Читать книгу Якобы книга, или млечныемукидва - Антон Павлович Лосевский - Страница 16

Спустя несколько мгновений после того как был объявлен победитель, вокруг меня развернулась невообразимая суета, в рамках которой я был рукопожат, полуобнят и похлопан со всех сторон. Сам я, не слишком-то еще сознавая, а что, собственно, произошло, жал руки в ответ, принужденно улыбаясь и ощущая на спине и с боков множество дружественных толчков и тычков. И вот, почти сразу я отмечаю, что на самом деле никто тут, конечно, совсем не вдохновлен моим неожиданным возвышением: с физиономий поздравляющих считывается множество разных чувств, выражающих в основном всевозможные формы сожаления о том, что удача оказалась на моей стороне, а не на чьей-то из них. Так оно и понятно.

Очевидно, мой новый статус уже тогда, считанные секунды спустя, вынуждает коллег относиться ко мне заискивающе и подобострастно: как-никак только что я сделался их новым разводящим лидером. Да и тот факт, что Козырь расположен ко мне как-то по-особенному, безусловно, не ускользнул от внимания многих. Только когда от меня наконец отстали руки и ослабли натянутые улыбки, я смог отыскать взглядом Монику и Афину. Они стояли чуть поодаль и, широко улыбаясь, взирали на картины успеха: вот они сияли по-настоящему, как, впрочем, и Козырь – предложивший по олимпийской традиции подбрасывать меня куда-то вверх, однако мне все же удалось свести сей порыв в шутку, убедив коллег, что это уже, пожалуй, лишнее.

Вместо этого, предполагая, что в подобном положении принято что-то еще и победно произносить, я попросил минуту внимания, сообщая, что в следующую пятницу с меня последует большая prostava, ну а пока я предлагаю тихонько разойтись по домам и делам, поскольку все и без того уж притомились от тяжелой трудовой недели, тут же поймав себя на лукавстве насчет усталости, потому как в офис я подъехал с заметным опозданием, после чего еще и сбежал от всего в кино, фактически объявившись на рабочем месте только перед самой жеребьевкой, о проведении которой, ко всему прочему, постыдно позабыл. Да и мои коллеги, как известно, не имели привычки уставать на работе. Наговорил я по ходу речи также, что с нетерпением жду всех в понедельник, что постараюсь быть хорошим боссом и… кажется, изрек еще уйму банальностей и самых общих фраз, озвучивать которые, наверное, было даже и не нужно.

Козырь, похоже, тоже куда-то поторапливался, а потому расторопно увел меня в бывший кабинет Минора Камоныча, ставший отныне моим; тогда-то я прочувствовал всю иронию судьбы, ведь еще в начале недели я был уволен в этом самом кабинете, находя теперь данный факт во многом курьезным и символичным. В самом кабинете, правда, ничего слишком нового для себя я не усмотрел: стол, компьютер, в остальном – дорогие декорации и дешевые понты. Вернувшись в общий офис, я обнаружил его пустующим: мои подчиненные, еще минут пятнадцать назад бывшие коллегами, уже разбежались по пафосным клубам и любимым бутикам. А впрочем, я почти не сомневался, что Афина или Моника, а еще вероятнее – обе они вместе, раз уж пришли к примирению, поджидают меня где-нибудь внизу. Так и оказалось.

Воссоединившись, мы уходили через проходную, где я получил порцию поздравлений от охранников – те уже знали о моем повышении, а Афина и Моника, обхватывая меня за руки с обоих боков и провожая до спуска в метро, заставляли чувствовать лауреатом какого-нибудь Grand Prix. Мне почему-то казалось даже, что радуются они как-то чрезмерно: посильнее, чем я сам. И было бы преувеличением сказать, что эта их радостность каким-то образом передавалась мне: рассуждая холодной головой, я не воспринимал свое назначение как значительное личное достижение, тем более что в контору я попал по протекции, избран был жеребьевкой, да и за тот месяц, что проработал в РЦСЧОДН, мне, чего уж, не удалось прославиться особенной инициативой, выдумкой или хотя бы приверженностью к идеологии «разводка» – по всему выходило, что мне просто повезло с волей случая. Про себя же я рассудил, что, должно быть, это какая-то запоздалая компенсация за те бесконечные годы, в ходе которых Фортуна упрямо обделяла меня своим вниманием, не говоря уже о покровительстве. И тем не менее, ощущая важность события для остальных, в частности для Моники и Афины, которые, казалось, окончательно позабыли о недавних распрях, поддаваясь этому их легкому настроению, все же и я начинал мало-помалу испытывать некий душевный подъем. Когда мы приближались уже к метро, девушки заинтересовались моими планами на ближайшие выходные. Я отвечал, что планов нет, если не считать таковыми намерения поваляться в постели до обеда, а затем просто побыть в быту, аккумулируя энергию для предстоящей руководящей деятельности…

Добравшись до дому, мне отчего-то захотелось без промедлений позвонить Димасу, чтобы порассказать ему о последних зигзагах судьбы, а также пригласить их с Денисом к себе – пятница же, можно же и расслабиться немного, подумалось, отпраздновав меж делом такие дела. Однако Димас, до которого я прозвонился не сразу, без особенного энтузиазма принял мое приглашение, вернее не принял его совсем, сославшись на трудности с обработкой сложного заказа, вызывая во мне чувство умиления за свой несгибаемый и принципиальный профессионализм.

Звонить кому-либо еще я не стал, во многом потому, что сама по себе возможность побыть одному к тому времени превратилась в редкость, своего рода праздник. Правда, открывая пустой холодильник, я не обнаружил там ничего, кроме пачки сарделек и двух бутылок застарелого пива, тем и отметил, подумывая одновременно о том феномене, что даже теперь, когда я начал прилично зарабатывать и откладывать что-то в фонд светлого будущего, увы, мне так и не удалось пока свернуть с натоптанной дорожки неустроенности и неискоренимой дисгармонии. И пускай я успел уже прикупить себе новый ноутбук, кое-какой одежды и прочих приятных вещей и предметов, все это не меняло в моей биографии ровным счетом ничего.

К тому же значительную часть денег с первой получки я вновь пустил в проект «Купи у нас», испытывая определенное неудобство перед Димасом и Денисом за то, что они вкалывают там во благо нашего общего дела, а я тут, видите ли, карьеры строю на стороне – и даже, получается, немного преуспеваю. С другой стороны, вполне ясно я сознавал и то, что нынешняя их повышенная занятость, в результате которой они так плотно загружены, оплачена из моего кармана. Да и на прибыли с «Купи у нас» я не зарился, именно этим снимая с себя вину и размышляя в том ключе, что ситуация в принципе хоть и не безупречная, но вполне приемлемая, рабочая.

Пока сардельки разбухали в кастрюльке, завибрировала смска. Вообще-то я догадывался, от кого она: вариантов виделось всего два. Первой написала Моника, сообщая, что не намерена ждать до понедельника, а желает видеть меня прямо завтра, зазывая вечерком в какой-то клуб танцевального характера. И хотя я всегда крайне сдержанно относился к такому виду досуга как дрыганье телесами в толпе вертлявых незнакомцев, все-таки пошел на это: в основном из необходимости приватно переговорить с Моникой и получить от нее ответы на кое-какие вопросы. Спустя минут пять написала и Афина. Она хотела бы съездить со мной завтра в какой-нибудь пригород, все равно куда, поскольку нигде еще не бывала. Ответным сообщением я предложил перенести поездку на воскресенье, с чем та вполне и согласилась. Так выходные заполнились.

Следующим вечером мы повстречались с Моникой в центре, направляясь дворами и подворотнями в какой-то клуб, название которого так и не засело в моей памяти. В клубе все вокруг трещало, мелькало и дрожало, что мне здорово не нравилось, хотя по мере потребления коктейлей всех цветов радуги мне все же удалось выработать к этому терпимое отношение. И даже постоянно держа в уме, что я здесь для того чтобы разговорить Монику, обстановка, прямо скажем, к диалогу не располагала категорически: в гремящей кутерьме невозможно было не то что о чем-либо договориться и услышать друг друга, но и попросту расслышать встречные реплики – общались мы преимущественно языком жестов.

Уже ночью, когда на танцполе назревала какая-то свистопляска, Моника вытащила меня из толпы, чтобы уйти. Было уже за полночь, метро отключилось, и потому, взяв такси, я предложил Монике проводить ее до дома. Выяснилось, что живет она в том же районе, что и Афина, то есть на противоположном краю города, но и это, разумеется, не заставило меня взять свои слова обратно. Смутно помню еще, как мы, сидя на заднем сидении – отчего-то умирали со смеху, обнимались и целовались. Когда мы подъезжали к ее дому, я уже однозначно решил пригласить себя к ней в гости, однако Моника твердо отвергла эту идею, объясняя свой отказ тем, что дома у нее бдит папа самых строгих правил, который очень не любит выпивших, как собака. Очевидно, то обстоятельство, что сама она не слишком-то трезва, расстроить ее папу не могло; расставались мы той ночью, впрочем, куда более тепло, чем обычно. Прикидывая, что преждевременное знакомство со строгим родителем и впрямь нисколько не вписывается в архитектуру событий, я велел таксисту разворачиваться и мчать через город в обратную сторону, переключившись на вычисление примерной стоимости всех этих переездов, с учетом ночной наценки, и перебирая в уме сценки уходящего в историю вечера.

Воскресным полднем мы списались с Афиной, я предложил выбраться в любимый пригород, да и погода в тот день выдалась вполне благоволящей, задумчивой и глубокомысленной, как сама Афина. Сделав круг вокруг пруда в парке, болтая по мелочам о различных культурах и субкультурах, я предложил передохнуть, присев на скамейку. В тот трогательный миг мне сделалось невыносимо стыдно перед ней: за то, что вчерашний вечер я провел с ее соперницей, изо всех сил умалчивая теперь об этом и оправдывая себя тем, что и сам-то минувший вечер запомнил не во всех нюансах и деталях, упустив в какой-то момент контроль над еще происходящим и уже произошедшим.

Мало-помалу я подвел разговор с Афиной к волнующей меня теме. Разоткровенничавшись и как бы пытаясь уравновесить систему своей откровенностью, я поведал Афине о письме Моники, о его содержании и тамошних умозаключениях… Она смотрела на меня в священном ужасе, словно бы это я сам обвиняю ее в каких-то непотребствах и кознях, приписывая ей те качества, которых за ней нет и быть не может…

Выслушав меня предельно сосредоточенно, Афина решительно опровергла обвинения Моники, время от времени охая и ахая, дескать, и подумать не могла, что у той настолько остро развита склочность и склонность к интригам. Здесь у меня зрел соблазн порасспросить все-таки и про Нину Иоанновну, и про то секретное досье – что в нем значится еще, однако вслушиваясь в ее музыкальный голос, всматриваясь в умные глаза, я лишь укреплялся во мнении, что ну не может столь милое создание врать мне с три короба, да и опять же – ЗАЧЕМ?!?

Не оставалось никаких сомнений, что я вновь заплутал в трех сосенках отношений к двум этим барышням, снова они обе нравились мне, каждая по-своему, но в то же время я не мог определить еще, кто из них ведет со мной какую-то свою игру, и главное – для чего, а кто же говорит чистую правду…

Ощутив, что заметно похолодало, а Афина начала мерзнуть, я увел прогулку в сторону вокзала.