Читать книгу Клеопатра. Форестер - Антон Вячеславович Фукалов - Страница 13

Сила, мощь, непобедимое – это то, чем обладает, имеющий Мысль, философия любимая наука Бога. Сила – это сказать, подумать, это меняет всё, события идут потом.

Бессилие от катастроф – это последствия мысли. А Мысль Теоса – это то, что формирует Бытие.

Если когда-нибудь вы бы повстречали Бога, вы подумали, что это человек, а как иначе он проявит смирение?

Сила в Мысли. Мысль же питает гениев и пророков, любой пророк от гениальности.

Бог и ангел

Если и увидит ангела во плоти человека – не поверит. Если увидел Адам Бога, прогуливающегося по Эдемскому саду во плоти человека (ведь Он любит гулять), то не верит, что это ВСемогущий, прячется, стыдится, потому что чувствует неверность, что вроде Бог, а вроде и не бог. И не поверят. И много ещё тайн скрывает Тора и не только Тора.

Они строят прогнозы, после сказанного им, они осчастливлены и всё равно рыдают, но всё это закончится, ведь придёт гений с мечом из уст и уничтожит зло. И забудут все эти времена и всё станет хорошо.

НО много ли войдёт из этого мира в рай? Очень мало. ИЗ 8 миллиардов очень мало. Что таить и обнадёживать. Потому что слово ничего не значит для них. Для них пусто, если даже гениально.

Героическое сознание пророка

Гейдар Джемаль много говорил о данном, у него есть превосходная работа «Революция пророков». Я попробую сказать нечто своё.

Пророк – это не какой-то небожитель, который в рамках лексикона современности конвертирует мысль.

Пророк, мессенджер – это осчастливленный рукой Божьей. Этот тот, кого выбрали просто так.

Принцип «просто так» самый главный принцип, в нём больше всего любви.

А то, что выбранный «просто так» оказывается легальным гением, говорит о том, что фабула Пушкина «гениальность и злодейство не совместимы» здесь работает, как и в его поэтическом произведении «пророк». Они очень близки.

Итак, пророк в своей тотальной мысли приходит к трём парадоксам: всё не очевидно, вечность есть, конечность может быть возлюбленной через времена и эпохи того, что далеко укатится от современных автомобилей и суетных бесед. И может быть ещё…

Может быть и сам Бог не всё знает? Это ведь не вольность мысли. Это указание на то, что Бог есть всё. Восстань пророк, разве ты пророк?

Гении наивного знания

Бытует мнение, что некоторые гении были наивны в своих размышлениях. Что Аристотель с его теорией плоской Земли или Гиппократ с его мыслью, что ребёнок рождается после 9 месяцев, потому что ему не хватает питания в теле матери, и так далее. Много было идей, Галилей и идея мучения демонов на звёздах, и другие.

Но всё не так наивно, как декламируется, потому что это были гении, которые как творения Бога, могли ошибаться в чём-то.

Вклад Гиппократа неоценим, как и Аристотеля, как и Галилея. Они соответствовали своей эпохе и намного вперёд предвосхитили то, что будет в других форматах.

Они не наивны. Они реально великие для всего времени, просто в рамках языка их времени и с некоторым количеством ошибок и того, что ещё не проверено и не доказано. Поэтому никаких наивных гениев нет.

В конце концов, читая Мирча Элиаде, хотя бы, мы можем увидеть анализ равенства исторических форматов жизни.

Что есть любовь?

Апофеоз не беспочвенности

На вопрос о любви можно смотреть с разных позиций. От гормонально-инстинктивной до философски-литературоведческой. Но любовь это ни то, и ни другое, если только отчасти, когда мы говорим об абсолютной эпистеме данного понятия.

Любовь потому настолько непонятное и противоречивое понятие, что в отличие от других чувств, она имеет две субъектные рострльности.

Потому пул рассмотрения любви – интегративный. Любовь namber one – это любовь мужчины и женщины, которая является обычным случаем феминной и мускулинной реализации в суперсистеме «семья». Это первая реализация любви, которая ничего общего не имеет с аморическими силами, которые прорицали аватары Афродиты и прочих суперсуществ древней мифологии.

Любовь namber two – это то, что не обязательно, но иногда входит в не слитную, но единую с первым случаем эпитафию жизни конкретного человека, её содержание в целом.

Это любовь пассиональная или пассионарная, страстная, которая формализует романтику, эрос и вообще то, что выражено в формуле поэта: «Любить – вбежать внутрь двора и с утра до ночи рубить дрова». Примерно такая цитата Маяковского, которая, как мне кажется, отражает не материальную часть, а вообще ту экзистенцию и паттерн армагедонической импульсивности, которые концентрирует в себе amore.

Потому аутентичной интериоризированной фабулой любви является любовь, имеющая контент двойственности рационального и иррационального.

Мы часто думаем: а какая любовь есть настоящая единственная? Идея о первой и последней истинной любви – это татуаж Европы, который был воспет рыцарями, боровшимися за сердце прекрасной дамы, это Шекспир и многие другие консюмеры экстатической силы момента. В то время как любовь, о чём в итоге нас учит история – это то, что определяется высшим Началом. Никакие усилия не создадут никакой любви. Только спектр эонической и сверхсущей локации может конституировать человека в двоичной любви, в силу уникальности именно числа 2. Известно, что в некоторых традициях чётные числа являются женскими. Но современный западный мир отошёл от любого понятия, связанного с Логосом, Теосом и вообще не человеческим фактором, а память о присутствии сверхначала в любви осталась. Отсюда то, что мы видим, катаясь где-нибудь по Нью-Йорку или Канзас-Сити: безусловный интерес, почти в духе «инь-янь», но постоянный вакуум и дефицит фиксированного этернального, спиритуального и контрсубъектного состояния ощущения праздника законченного рисунка любви.

Тема любви требует слов, разных, потому что любовь – это больше, чем знание, больше, чем общение, больше, чем необычное, и прочее, любовь – это героическая тайна человека, который что-то начинает понимать в жизни.

Итак, любовь утеряна, она спущена в безвоздушное пространство энергиями профанного, чуждающегося генезиса красоты, натуралезы и вообще удивительного.

Любовь при этом есть возможность. Она не может пропасть. Она факт инструментария и элементов континуума персональных деятелей социума. Над ней смеются, но это смех малого уровня, не великий смех Вольтера и не Демокритовский страшный смех, это смех банального нивелированного и деконструированного «не Я».

Но любовь заслуживает слов.

Пример любви в истории, самый лучший с моей точки зрения, пример самой парадоксальной, неординарной и герменевтической, понимающей, познавательной любви – это любовь Сёрена Кьеркегора к Регине Ольсен. Известная история. Не до конца отрефлексированная и вскрытая в своих кодах и подводных камнях. Кьеркегор, с точки зрения одного исследователя, увлёкся другой, поэтому оставил Регину. Я думаю весь драматизм этой любви открыт в дневниках Кьеркегора, в той мысли, что у него, как у непревзойдённого лимитирующего и инфернального «Себя» не может быть навсегда то, что навсегда его. Это великий диссонанс и канитель, катавасия, шайтанические ветры, можно назвать как угодно. Но это и есть любовь.

Таким образом, думающий, решает для себя, что есть любовь, а тот, кто эгрегор или, что лучше, ангел света любви – любит провиденциально. Для находящихся на других этажах реальности любви нет, либо она не заслуживает разговора и сводится к фантомному излишнему, любо она симплементарно просто любовь. Впрочем, это не отменяет иронии фортуны над теми, кто вне дискурса.