Читать книгу TÜK - Арт Антонян - Страница 3

Публичная стена:

Оказывая злодеяние, берегись,

чтобы тот, кому ты оказываешь

злодеяние, предательски

не воздал тебе благом за зло.

Демокрит

философ

Законы, правила и нормы в Üмперии часто менялись в течение суток. Даже ночью могли принять и узаконить то, что ещё накануне днём было всего лишь свежей инициативой. Поэтому каждое утро öсобям рекомендовалось проверять наличие обновлений в Кодексе.

– Über! Доброе утро, Дамблдор, – так назвал Давид искусственный интеллект (ИИ), который управлял его жилищем. – какая сегодня погода и что там нового в законодательстве? Über!

– Über! Доброе утро, Давид! Согласно прогнозу, сегодня пасмурно, вероятность дождя 70% с 10:00 до 16:00. Вечером ожидается переменная облачность. Средняя температура +13 +17. При такой погоде необходимо использовать защитное поле или, как минимум, взять зонт, надеть дождевик и резиновую обувь. Однако, я не рекомендую. Согласно закону, принятому ночью, öсобям запрещено использовать средства защиты от погодных явлений. Нарушителям грозит предупреждение, которое “будет действовать три месяца, четыре дня, восемь часов, двадцать две минуты и сорок секунд”, – доложил ИИ. – Но есть и позитивные изменения. В системе налогообложения. Поздравляю, Давид, правительство отменило налог на наличие двух глазных яблок, который действовал пять суток. С личного счёта каждой двуглазой öсоби в государственную казну перечислили по 10 üмпер (национальная валюта)…

– Über! Надеюсь, это всё на сегодня? Über! – перебил ИИ Давид.

– Über! Ещё одна повинность. В 13:50 по общеüмперскому времени состоится флешмоб. По всей стране. Участие обязательно, я проверил, твои профессиональные обязанности не подпадают под освобождение. Итак, без десяти два необходимо встать на колени у любой дороги. Ровно через десять минут – подняться. Über!

– Über! Хорошо, – без энтузиазма отозвался Давид, – поставлю напоминание. Спасибо. Über!

Большинство событий и явлений в Üмперии не имели здравого смысла. Иногда Давид пытался отыскать логические нити. Безуспешно. Видимо поэтому, он не спросил у Дамблдора, какова цель флешмоба. Наверняка, в описании об этом не упомянули.

Давид, конечно, промок до нитки. Зато спокойно миновал сотни уличных камер контроля. Прежде чем подняться в общий офис и сдать отчёт, заскочил в сувенирную лавку телецентра, купил штаны и футболку с символикой Единого Правдивого. Давид переодевался, когда по громкой связи объявили о необходимости собраться в церемониальном зале. Обычно там проходили официальные приёмы, концерты, презентации новых проектов, показы фильмов. Около тысячи öсобей собрались в зале. “Über! Судя по всему, случилось что-то überважное. Über!”, – допустил Давид. Очередная годовщина “Великого присоединения Фелонии” совсем вылетела у него из головы.

Ничто так не радовало, не грело öсобей, как осознание überмогущества и мирового господства их Üмперии. “Über! Если не мы, то унасионцы – лучше мы” или “им можно, а нам нельзя? Über!”, – убеждал Экран, а за ним и öсоби друг друга, оправдывая бесчинства своей страны. Им постоянно вдалбливали в голову то, что они являются носителями уникальной “победной ДНК”, беспощадно эксплуатируя “великую победу дедов и прадедов в Мировой коричнево-красной войне”. Несмотря на то, что цена победы в любом военном конфликте всегда исчисляется множеством, как правило, безвинных, жертв (в данном случае около 180 миллионов загубленных душ) и ещё большим количеством поломанных судеб, основополагающим умозаключением для üПопуляции сделали – агрессивно-петушиное “Можем повторить!”. Эту фразу на законодательном уровне железно внедрили в прямую речь в качестве патриотического клича и прощания. Öсоби впадали в ярость, вторя üСкрину, от того, что некоторые нейтральные территории стали отмечать День памяти и примирения, отменив праздничный милитаристский эксгибиционизм – парадный ход современнейших орудий убийства – и шумные хмельные гуляния.

Критическое мышление успешно искоренили. Образ внешнего врага, угрожающего истреблением, подпитывали также усердно, как и образ самого Великого, чуть ли не лично стоящего на защите üПопуляции 24 часа в сутки. Поддержание всеобщего страха и внушение того, что власть защитит тебя от исходящей извне угрозы, удивительным образом вызывали горячую любовь и уважение к üмператору и его окружению, несмотря на то, что внутри страны любую öсобь вмиг могли лишить самого главного – свободы, а то и самой жизни. Блаженный трепет вызывал и тот факт, что сверхсильный захватывает ради спасения – üмперское правительство всегда находило добродетельное, высоконравственное объяснение своим деяниям, кровавым побоищам. Поэтому, когда три года тому назад üмперские зелёные человечки вновь напали на соседнюю с государством территорию (в этот раз – на единственную оставшуюся на карте мира страну, кроме самой Üмперии и Unación) – на Хоупландию, большая часть öсобей от счастья впала в эйфорию. В их плоти звонко щёлкнули и прочнее переплелись цепочки “победной ДНК”, ранее страдающей от острой нехватки возбуждающих факторов. Вмиг “забылись” договоры, официальные обещания, подписанные и Unación, и самой Империей, – уважать территориальную целостность и независимость крошечной, но уникальной страны. Хотя большинство öсобей никогда о них и не слышало. Üмперия аннексировала часть Хоупландии – Фелонию, проведя там, как выразился Великий Вождь, демократический референдум. Присутствие отрядов неопознанных вооруженных зелёных человечков на фелонийской территории üмперские власти поначалу категорически отрицали. Затем объявили, что они просто помогли жителям Фелонии разобраться с бюллетенями. Так как “братский народ ни сном ни духом не ведал, что такое демократия, фелонийчане могли элементарно запутаться”. Таким образом Üмперия добавила к своей территории ещё 0,003609625668449% поверхности планеты. По этому случаю öсобям в крупных городах даже разрешили несколько раз выйти на улицы для участия в праздничных демонстрациях, массовых гуляниях и концертах. Чтобы организовать всё подобающим образом, приняли одноразовый закон, обязующий часть популяции “явиться на мероприятия и ликовать”. Кто был обязан радоваться успехам своей родины, определила общеüмперская телевизионная лотерея.

Уровень жизни в Üмперии подскочил до небес, в которых часто скрывалась Игла. Качественнее зажили и фелонийчане. Те кто был против и посмел высказать своё мнение – исчезли. Другие, повинуясь инстинкту самосохранения, молчали. Иные искренне радовались, что теперь принадлежат Великому Вождю. В их домах и до этих знаменательных событий присутствовали üСкрины. Как только Фелония стала частью Üмперии, ньÜзрумы подарили тем, кто “не мог себе этого позволить” – то есть всем остальным. Установили Экраны и на каждой улице. Об этом в сочных подробностях без умолку рассказывали СМИ. Вскоре üПопуляция уверилась, что спасла бедных фелонийчан.

– Über! Можем повторить! Über! – кричал из всех üСкринов и рупоров на столбах директор Департамента информации и печати Министерства иностранных дел Üмперии Симон Ян-Закхаров.

– Über! Можем повторить! Über! – не могла нарадоваться “победная ДНК”, отзываясь.

А Хоупландию, согласно новостным продуктам Единого Правдивого, разорвали междоусобные войны и восстания против коричнево-чумного правительства: “третья страна мира погрузилась в глубокий хаос”, “конфликты разрастаются с невероятной скоростью”, “Хоупландия развалилась на отдельные провинции”. Öсоби безоговорочно поверили. Им попросту было всё равно.

Однако наследие Хоупландии всё ещё будоражило умы üмперцев. Ещё и потому, что, по утверждению СМИ, нулевой пациент, с которого началась “сердечная пандемия” на планете, появился именно на хоупландской земле. В результате – большую часть нейтральных территорий теперь заселяли “инфицированные полоумные öсоби с учащённым сердцебиением”.

– Über! Их ликвидация – вопросом времени. Бояться не стоит, – успокаивали üмперские эксперты популяцию. – Даже не думайте об этом. Наши учёные вместе с военными давно разработали план “Нейтральное обеззараживание”, который применят в случае опасности для üПопуляции. А вот в Unación – катастрофа, – твердили üмперские специалисты. – Они едва удерживают пандемию под контролем. Их государство держится на честном слове и как никогда ранее близко к поражению. Über!

Öсоби спали особенно спокойно после такого рода новостей.

В церемониальном зале наконец появился президент телецентра Юрий Свитков.

– Über! Дорогие коллеги, с днём присоединения Фелонии вас! Хочется начать день с позитивных эмоций. На столах, как некоторые из вас уже заметили, шампанское и пирожные. Угощайтесь, пожалуйста! Сегодня я собрал вас здесь, уважаемые öсоби, для того, чтобы поделиться впечатлениями об оказанной мне чести. Я видел Его! Лично! Своими глазами! – президент сиял лучезарной улыбкой и подпрыгивал на каждом слове. – По этому случаю я записал видеоролик-впечатление от встречи с Великим Вождём. Этот ролик сегодня и завтра будет украшать наш эфир. Но прежде чем его увидит вся Üмперия, я бы хотел, чтобы его посмотрели вы, мои дорогие öсоби. Вслушайтесь в каждое слово. Может быть когда-нибудь и вам повезёт. Über! – Свитков не уходил со сцены, несомненно ожидая чего-то.

Присутствующие в толпе телевизионщиков редакторы по гостям отреагировали профессионально – громко зааплодировали, засвистели, нанося твёрдые удары по бокам и спинам близстоящих. Через минуту вся толпа бешено рукоплескала президенту Свиткову. Весьма довольный он раскланялся. В зале притушили освещение. На экране вспыхнула довольная, лоснящаяся от жира физиономия Юрия Свиткова. Его маленькие припухшие губки расплылись в улыбке. Он сидел в кожаном кресле, на стене сзади висел внушительный портрет лидера Üмперии. В ногах президента телецентра лежал робопёс (все знали о “слабости” Великого, который обладал всеми существующими моделями робособак). На экране крупными буквами заиграла надпись “О силе личности Великого Вождя”. Зазвучал мечтательно-сладкий голосок большой важной öсоби, продублированный субтитрами.

– Über! Когда Он зашёл в зал, казалось, лампы засветились ярче. Мы все встали. Я почувствовал как невольно на моём лице растянулась улыбка. Словно это был мой ближайший родственник, с которым мы не виделись аж сто лет. Возникло желание подойти и обнять Его, крепко пожав руку. Я незаметно обернулся и посмотрел на присутствующих – такая же реакция. У всех счастливые улыбки на лицах. Он сел. Мы сели. Он заговорил. В ту же секунду я услышал, как от волнения громко задышали öсоби вокруг меня, и я вместе с ними. Воздух наэлектризовался до предела. Но такое состояние длилось пару минут, до первой Его шутки и улыбки. Затем напряжение и вовсе прошло. Присутствующие настолько расслабились, что стали рьяно тянуться за микрофоном, порой даже выхватывая его из рук. Я пытался внимательно слушать Великого Вождя и все вопросы к Нему. Я тянул усердно руку, но мозг в первые минуты встречи был поражен каким-то… вирусом счастья что ли. Я не мог поверить, да и представить себе, что вот Он – самый обычный üмперец, сидящий в трёх метрах от меня, своей волей, твёрдостью и профессионализмом исполнил нашу фелонийскую мечту. Это Он услышал наши голоса, это Он принял окончательное решение, это Он вернул Фелонию домой в Üмперию. Безмерная благодарность! Сон. Ущипните меня! Über! – президент телецентра закатил глаза вверх; в кадре появилась рука, которая ущипнула Свиткова за плечо, после чего он продолжил.

– Über! Сила. Колоссальная, мощная überсила исходила от Него. Несмотря на Его доброжелательный взгляд, шутки и расположение, казалось, что Он излучает с мощностью термоядерного реактора такую добрую и мощную энергию в Мир, что все рядом присутствующие могут в секунду излечиться от самых неизлечимых болезней. Эта невероятная энергетика Великого Вождя – явление необъяснимое. Не все к ней могут быть готовы. Эта сила есть только у Великих. И Он, безусловно, один из них. Он может одним взглядом испепелить любого врага и похвалить союзника. Именно Его термоядерная сила нужна сейчас фелонийчанам, üмперцам, всей Üмперии да и всему Миру, конечно. На Него весь Мир и смотрит, не отрывая взгляд. Кто-то с животным страхом, кто-то с уважением, кто-то с ненавистью, а кто-то с любовью. Но нет в Мире ни одной равнодушной öсоби по отношению к нашему Великому Вождю! Великой Üмперией должна управлять Великая Öсобь и это наш с вами Великий Вождь! – президент телецентра приложил руку к помертвелому сердцу. – Почти два часа пролетели как один миг. Мы не успели насмотреться, не успели насладиться Его компанией, не успели задать все вопросы. Он извинился, ещё раз поздравил нас и ушёл на площадь поздравлять фелонийчан с юбилеем. Свет потускнел. – бровки Свиткова собрались в кучку над мелкими глазками. – Но мы излучали Его энергию и сами светились от счастья. Мы смотрели друг на друга, словно олимпийские чемпионы на пьедестале. Бабочки в животе не унимались. На такие встречи попадают не все – и этот факт, безусловно, радовал. Огорчило лишь то, что не удалось задать свой вопрос. Уж очень сильная была конкуренция между прекрасными дамами и мужчинами в погонах. Но это не главное. Главное, что я смог прочувствовать Его энергетику сполна, в который раз восхититься Его умом и кругозором, колоссальными энциклопедическими знаниями, пропитаться Его силой и уверенностью. Мне это было очень важно и безумно приятно. Эти чувства не описать словами. Его силу можно лишь почувствовать. Мне снова нужна Его компания. Я хочу ещё порцию Его энергии и силы, я готов к этому и нуждаюсь в этом. У меня есть что предложить Великому Вождю и Üмперии. Я уверен, мы ещё обязательно встретимся, возможно, в другой обстановке, в другой жизни, но обязательно встретимся! Über!

Редакторы по гостям снова простимулировали толпу на бурные овации и восторженные крики.

– Über! Браво!!!! Браво Великий Вождь! Браво Свитков! Über! – кричала толпа.

Давид доедал третье пирожное. Ещё одно взял с собой в офис. Быстро дописав и отправив отчёт, побежал во двор, выкурить сигарету перед началом общеüмперского флешмоба.

Чётко в 13:50 он, многочисленные коллеги, прохожие и пассажиры проезжающего мимо транспорта, а вместе с ними и öсоби всей Üмперии (а ведь у кого-то была глубокая ночь) – выстроились на коленях вдоль дорог. Над ними летали дроны, присматриваясь к каждому линзами своих объективов. Через десять минут Давид, не подумавший заранее и не взявший с собой, как некоторые, что-то мягкое под колени, корчась от боли поднялся. Практически синхронно с остальными öсобями. Он так и не узнал, что на сей раз действие не было лишено логики. Если бы Давид вечером поспешил домой и посмотрел выпуск новостей, то запомнил бы ещё один великий день в üстории своей страны: “Über! Здравствуйте! В эфире новостной продукт. Сегодня üПопуляция встала с колен!…”.

Вечер Давида всё же выдался более увлекательным, чем репортажи и сюжеты новостников. К окончанию рабочего дня в архиве появился Максим. Они не виделись с того самого случая.

– Über! Дружище, что делаешь после работы? Прогуляемся? Сходим в бар? Есть уютное местечко с музыкой и всё такое. Что скажешь? Über! – подмигнул Макс.

– Über! Э-э-э, даже не знаю. Устал я что-то… Über! – в голосе Давида прозвучала нотка недоверия.

– Über! Рано, рано ты устал, – улыбнулся Максим в ответ. – Ничего не знаю, я буду тут через двадцать минут. Мы идём пить и слушать джаз. Пока его не запретили, что меня очень, кстати, удивляет. Über! – добавил он и исчез в коридоре.

Выдался тёплый весенний вечер. Каждые полчаса город содрогался от выстрелов – праздничного фейерверка в честь присоединения Фелонии. Волей не волей от разноцветных огоньков в небе становилось немного веселее на душе. Хоть и ощущение пира во время чумы не покидало. Давид и Максим шли по украшенному проспекту с деревянными домиками-прилавками, в которых продавали еду и напитки.

– Über! Тебе не кажется, что всё больше и больше öсобей пьют? Über! – спросил Давид.

Öсоби пили отчаянно. С каждым годом всё больше и больше. Однако статистика утверждала обратное. Водка – единственный продукт, который дешевел, пока всё остальное дорожало. Приблизительно каждые три месяца.

– Über! Ещё бы, как тут не запить? Über! – как-то грустно, но всё же улыбнулся Максим.

– Über! Ну, популяция всегда умела гулять. Über! – возразил сам себе Давид.

– Über! И то правда, – ответил Макс. – В Unación, да и на нейтральных территориях, тоже многие пьют, – он явно следил за реакцией Давида. – Правда, больше по более позитивным поводам. Über! – осторожно добавил Максим.

Давид вопросительно уставился на коллегу. Но спросить не решился, хотя вопросов возникло сразу несколько. Его всё ещё сдерживал страх перед агентами. Он был уверен, что с Максом всё далеко не чисто. Можно ли ему доверять? Каковы его цели?

Под ногами то и дело шарахались робопсы. Öсоби, наигравшись сполна, часто выкидывали их на улицу. Раз в месяц коммунальные машины собирали “умерших” от тоски робособак. Другие брошенные домашние питомцы редко умирали от разлуки с хозяевами, например, робокоты. Их искусственный интеллект успевал одичать за две-три недели и они, как правило, уходили в заброшенные зоны города или далеко за его границы, блуждали в ближайших лесах. Чаще всего выживали и робособаки, но они всегда оставались в черте города. Одиночки бродили, пытаясь прибиться к какой-нибудь öсоби. А те, что собирались в стаи, несли реальную угрозу прохожим. Блуждающих животных-роботов отлавливали и отправляли на переработку. Предварительно удалив их искусственное сознание. В конце месяца из каждого комбината доносился ужасный вой и скулёж. Свыкшись, öсоби спокойно относились к подобному звуковому фону.

– Über! Мы пришли. Über! – сказал Макс, поворачивая на улочку, заканчивающуюся тупиком.

У основания старого здания спуск в подвальное помещение. Украшенный старыми музыкальными инструментами коридор. Пахло вперемешку вином, хлебом и немного сыростью. Они вошли в бар. Ничего особенного: уютная забегаловка на десять столов, за которыми сидели небольшие, но шумные компании. Музыка – патриотические песни о дорогой Üмперии, родном Великом Вожде, героический подвигах öсобей. Посетители увлечённо обсуждали актуальные темы, пили, шутили, кто-то флиртовал. “Über! Ничего особенного. Über!”, – подумал Давид.

– Über! Мне послышалось или на работе ты сказал про джаз? – тихо спросил он, осмотревшись. – Да и свободных столов нет, идём к барной стойке? Über!

– Über! Следуй за мной. Über! – скомандовал Максим.

Они прошли в туалет. Несколько писсуаров и пять кабинок. В туалете – никого. Макс проверил, открыв каждую дверцу. Затем вошёл в последнюю кабинку в глубине помещения. Давид остановился в двух шагах.

– Über! Ты идёшь? Über! – выглянул Максим.

Давид зашёл в кабинку. Откуда-то из далека донеслись звуки совсем иной музыки. В стене тёмным квадратом зияло отверстие, из которого и долетали отдалённые джазовые пассажи.

– Что за хрень?! – не сдержался Давид, опомнившись, быстро добавил, – Über! – а потом еще раз, – Über!

– Я знал… Иначе не привёл бы тебя сюда. Ты готов! – Максим зазывающим жестом показал на отверстие в стене.

Давид тяжело дышал, он боялся замкнутых пространств. Тем не менее полез внутрь. Макс следом. Отверстие тут же закрылось, погрузив их в душную тесную темноту. Давид попятился было назад. Максим толкнул его.

– Ползи! – уверено произнёс он. – Через семь метров будет поворот направо, потом ещё немного и поворот налево. Ты увидишь свет.

Они вынырнули в кабинке с приятным матовым освещением.

– Прекрасное местечко, должен сказать, – Давид отряхнулся. – Все эти мучения, чтобы переползти из одного туалета в другой?

– Сюда, – Максим вышел из кабинки.

Макс открыл дверь в просторный зал: у дальней стены располагался бар, перед ним всё пространство занимали столики. Дизайн в стиле джазовых ресторанчиков Unación начала прошлого века. Перед столиками – небольшая сцена. Пианистка, саксофонист, трубач и гитаристка слились воедино в джазовой импровизации. В центре у микрофона стояла однорукая певица азиатской внешности. Её тембр обволакивал нежностью и одновременно ломал пространство. От сцены по воздуху словно разрастались трещины, по которым, наполняя их, текли тягучие ноты с редкими всплесками высоких звуков.

– Говорят, она сама ампутировала себе левую руку. Только не спрашивай у неё. Пожалеешь, – предупредил Макс. – И да, тут ни в коем случае не произноси “über!”. Побить не побьют, но засмеют, будь уверен, – далее Макс обратился к официанту. – Абсент и зелёные оливки, пожалуйста. Помнишь запрет на зелёное? Правительство тогда содрало бабло не только с öсобей, которые надели зелёную одежду или сели в зелёный автобус, хоть он им и не принадлежал. Они ободрали целые регионы, где уже или всегда тепло и есть трава и деревья! – засмеялся он и официант вместе с ним. – Нет предела их фантазии, когда речь идёт о наживе.

Давид завороженно смотрел на однорукую певицу.

– Это же не смешно, – произнёс он, не отрывая глаз от сцены.

– Дружище, мы тут для того, чтобы расслабиться и забить на всё. Посмотри вокруг. Писатели, музыканты, художники, учёные, вон там электрик, а те двое вообще госслужащие… Мы приходим сюда выпить, выкурить вкусную сигаретку, может, чего и крепче, поговорить по душам или нажраться, и послать СИСТЕМУ НА ХУЙ, – вдруг закричал он.

Все до единой öсоб… до единого человека вмиг подняли свои бокалы, стаканы, кто что пил… Зазвенело стекло. Этот тост часто звучал в клубе “Сверчок”. Давид опрокинул стопку абсента.

– Давид, пока мы ещё соображаем, – лицо Макса стало серьёзным, он придвинулся ближе, – запомни, завтра под любым предлогом до обеда тебе нужно уйти из телецентра. Руководство молчит, но… Приедут врачи. Всех заставят пройти медосмотр. Медищейки в поисках инфицированных.

– Ü-über! – нервно выронил Давид, никто, кроме Макса, его не услышал. – Я в порядке.

Максим нахмурился, уставившись на Давида. Тот виновато отвёл взгляд куда-то под стол.

– У тебя был приступ, так ведь? – спросил Макс.

– Да, – отрицать бессмысленно, – но оно перестало биться. Сейчас всё в норме, – с надеждой произнёс Давид.

Макс разразился смехом:

– Ты даже не представляешь, что такое норма и насколько от неё далеки öсоби. Если хочешь жить, не иди завтра на медосмотр. Я слышал, они привезут с собой несколько Äфродит.

При их упоминании Давида передёрнуло. Макс заметил и похлопал его по спине.

– А теперь давай пить. У них прекрасные вареники с картошкой и сметаной. Игорь! – позвал он официанта.

Однорукая певица, исполнив ещё две песни, искупавшись в изумлённых “Браво!”, искренних аплодисментах, подсела за их столик. Макс и Джаззи дружеским поцелуем поприветствовали друг друга. Ей принесли бокал красного сухого.

– Я изумлён вашим голосом, – выдавил из себя Давид.

– Знаю, – намекнув на улыбку, ответили губы певицы и закурили папиросу в мундштуке.

Усталость, переживания и эмоции, сигаретный дым и алкоголь будто погрузили Давида в сон. Он пытался понять, о чём говорят Макс с Джаззи. Тщетно. Время пролетело быстро. Певица куда-то испарилась. Макс с кем-то попрощался у барной стойки. Когда он вернулся, Давид в полудрёме клевал носом.

– Дружище, вставай, – потормошил он Давида. – Вот, поможет прийти в себя, – Макс протянул капсулу с похожими на ртуть шариками внутри. – Идём умоешься и на выход.

Холодная вода и капсула неизвестно чего не только отрезвили Давида, но и придали сил, как будто он всю ночь спокойно спал. Дверь рядом с барной стойкой вела в глухой коридор. Макс провёл по стене указательным пальцем левой руки и большим пальцем правой. Сквозь краску пробились линии, которые срослись в светящийся прямоугольник. Открылся проём в просторное складское помещение. Из окон высоко под крышей струился утренний свет.

– Так-так, значит более-менее нормальный вход существует, а ты заставил меня ползти кротом…

– Über! – тихо произнёс Макс. – Не забывай про природу речи öсобей снаружи. Über!

Светило солнце. У обоих синхронно зазвучали сигналы о получении уведомления. На запястьях мигали оранжевые ярлычки. У прохожих тут и там тоже срабатывали сигналы. Давид нажал ярлык. Перед ним в воздухе раскрылся полупрозрачный дисплей.

– Über! Чёрт, меня оштрафовали, – Давид посмотрел на графу нарушения. – Охренеть! Über!

– Über! Что там… – Макс тоже полез проверять. – И меня оштрафовали, дружище. Über! – срываясь на смех произнёс Максим и с расстановкой прочитал следующее: “Нарушение! Пол: мужской. В 3:45 утра введён запрет на мужской пол. Штраф в размере трехдневной заработной платы”, – Максим захохотал. – По крайней мере оштрафовали всех мужских öсобей, а не только нас. Ты представь, даже Великому Вождю сегодня придётся раскошелиться за член в штанах. Если всё по честноку, конечно. Über! – подбадривая Давида, Макс снова залился громким смехом.

Они забежали в кафе. Позавтракали кофе с круассанами.

– Über! Мне нужно кое-куда съездить, – сказал Максим. – Помнишь, о чём мы говорили вчера? Über!

Давид, даже если бы хотел, даже если бы выпил в два раза больше, всё равно не смог бы забыть о том, что в этот день, скорее всего, в телецентр привезут Äфродиту, а может и не одну.