигнул я.

***

Место, куда я привёз Эжени, называется «XXI век». Это небольшой ресторанчик в 28 квадрате Центрального сектора, оформленный в допотопном стиле. Я не посещал его всего-то год, но, казалось, прошла целая вечность. Это место ассоциировалось с Региной, в былые времена мы частенько проводили время в «XXI веке». Мы сидели там часами, и всё равно было мало. Мы никак не могли наговориться. Что же… Мне не до ностальгии.

Место удобно тем, что там нет дроидов, мощных камер, экранов и голограмм. Посетители располагаются в небольших кабинках, отделённых друг от друга занавесками. Никакой мебели-трансформера. Статичные стульчики на тоненьких ножках, низкие столики, диванчики с облупившимся от времени покрытием, лампы с абажурами, посуда из настоящего стекла, ретро-музыка. Это место наделено особой атмосферой, той, которую я порой улавливал в старых книгах. Атмосферой маленького провинциального городка, жители которого проводили вечера в единственном на всю округу ресторанчике. В бар приходили пропустить стаканчик джина и поболтать с барменом (его обязанности исполнял человек, а не робот), посмотреть футбольный матч или обсудить транслируемые в прямом эфире новости. Люди отдыхали там несколько часов, а потом возвращались домой пешком, по твердой земле.

«XXI век» облюбовали подростки и парочки, они приходят, чтобы выпить по чашке вкуснейшего горячего шоколада, съесть пончик с начинкой и пошептаться о своём, скрывшись за ширмой. Никто не обратил бы на нас внимания. В баре и официантов-то нет (даже людей).

«Если Эжени не высунет нос из-за занавески, никто её не узнает», – подумал я с удовлетворением.

– Необычное место, – протянула она и нервно огляделась по сторонам. Похоже, девушку смутило маленькое, замкнутое пространство. Разумеется. Наверху все живут в огромных квартирах, наполненных светом и воздухом. – Почему именно XXI век? Почему не XXII или не XXIII?

Уместный вопрос, но меня аж передёрнуло. Регина спросила то же самое, когда я привел её в ресторан в первый раз.

– Наверное, потому, что XXI век, вернее его первая половина, своеобразный символ затишья перед бурей. А после начались войны и глобальные катаклизмы. XXI век был счастливой порой в истории человечества, он был… уютным, как и это место.

– Неплохо звучит! Эх… чем больше я наблюдаю за тобой, тем чаще ловлю себя на мысли, что ты никогда не ошибаешься. Такие люди меня пугают, – усмехнулась она.

О нет! Я ошибаюсь. Постоянно. Я бываю упрямым в своей глупости, бьюсь и бьюсь лбом в закрытую дверь и никак не могу остановиться.

– Шоколад очень горячий. Осторожно! Тут есть комплексные обеды, кстати. Если голодна, я закажу.

Она покачала головой.

– Нет, спасибо. Есть совсем не хочется, – Эжени притянула к себе чашку шоколада и, вопреки предупреждению, обхватила её ладонями. – Знаю, я доставила много неприятностей. Не думай, что мне наплевать. Я обещала отблагодарить вас, и с этим не будет проблем. У меня достаточно денег.

– Эм… я надеялся, что ты задействуешь меня в массовке своего шоу, – усмехнулся я. – Это возможно?

– Серьёзно? Если так хочешь, я могу организовать… Я задержусь в Льеже, может быть, надолго.

– Неужели ты…?

– Я хочу узнать, кто преследовал и убил дядю. Не успокоюсь, пока не выясню это. Чтобы ни говорил отец, в Москву я не вернусь, пока не узнаю, не узнаю… – повторяла девушка, как заведённая. И снова он, этот взгляд, исполненный ярости. – Дядя оставил сообщение, он хотел, чтобы я всё выяснила. И я выясню.

«Во дает! Глупая, она вряд ли думает об опасности, которой себя подвергает. И вряд ли я сумею отговорить её. А значит, я должен помочь».

– Наше предложение по-прежнему в силе, Эжени. Мы поможем расшифровать сообщение твоего дяди. Убийцы должны понести заслуженное наказание, мы просто обязаны разоблачить их. Ты можешь рассчитывать на меня и на Хавьера.

Она улыбнулась и посмотрела с такой искренней, неприкрытой благодарностью, что я даже смутился. Разве в моём предложении было что-то особенное? Мой долг – помогать людям. Да и вообще, что если наши с Хавьером подозрения имели основания, что если именно Гильдия преследовала профессора Никифорова? Что если между тремя убийствами в Нижнем районе действительно была связь? А исчезновение Гарри Питерса… Может, и в этом была замешана Гильдия? Но с какой целью они похитили бедного мальчика? Кто знает… кто знает…

– Ты глубоко задумался, я вижу, – заметила девушка. – Выглядишь грустным. Это место что-то значит для тебя, так? Это особенное место?

Хавьер – самый настоящий гад! Придушить мало этого сплетника! Кто тянул его за язык? Вот кто? Когда-нибудь Хавсу вырвут язык за его болтовню и для острастки откусят нос.

– Ничего подобного. И не слушай Хавьера, он частенько преувеличивает.

– Вот как? А ведь он говорил о жуткой личной драме.

«Эх ты! Решила-таки поиздеваться! Стоит только показаться добреньким и пожалеть кого-то обманчиво несчастного, и он тут же показывает зубы».

Я бросил на неё сердитый взгляд и тут же понял, что ошибся. Девушка не смеялась надо мной, наоборот, похоже, она мне сочувствовала. Надо же!

Ох, не нравилась мне подобная тема! Меня от неё просто воротило! Но раз уж Эжени мне доверилась, пришлось последовать её примеру. В тот день я не мог ей отказать, у неё все-таки умер дядя. Вот только моя «драма» не шла со смертью профессора ни в какое сравнение.

– Дело было даже не во мне, а в Хавьере, который едва не умер, и в Регине – моей невесте. Хавьер, думаю, рассказывал… Год назад он был тяжело ранен при исполнении… Тогда мы попали в серьезный переплёт и уж решили: не выберемся. Хавьеру в те дни я был нужнее, чем Регине. Я не мог думать о свадьбе, ведь судьба лучшего друга была не определена. Для Регины, как выяснилось, это был не аргумент. Она ушла. По-твоему, это трагедия? Люди встречаются и расстаются. Обычное дело.

– Неужели она ушла только потому, что ты отложил свадьбу до выздоровления Хавьера? – подняла брови Эжени.

Хороший вопрос!

– Она толком не объяснила, почему уходит. Много раз спрашивал. Но, очевидно, на то были серьёзные причины. Никто не уходит просто так. В какой-то степени мы расстались, как это сказать, по-хорошему… Мне не о чем страдать.

Конечно, я лукавил. Мне частенько снились кошмары. Хавьер, окровавленный, с пустыми глазницами. Регина, покидающая меня в самый тяжелый момент. И я, так и не выяснивший причину разрыва, волнующийся за неё, упрямо пытающийся достучаться до правды. Странная история, а может и нет. Может, самая обыкновенная. Предала ли меня Регина, или в случившемся моей вины было больше, чем её? Кто теперь разберёт?

В любом случае, это далеко не так больно, как потерять родного человека. Страшно, когда близкие умирают или страдают, страшно, когда ты бессилен им помочь. По сравнению с этим всё остальное – ерунда. И вот я снова вспомнил Хавьера с повязкой на глазах, его скучную, унылую больничную палату, где я провёл несколько бессонных ночей, не отходя от лечебной капсулы друга. Вспомнил, как Хавс протягивал ко мне дрожащие руки, каким слабым и безжизненным был его голос, голос, в котором уже не было надежды. Вспомнил глубокие темные глаза Регины, девушки, с которой я собирался связать жизнь и которую, как выяснилось, совсем не понимал. Вспомнил то удивительное, волшебное чувство, которое испытывал, когда рисковал жизнью, испытывал каждый раз с того самого дня. Прекрасное ощущение, его невозможно описать, невозможно передать словами. Что-то тогда пошло не так, что-то во мне изменилось, переломилось, вывернулось наизнанку. Я стал другим, и этот «новый я» меня пугал.

Жажда опасностей стала для меня своеобразным наркотиком. Так и подмывало снова нарваться на неприятности, пережить ужас, неопределённость, оказаться на линии огня и выйти сухим из воды. Не знаю, почему, но я рассказал об этом Эжени. Я не делился этим ни с кем, даже с Хавсом (хотя он понимал всё без слов, понимал и бесился), а едва знакомой девушке проболтался. Ну и дела!

– Так вот откуда у тебя такая тяга к риску. Ты же понимаешь: это нездорово, – заключила Эжени. Она взирала на меня с неодобрением. «Лицемерка! А сама-то что удумала? Едва ли не в одиночку охотится за киллерами из Гильдии!»

– Да, но ничего не могу с собой поделать.

– Ты всё-таки магистр права, должен соблюдать правила. А ты любишь их нарушать. Значит, ты немножко пират, – слабо улыбнулась она.

***

«Добрый доктор: памяти Петра Никифорова»

«Гибель профессора Никифорова потрясла всё учёное сообщество», «Пётр Никифоров – ведущий кибермедик был найден мёртвым в Нижнем районе города Льежа. Возбуждено уголовное дело. Ведутся следственные действия»

«Племянница погибшего доктора Никифорова сообщила, что, согласно его воле, прах профессора будет развеян над его родным городом – Москвой».

Десятки голограмм пестрили похожими сообщениями. Репортёры всё-таки добрались до Эжени! Бедняжка! Сто пятьдесят раз отвечать на одни и те же вопросы, мусолить злосчастную тему, никому не отказывать в комментариях, когда больше всего на свете хочется спрятаться, забиться в угол, избавиться от любопытных взглядов и постоянных расспросов. Я закрыл все вкладки, положил голову на руки и прикрыл глаза. Ещё одна бессонная ночь. Кажется, это вошло в привычку. До четырех часов утра Хавьер и я пытались расшифровать треклятое сообщение Никифорова.

Друга уже битый час распекал начальник – ведущий детектив, офицер полиции Ричард Фрост. Ему стало известно, что Хавс вышел за пределы полномочий и принял участие в поисках профессора. Конечно, Хавьер не совершил ничего незаконного, но детектив Фрост считал, что мы ненароком могли навлечь беду на доктора Никифорова и пустить по его следу убийц. Признаться, и у меня возникала подобная скверная мысль. Но ведь мы были осторожны…

Мой друг вышел из кабинета начальника с белым, как мел, лицом, нахмуренными бровями и стиснутыми от злости зубами. Детектив Фрост частенько обращался с молодыми подопечными, как с детьми, а Хавьера этого бесило.

– Продолжишь в том же духе – лишишься значка, Леон! – офицер последовал за Хавьером к его рабочему столу. Другие детективы тут же повыскакивали с мест. Ричард Фрост – высокий, широкоплечий, седеющий, но с густой шевелюрой, мужчина в квадратных очках. Перед ним трепетал весь полицейский участок. Он никогда не кричал, вообще не повышал голос. Фрост говорил зловещим шёпотом, и именно этот тон приводил подопечных в неописуемый ужас. Он был чересчур справедлив и никогда не наказывал их просто так. Они не боялись гнева старшего детектива, казалось, он никогда не злился, они страшились его разочарования. – Ты не должен был скрывать от детектива Фишер свои делишки. Помочь девушке, дядюшка которой попал в беду, благое дело, но теперь он мёртв. И если твоя, так называемая помощь всплывёт на поверхность, если девчонка проболтается журналистам, которые толпами за ней ходят…

– Вряд ли Эжени Логинова пойдёт на такое, – возразил я, вспомнив горящие ненавистью к навязчивым репортёрам глаза девушки.

– Ты не можешь знать наверняка, Александр. Нам не нужны проблемы с прессой, а, поверь мне, журналисты будут долго стоять над нашей душой. И какой поднимется скандал, если мы не сумеем раскрыть это дело! А мы чертовски зависим от рейтингов, показателей эффективности и прочей чуши. И пока время играет не на нашей стороне. Это тухлая история, Хавьер, понимаешь? Гильдия, тайные делишки Никифорова, нежелание Бэзила Логинова помогать родственнику. Есть в этом что-то мерзкое. Но раз уж взялся за дело, Леон, то отступать поздно. Тебя, Алекс, я не могу отчитывать, как мальчишку, хотя язык так и чешется. Вот поступишь на службу, тогда и поговорим. Теперь Хавьеру придётся довести расследование до конца и расшифровать проклятое сообщение. Но если он облажается, пострадает репутация всего участка. Будь осторожен, всегда держи в курсе детектива Фишер, не выходи за границы полномочий и не таскай повсюду дочку Логинова. Если с девчонкой что-то случится, мы, все мы, дорого за это заплатим!

Хавьер скорчил за спиной Фроста отвратительную рожу. Репутация. Репутация. По мнению Хавса, все средства хороши, если они позволяют достичь цели.

– Вляпались вы по уши, – подвела итог Каролина, когда детектив Фрост наконец-то исчерпал запас наставлений и полностью потерял интерес к Хавсу. – Теперь с вас не слезут, пока не найдете убийц профессора. Вернее, пока мы их не найдём. Когда Хавьер делает глупости, отвечаю за него я. Не высовывай язык и не надувай щёки, выглядит по-идиотски. Давайте не будем тратить время и займёмся делом. – Она ногой подтолкнула стул к Хавьеру. – Подключайся, Леон, хватит дуться. Допустим, я согласна, что, возможно, убийства в Нижнем районе тесно связаны между собой. За этим стоит Гильдия. Одинаковый почерк… Но Гильдия никогда не вступает в игру просто так. Они выполняют крупные заказы, ликвидация мелких сошек, убийства простых смертных их не интересуют. На этот же раз они прикончили чернорабочего из Варшавы и учительницу из Штатов.

– Значит, вы установили личность первой убитой? – я, в конце концов, заставил себя продрать глаза.

– Ага, – энтузиазм Хавьера сдулся, как воздушный шарик. Он был обижен и делал вид, что запутанное дело его нисколько не интересует. – При вскрытии обнаружили вышедший из строя датчик-маяк. Такие вживляют жителям Американских штатов в район предплечья, вместо чипа. Сделали парочку запросов и, вуа-ля. Мэгги Стиг, 2989 года рождения, место регистрации – город Вашингтон. Учительница английского языка в младшей школе, замужем, имеет двоих детей.

– И она тоже пропала без вести?

– В том-то и дело, что нет. Она уехала к двоюродной сестре в Новый Амстердам, но оказалась почему-то в Льеже. Родственники не успели забить тревогу, они не подозревали, что миссис Стиг покинула дом сестры раньше, чем планировала, и направилась в Льеж. Разрешения на въезд она не получала, родственников и друзей у неё здесь нет. Сестра думала, что миссис Стиг уехала домой, в Штаты. Муж считал, что она все ещё гостит у сестры. Она до последнего дня связывалась с родственниками и каждому говорила своё.

– Чертовски подозрительно! Миссис Стиг приехала к сестре. Почему же тогда о ней нет сведений в базе данных миграционной службы? Произошёл сбой? Ха, едва ли! И как эта женщина смогла незамеченной добраться до Льежа? Ясное дело, она оказалась здесь не случайно. Миссис Стиг приехала с какой-то целью. Ей это нужно было позарез, – пробормотал я.

– Ты прав. Мэгги Стиг почему-то старалась сохранить поездку в тайне, врала родственникам напропалую. Она рвалась в Льеж, но почему…? – кивнул Хавьер.

– Никифоров задержался в Нижнем районе потому, что ждал кого-то… – напомнила Каролина.

– Вряд ли он ждал Лисянского. Профессор не мог не знать, что тот погиб. Вряд ли Никифоров не слышал последние новости. Но вот со Стиг всё гораздо сложнее.

– Итак, Никифоров кого-то ждал. Может быть, миссис Стиг. А может кого-то ещё. И, возможно, этот кто-то тоже в опасности, – Каролина постучала длинными, ухоженными ногтями по поверхности стола. – Вот только на первый взгляд у профессора, Лисянского и Стиг не было ничего общего. Доктор прежде никогда не участвовал в подозрительных предприятиях, Лисянский и Стиг ничем не выделялись. Обычные люди, связи между ними никакой. И всё же… она должна быть! Готова поспорить, убийства имеют общее начало. И мы должны как можно скорее нащупать связующую ниточку между ними, иначе быть беде. Я должна показать кое-что. Майки подготовил для меня. – Каролина расстелила на столе рулон синтетической бумаги. – Вы же знаете, он интересуется пропавшими без вести.

– Ага, обобщает статистические данные.

– И не просто обобщает, Хавьер. Он провёл серьёзную и кропотливую аналитическую работу, не спал несколько ночей. И вот что получил. Глядите.

Мы склонились над огромной таблицей, именно над ней неутомимый Майк корпел днями и ночами, желая произвести впечатление на Каролину. Он не просто любил её, он боготворил землю под её ногами, а детектив Фишер умело пользовалась этим. Майк был её преданным псом и частенько задаром исполнял все поручения, не отказывался даже тогда, когда приходилось работать сверхурочно. Хавьера такая самоотдача выводила из терпения, и он в открытую издевался над беднягой и клацал зубами, когда я просил смириться и перестать ревновать. Каролина не спешила отдавать предпочтение ни одному из сопляков-поклонников, и, похоже, единственным мужчиной, которого она искренне любила, был её пятилетний сын – Тео.

– Майк обобщил данные о пропавших без вести за последние пять лет во всех агломерациях ЕАК. Я уже посоветовала ему опубликовать эту работу. Это же шедевр! Так вот… обратите внимание, что за последние полтора года число пропавших увеличилось в два раза! В два, мать его, раза! Конечно, кого-то нашли, выследили по ID-чипу, но многие до сих пор числятся в списках пропавших без вести. И вот что странно… Видите вот этот перечень? Все указанные в нём люди были найдены мёртвыми, и все они числились пропавшими без вести, все они были убиты в прошлом или же в этом году. Во всех случаях убийцы использовали лазерное оружие. Похожий почерк просматривается ещё в семи случаях (и стоит включить в этот список убийства Стиг, Лисянского и Никифорова).

– Значит, Гильдия? – нахмурился Хавьер.

– Да, в пяти из десяти случаев были обнаружены знаки отличия гильдейцев. Ни одно из преступлений не было раскрыто.

– Итак, что мы имеем? – прошептал я, дёргая себя за волосы. – Десять аналогичных убийств в разных городах ЕАК. Три в Льеже, одно – в Новом Амстердаме, одно – в Париже, одно – в Бресте, два – в Пекине, два – в Москве. Что объединяло погибших? Их должно было что-то объединять! Неужели никто не рассматривал все убийства в совокупности?

– Насколько мне известно, нет. Я уже связалась с роботами в приёмных отделов полиции в каждом из городов. Как только ведущие детективы дадут «добро», мне перешлют необходимые материалы. Доступ к профилям убитых у меня уже есть. Нужно поработать с каждым из них, нельзя упустить ни одну, даже самую маленькую деталь. Слышишь меня, Хавьер? Приступай к работе прямо сейчас, к вечеру мы должны иметь представление о каждом погибшем. И вот ещё что, я думала о зашифрованном сообщении профессора Никифорова. Неужели это сочетание букв и цифр ничего вам не напоминает?

– Знаете… – неуверенно начал я, – мы думаем: это похоже на опись библиотечного фонда… Однако мы не нашли в Сети ни одного совпадения. Такого фонда не существует.

– Архивные фонды не просматривали? – изогнула бровь Каролина. – Алекс, ты работал с материалами Публичного архива ЕАК?

– Только с теми, что выложены в Сеть. Мне не доводилось бывать в Париже.

– Публичный архив – крупнейшее в Конфедерации хранилище документов. Занимает целых тринадцать этажей башни! Там есть фонды, доступ к которым штатских либо ограничен, либо полностью запрещён, поэтому их описи не встретишь в Сети. Это единственный архив в ЕАК, где хранятся секретные документы. Что если речь в сообщении Никифорова идёт именно о закрытых фондах? Увы, в таком случае нам до них не добраться. Боюсь, ни моего, ни тем более твоего, Алекс, кода доступа к государственной тайне не будет достаточно. Но запрос я всё-таки сделаю. Попытка не пытка.

***

– Персональный комп может и школьник взломать и стащить конфиденциальные сведения, так что не будем рисковать, – Хавьер решительно отодвинул экран в сторону. – Транслировать видео сообщения можно и с помощью автономных, то есть не подключенных к Сети устройств. Правда, таких сейчас осталось немного, большинство роботов синхронизируется с Сетью. Но, видишь ли, есть нюанс: качественные дроиды-игрушки или роботы-няни работают автономно. Стоят они бешенных денег… И вот недавно я наткнулся на любопытный опытный экземпляр и попробовал сконструировать нечто подобное… Трудность здесь заключается в том, что… – вещал мой друг, сверкая глазами. Он испытывал непередаваемое наслаждение, рассказывая о всяких модельках, приборах, запчастях и прочих штучках-дрючках, и приходил в неописуемый восторг в тех случаях, когда находился внимательный слушатель. Стейси сидела неподвижно, подперев ладошкой щёку, она не сводила глаз с Хавьера, кивала и рассеянно улыбалась. Я по просьбе друга рылся в ящиках его письменного стола, пытаясь обнаружить среди обрывков проводов, кусков пластика, инструментов и острых металлических заклёпок чипы связи. Эжени сидела на софе в другом конце комнаты. Спина прямая, как струна, руки сложены на коленях, брови сдвинуты. Лицо на фоне ярко-красной блузки казалось совершенно белым. За вечер она едва ли произнесла пару слов. И мы не решались беспокоить Эжени. Последние двое суток её осаждали репортёры и фотографы, поэтому она выглядела ужасно сердитой. На меня девушка смотрела с раздражением и явным неодобрением. Я понимал её чувства. В конце концов, я, совершенно чужой человек, стал свидетелем её горя. Эжени, похоже, жалела о своей откровенности, и я, признаться, взболтнул лишнее.

Квартира Хавьера располагалась на пятьдесят втором этаже жилой башни и состояла из одной изрядно захламлённой всякой всячиной комнаты. Хавс жил один, хотя частенько к нему наведывалась младшая сестра – Христина. В 3018 году она оканчивала школу и, вопреки желанию родителей, собиралась вступить в гвардию. Христина постоянно цапалась с матерью, а потом сутками отсиживалась у брата, ожидая, когда буря пройдёт стороной. Хавьер относился к сестре со снисхождением и никогда не выдавал. Тем вечером Христина удосужилась не поссориться с родителями, поэтому квартира была в нашем полном распоряжении. Хавс терпеть не мог наводить порядок, и его совершенно не смущало присутствие гостей в комнате, забитой бесполезными деталями, микросхемами и роботами, которые находились в полуразобранном состоянии.

– Так вот… можно использовать робота-кота как средство для транслирования видео, – Хавьер активировал игрушку. Серый с чёрными пятнами кот-робот ничем не отличался от живого, ни по размеру, ни по… как бы это сказать, функциям. Дроид спрыгнул со стола и потёрся о ногу Стейси.

– Ух ты! Женя, ты только посмотри! Как настоящий! – девушка подняла кота на руки, и тот вполне натурально заурчал.

– Если нравится, можешь забрать себе. Нет, честно! Собрать ещё одного котика для меня – плёвое дело, – просиял Хавс. – Вот только натуральный мех достать трудно, поэтому пришлось использовать заменитель. Но, вроде бы, почти не отличается от оригинала. И не глючит.

– Хорош хвастаться! – я ткнул друга в бок. – Держи чип.

Хавьер принял кота-робота из рук Стейси и усадил на стол. Дроид, в отличие от настоящего животного, не вырывался. Хавс открыл разъём за пушистым ушком и вставил туда чип связи, чтобы перевести устройство в режим трансляции сообщения. Глазки кота загорелись синим светом, и из головы устройства появился штырь-передатчик.

– Готово. Давайте носитель.

– У меня их два. Начнём, наверное, с завещания, – наконец подала голос Эжени. – Нотариус доставил его только сегодня утром. Оказывается, за неделю до исчезновения дядя внёс в текст изменения. А мне никто не сказал! Вдруг это важно?!

– Согласно части третьей статьи 558 Гражданского кодекса ЕАК, обнародовать завещание можно только после смерти завещателя. Согласен, порой эта норма доставляет неудобства, но…

Эжени уставилась на меня злыми глазами.

– То есть ты можешь процитировать любую статью? Совершенно любую?

– А то! Он был лучшим на курсе! У него феноменальная память! – улыбка Хавьера растянулась до ушей. – Ну же! Покажи ей класс, Ал!

– Вообще-то…

– Значит, ты не можешь процитировать любую статью?

– Она бросает тебе вызов!

Вот же придурки!

– И что я должен процитировать?

– Допустим… – теперь Эжени смотрела на меня с нескрываемым злорадством. Да что с ней не так? Что я ей сделал? – Статья 52 Семейного кодекса ЕАК.

– Статья 52. Права ребенка. Часть 1. Ребёнок имеет право на имя, фамилию и отчество (при наличии). Ребенок имеет право жить и воспитываться в семье, а также общаться с родителями и другими родственниками. Ребенок имеет право на защиту…

– Ладно, достаточно, – прервала девушка тоном заправской учительницы. – Статья 40 Гражданского процессуального кодекса.

– Статья 40. Виды доказательств. Судом рассматриваются следующие виды доказательств: вещественные, устные и электронные. К вещественным относятся…

– Лады, убедил. Статья 389 Налогового уложения.

– Серьезно? Нет такой статьи. В «Уложении» 370 статей.

– Тьфу! – рассердилась Эжени. – Показушник!

– Ты сама напросилась, знаешь ли. Не понимаю только, чего ради затевалось это представление. Давайте уже вернёмся к работе, – и я отвернулся от мерзкой, въедливой девчонки. Хавьер, будь он неладен, ухмыльнулся и запустил видео.

Ничего интересного мы, в общем-то, не услышали и не увидели. Профессор Никифоров завещал племяннице Евгении московскую квартиру, выкупленную из казны муниципалитета, со всем её содержимым, а также сорок тысяч марок. Остальные нажитые им восемьдесят тысяч он наказал передать больницам, детским приютам и благотворительным фондам, согласно составленному списку. Часть своих наработок он передавал Московскому исследовательскому институту. Короче говоря, это было стандартное завещание. А посему все надежды мы возложили на второе сообщение.

Первое время голограмма оставалась синей и неподвижной, пустой, и мы даже занервничали. Но вот, наконец, мы увидели лицо профессора Никифорова. Тот расплылся в улыбке, стоило только увидеть племянницу.

– Женечка! Здравствуй, Женя! И Настенька здесь! А кто эти молодые люди?

К нашему с Хавьером счастью доктор записал сообщение на новоанглийском.

Выражение лица Эжени я не в силах описать словами. Ужас, горе и радость. Адская смесь. Я видел, как трясутся руки девушки, сложенные на коленях, как дрожат её губы. Она не могла вымолвить ни слова.

– Это наши друзья – Хавьер и Александр, Пётр Викторович, – вместо подруги ответила Стейси. Я видел, как она сжала ладонь Эжени, и та немного расслабилась. – Они нам помогают. Им можно доверять.

– Это хорошо, хорошо… девочки! Я должен сказать вам кое-что важное, рассказать. У меня так мало времени, так мало… Нужно было раньше признаться, но я не мог. Я так виноват перед вами, девочки, очень виноват.