Читать книгу Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том I - Аркадий Казанский - Страница 9
La Commedia di Dante Alighieri
INFERNO – Canto II. АД – Песня II
Сомнения Данте – Ответ Вергилия
ОглавлениеLo giorno se n'andava, e l'aere bruno
toglieva li animai che sono in terra
da le fatiche loro; e io sol uno [3]
m'apparecchiava a sostener la guerra
sì del cammino e sì de la pietate,
che ritrarrà la mente che non erra. [6]
День уходил, и неба воздух темный
Земные твари уводил ко сну
От их трудов; лишь я один, бездомный, [3]
Приготовлялся выдержать войну
И с тягостным путем, и с состраданьем,
Которую неложно вспомяну. [6]
На земле наступила вторая ночь приключений Данте – с 9 на 10 января 1743 года. Полная Луна в эту ночь проходит в созвездии Близнецы.
Темнота уводит ко сну земных тварей, а торжествующие звери Звёздного Неба только собираются на выход. Прошёл первый день после ночной встречи поэта с Вергилием – Геркулесом. Ночь спускается, все собираются на покой, только он не может, бездомный, сомкнуть глаз, приготовляясь к архитягостному пути. Бежать предстоит по ночам, пережидая дневное время в надёжных местах; предстоит фактически военный поход, со всеми тягостями и лишениями, полный сострадания к мукам людей, встречающихся на пути.
В дни Рождества Христова воюющими сторонами объявлено о временном прекращении военных действий – Рождественское перемирие, что облегчает ему бегство.
O muse, o alto ingegno, or m'aiutate;
o mente che scrivesti ciò ch'io vidi,
qui si parrà la tua nobilitate. [9]
О Музы, к вам я обращусь с воззваньем!
О благородный разум, гений свой
Запечатлей моим повествованьем! [9]
Данте обращается с воззванием к Музам, прося их выбрать благородный разум, который направит свой гений, чтобы снять печати с его повествования. Это – призыв к потомкам и его духовное завещание; изложение его страстного желания быть услышанным в веках, ведь не зря же он предпринял столь тяжёлый труд!
Io cominciai: «Poeta che mi guidi,
guarda la mia virtù s'ell» è possente,
prima ch'a l'alto passo tu mi fidi. [12]
Tu dici che di Silvïo il parente,
corruttibile ancora, ad immortale
secolo andò, e fu sensibilmente. [15]
Però, se l'avversario d'ogne male
cortese i fu, pensando l'alto effetto
ch'uscir dovea di lui, e «l chi e «l quale [18]
non pare indegno ad omo d'intelletto;
ch'e» fu de l'alma Roma e di suo impero
ne l'empireo ciel per padre eletto: [21]
la quale e «l quale, a voler dir lo vero,
fu stabilita per lo loco santo
u» siede il successor del maggior Piero. [24]
Per quest'andata onde li dai tu vanto,
intese cose che furon cagione
di sua vittoria e del papale ammanto. [27]
Я начал так: «Поэт, вожатый мой,
Достаточно ли мощный я свершитель,
Чтобы меня на подвиг звать такой? [12]
Ты говоришь, что Сильвиев родитель,
Еще плотских не отрешась оков,
Сходил живым в бессмертную обитель. [15]
Но если поборатель всех грехов
К нему был благ, то, рассудив о славе
Его судеб, и кто он, и каков, [18]
Его почесть достойным всякий вправе:
Он, избран в небе света и добра,
Стал предком Риму и его державе, [21]
А тот и та, когда пришла пора,
Святой престол воздвигли в мире этом
Преемнику верховного Петра. [24]
Он на своем пути, тобой воспетом,
Был вдохновлен свершить победный труд,
И папский посох ныне правит светом. [27]
Обращаясь к Вергилию, поэт рассматривает пример своего предшественника, сошедшего в Ад – царя Энея, родоначальника рода Сильвиев, от которых пошёл род Римских императоров, который в «Энеиде» Вергилия (Эн., VI, 236—899), спускался в подземную обитель теней, где его отец – Анхиз показал ему души великих потомков его сына – Аскания Юла, поощряя завоевать и основать новую державу в Италии – Латинию – предшественницу Римских империй.
Данте терзают сомнения: хватит ли у него гения и сил для свершения столь великого подвига – пройдя путём Энея, спуститься в Ад (Тартар) и пройти его кругами? Он задаётся вопросом: – «Если Поборатель всех грехов – Христос был благ к Энею, не было ли это исключительно в силу тех великих судеб, к которым был предназначен Эней?». Сегодня – говорит он: – всякий почтёт Энея достойным этого великого подвига, зная, что тот был избран свыше, чтобы стать предком Риму и Римской Империи. Поэт считает, что это стало для Энея возможным только по одной причине: – Рим и Римская Империя были созданы, чтобы стать подножием Святого престола Римских пап – преемников Святого апостола Петра – первого папы Римского.
По словам Данте, результаты подвига, совершенного Энеем и воспетого Вергилием налицо: – «Папский посох ныне правит светом!» Здесь он выдаёт желаемое за достигнутое, но в конце его жизни, после разгрома императора Наполеона I Бонапарта и создания Священной Лиги христианских государств Российским императором Александром Павловичем I Благословенным, цель была заманчиво близка. Сегодня я вижу: эта цель не достигнута и достигнута не будет. Воинствующая папская Церковь, путём завоеваний и компромиссов, подавления и ослабления Реформации, просвещения и принуждения развивающихся стран, колонизации практически всего мира странами Европы в XVI – XIX веках, разнузданного геноцида народов, не пожелавших подчиниться навязываемой им христианской морали, сильно расширила сферу своего влияния в населённом мире. Чего стоит только колонизация Северной Америки английскими и французскими колонистами, произведённая ими в течении XVIII века, и встречная колонизация Евразии новообразованной Российской Империей, захлестнувшая даже часть Северной и Южной Америки, в частности, Аляску, Калифорнию, Перу, также произведенная в XVIII веке.
Однако, цель Священной Лиги: сделать центральной властью над миром власть папы Римского – царя царей, назначающего и отправляющего в отставку правителей всех стран, не сбылась, хотя имперские амбиции сегодняшних лидеров христианского мира – США и ЕС до сих пор незыблемо стоят на позициях, обозначенных ещё в XVI веке иезуитами во главе с Игнатием де Лойолой, принятых на вооружение тогда же папской Католической Церковью и закреплённых в решениях Священной Лиги во главе с императором Российской империи Александром I Благословенным, созданной после разгрома Французской империи Наполеона I Бонапарта в XIX веке.
Finis sanctiflcat media – («Цель оправдывает средства») – вот лозунг и сегодняшних продолжателей дела иезуитов.
Andovvi poi lo Vas d'elezïone,
per recarne conforto a quella fede
ch» è principio a la via di salvazione. [30]
Ma io perché venirvi? o chi «l concede?
Io non Enëa, io non Paulo sono:
me degno a ciò né io né altri «l crede. [33]
Per che, se del venire io m'abbandono,
temo che la venuta non sia folle.
Se» savio; intendi me» ch'i» non ragiono». [36]
Там, вслед за ним. Избранный был Сосуд,
Дабы другие укрепились в вере,
Которою к спасению идут. [30]
А я? На чьем я оснуюсь примере?
Я не апостол Павел, не Эней,
Я не достоин ни в малейшей мере. [33]
И если я сойду в страну теней,
Боюсь, безумен буду я, не боле.
Ты мудр; ты видишь это все ясней». [36]
Данте вспоминает, что из Христианских апостолов в Ад спускался только апостол Павел, которого в книге «Деяния Апостолов» называют «Избранный Сосуд», своей воинствующей проповедью создававший, расширявший и укреплявший папскую власть. Следовательно, ему самому предстоит стать вторым, после апостола Павла христианином, спускавшимся в Ад (Тартар).
Он смиренно признаёт себя недостойным такой миссии. В самом деле: он не апостол Павел, не Эней и не Геркулес. Он даже не знает, чей пример принять за основу и взять в качестве руководства при свершении столь великой миссии. Он боится, спустившись в страну теней, стать безумным и просит пояснений у Вергилия. Здесь я отмечаю: сам Вергилий вместе с Данте впервые лично спускается в Ад; в Энеиде, отправив царя Энея в Ад, он не отмечает, что сопровождал его в этом предприятии.
«Схождение в Ад и прохождение Данте кругами Ада, Чистилища и Рая» – суть поэтические аллегории. Маршрут Величайшего Поэта по Звёздному Небу, который я обнаружил в тексте Комедии, является прямым зашифрованным отражением маршрута его многомесячного путешествия по Земле и воде, предпринятого Данте для решения конкретной жизненно важной задачи; в итоге же он является отражением всей его жизни.
Я ставлю перед собой конкретную исследовательскую задачу: – «Руководствуясь пониманием смысла использования тех или иных поэтических приёмов; расследовав путь Данте по Звёздному Небу, восстановить путь странствий поэта по Земле и воде, начертив карты его путешествий».
E qual è quei che disvuol ciò che volle
e per novi pensier cangia proposta,
sì che dal cominciar tutto si tolle, [39]
tal mi fec“ïo „n quella oscura costa,
perché, pensando, consumai la «mpresa
che fu nel cominciar cotanto tosta. [42]
«S'i» ho ben la parola tua intesa»,
rispuose del magnanimo quell'ombra,
«l'anima tua è da viltade offesa; [45]
la qual molte fïate l'omo ingombra
sì che d'onrata impresa lo rivolve,
come falso veder bestia quand'ombra. [48]
И словно тот, кто, чужд недавней воле
И, передумав в тайной глубине,
Бросает то, что замышлял дотоле, [39]
Таков был я на темной крутизне,
И мысль, меня прельстившую сначала,
Я, поразмыслив, истребил во мне. [42]
«Когда правдиво речь твоя звучала,
Ты дал смутиться духу своему, —
Возвышенная тень мне отвечала. – [45]
Нельзя, чтоб страх повелевал уму;
Иначе мы отходим от свершений,
Как зверь, когда мерещится ему. [48]
На тёмной крутизне ночного Звёздного Неба поэта терзают сомнения: – то воля приказывает предпринять задуманное, то рассудок рекомендует бросить это предприятие. Поразмыслив, он решает не предпринимать столь тяжкий путь, положившись на произвол судьбы.
Вергилий отвечает: правдивость речи Данте смущает его дух. Мы, говорит он – мыслящие существа, а не звери, которые не могут преодолеть страх, инстинктивно уходя от любой кажущейся опасности.
Da questa tema acciò che tu ti solve,
dirotti perch'io venni e quel ch'io «ntesi
nel primo punto che di te mi dolve. [51]
Io era tra color che son sospesi,
e donna mi chiamò beata e bella,
tal che di comandare io la richiesi. [54]
Lucevan li occhi suoi più che la stella;
e cominciommi a dir soave e piana,
con angelica voce, in sua favella: [57]
Чтоб разрешить тебя от опасений,
Скажу тебе, как я узнал о том,
Что ты моих достоин сожалений. [51]
Из сонма тех, кто меж добром и злом,
Я женщиной был призван столь прекрасной,
Что обязался ей служить во всем. [54]
Был взор ее звезде подобен ясной;
Ее рассказ струился не спеша,
Как ангельские речи, сладкогласный: [57]
Вергилий сообщает Данте, как он сам узнал, что поэт достоин столь высокой, но опасной миссии. Душа Вергилия, находящаяся после смерти в Лимбе (между добром и злом) в сонме мириадов душ, была призвана женщиной, прекрасной настолько, что он обязался ей служить во всём. Он восторженно описывает красоту женщины.
Обратившись к Карте Звёздного Неба, нахожу эту женщину. Созвездие Дева [Рис. А II. 1], со своей ярчайшей звездой – Спика, следующее, после созвездия Лев, созвездие Зодиака.
«O anima cortese mantoana,
di cui la fama ancor nel mondo dura,
e durerà quanto «l mondo lontana, [60]
l'amico mio, e non de la ventura,
ne la diserta piaggia è impedito
sì nel cammin, che vòlt» è per paura; [63]
e temo che non sia già sì smarrito,
ch'io mi sia tardi al soccorso levata,
per quel ch'i» ho di lui nel cielo udito. [66]
Or movi, e con la tua parola ornata,
e con ciò c'ha mestieri al suo campare,
l'aiuta, sì ch'i» ne sia consolata. [69]
«О, мантуанца чистая душа,
Чья слава целый мир объемлет кругом
И не исчезнет, вечно в нем дыша, [60]
Мой друг, который счастью не был другом,
В пустыне горной верный путь обресть
Отчаялся и оттеснен испугом. [63]
Такую в небе слышала я весть;
Боюсь, не поздно ль я помочь готова,
И бедствия он мог не перенесть. [66]
Иди к нему и, красотою слова
И всем, чем только можно, пособя,
Спаси его, и я утешусь снова». [69]
Женщина обращается к чистой душе мантуанца Вергилия, слава которого, как автора «Энеиды», облетела Землю и пребудет вечно. Она говорит о Данте, как о друге, которого постигло несчастье, который отчаялся обрести путь, предназначенный ему, оттеснённый с него испугом. В своём небе она услышала такую весть и теперь боится только одного: не поздно ли посылает ему помощь, ведь он мог и не перенести тяжких бедствий. Она умоляет Вергилия, тотчас же отправиться к поэту и своим красноречием убедить его отправиться в опасный путь, пособив делом, спасти его, иначе она будет безутешна.
В какой горной пустыне должен был обрести верный путь Данте? Обращаясь к времени – XVIII век и месту действия – Европа, я предполагаю, что ему был предназначен путь кардинальского, а впоследствии и папского служения – «Верного пути в пустыне горной».
Мог ли поэт стать понтификом? А может (учитывая жанр пророчеств Комедии, уснащенный большим количеством упоминаний о понтификах, которые, на самом деле – перемещение уже свершившихся событий в прошлое и придание им статуса «пророчества»), Данте и стал впоследствии понтификом? А если и стал им, то кем именно? Это уже конкретный вопрос.
Список пап и антипап, заботливо размещённый в Интернете, у меня под рукой. Ясно, что в 1743 году Данте ещё не был понтификом; диапазон времени, когда он мог им стать, простирается до 1815 года, учитывая его указание на разгром Наполеона I. Пройдясь по списку из трёх возможных кандидатов, выделяю одного, учитывая время его рождения и годы понтификата.
Пий VI (Джананджело граф Браски; 27 декабря 1717 года (17171227) – 29 августа 1799 года, Валанс, Франция) – понтифик с 15 февраля 1775 года. Именно с понтификата Пия VI отсчитывается начало т. н. «Эпохи Пиев».
Этот папа, родившийся в 1717 году, вполне мог дожить до 1815 года; в 1799 году он не умер, как окончили свой понтификат большинство пап, а был смещён и изгнан с трона будущим императором Франции – генералом Наполеоном Бонапартом, поэтому к Наполеону у папы были свои счёты. После своего смещения он был отправлен в ссылку во Францию, в город Валанс, и там, через год – «умер». Спрашиваю: что делал папа Римский, смещённый правителем Франции именно там, а не в какой-либо иной стране?
Оказывается, область, находящаяся в нижнем течении реки Рона, где находятся города Валанс и Авиньон, до 1799 года принадлежала Папской области и была отторгнута от неё в пользу Франции генералом Наполеоном в том же году и с этого времени входит в состав Франции. С какого же времени эта область и город Авиньон принадлежали папам?
Учитывая обнаруженный мною «сдвиг Данте», переношусь на четыре с лишним столетия назад и сразу попадаю в то время, когда папский трон был перенесен в Авиньон, и началось «Авиньонское пленение пап», продолжавшееся 69 лет.
Из академической статьи:
Авиньонское пленение пап – период с 1309 по 1378 годы, когда резиденция глав Католической Церкви находилась не в Риме, а в Авиньоне. В 1309 году, папа Климент V (француз), ставший папой вскоре после поражения папы Бонифация VIII в конфликте с королём Франции Филиппом IV Красивым, переехал в Авиньон. Этот город, принадлежавший графам Прованса, папа Климент VI выкупил в 1348 году в свою собственность. В Авиньоне папы чувствовали себя в гораздо большей безопасности, чем в беспокойном Риме, где происходили острые конфликты между аристократическими родами. К тому же Папское государство в центре Италии тогда фактически распалось.
К Авиньонскому периоду относится правление пап:
Климент V (француз Раймон Бертран де Го) : 1305—1314 годы;
Иоанн XXII (француз Жак де Юэз) : 1316—1334 годы;
Бенедикт XII (француз Жак Фурнье) : 1334—1342 годы;
Климент VI (француз Пьер Роже де Бофор-Тюренн) : 1342—1352 годы;
Иннокентий VI (француз Козимо Этьен Обер) : 1352—1362 годы;
Урбан V (француз Гильом де Гримор: 1362—1370 годы;
Григорий XI (француз Пьер Роже де Бофор) : 1370—1378 годы.
Авиньонский период в истории папства мало напоминал реальный плен, скорее это было сотрудничество пап с сильными французскими королями. Все папы этого периода были французами (точнее, окситанцами), французское большинство было и в коллегии кардиналов, избиравших пап. Немало кардиналов служило ранее при королевском дворе. Папы выполняли важные дипломатические миссии в пользу французского короля, были исполнителями его воли.
К этому времени папство утратило былую роль в политической жизни Европы. Однако как внутрицерковный институт оно усилилось. Власть пап в церкви приобрела поистине монархический характер. Епископы и аббаты отныне не избирались местным духовенством и монахами, а назначались папами. Значительно увеличились доходы папской казны, был создан центральный финансовый орган папской администрации. С помощью непомерно разросшегося бюрократического аппарата своей курии папы контролировали все сферы церковной жизни.
Итальянский гуманист Петрарка, побывавший в Авиньоне и резко осуждавший невиданную роскошь папского двора, охарактеризовал пребывание пап в этом городе как «вавилонский» плен.
В 1377 году Григорий XI вернулся в Рим. На этом закончилось «Авиньонское пленение пап», но не история папства в Авиньоне. После кончины папы Григория, в 1378 году, кардиналы, недовольные его преемником Урбаном VI, избрали антипапу Климента VII, который вернулся в Авиньон. Так уже через год после окончания «Авиньонского пленения» начался Великий западный раскол, когда и в Авиньоне, и в Риме находились конкурирующие папы, разделившие между собой весь Католический мир. Преемником Климента VII был Бенедикт XIII, низложенный и отлучённый Констанцским собором в 1417 году, после чего бежал в родную Испанию. Он и был последним авиньонским папой.
Почему я обращаю внимание на «Авиньонское пленение пап»? Потому, что на период этого «пленения» приходилась большая часть жизни Данте и его современника, Петрарки. Судите сами – по моим расчётам, Данте после 1743 года прожил 72 года, дожив до 1815 года.
Если датировать начало написания Комедии 1299 годом, приплюсовав к этой дате 72 года, я получаю 1371 год – период жизни Данте покрывает собой практически весь срок «Авиньонского пленения пап», а ведь в Комедии об этом прямо ничего не говорится, хотя указания на нахождение папской резиденции в Авиньоне встречаются часто.
Авиньон не пропал из папской короны до 1799 года, а, учитывая, что период «Авиньонского пленения пап» совпадает со временем жизни Данте, я задумываюсь: «Верно ли я понимаю историю этого „пленения“?» В связи с новым пониманием времени жизни Данте, необходимо заново осмыслить и время жизни его великого современника – поэта и гуманиста Петрарки.
Из академической статьи:
Франческо Петрарка (1304—1374 годы) – итальянский поэт, глава старшего поколения гуманистов, один из величайших деятелей итальянского Проторенессанса, ученик Варлаама Калабрийского.
Если считать, что Данте начинает писать Комедию в 1299 году, получается, что Петрарка ещё не родился к этому времени. Более того, он не мог его знать, если бы умер в 1321 году, когда Петрарке исполнилось всего 17 лет.
Петрарка родился 20 июля 1304 года, в Ареццо, где нашёл себе убежище его отец, флорентийский юрист Пьетро ди сер Паренцо (прозвище Петракко), изгнанный из Флоренции – одновременно с Данте – за принадлежность к партии «белых». После долгих скитаний по небольшим городам Тосканы родители девятилетнего Франческо переселились в Авиньон, а затем его мать – в соседний Карпантра.
По выходе из университета он не стал юристом, а был посвящён в священники, чтобы найти средства к жизни, так как по наследству от отца он получает только рукопись сочинений Вергилия. Поселившись в Авиньоне при папском дворе, Петрарка вступил в духовное звание и сблизился с могущественной фамилией Колонна, один из членов которой, Джакомо, был его университетским товарищем, а в следующем (1327 году) впервые увидел Лауру, неразделённая любовь к которой составила главный источник его поэзии и послужила одной из причин его удаления из Авиньона в уединённый Воклюз.
Даже Лауру Петрарка увидел, когда Данте якобы уже не было в живых.
Покровительство Колонна и литературная известность доставили ему несколько церковных синекур; он приобрёл домик в долине речки Сорги, где с перерывами прожил 16 лет (1337—1353 годы). Между тем письма Петрарки и его литературные произведения сделали его знаменитостью, и он почти одновременно получил приглашение из Парижа, Неаполя и Рима принять коронование лавровым венком. Петрарка выбрал Рим и был торжественно венчан на Капитолии лавровым венком (1341 год).
Вот вам и анахронизм: Рим в запустении, папского двора в нём нет, а Петрарка выбирает Рим для получения венка поэта!
Прожив около года при дворе пармского тирана Аццо ди Корреджио, он снова вернулся в Воклюз. Мечтая о возрождении величия древнего Рима, он стал проповедовать восстановление римской республики, поддерживая авантюру «трибуна» Кола ди Риенци (1347 год), что испортило его отношения с Колонна и побудило переселиться в Италию. После двух продолжительных путешествий по Италии (1344—1345 и 1347—1351 годы), где он завязал многочисленные дружеские связи (в том числе с Боккаччо), Петрарка навсегда покинул Воклюз в 1353 году, когда на папский престол вступил Иннокентий VI, считавший Петрарку волшебником, ввиду его занятий Вергилием.
Последние годы жизни Петрарка провёл при дворе Франческо да Kappapa, отчасти в Падуе, отчасти в загородной деревеньке Арква, где и умер в ночь с 18 на 19 июля 1374 года, не дожив одного дня до своего 70-летия. Его нашли утром за столом, с пером в руке над жизнеописанием Цезаря. На местном кладбище красуется памятник из красного мрамора, поставленный поэту его зятем Броссано, бюст же воздвигнут в 1667 году.
Сравниваю дату смерти Франческо Петрарки – 1374 год и 1371 год (вычисленный мной для смерти Данте), я вижу, что они были полными современниками.
Если латинские произведения Петрарки имеют больше историческое значение, то мировая слава его как поэта основана исключительно на его итальянских стихах. Сам Петрарка относился к ним с пренебрежением, как к «пустякам», «безделкам», которые он писал не для публики, а для себя, стремясь «как-нибудь, не ради славы, облегчить скорбное сердце». Непосредственность, глубокая искренность итальянских стихов Петрарки обусловила их громадное влияние на современников и позднейшие поколения.
Петрарка написал две автобиографии: одна, неоконченная, в форме письма к потомству («Epistola ad posteros») излагает внешнюю историю автора, другая, в виде диалога Петрарки с блаженным Августином – «О презрении к миру» («De contemptu mundi» или «De secreto conflictu curarum suarum», 1343 год), изображает его нравственную борьбу и внутреннюю жизнь вообще. Источником этой борьбы служит противоречие между личными стремлениями Петрарки и традиционной аскетической моралью; отсюда особый интерес Петрарки к этическим вопросам, которым он посвятил 4 трактата («De remediis utriusque fortunae», «De vita solitaria» («Об уединённой жизни»), «De otio religioso» («О монашеском досуге») и «De vera sapientia» («Об истинной мудрости»). В поединке с Августином, олицетворяющим религиозно-аскетическое мировоззрение, побеждает всё же гуманистическое миросозерцание Петрарки.
Оставаясь строго верующим католиком, Петрарка в этих трактатах, а также в переписке и других произведениях, старается примирить свою любовь к классической литературе (латинской, так как по-гречески Петрарка не научился) с церковной доктриной, причём резко нападает на схоластов и на современное ему духовенство.
Особенно – в «Письмах без адреса» («Epistolae sine titulo»), переполненных резкими сатирическими выпадами против развратных нравов папской столицы – этого «нового Вавилона».
Эти письма составляют четверокнижье, все из них адресованы то реальным, то воображаемым лицам – своеобразный литературный жанр, навеянный письмами Цицерона и Сенеки и пользовавшийся огромным успехом как вследствие их мастерского латинского слога, так и в силу их разнообразного и актуального содержания.
Меньшее значения имеют речи Петрарки, произнесённые им при разных торжественных случаях, его описание достопримечательностей на пути от Генуи до Палестины («Itinerarium Syriacum») и латинская поэзия – эклоги, в которых он аллегорически изображает события из своей личной жизни и современной ему политической истории («Bucolicum carmen in XII aeglogas distinctum»), эпическая поэма «Африка», где воспеваются подвиги Сципиона, покаянные псалмы и несколько молитв.
Значение Петрарки в истории гуманизма заключается в том, что он положил основание всем направлениям ранней гуманистической литературы с её глубоким интересом ко всем сторонам внутренней жизни человека, с её критическим отношением к современности и к прошлому, с её попыткой найти в древней литературе основание и опору для выработки нового миросозерцания и оправдания новых потребностей.
Вплоть до начала XX века наиболее полным собранием сочинений Петрарки были «Opera omnia», изданные в Базеле в 1554 году.
В XIX веке лучшим изданием его переписки считалось издание Fracassetti, «Epist. famil. et variae» (Флоренция, 1854—1863 годы; в итальянском переводе с многочисленными примечаниями: Флоренция, 1863—1867 годы). Полное издание биографий знаменитых людей дал Razzolini (Болонья, 1874 год); речи Петрарки изданы Hortis («Scritti inediti F. Р.», Триест, 1874 год); лучшее издание не любовных стихотворений Петрарки – Carducci («Rime di F. P. sopra argomenti morali e diversi», Ливорно, 1876 год). Кроме утраченной комедии Петрарки «Philologia», ему приписываются находящиеся в рукописях: «Vita Senecae», «Sententia de Terentii vita», «De casu Medeae» и «Comoedia super destructionem Caesenae».
По случаю шестисотлетнего юбилея Петрарки законом Итальянского королевства №365 от 11 июля 1904 была учреждена комиссия по изданию его произведений (La Commissione per l’Edizione Nazionale delle Opere di Francesco Petrarca), ставящая своей целью критическое издание всех произведений Петрарки. В её работе принимали участие ведущие филологи Италии, в том числе В. Росси (первый президент) и Дж. Джентиле. Первой, в 1926 году, была издана поэма «Африка», за ней последовали письма. Комиссия продолжает свою работу и в XXI веке, в настоящее время её президентом является Микеле Фео.
Только в 1904 году была учреждена комиссия по изданию произведений Петрарки, и только в XIX веке изданы лучшие издания его произведений и переписки. В свете моего исследования это вполне естественно. А одинокое издание 1554 года вызывает у меня большие сомнения в его существовании и правильной датировке.
Пока оставлю Петрарку, но прошу тебя, дорогой мой Читатель, запомнить сказанное – оно нам ещё пригодится в нашем исследовании.
I» son Beatrice che ti faccio andare;
vegno del loco ove tornar disio:
amor mi mosse, che mi fa parlare. [72]
Quando sarò dinanzi al segnor mio,
di te mi loderò sovente a lui».
Tacette allora, e poi comincia» io: [75]
Я Беатриче, та, кто шлет тебя;
Меня сюда из милого мне края
Свела любовь; я говорю любя. [72]
Тебя не раз, хваля и величая,
Пред господом мой голос назовет.
Я начал так, умолкшей отвечая: [75]
Женщина представляется Вергилию, как Беатриче, возлюбленная Данте, говорит, что её из милого ей края к нему свела Любовь, и она говорит, любя. При этом она представляет себя, как пришедшую из милого ей края, а не с небес.
Дорогой мой читатель! Существуют ли более сильные аргументы, чтобы побудить мужчину к подвигу, чем призыв к служению Прекрасной Даме? Комедия здесь переходит в разряд Рыцарского Романа.
Беатриче клянётся: её голос не раз назовёт перед Господом имя Вергилия, хваля и возвеличивая его. Это не пустая клятва. Согласно законам жанра, Господь может из любого круга Ада, либо Чистилища, призвать к себе, в небесный Рай и поселить в Райских кущах любую душу. Всё что для этого нужно – вознести молитвы Господу. Чем больше молитв дойдёт до Господа, тем быстрее будет принято такое решение. Это – основной механизм и пряник Христианской веры, равно и других вер, такой же, как и кнут – Ад.
«O donna di virtù sola per cui
l'umana spezie eccede ogne contento
di quel ciel c'ha minor li cerchi sui, [78]
tanto m'aggrada il tuo comandamento,
che l'ubidir, se già fosse, m» è tardi;
più non t» è uo» ch'aprirmi il tuo talento. [81]
Ma dimmi la cagion che non ti guardi
de lo scender qua giuso in questo centro
de l'ampio loco ove tornar tu ardi». [84]
«Единственная ты, кем смертный род
Возвышенней, чем всякое творенье,
Вмещаемое в малый небосвод, [78]
Тебе служить – такое утешенье,
Что я, свершив, заслуги не приму;
Мне нужно лишь узнать твое веленье. [81]
Но как без страха сходишь ты во тьму
Земного недра, алча вновь подняться
К высокому простору твоему?» [84]
Вергилий называет Беатриче единственной из смертного рода и возвышенней, чем всякое творение, вмещаемое в малый небосвод – формула, которую заслуживают исключительно царствующие особы – помазанники Божьи. Малый небосвод – сфера Луны, выше которой всё вечно, а, как известно: – «Ничто не вечно под Луной». Так он подтверждает, что Беатриче находится пока ещё в малом небосводе – на Земле – ещё жива!
Он смиренно испрашивает её повеления, не прося ничего взамен; утешением ему будет и само служение ей. Ему удивительно, как она без страха сходит в темноту земного недра; он не понимает, насколько она уверена, что снова сможет подняться к своему высокому простору.
«Da che tu vuo» saver cotanto a dentro,
dirotti brievemente», mi rispuose,
«perch'i» non temo di venir qua entro. [87]
Temer si dee di sole quelle cose
c'hanno potenza di fare altrui male;
de l'altre no, ché non son paurose. [90]
I» son fatta da Dio, sua mercé, tale,
che la vostra miseria non mi tange,
né fiamma d'esto «ncendio non m'assale. [93]
«Когда ты хочешь в точности дознаться,
Тебе скажу я, – был ее ответ, —
Зачем сюда не страшно мне спускаться. [87]
Бояться должно лишь того, в чем вред
Для ближнего таится сокровенный;
Иного, что страшило бы, и нет. [90]
Меня такою создал царь вселенной,
Что вашей мукой я не смущена
И в это пламя нисхожу нетленной. [93]
Бояться надо тогда, когда узнаешь, что твоему ближнему угрожает вред – отвечает Беатриче. Всё остальное не страшно. Господь создал её такой бесстрашной. Она не боится пламени Ада, её хранит Он.
Необходимое отступление: – убрав мистические очки с глаз, я утверждаю, что в данном случае Данте нужна не мифическая помощь чьей-то души, пусть и самой любящей, а реальная помощь сильных мира сего. За его жизнь и судьбу вступается реальная земная могущественная женщина, посылающая ему на помощь опытного специалиста – проводника с приказом: – «Любой ценой найти поэта и доставить ко мне!» Кто эта женщина, поэт сообщит в своё время.
Donna è gentil nel ciel che si compiange
di questo «mpedimento ov'io ti mando,
sì che duro giudicio là sù frange. [96]
Questa chiese Lucia in suo dimando
e disse: – Or ha bisogno il tuo fedele
di te, e io a te lo raccomando —. [99]
Lucia, nimica di ciascun crudele,
si mosse, e venne al loco dov'i» era,
che mi sedea con l'antica Rachele. [102]
Disse: – Beatrice, loda di Dio vera,
ché non soccorri quei che t'amò tanto,
ch'uscì per te de la volgare schiera? [105]
Non odi tu la pieta del suo pianto,
non vedi tu la morte che «l combatte
su la fiumana ove «l mar non ha vanto? – [108]
Есть в небе благодатная жена;
Скорбя о том, кто страждет так сурово,
Судью склонила к милости она. [96]
Потом к Лючии обратила слово
И молвила: – Твой верный – в путах зла,
Пошли ему пособника благого. – [99]
Лючия, враг жестоких, подошла
Ко мне, сидевшей с древнею Рахилью,
Сказать: – Господня чистая хвала, [102]
О Беатриче, помоги усилью
Того, который из любви к тебе
Возвысился над повседневной былью. [105]
Или не внемлешь ты его мольбе?
Не видишь, как поток, грознее моря,
Уносит изнемогшего в борьбе? – [108]
Беатриче сообщает Вергилию, что в небе есть Благодатная Жена – Непорочная Дева Богородица (созвездие Дева), которая, видя страдания Данте на Земле, склонила Судью (созвездие Весы) – Господа к милости.
Заручившись милостью Господа, Благодатная Жена поручает Лючии – Просвещающей Благодати (яркая звезда Спика в созвездии Колос Девы, находящегося в руке созвездия Дева), найти и послать пособника благого для своего верного ученика – Данте, который находится в путах зла.
Лючия – враг жестоких (Колос Девы ещё называют Колос Мира), тут же подошла к Беатриче, которая сидела рядом с древнею Рахилью, и почтительно обратилась к ней, величая её: – «Господня чистая хвала».
Таким образом, до слуха Беатриче с небес доносится весть о тяжелом положении Данте. Лючия просит её помочь возлюбленному – Данте, который, возвысившись над повседневной былью, всю свою жизнь посвятил служению во имя Любви к ней. Лючия спрашивает у неё: – разве она не слышит мольбы Данте к ней, разве не видит, что грозный поток, сильнее моря уносит его, изнемогшего в борьбе? Разве не видит, что военные действия дошли уже до побережья Адриатического моря и последние защитники Римини вот-вот будут сброшены в море?
Три жены вступаются за Данте: – Богородица, Лючия и Беатриче. В обычном понимании Комедии, все они находятся на небесах. И помочь ему могла бы самая могущественная из них – Богородица, не обращаясь ни к кому. Но он очень тонко сообщает, что Богородица и Лючия – небесные заступницы, могут только покровительствовать ему, а оказать реальную помощь на Земле ему может только земная живая могущественная защитница – Беатриче.
Al mondo non fur mai persone ratte
a far lor pro o a fuggir lor danno,
com'io, dopo cotai parole fatte, [111]
venni qua giù del mio beato scanno,
fidandomi del tuo parlare onesto,
ch'onora te e quei ch'udito l'hanno». [114]
Poscia che m'ebbe ragionato questo,
li occhi lucenti lagrimando volse;
per che mi fece del venir più presto. [117]
Никто поспешней не бежал от горя
И не стремился к радости быстрей,
Чем я, такому слову сердцем вторя, [111]
Сошла сюда с блаженных ступеней,
Твоей вверяясь речи достохвальной,
Дарящей честь тебе и внявшим ей». [114]
Так молвила, и взор ее печальный,
Вверх обратясь, сквозь слезы мне светил
И торопил меня к дороге дальней. [117]
Беатриче предпринимает самые решительные и срочные шаги по спасению Данте. Видно, как она его Любит.
Понимая, что он по-прежнему опирается твёрдой стопой на Землю, я нахожу в этом описании работу секретных служб, которые, видя обстановку в Европе и его бедственное положение, сами будучи не в состоянии ему помочь, обращаются за помощью к ней. Она, вняв их просьбам, обращается к своему приближенному специалисту с соответствующим приказом. Исполняя этот приказ, перед поэтом появляется секретный агент под кодовым именем Вергилий или Геркулес.
Так говорит Беатриче, печально глядя на Вергилия через потоки слёз и торопя его в дальний путь, что сердце его разрывается.
E venni a te così com'ella volse;
d'inanzi a quella fiera ti levai
che del bel monte il corto andar ti tolse. [120]
Dunque: che è? perché, perché restai,
perché tanta viltà nel core allette,
perché ardire e franchezza non hai, [123]
poscia che tai tre donne benedette
curan di te ne la corte del cielo,
e «l mio parlar tanto ben ti promette?» [126]
Покорный ей, к тебе я поспешил;
От зверя спас тебя, когда к вершине
Короткий путь тебе он преградил. [120]
Так что ж? Зачем, зачем ты медлишь ныне?
Зачем постыдной робостью смущен?
Зачем не светел смелою гордыней, – [123]
Когда у трех благословенных жен
Ты в небесах обрел слова защиты
И дивный путь тебе предвозвещен?» [126]
Услышав такие слова, идущие прямо из сердца и окрылённый ими, Вергилий поспешил настолько быстро к Данте, как никто и никогда не бежал от горя и не спешил к радости. Он поспел вовремя и спас поэта от Волчицы – Франции, которая преграждает короткий путь к спасению. Он торопит его, находящегося в смятении чувств, умоляет его оставить робость и призвать на помощь смелую гордыню, напоминает, что он нашёл слова защиты у трёх благословенных жен в небесах – Богородицы, Лючии и Беатриче, предвозвестивших ему дивный путь.
Quali fioretti, dal notturno gelo
chinati e chiusi, poi che «l sol li «mbianca
si drizzan tutti aperti in loro stelo, [129]
tal mi fec'io di mia virtude stanca,
e tanto buono ardire al cor mi corse,
ch'i» cominciai come persona franca: [132]
Как дольный цвет, сомкнутый и побитый
Ночным морозом, – чуть блеснет заря,
Возносится на стебле, весь раскрытый, [129]
Так я воспрянул, мужеством горя;
Решимостью был в сердце страх раздавлен.
И я ответил, смело говоря: [132]
Данте при этих словах воспрянул, и, отбросив уныние, исполнившись решительности, понял, что вчерашние страхи бесследно проходят.
«Oh pietosa colei che mi soccorse!
e te cortese ch'ubidisti tosto
a le vere parole che ti porse! [135]
Tu m'hai con disiderio il cor disposto
sì al venir con le parole tue,
ch'i» son tornato nel primo proposto. [138]
Or va, ch'un sol volere è d'ambedue:
tu duca, tu segnore, e tu maestro».
Così li dissi; e poi che mosso fue,
intrai per lo cammino alto e silvestro. [142]
«О, милостива та, кем я избавлен!
И ты сколь благ, не пожелавший ждать,
Ее правдивой повестью наставлен! [135]
Я так был рад словам твоим внимать
И так стремлюсь продолжить путь начатый,
Что прежней воли полон я опять. [138]
Иди, одним желаньем мы объяты:
Ты мой учитель, вождь и господин!»
Так молвил я; и двинулся вожатый,
И я за ним среди глухих стремнин. [142]
Решившись и обретя смелость, Данте даёт прямой и положительный ответ Вергилию, но обращается при этом к своей возлюбленной – Беатриче. Вдохновленный словами вождя, он рвётся в путь, обретя прежнюю волю.
Созвездие Геркулес двинулось по Звёздному Небу. Поэт, устроившись у него за спиной в виде созвездия Северная Корона, двинулся за ним.
Начиная с этого момента, путники в образе созвездий Геркулеса и Северной Короны не остаются на месте, а начинают умозрительно обходить всю Сферу Звёзд, двигаясь по ломаной линии, проходящей через все созвездия. Так последую и я за ними, пользуясь Звёздным Атласом Яна Гевелия и сверяясь с описанием созвездий у Арата Солийского и других астрономов. Путь их лежит на Восток – против движения Небесной Сферы.
Земной путь путников также лежит на Восток, в направлении, противоположном пути бегства царя Энея из Трои в Италию.
Данте называет Вергилия вождём (Duca – Дюк – герцог, вождь), господином (Segnore – сеньор, господин) и учителем (Maestro – учитель). Из этих трёх названий интересно именование герцог (исторических сведений о том, что Вергилий был герцогом, я не нашёл). Хотя Данте мог использовать его в прямом смысле: – вождь, предводитель. На Звёздном Небе он отмечает (не называя их) созвездие Дева и созвездие Весы.
Как это было:
Ночь спустилась, но звёзд не было видно. Холодный ветер нагнал низкие тучи, заморосил редкий дождик. Луна едва светила сквозь облака.
Тень появилась ниоткуда. Капеллан вылез из-под повозки, где укрывался от дождя. Яков, откинув капюшон плаща, показался в свете Луны.
«Наденьте, Вашство» – шепнул он, протягивая капеллану такой же плащ и верёвку.
«Дождь, Яков» – прошептал капеллан.
«Что-ж, дождь, Вашство» – ответил Яков: – «Дождь нам на руку». Он чуть слышно свистнул.
Тени двух монахов в плащах с капюшонами беззвучно выросли рядом. Одна была маленькая, а другая настолько огромная, что капеллану показалось: – маленькую можно два раза поставить одну на другую, чтобы уравнять их.
«Дождь то не с туч, а с навозных куч» – хихикнула маленькая тень. Яков грозно посмотрел на неё, но та ничуть не смутилась.
«Так как же ты здесь, Яков?» – шепотом спросил капеллан.
«Матушка послали за Вами, Вашство» – тихо ответил тот: – «Им же рад служить».
«Сама?» – изумился капеллан: – «Видел её?».
«Вот, как Вас, Вашство» – невозмутимо ответил тот.
«Как пойдём, Яков?» – с интересом спросил капеллан.
«Известно как, Вашство» – ответил тот: – «Через Турку и Тартару».
«Через Турку» – поддакнула маленькая тень, но Яков не обратил на неё внимания.
«Как через Турку, Яков?» – заволновался капеллан: – «Там же неверные, басурмане. Схватят, не отпустят, а то и голову с плеч. Не пойду через Турку».
«Что-ж, неверные, Вашство» – спокойно ответил тот: – «Басурмане тоже люди, велик Бог, пройдём, не извольте беспокоиться. Матушка очень ждут».
«Так и сказала, ждёт?» – взволнованно переспросил капеллан.
«Как Бог свят, ждут, Вашство» – подтвердил Яков: – «И слезу пустили».
Капеллан растерянно задумался; Яков, молча, указал рукой на повозку. Тени сбросили плащи. В свете выглянувшей в разрыв облаков Луны, зрелище открылось любопытное. Огромного роста и необъятного размера казак, с оселедцем соломенного цвета на макушке и пышными пшеничными усами, казалось, был вооружен, как целый взвод. Внушительного размера пищаль казалась детской игрушкой в его руках, за спиной висели мушкет и двуручный меч невероятной длины, за кушаком торчали внушительные рукояти нескольких пистолетов и двух длинных кинжалов, за пояс был заткнут огромный, остро отточенный топор. Маленький же казак, с оселедцем цвета воронова крыла и чёрными тоненькими усами, держал в руках кавалерийский короткий мушкет; на поясе, из-за которого выглядывали рукояти двух пистолетов и кинжала, висела хищная шашка в узорных ножнах.
Сложив оружие на плащи, казаки направились к повозке. Гигант, примерившись к оглоблям, двумя взмахами топора ловко ссек их, укорачивая. Маленький, нырнув под повозку, вытащил шкворень. Гигант, сняв с повозки два тяжелых сундука, одной рукой приподнял её, освобождая передок. Маленький выкатил передок и тот осторожно опустил повозку на землю. Затем он поднял с земли сундуки, поставил их на передок, сложил туда же большую часть оружия, подошёл к маленькому, сменив его на оглоблях.
Маленький, вьюном вертясь вокруг передка, увязал сундуки и оружие верёвкой. Гигант в это время захлестнул постромки петлями вокруг оглобель. Затем он надел плащ, перекинул постромки через голову и стал спереди упряжки, пропустив оглобли под руками. Маленький подал ему пищаль; тот устроил её на выступающих концах оглобель перед собой, освободив руки. Окончив упряжку, он попрыгал и потряс передок, прислушиваясь, не гремит ли что.
Маленький накинул плащ, попрыгал, вскочил на передок, подёргал верёвки, сострил: – «Вязал – плакал, ехал – смеялся» – и пискнул: – «Н-нну, пошёл!».
«Балуй!» – не оборачиваясь, низким басом беззлобно брехнул гигант, бесшумно и легко покатив упряжку в темноту. Маленький послушно соскочил с передка и, держа мушкет наготове, скрылся за ним.
«Ну и Геркулес у тебя, Яков» – восхищенно сказал капеллан.
«Да уж, Вашство» – усмехнулся тот: – «Кулеш звать, кличут Сисим, а мелкий – Горобчик, кличут Оськин. Не глядите, Вашство, что мелкий: – мал золотник, да дорог. В любую щель ужом вползёт, под водой живёт, прикажу – гору свернёт. Ну, нам тоже пора, Вашство, с Божьей помощью, привяжитесь» – и протянул верёвку.
«Как же мы их догоним, Яков?» – привязывая верёвку к поясу, заволновался капеллан.
«К чему догонять, лучше порознь, Вашство, незаметнее» – рассудил тот и направился в непроглядную темноту; капеллан последовал за ним.
А. II. 1 Зодиакальное созвездие Дева (VIRGO) из Атласа «Uranographia» Яна Гевелия 1690 года.
Вверху созвездие Волосы Вероники, называемое иногда Платок Святой Вероники (по легенде, на нём отпечатался облик Христа – Спас Нерукотворный), созвездие Волопас (Bootes), опирающийся ногой на созвездие Гора Менала (Mons Menalus), ныне не существующее. Слева Зодиакальное созвездие Лев (Leo). Справа Зодиакальное созвездие Весы (Libra), ранее называемое Клешни Скорпиона, под ним – клешня созвездия Скорпион (Scorpius). Внизу созвездие Гидра (Hydra), созвездие Чаша (Crater), созвездие Ворон (Corvus), созвездие Центавр (Centaurus).
Дева изображена в виде Ангела с огромными крыльями, лежащей выше Эклиптики (Ecliptica), под которую спускаются часть её крыла, рука с Колосом, в котором находится ярчайшая звезда созвездия – Спика и часть ноги в роскошной сандалии. Облачена в роскошное платье, подвязанное Поясом.