Читать книгу Франсуа и Мальвази. III том - Анри Коломон - Страница 9

* * *

Дворец Нормандов, называемый так же дворцом короля Рожера, во время восстания… несмотря на явное присутствие такового в городе, представлял собою самое наиспокойнейшее место и наипрекраснейшее зрелище, с выходом на пустыри и загород. Отгороженный надежно от остального мира стенами, решетками, солдатами, будучи пока лояльным к стороне Монсеньора и оставаясь пока вполне лояльным к существующему пока правительству своему неподалеку в Орлеанском дворце, имея для сей отрешенной жизни все необходимое, мало был проникнут духом напряженности, будучи на легком веселе, кое сюринтендант в нем устроил за собственные деньги, в преддверии большого празднества, которое собрался он дать поначалу, скрывшейся во дворце от начавшихся волнений основной массе мелкого и среднего дворянства города, которому некуда было податься за город, и наоборот в который – во дворец из провинции на празднество прибыли видные великосветские лица, ввиду важности намечавшихся событий. Монсеньор собравший и в конец приручивший к себе дворянство, сплотившееся с ним перед лицом низового врага, питал большие намерения. На случай вражды с сенатом герцог планировал созвать и составить из них ассамблею провозгласящую его королем официально, как уже было на Сицилии однажды в XIII веке с арагонским королем Пьедро I, но об этом вспоминать было уже лучше только дворянству.

Однако ассамблея должна была случиться на самый крайний случай, лишь для громкого прецендента установления монархии, главное же пока что устроитель сего ожидал от празднества: это быть королем хотя бы среди высшего сословия населения, установиться в чувствовании себя им и показаться в сем свете главному и все решающему городу, который должен был к нему привыкнуть и тем уняться, после решающих дел с ним заодно.

Во дворце Нормандов, готовимый перед самым носом у губернаторской администрации как настоящая королевская резиденция пышно и беззастенчиво, отчего сии приготовления не могли уйти от внимания той, в то же время ввиду сего обстоятельства не был посещаем герцогом-королем на всякий случай, дабы не воспоследовали решительные действия из дворца поблизости, хотя навряд ли Спорада, раздававший оружие был там опасен. И сам он не думал отбить Орлеанский дворец чтобы более наедине не оставаться с Сенатом с глазу на глаз. Так получалось что возле дворца губернатора, дворцу короля было спокойней и наоборот. Получался не только двуумвират, но и триумвират, каждая из сторон которого желала столкновения двух других, главным образом для ослабления и той и другой, как например Спорада желал поражения Сенату и с тем разуверенья в него народа, а испанцам ослабления до такой степени что уходя они сдали бы свои бастионы ему как второстепенному врагу, желая так же насолить внешнему врагу Испании, кому достанется удел устанавливать свою власть здесь.

Но дворянство собравшееся во дворце, далекое от этих политических размышлений, особенно той его части, которой основательно стоило подготовиться к праздному вечеру, занималось бальными платьями и кружевами.

Обед как водилось давался в три. Как раз к этому времени и подъехал герцог Спорада – великолепный всемогущий сеньор с военной силой, даже государь, кого он без затруднений из себя представлял. На изысканный обед, сдобренный тонко льющейся музыкой, не мешавший разговорам пошло часа полтора. Следующих два с лишним часа пошло на разное с главным: на одевание бальных нарядов. Весь дворец был казалось только этим и занят: приготовлением своей особы к предстоящему торжеству.

Итак, перед семью наступил такой момент когда оживление достигло наибольшего предела до того времени когда предстояло собраться в зале и под шум оркестра закружиться в танцевальных па, оставалось около полу-часу, и потому оживление в салонах, где собирались по возрастам, достигало наибольшей остроты. И особенно там где собралась молодежь не столько по возрасту, сколько по интересу, какой только можно испытывать в только таком возрасте и в только таком обществе. Хозяйкой и заводницей которого была словно царила герцогиня Неброди, подругой у которой была загадочная княжна Мальвази де Монтанья-Гранде. На нее любопытно было хотя бы взглянуть.

Но первой все же отдавалось предпочтение и по вниманию и по интересу молодой герцогини, потому что она была самой обаятельной и привлекательной, живостью и экспансивностью речи ее игривой и темпераментной, и вообще всем тем понемножку из чего складывается привлекательная девушка, в особенности если она незамужняя и хорошенькая собой с приданным в сто тысяч дукатов и будучи единственной дочерью с видами на все остальное состояние.

Именно поэтому возле нее всегда крутилось множество обожателей, что ей несказанно нравилось.

Сеньора Мальвази ставшая де Монтанья-Гранде и имевшая настоящее другое христианское имя, наоборот таковых не допускала, и с ней не могли бы себя вести иначе, чем как она того желала. Она могла бы составить подруге конкуренцию. На первенство, но ввиду того что напрочь этого не желала и всегда старалась воздерживаться от лишних эмоций. Печаль и спокойствие отличали ее от подруги и убавляли в ней, но вообще обе подруги прекрасно дополняли друг друга, и в их кружке, привлекавшем внимание всех, можно было видеть князя де Годо, и де Бутера младших. Де Монкада-Патерно, представителей семейства Вентиммилле и Рудини, что говорило о многом и одном главном: именно так у аристократии велось по старинке выбирать себе пару со знакомства в разговорах и затем предложение, отказывать которому было равносильно оскорблению одного семейства другим. Что лучше было заменить породнением, и аристократки порой выдавались слишком рано. С теми же кто достигал возраста самостоятельности приходилось особенно затруднительно вести разговоры на увлечение внимания той или иной девушки своей речью… За окнами на улицах – баррикады, а приходилось обходить эту тему, чтобы ни чем не омрачать увлекательную атмосферу.

Празднество началось с приглашения на лотерею, где разыгрывались три дорогие драгоценности, одна из которых лежала рассыпчато на виду и указывалась в номере сразу, а две другие объявлялись по номерам. Княжна Мальвази подумала чтобы только де Бутера не достался выигрышный номер, он непременно сделает ей подарок.

После лотереи показавшей настоящую королевскую щедрость будущего монарха и кусочек из заманчивой придворной жизни при собственном короле, начались танцы.

В голубизну ночи вихрями взметались снопы искр и звон оркестра прорезали отбойные шумы выстрелов шутих. Среди всеобщего говора у окон залитой светом залы Мальвази вдруг расслышала тихие слова, обращенные по видимому к ней. Ее кто-то почтительно звал сзади. Но не успела она обернуться, как с другой стороны подошла герцогиня Неброди, одним уже этим заставив обратить на себя внимание:

– Послушай, Мальвази, вчера… – ударил оркестр и ее не стало слышно, отчего ей надолго пришлось замолчать, повернув голову в ожидании когда придет в норму оркестр затем еще более недоуменно обернувшись в окно, прижмурившись от грохота канонады разрывающихся шутих.

Мальвази же за это время улучила возможность посмотреть на того кто ее звал. Им оказался лакей, на которого не без интереса обратила внимание и сама герцогиня, желавшая узнать что у него может быть с ней.

– Приехал Пираже, сеньорина, и просит немедленно свидеться с вами.

– И ты сейчас пойдешь? – спросила герцогиня княжну Мальвази.

– Надо идти, Пираже просто так никогда не просит.

– Ну! Нашла важность. Сейчас будет так весело, представляешь генуэзская труппа!

– Приду если успею.

– Да. Мальвази! Что ты вздумала, пошли в театр!?

– Если я успею.

– Ну, какая-ты!

И все такая же Мальвази де Монтанья-Гранде в сопровождении лакея направилась куда он повел.

По узкому затемненному коридору, расхаживал молодой статный дворянин в ярком бархатном костюме с коротенькой придворной шпагой; когда же он услышал что в коридор вошли, то внимательно посмотрел и даже с какой-то нерешительностью двинулся на встречу к княжне, чувствуя себя навязчивым и потому неловко, собираясь из-за этого оправдываться. Мальвази видя его смущение дала на поцелуй руку и отняв вошла с ней в дверь, не желая слушать излишних оправданий, оставив его же лакея с ним перед дверью.

За дверью Мальвази сразу встретила Дуэнья.

– Он только сейчас приехал? – спросила она ее.

– Да, только что, просто не знаю как ему удалось пробраться?

Из будуара, оформленного в помпейском стиле, княжна прошла в дверь кабинета, где ее дожидался приезжий Пираже.

Де Бутера остался стоять в коридоре под предлогом ожидания скорого возвращения княжны, а так же охраняя вход в ее покои в темном коридоре от разных случайностей.

Вошедшая Мальвази не дожидаясь когда усталый Пираже встанет и поклонится уняла его махом руки и уселась рядом с нетерпением ожидая вестей из определенного места, откуда он к ней приехал.

– Что сеньор Пираже? О тебе сказали что ты приехал с важными известиями?

– Настолько важным, что… вот почитай.

Пираже подал ей записку запечатанную сургучем. Мальвази надломила его и слегка надорвав краешек листка открыла нутрь.

«Сеньора, приезжайте и как можно скорее! На виллу устроился писарем на службу один молодой человек, как вылитая копия похожий на одного хорошо известного мне француза. Может быть это и есть он! Мне очень так кажется.

Марселина».

Прочитав это письмецо, Мальвази не удержалась от радостного восклицания со смявшейся в тонких пальцах бумагой.

– Я знала, он жив!

Никто не мог слышать глубокого печального вздоха князя де Бутера младшего, раздавшегося у него в груди и сердце.

В кабинете же плакали от счастья и Мальвази, и вошедшая Дуэнья и сам Пираже расспрашиваемый разволновавшейся девушкой о том видел ли он его, и что думает по этому поводу?

Старина Пираже видевший его, не мог себе позволить омрачить ее радость и поэтому стараясь сильно не обнадеживать рассказал ей все как нельзя лучше.

В то время как князь де Бутера терзался, а Мальвази де Монтанья —Гранде плакала от радости, в кабинет незаметно подошла герцогиня Неброди и не замечая измены настроения на лице подруги проговорила чисто машинально из того что хотела сказать.

– Эти жалюзи отвратительны!…

Не зная сама ли она была застана врасплох или застала в нем заплаканную Мальвази, обратила внимание на письмецо в ее руках и с присущим только ей своеволием выхватила его из ее рук. Та и рада была с ней поделиться своим счастьем, одаренным улыбкой.

– Однако твой француз… я даже не знаю что об этом можно сказать.

– Вот и ничего не говори, молчи, ты слышишь не смей даже рот на его счет открывать!?

– А за это придет время ты мне о нем все, все подробненько расскажешь или напишешь. Ну а теперь…

– Ну а теперь мне нужно немедленно отправляться в дорогу.

– Ой, какая ты дура, куда ты сейчас поедешь? Это в городе еще ладно, а за городом что, ты думаешь хоть маленько?

– Я уже не могу думать, я только чувствую, что больше не смогу пробыть здесь ни лишней минуты.

– Но как ты себе это представляешь, идиотка, дождись хотя бы утра!

– Чем полагаться на утро, я лучше во всем положусь на сеньора де Бутера, он обязательно должен мне помочь. Помоги и ты если можешь.

– Чем я тебе помогу?!

Вместе с тем как герцогиня насмешливо отказалась, в кабинет смущенно вошел де Бутера, невольно слышавший все о чем говорилось за двумя дверьми, и не в силах скрываться вошел с готовностью выполнить любое желание княжны.

– Сеньор де Бутера, – чувствуя себя виноватой произнесла Мальвази, – помогите мне выбраться из города.

– Я весь к вашим услугам, – выдавил он из себя и откланялся.

Только одна герцогиня почувствовала с какой тяжестью он согласился, на первый взгляд машинальной фразой, трудно давшейся ему для произношения и еще трудней последовать своему согласию, самому же отрывать ее от себя. Одна герцогиня Неброди, проследившая за уходом де Бутера понимала как горько ему и как тяжко ему сейчас, как измучила его княжна и сама измучилась. Но не оправдывая этим нисколько подругу, она в тоже время очень жалела молодого князя, беззаветно любившего ее вот уже сколько времени, кажется лет!… Что герцогиня тронутая великодушием его захотела перенять его любовь на себя и утешить горе. Она захотела полюбить его, да и то сказать он всегда ей нравился.

Идя покорно выполнять порученное ему задание, невыносимое и приятное от одного того что его просила Мальвази, князь шел выполнять его со всем желанием выполнить и в то же время желал чтобы оно оказалось невыполнимым и невозможным. Но как на зло ему на голову приходили мысли одна другой лучше, пока он шел по дворцу к тому месту у выхода, где можно было найти распорядителя конюшен.

С ним разговор был недолог. Он ничем помочь не мог.

Не удовлетворившись отказом князь де Бутера ни за что не решаясь придти к Мальвази без ничего, сам не зная что искать, пошел бродить вокруг дворца в том числе и по его склонам от оснований непрерывной цепи корпусов в поисках того неопределенного что могло подойти для выезда княгини. Заходил он и на конюшню, осведомлялся при помощи золотой монеты о наличие лишнего из колесного транспорта и копытного. Но дворец был ничейный и ничего в нем из того чему следовало бы быть не было.

У самого него кареты не было, друзей у которых можно бы было таковую позаимствовать тоже не было, и князь не зная что и делать прошелся вокруг дворца по подножию то и дело замечая то в саду, то схороненных за кустами и прочими укрытиями вооруженных людей, внимательно наблюдавших за ним, за стороной поля откуда могла показаться опасность, а так же следя за каждой лазейкой из дворца Нормандов.

Дойдя до края, точнее сумасшедшего обрыва к воротам ди Кастро подпоясанного стеной он посчитав свои действия безрассудными повернул назад и вернулся к подъезду входа во дворец со стороны сада, уходившего вниз. И только там остановился думая что он скажет ей в свое оправдание и как она безрассудно пожелавшая нереального будет опечалена… взгляд его несколько обратился на стоявшую у бортика приподнятой терраски подъезда по входу отличную карету запряженную четверкой и вместе с картежем из шести наездников находившихся наготове рядом же. Можно было не задумываясь понять что это карета Монсеньора и картеж его на случай если возникнет угроза его жизни и придется скорее рвать. Совесть тем очистившаяся, подсказала ему что нужно делать.

Князь де Бутера-младший подошел к двум сидевшим на козлах.

– Вам следует отъезжать на площадь Порта-Нуова и встать у самого выхода. Приказ Монсеньора.

Привыкшие выполнять приказания карета и эскорт отбыли в указанное место.

С горечью на сердце проводив их взглядом насколько это было возможно князь как пораженный горем поплелся туда где его ждали, но туда вошел уже вполне пришедшим в себя.

– Вас дожидается карета Монсеньора с шестью эскортерами, – вполне твердым тоном проговорил он.

Пускай Монсеньора, пускай на том же месте где сидел этот отвратительный человек, Мальвази было все равно, главное с его гербами и людьми она повсюду проедет! И очень обрадовавшись этой перспективе в порыве радостных эмоций, даже не догадываясь какую боль причиняет молодому человеку, совершенно по дружески схватила его руку подбегая и поцеловала в щеку. Он был сполна вознагражден!

К отъезду давно уже было все готово, герцогини не было, она либо пошла спать, либо все еще крутилась на балу. Де Бутера с трудом нашел в себе силы не дать волю чувствам, а держа себя в руках пойти проводить княжну до кареты.

За ними же направились Дуэнья и Пираже.

Доведя их до лестницы выхода, где стояла карета, де Бутера сначала остановился, но затем не выдержал и опередив по спуску княжну, открыл ей дверь кареты.

Подходя к ней Мальвази только теперь поняла какую верную и неоценимую услугу оказал он ей против своей воли и в тягость себе, и понимая что она с ним сейчас делает прошла рядом, забираясь по подножке мимо него, не поднимая глаз, отводя их в сторону от его взгляда и не могучи ему даже на прощание ничего сказать. Она как забыла или не владела уже даром речи.

За Пираже дверца безжалостно закрылась перед лицом князя. Он все же нашел в себе силы не дрогнувшим голосом приказать кучеру:

– В Трапани!

Хотя нужно было только в его предместье Эриче, князь с расстройства уже переставал понимать. Слезы невыразимой обиды исказили его зрение и лицо и он прошел мимо удивленного берейтора.

…Простите князь я делаю правильно. Мы бы всю жизнь мучались.