Читать книгу Вокруг Солнца - Анри де Графиньи - Страница 9

Недовольный притязаниями Гонтрана относительно Шарпа, американец оставил друзей одних, а сам подошел к Михаилу Васильевичу, который, позабыв о комическом приключении, усердно хлопотал над аппаратами, записывая их показания.

– Ну что, сэр Осипов, – спросил его Фаренгейт, заложив руки за спину. – Далеко ли мы улетели от Луны?

– От Луны? О, нет, всего на какую-нибудь сотню тысяч километров.

– Вы шутите?! – вскричал Фаренгейт. – Да ведь со времени нашего отъезда прошел всего час! Так, по крайней мере, сказал мне мистер Сломка.

– Совершенно верно, но мы делаем по двадцати восьми километров в секунду.

– Двадцать восемь километров в секунду! Это значит, в день мы пролетаем пятьсот тысяч миль?

– И это верно.

Американец был уничтожен.

– Двадцать восемь километров в секунду!.. Пятьсот тысяч миль в сутки! – пробормотал он, отходя от профессора. – Гм… если бы такая скорость была возможна на Земле, то сколько времени понадобилось бы, чтобы переплыть Атлантику? Всего полторы минуты. Да, это верно. А полет на Луну мог бы быть сделан всего за три часа. Удивительно!

В этот момент взгляд Фаренгейта упал на какие-то странные костюмы, лежавшие в углу каюты.

– Это еще что? – воскликнул он, осматривая костюмы, походившие на одежду водолазов. – Да это скафандры! Неправда ли, сэр Сломка?

– Да, скафандры, – с улыбкой отвечал инженер.

– К чему же они нам? Разве нам придется быть под водой?

– Не совсем так. Дело вот в чем: аппарат, при помощи которого мы теперь двигаемся, донесет нас только до границы равновесия притяжений Луны и Венеры. За пределами этой границы мы перестанем нуждаться в нем, так как и без него достигнем Венеры в силу собственной тяжести. Он будет лишь увеличивать нашу тяжесть, а следовательно, и ускорять наше падение, то есть в конце концов усилит и без того сильный толчок при падении на Венеру. Вы понимаете?

Фаренгейт утвердительно кивнул головой.

– Ну вот, – продолжал инженер. – Ввиду этих-то соображений мы и решили, достигнув пояса равновесия, оставить аппарат и продолжать свой путь при помощи парашюта, прикрепленного к нашей каюте. Тогда-то нам и пригодятся эти костюмы; они защищают водолазов от давления водяного слоя, а нас защитят от смертельного действия крайне разреженной атмосферы.

– Но ведь вы говорите, что наша каюта останется прикрепленной к парашюту, зачем же тогда скафандры?

– Ах, извините! Я забыл вам сказать, что когда мы оставим аппарат, наша каюта лишится своей верхней части – потолка – и превратится в большую, открытую сверху, корзину, вроде тех, которые служат воздухоплавателям.

– Ага, это другое дело! В таком случае нам действительно не избежать смерти без скафандров.

С этими словами американец опытным взглядом практика начал осматривать спасательные приборы, но через минуту громкий зевок прервал его занятие.

– Черт побери, а мне опять хочется спать! – заявил он.

– Ну, так что же вам мешает? – заметил Сломка.

Ответ этот вполне соответствовал желанию Фаренгейта. Он пожелал своим спутникам всего хорошего, поспешно закутался в дорожный плед и развалился на диване. Скоро густой храп его не замедлил оказать соблазнительное действие на инженера.

– Мне кажется, и нам нелишне последовать примеру сэра Джонатана. Спокойной ночи! – заявил Сломка.

Гонтран попробовал было бороться со сном, но тщетно: дремота против воли заставила слипаться его ресницы.

– Михаил Васильевич, как вы полагаете, до пояса притяжения Венеры мы не встретим ничего особенного?

– Конечно, ничего, – отвечал старый ученый, отрываясь от своих занятий.

– В таком случае, с вашего позволения, я позволю себе несколько часов отдыха.

Гонтран улегся на диване, и скоро сознание его утонуло в море грез.

Оставшись один, старый ученый еще долго продолжал сидеть над работой, но, в конце концов, дремота овладела и им. Закутавшись в одеяло, он примостился около храпевшего Фаренгейта и заснул с мыслью о Венере.

Было уже около одиннадцати часов утра по хронометру американца, когда тяжелая рука последнего легла на плечо крепко спавшего профессора.

– Что?! Что такое случилось? – испуганно спросил Михаил Васильевич, пробуждаясь.

– Ничего, не беспокойтесь. Только время уже вставать, – отвечал Фаренгейт.

Старый ученый огляделся кругом. Все были на ногах.

– Ну, что нового? – спросил инженера профессор, окончательно стряхивая с себя сон.

– Все в порядке. Мы проехали уже почти два миллиона километров, шестую, стало быть, часть всего пути. Взгляните, – прибавил Сломка, очищая старику место у подзорной трубы. – Уже видны фазы Венеры.

– Венера имеет фазы! – вскричал с удивлением Гонтран.

Сломка кинул на своего приятеля свирепый взгляд, а тот, поняв, что сделал промах, поспешил загладить его.

– Да, сэр Джонатан, – громко сказал он, как будто разрешая недоумение Фаренгейта. – У Венеры есть фазы, подобные лунным.

Американец с недоумением взглянул на Фламмариона.

– Но я никогда не сомневался… – начал он.

Чтобы замять неприятную сцену и выручить друга, инженер поспешил перебить американца.

– Венера, – назидательным тоном произнес он, – в прежнее время носила различные названия: древние величали ее то Пастушьей Звездой, то Утренней Звездой, то Веспером, то Люцифером. Это – вторая по порядку планета нашей системы, находящаяся на расстоянии 26 миллионов 750 тысяч миль от центральной звезды – Солнца.

– А Земля? – спросил Фаренгейт.

Сломка хотел было отвечать, но его опередил Гонтран.

– Земля находится дальше от Солнца, чем Венера, ее орбита имеет средний радиус 148 миллионов километров, то есть 37 миллионов миль.

Инженер бросил на своего приятеля удивленный взгляд.

Однако, – шепнул он на ухо Гонтрану, – я и не подозревал в тебе такой учености.

– Doctus cum libro,[5] – отвечал тот, смеясь.

– Как это?

Вместо ответа Фламмарион хлопнул по своему боковому карману.

– Отгадай, что у меня здесь такое? – обратился он к инженеру.

– Не знаю, а что?

– Одна книжка, которую я отыскал среди вещей Шарпа.

– Книжка?

– Да, «Небесные миры» моего знаменитого однофамильца. Пока вы все спали, я убил, по крайней мере, два часа, чтобы вызубрить, что тут написано о Венере. Зато теперь – держись, Михаил Васильевич.

– Однако позабыл про фазы Венеры?

– Это правда, но больше, клянусь, я не сделаю ни одного промаха.

Пока друзья тихо беседовали между собой, Фаренгейт затеял разговор с профессором.

– А скажите, профессор, – проговорил он, – далее Земли от Солнца еще есть планеты?

– Есть ли еще планеты? – повторил старый ученый. – Неужели же вы думаете, что дальше Земли ничего нет? А Марс, отстоящий от Солнца в 56 миллионах миль?

– Марс! Фи, планета войны! Вот что я вычеркнул бы из небесной карты, если бы мог!

– Это почему такая немилость? – смеясь, спросили Сломка и Гонтран.

– Потому, что я – коммерсант, а война вредит торговле. Если бы вы знали, сколько сотен тысяч долларов потерял я в нашу междоусобную войну!

– А скажите, пожалуйста, запаслись вы чем-нибудь для защиты от холода? Ведь если мы встретим на Венере такие же длинные ночи, как на Луне… – задал вопрос Фаренгейт, переходя к совершенно другой теме разговора.

– О, на этот счет вы можете быть спокойны, сэр Фаренгейт, – перебил американца Гонтран: мы найдем на Венере такое же распределение дней и ночей, как и на нашей родной планете. – Разница лишь в количестве.

– Почему же?

– Очень просто. Венера принадлежит к числу нижних планет; ее орбита гораздо короче земной, и в то время как земной год состоит из 365 дней с четвертью, ее год заключает лишь 224 дня с небольшим.

Фаренгейт задумался.

– Но ведь величина орбиты еще ничего не значит, – возразил он. – Меньшую орбиту Венера может пробегать в большее время, чем Земля – свою.

– Ну нет, – вмешался в разговор Сломка. – Существует общий закон, что планеты движутся по своим орбитам тем с большею скоростью, чем ближе они отстоят от Солнца: Меркурий, например, проходит 47 километров в секунду или более 1 миллиона миль в сутки, Венера – 35 километров в секунду или 750000 миль в день, Земля – 29 километров или 518000 миль в день, Юпитер – 13 километров или 214000 миль в день, Сатурн – 10 километров или 205 000 миль в день, Уран – 7 километров в секунду, или 144000 миль в день.

«Вот дьявольская память у этого молодца! – думал Фаренгейт, глядя на Сломку. – Черт меня возьми, если я запомнил хоть одну цифру».

– Итак, мы найдем на Венере те же условия жизни, какие существуют на Земле? – прибавил Сломка.

– Точно! – поспешил высказать свои знания Гонтран. – Во-первых, Венера обращается вокруг своей оси почти в такой же период времени, как и наша родная планета: в 23 часа, 21 минуту и 22 секунды; во-вторых, она имеет ту же плотность, тот же удельный вес, тот же объем, такую же атмосферу. Словом, это – младшая сестра Земли. Я уверен, что Вячеслав на Венере будет иметь возможность предаваться своему любимому развлечению – рыбалке – с таким же удобством, как и на Земле.

– Ну, не совсем, – остановил нашего астронома старый ученый. – Вы забываете про знаменательное число 55°!

Гонтран, первый раз в жизни услышавший про это число, в замешательстве остановился. К счастью, Сломка поспешил его выручить.

– Да-да, сэр Фаренгейт, – проговорил он. – Это число, выражающее угол наклона оси Венеры к плоскости эклиптики, определяет собою климатический характер этой планеты: времена года, продолжительность дней, фауну, флору.

– Ничего не понимаю! – откровенно признался американец.

– А между тем это очень просто. Благодаря такому наклону оси, времена года на Венере крайне резко различаются одно от другого: зимою полярный пояс спускается до 35° к экватору, а летом область тропиков только на 35° не доходит до полюса. Таким образом, мы имеем на Венере обширный пояс, где температура существенно колеблется, где тропическая летняя жара зимою сменяется полярным холодом, где летом Солнце посылает вдвое более своих палящих лучей, чем на Земле, а зимой…

– Да мне и теперь уж становится жарко! – вскричал Фаренгейт, сбрасывая с себя пиджак и вытирая платком крупный пот.