Читать книгу Память воды. Апокриф гибридной эпохи. Книга вторая - Артур Аршакуни - Страница 3

Воробей, прыгая вверх и вниз по скале над спящими, долго примерялся к остаткам пиршества и, наконец, набравшись отваги, спорхнул вниз, на пузатый глиняный кувшин. Пустой кувшин ответил острым коготкам сухим кашлем, и воробей шарахнулся прочь, обратно на скалу, обиженно оттуда чирикнув.

Бибул открыл глаза. Услышав птичий щебет и недалекий плеск, он какое-то время не мог понять, где находится, и приподнялся на локте.

Кувшин, корзина, чаши, разбросанная в стороне одежда. Рядом – Пантера и Тит, оба голые. Они по очереди ритмично похрапывают: басовито и коротко – Пантера и неожиданно тонко, фистулой – Тит.

Бибул снова лег и закрыл глаза.

Все ясно. Если рядом с кувшином находится Пантера, можно биться об заклад, что кувшин пуст, как…

Как лоно девственницы.

Бибул открыл глаза.

Он вспомнил.

Молокосос, говорили они, боится юбки, и пили вино, и смеялись.

Гнев вспыхнул в нем. Обидно не то, что Пантера прав, а то, что он всегда прав.

Словно прочитав его мысли, Пантера заворочался и пробормотал что-то во сне. Бибул закрыл глаза.

Пантера… Он кичится своими мышцами и луженой глоткой. Где ему понять…

Пантера снова заворочался.

Савеянка, вспомнил Бибул.

Что там рассказывал Пантера?

Глупец. Раб и сын рабыни.

Тайна? Животное. Где ему понять…

Тайна?

Савеянки, говорят, любвеобильны…

Бибул дышал ровно и спокойно. Только оттопыренная нижняя губа слегка подрагивала.

Кто там у них был задран медведем…

Медведь? Вот, рядом с ним храпит медведь. О боги, как болит голова!

Стоп! Что говорил Пантера, лакая чашу за чашей?

Бибул снова открыл глаза.

Маленький иудейский городок…

Рядом с горой, которая то ли видна,

то ли не видна отсюда.

Это же совсем рядом!

Плевать. Спрошу.

И туда ведет дорога!

Бибул осторожно, стараясь не производить шума, поднялся на ноги.

На этот раз ты ошибся, Пантера.

Самое сладкое на свете – это месть.

Он осторожно обогнул спящих, выбрался на дорогу и нашел, оглядевшись, нависающую над одиночными деревьями и редким кустарником вершину горы.

Успею.

Бибул оглянулся, чтобы запомнить это место, и побежал по дороге.

* * *

Дорога вывела Ииссаха на пригорок, залитый лучами заходящего солнца, бьющего прямо в глаза. Он невольно сощурился и спустился в тень нависающей скалы. Нашел подходящий камень, сел и утер пот со лба.

Ему не хотелось возвращаться домой. Что он там не видел? Ворчание старого Иошаата, постоянно что-то вопрошающие глаза Мириам?

Надоело.

Да и в доме все изменилось. Раньше, когда семья жила вместе, было хотя бы веселей. А сейчас? Екевах давно отделился, женившись. Теперь он – главный древодел Назиры. От заказов нет отбоя – после восстания Галилеянина люди вновь стали обустраиваться, особенно жители разрушенного Сепфориса. Так что Екевах теперь уважаемый человек и считает своим долгом постоянно лезть с поучениями – к взрослым восемнадцатилетним мужчинам!

После женитьбы Екеваха на семейном совете было решено отдать Хаддаха ему в помощники. Так что и он приходит только ночевать. Осий теперь пасет овец. Ему, видите ли, тяжело управляться с выросшим поголовьем овец, и Ииссах должен – должен! – ему помогать выгонять по утрам отару на окрестные склоны, а вечером загонять обратно. Овцы, овцы… С утра до вечера в окружении овечьих морд, – самому заблеять можно.

Скука.

Хотя… А здесь хорошо. Выгнал овец на склон горы – и иди куда хочешь. Весь мир перед тобой. Осий? А что Осий? Осий молчал и правильно делал.

С каждым разом походы Ииссаха становились все продолжительнее. Он открывал для себя новые и новые места. И с каждым разом в нем все сильнее зрело ощущение родства с окружающим миром.

Ииссах поднял голову.

У меня нет дома. Зачем мне дом, когда все это – мое?

Как красива эта благословенная земля!

Если бы только не ненавистные римляне.

Ииссах достал из-за пазухи крест.

Он, точно он!

Но как же так, ведь он все помнит, он видел своими глазами, как Иошаат бросил его в огонь! Значит, кто-то потом его все-таки достал. Но кто? Ясно одно – крест нельзя приносить домой. Значит, его надо спрятать. Он может здорово пригодиться.

Ииссах выбрал две скалы рядом одна с другой и на коленях начал рыть яму в расселине между ними, ворча на попадающие под руки камни и нетерпеливо отшвыривая их в сторону. Потом, когда яма была готова, взял крест, в последний раз разглядывая его. От креста исходила молчаливая грозная сила, непонятная Ииссаху. Он только чувствовал, что эта сила враждебна ему. А это кольцо сверху! Зачем оно?

Ииссах поднял камень потяжелее и с остервенением обрушил на кольцо, потом еще и еще раз.

– Что ты делаешь?

Ииссах поднял голову на голос.

Над скалой показалась голова черноволосой девушки с венком на голове.

Мирра.

Она с любопытством разглядывала его.

– Не твое дело, – буркнул он.

Жалко. Не успел.

– Ииссах, почему ты обижаешь меня? – прошептала Мирра.

– Мирра, мне не до тебя. Иди домой.

– Не прогоняй меня.

Ииссах убрал руки с камня, под которым находился крест.

Ну, все. Пристала, теперь не отстанет.

– Уходи в свой Медждель.

Вместо ответа Мирра вдруг засмеялась.

– Какой ты…

– Какой?

– Смешной! Посмотрел бы ты на себя, чумазого!

Смех у нее звонкий, как удары камнем по металлу.

Ииссах разозлился, сам не зная почему.

– Убирайся отсюда.

– Я не хотела тебя обидеть, – Мирра перестала смеяться.

– Неважно. Убирайся.

Крест с собой не взять, она увидит. Значит, надо прогнать ее со скалы и закончить это дело.

Она, закусив губу, продолжала смотреть на него. Ииссах сжал зубы.

– Я сказал, убирайся отсюда!

Голова ее скрылась за краем скалы. Ииссах торопливо отвалил камень, опустил крест в яму и забросал землей, водрузив камень сверху. Он поднялся на ноги, отряхивая руки.

– Ты закончил? – над скалой снова показалась голова Мирры.

– Послушай, ты! Что я должен был закончить?

Мирра вздохнула.

– Но с тобой теперь можно поговорить?

– Мне пора домой.

– Ну и иди.

Ииссах вышел на дорогу, снова оглянулся. Мирра сидела спиной к нему у края скалы. С венком на голове, освещенная заходящим солнцем, она что-то тихо напевала. Ииссах прислушался.

Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее.

Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь,

то он был бы отвергнут с презрением15.

Ииссах прошел по дороге несколько шагов, а потом внезапно повернулся, сам не зная почему, и крикнул:

– Эй, Мирра!

Песня смолкла. Мирра вскочила на ноги.

– Что?

– До свиданья!

Ииссах бегом скрылся за поворотом.

* * *

– Ну и холодина! Эй, фракиец, ты еще жив?

Пантера приподнялся на локте, осматриваясь. Взялся за кувшин, перевернул, потряс его и с отвращением отбросил в сторону.

– Вот так всегда… Тит, эти иудейские пески и камни начинаются в моей пересохшей глотке!

Тит, проснувшись, тоже сел, моргая распухшими глазами, потом огляделся.

– А где Бибул?

Пантера вскочил, шагнул за скалу, вернулся.

– Действительно. Эй, Бибул! Куда мог провалиться этот цыпленок?

Приятели быстро оделись, поеживаясь от холода. Берег был уже скрыт в тени скалы, и только вершины деревьев еще освещались заходящим солнцем.

– Давай, приятель, пошевеливайся, сегодняшнее дежурство окончено, – Пантера швырнул в кусты кувшин и корзину. – Бибул!

– Может, он струсил и сам вернулся в казарму? – спросил Тит.

– С него станется… Бибул! Ну погоди, щенок! Ладно, идем, времени нет.

* * *

Поравнявшись с первыми домами Назиры, Ииссах невольно ускорил шаги. Солнце уже село, и вокруг разлились спокойные усталые сумерки. Ииссах повернул к дому и застыл, как вкопанный.

Солдат! Римский солдат!

Долговязый воин в короткой тунике с гребенчатым петушиным шлемом на голове расспрашивал о чем-то пожилую женщину, испуганно закрывавшую лицо накидкой. Ииссах узнал соседку, Фамарь, жену Ал Аафея, владельца ненавистных овец. Она что-то ответила воину, потом показала рукой направление. Римлянин быстрыми шагами пошел в сторону родника.

Ииссах, облегченно вздохнув, дождался, пока долговязая нескладная фигура не скрылась из глаз, и быстро проскользнул в ворота дома.

– Ииссах, сын мой, где ты был? – старый Иошаат, кряхтя, подошел к нему, опираясь на суковатую палку. – Брат твой сбился с ног, пригоняя овец. Посмотри на него, усталого!

Ииссах встретил взгляд Осия и выдержал его. Потом снова взглянул на Иошаата.

– Вот, я посмотрел.

В дверях дома показалась Суламитт с медным подносом в руках, волосы по-хозяйски перехвачены алой лентой.

– Явился, – сказала она укоризненно, – а теперь ты потребуешь накормить тебя.

Ииссах почувствовал прилив глухого раздражения.

Каждый день одно и то же.

– Не корми, – сказал он, – я найду себе другую пищу.

– Не ссорьтесь, чада мои, – Иошаат направился к очагу, сел и протянул к огню дрожащие руки. – Дождитесь матери, тогда мы начнем вечернюю трапезу.

– А где она?

– Пошла за водой, заботливая мать, чтобы тебе умыться по возвращении, – Иошаат укоризненно кивал головой, не отводя глаз от языков пламени.

Ииссах оглядел всех. Они занялись своими делами, не обращая на него внимания.

Пошла за водой.

Ииссах сел на скамью, потом снова встал.

Туда же пошел долговязый римский солдат.

Он заходил по двору, сел, снова встал, направился к воротам.

– Ииссах, – Иошаат протянул к нему дрожащие морщинистые руки, – куда ты, что случилось?

Ииссах постоял, держась за засов ворот, потом вернулся, сел и снова оглядел всех.

– Ничего, – сказал он, – ничего не случилось.

* * *

Дойдя спорым походным шагом до лагеря, Пантера и Тит направились к своей палатке. Опцион Луций Нигр уже ждал их у входа. Сегодня держался он, несмотря на свой маленький рост, надменно и сухо. И только широкие, будто вывернутые наружу, подрагивающие ноздри выдавали в этом суровом начальнике азартного игрока в кости, а цвет могучего носа напоминал о тайной любви его к другой игре, которую можно назвать игрой в кувшин.

Пантера, подойдя к опциону, начал рапорт о прошедшем дежурстве. Луций Нигр взмахом руки остановил его.

– Оставь свое красноречие девкам, Пантера, – сказал он. – Я знаю, что во время твоего дежурства происшествий не бывает. Все в порядке?

– Да, – сказал Пантера, – если не считать того, что я жажду отыграть у тебя свой вчерашний проигрыш.

– Владеть мечом ты умеешь, – засмеялся Луций Нигр, – но бросать кости тебе еще учиться и учиться.

Пантера направился в палатку, сопровождаемый повеселевшим Титом.

– Да, кстати, – окликнул его Луций Нигр, – а где твой Бибул? Вы же втроем несли дежурство.

– Бибул? – Пантера изобразил на лице искреннее удивление. – Разве он не в палатке?

– Нет, он не вернулся еще, хотя я ждал вас троих, – Луций Нигр покачал головой, присматриваясь в Пантере. – Скажи мне откровенно…

– Как всегда, командир, – Пантера вытянулся, как на параде, и выпятил грудь.

– Брось кривляться, ты же мой помощник, контубернал! – Луций Нигр досадливо поморщился. – Скажи мне откровенно, все в порядке?

– Все в порядке, – сказал Пантера.

– И ничего не случилось?

– Ничего, – сказал Пантера.

* * *

Бибул быстрыми шагами спускался по тропе. Внизу мелькнула белая накидка. Бибул спрятался за камень и осторожно выглянул.

Она одна!

Мириам, подставив под журчащую струйку кувшин, прошла вниз по течению, где камень перегородил путь воде, образовав небольшую запруду. Она села на камень у самой воды, омыла лицо, посидела немного, задумчиво зачерпывая воду ладонью. Потом опустила в воду ноги, засмеялась по-детски и, подняв подол, ступила в воду. Бибул замер, задохнувшись. Точные, лаконичные линии смуглых нагих ног над быстрым течением, обрисовав лодыжки и колени, царственно расходились затем, образуя головокружительную лиру бедер. Бибул вытер рот тыльной стороной ладони. По лбу зазмеилась вздутая бешеным сердцем, черная в сумерках вена.

Молокосос?

Бибул сделал резкий выдох и закусил губу. Затем он вышел из-за укрытия и, перепрыгивая через камни, побежал по тропе вниз к роднику.

* * *

– Ворье поганое!

Ночную тишину, нарушаемую лишь похрапыванием и бормотанием спящих, взорвал вопль Пантеры.

– Кто посмел дотронуться до моей одежды?

Солдаты просыпались, недоуменно тараща глаза в полумрак палатки.

Привлеченный воплям часовой вошел с факелом в руке. По пологу заплясали тени поднимающихся людей.

Солдаты обступили Пантеру полукругом. Полог палатки откинулся, пропуская Луция Нигра, который недовольно щурил глаза в неровном свете чадящего факела.

– В чем дело, Пантера? Что за вопли среди ночи? Всему лагерю спать не даете!

– Иди спать, Луций Нигр, – отмахнулся от него Пантера, – если ты не желаешь видеть дальше своего носа.

Луций Нигр заворчал было насчет хромающей в контубернии дисциплины, но голоса остальных заглушили его.

– Пантера, ты можешь толком сказать, в чем дело? – бас Тита оказался громче всех.

– Дело в том, – сказал Пантера, обводя всех собравшихся внимательным взглядом, – что у нас объявился вор.

– Вор!

– Не может быть!

– А что украли, Пантера?

– Как было дело?

Солдаты сгрудились вокруг Пантеры. Сна как не бывало. Вор – это не шутка. Контуберния на военном положении живет одной палаткой, то есть, одной семьей. Жизнь каждого проходит на виду у всех. Солдаты, идущие плечом к плечу на неприятеля и делящие один кусок хлеба на всех, не могут допустить нарушения своего освященного смертью братства. Потому воровство карается беспощадно.

– Встал я по нужде, – рассказывал тем временем Пантера, – протянул руку к одежде. Я всегда так делаю, ну, привычка у меня такая, – он многозначительно посмотрел на Тита.

– Это крест, что ли, серебряный, с колечком сверху, твоя привычка? – спросил один из солдат, полный, с короткой шеей и шарообразной головой.

Пантера резко повернулся к нему.

– Откуда ты знаешь про мой крест, Виталис? – спросил он.

– Про него все знают, – пожал плечами Виталис, заметно, впрочем, смущенный.

– Да.

– Верно, Пантера.

– Живем-то вместе.

Пантера озадаченно оглядел окруживших его приятелей.

– Я давно хотел предложить тебе сыграть в кости на твой крестик, – сказал Луций Нигр. – Да ты что-то в мою палатку не заходишь.

– О боги земли и преисподней, – сказал Пантера, – веселая жизнь тут у нас.

– Ну, протянул руку по нужде, и дальше что? – спросил Виталис.

Раздался смех, снимающий напряжение.

– Я хотел сказать, встал по нужде и протянул руку, – поправился Виталис.

Смех усилился.

– Крест украден, – негромко сказал Пантера.

Смех сразу оборвался.

Солдаты, знающие друг друга еще по германскому походу, оглядывались, словно в прыгающем свете факела можно заметить вора по какому-нибудь явному признаку.

– Позор! – в сердцах сплюнул Луций Нигр. – Позор на все четыре манипулы легиона. Надо решить дело тихо. Дождемся утра и перетрясем всю вашу палатку.

– А если креста нет в палатке? – раздался чей-то голос.

– Я поговорю с каждым по отдельности, – проворчал хмурый Тит и сжал могучую руку в кулак.

– Да, – сказал Луций Нигр, – а потом мы все вместе поговорим с тобой.

– Ты хочешь сказать, что вор – я? – прорычал Тит, надвигаясь на маленького опциона.

– Тихо! – сказал Пантера. – Я найду вора. Прямо сейчас.

Наступила тишина.

– Эй, там! Огня, да побольше! – приняв решение, Пантера преобразился. Теперь он был само действие, несущее неотвратимое наказание преступнику.

Солдаты внесли еще несколько факелов. Освещенная палатка сразу стала маленькой и тесной.

Все сгрудились вокруг Пантеры.

– Топор16! – еще раз скомандовал Пантера.

– Опомнись, Пантера, что ты задумал? – маленький Луций Нигр поднял над головой руки.

– Топор! – повторил Пантера, и от его голоса у собравшихся похолодело внутри.

Кто-то сбегал за топором и подал Пантере. Пантера поискал глазами что-то на земле, вышел из палатки и тут же вернулся с камнем в руке.

Легионеры внимательно следили за его действиями. Они уже поняли, что он собирается делать. Древний магический ритуал отыскания преступника, применяемый на войне. Топор и камень – первое оружие, взятое человеком в руки. Топор и камень не подведут солдата.

Факельщики, не дожидаясь команды, подошли к Пантере и соединили пламя факелов в одно. Пантера занес топор над пламенем.

Наконец, металл принял цвет пламени. Пантера подкинул топор, ловко перехватил его обухом вверх и положил на обух камень.

– Честное железо, честный камень! – медленно, нараспев сказал он. – Можно расколоть камень, можно размягчить железо. Но вас не обмануть, когда вы вместе. Честное железо, честный камень! Укажите преступника!

И Пантера медленно повернулся к солдатам.

Десять пар глаз не отрываясь смотрели на топор, десять пар рук невольно сжались, чтобы унять предательскую дрожь. Простые слова, размеренные действия Пантеры, безыскусность древнего воинского обряда внушали трепетный ужас.

Пантера подошел к опциону и поднес к его лицу топор.

– Эй, при чем тут я! У меня вообще другая палатка! – начал было Луций Нигр и замолчал.

В свете факелов было видно, как побледнел Луций Нигр, завороженно глядя на топор с камнем на обухе.

Выждав паузу, Пантера убрал топор. Луций Нигр облегченно перевел дух.

Пантера подошел к Титу. Для того, чтобы поднести топор к лицу гиганта, ему пришлось встать на чье-то заправленное ложе.

Пауза. По лицу Тита побежали крупные капли пота.

Снова ничего.

Пантера по очереди обошел всех собравшихся.

Последний из испытуемых перевел дух, утирая взмокшее лицо.

Ничего.

– Ничего! – Тит нахмурил брови, как обиженный ребенок.

– Старый обряд, может, он в наше время уже потерял силу? – спросил повеселевший Луций Нигр.

Солдаты взволнованно заговорили друг с другом.

– Тихо! – сказал Пантера и подождал, пока не установится тишина.

Он все еще стоял с топором в руке.

Гул голосов постепенно стих.

– Все ли на месте? – спросил Пантера.

Солдаты стали оглядываться, отыскивая друг друга глазами.

– Воган! А, здесь.

– Где Авл? Где наш красавчик?

– Тут я, не видишь? Поищи лучше Максима.

– Он спит. Эй, разбудите Максима!

– Что пристали? Что случилось?

Потом раздался голос Виталиса:

– Бибула нет.

– Точно!

– Нет его.

– Бибул!

– Он так и не вернулся, – важно кивнул Луций Нигр.

– Пантера, ведь Бибул… – начал было взволнованный Тит.

– Тихо, Тит, – перебил его Пантера вкрадчивым голосом. – Сейчас мы испытаем Бибула.

– Как?

– Ведь его же нет!

Удивленные голоса смолкли, глаза снова уставились на Пантеру.

– Где он спит? – спросил он.

Несколько рук одновременно показали на застеленное ложе.

Пантера подошел к ложу Бибула и медленно поднес топор к изголовью.

Прошло несколько томительных мгновений, а потом камень, звякнув о металл, свалился с обуха на ложе. Раздался глухой ропот изумленных солдат. Пантера медленно повернулся к ним. Желтые глаза его мерцали в свете факелов, ухмылка плясала на лице.

– Смерть! – хрипло сказал он.

И с силой обрушил топор на изголовье.

* * *

Уже совсем стемнело, когда скрипнули ворота, и во двор вошла Мириам.

– Ай-вай, хозяйка, где можно столько пропадать! – Иошаат поднял голову от пламени очага.

– Что-нибудь случилось? – поднялся застенчивый Осий.

Мириам вздохнула и заправила прядь за покрывало.

– Нет, – сказала она, – ничего не случилось.

– Все давно остыло, – обиженно сказала Суламитт, – опять разогревать!

Мириам встретилась глазами с Ииссахом.

– Ты здесь, сын мой, – сказала Мириам, – я принесла воды, иди, я полью тебе.

Ииссах подошел к ней, пригнулся, протянул руки. Струйка воды из наклоненного кувшина в руках Мириам плясала и прыгала мимо его рук. Он поднял голову и снова встретился с ее глазами. Лицо ее было не смуглым, как обычно, а серым.

– Суламитт, – сказал Ииссах в сторону, глядя в упор на Мириам, – иди, полей мне.

– Занимайся трапезой, Суламитт, – так же негромко сказала Мириам, не отводя глаз от Ииссаха.

Она снова наклонила кувшин, и ровная струйка полилась на землю.

Ииссах выпрямился, отряхивая руки, взял поданное полотно, утерся.

Она победила.

– Я не буду есть, – сказал он, ни к кому не обращаясь, – пойду спать.

И направился наверх, в олею.

* * *

Утром, еще не до восхода солнца, Пантеру разбудили чьи-то возбужденные голоса, доносящиеся из-за лагерного вала. Он быстро вскочил и вышел на свежий воздух. Там уже ходил Луций Нигр, имея вид озабоченный и хмурый. Вдвоем они вышли за пределы лагеря и наткнулись на охрану, рядом с которой переступал с ноги на ногу старый иудей с редкой козлиной бородой.

– Что такое? – Луций Нигр с ходу вступил в роль начальника. – Пойманный лазутчик? Вражеский разведчик? Старая каналья!

– Сам пришел, – лениво сказал один из охранников, едва сдерживая зевоту. – Говорит, что ему нужен «какой-нибудь главный из римских солдат».

– Я – опцион… допустим, начальник первой центурии первой когорты Второго Германикова императорского легиона, – важно сказал Луций Нигр. – Отвечай мне, иудей, что тебя сюда привело.

К ним постепенно подтягивались остальные обитатели палатки.

– Я – Ал Аафей, живу в Назире, это недалеко отсюда…

– Я знаю, где находится Назира. Дальше.

– Сегодня утром, добрый господин, наши женщины, пойдя поутру за водой, нашли у родника мертвого римского воина.

– Что ты сказал? Мертвый? Убит?

– Я не знаю, убит ли он, но что он мертвый – это я знаю.

– В этой стране живой римский солдат может стать мертвым римским солдатом, только если он будет убит! – проворчал стоящий рядом Пантера, ни к кому не обращаясь.

Луций Нигр строго кашлянул, давая понять Пантере, чтобы знал свое место, и воинственно наставил свой нос на старого испуганного иудея, ожидая ответа.

– Не гневайтесь на нас, добрый господин, я пришел сам сказать об этом, потому что чту законы и порядок.

– Кто убит? Солдат, иммун?

– Не могу сказать, начальник, я совсем в этом не разбираюсь.

– Как он выглядел?

– Руки, ноги длинные, сам весь такой долговязый…

– В чем хоть он был? – спросил Пантера. – Щит, шлем?

Старик посмотрел на Пантеру.

– Шлем. Такой же, как на тебе.

Луций Нигр кивнул и посмотрел на Пантеру.

– Это Бибул, – сказал он.

Раздался гул изумленных голосов.

– Пантера.

– Гадание.

– Нет, он воткнул топор в его ложе.

– Добрый господин, – снова проблеял Ал Аафей, – что нам делать?

– Тит, Максим! – скомандовал Луций Нигр. – Надо сходить в Назиру за телом. Старик покажет вам дорогу.

– Пошли! – Тит положил на сухое плечо Ал Аафея свою лапищу.

Солдаты, обсуждая новости, расходились по своим делам. Пантера прошел вал, потянулся к палатке.

Убит? Опять иудеи поднимают голову?

Он прошел несколько шагов и остановился.

Зари… Нари… Неважно, там ведь отродясь не было никаких смутьянов!

Пантера остановился. Развернулся и побежал обратно. Старик иудей медленно ковылял по дороге в сопровождении двух рослых легионеров.

– Эй, обрезанный! Постой.

Он подошел к Ал Аафею и отвел его в сторону.

– Где, ты говоришь, это произошло?

– В Назире, господин.

– Так, так… Все равно не запомню. А кто обнаружил убитого?

– Господин, я же говорил. Женщины у родника.

– Какие женщины? Кто они?

– Жена моя, Фамарь, с подругой своей, Рут.

– Так, так… И имена под стать. И других подруг не было?

– Обычно они ходят по воду втроем с Мириам, а в этот раз ее не было.

– Мириам, – медленно произнес Пантера, пробуя имя на язык.

А потом еще раз:

– Мириам.

– Да, жена соседа нашего, старого Иошаата, савеянка.

Пантера тоскливо сощурился, словно от уксуса или от внезапно разболевшегося зуба.

– А кто такой этот старый, как ты сказал?

– Иошаат? Древодел наш.

– Древодел, говоришь? – Пантера помолчал немного. – Значит, Мириам с ними не было?

– Нет, господин. Видать, хворает.

– Ладно. Иди.

И снова:

– Мириам.

Неторопливо совершалась утренняя трапеза в доме старого Иошаата, когда за воротами послышались голоса, крики людей. Иошаат недовольно заворчал, торопливо жуя беззубыми деснами. Суламитт вышла узнать, в чем дело. Спустя минуту она прибежала, красная от волнения.

– Отец, солдаты, убийство!

– Что? Что случилось на этот раз?

– Римлянин! Убитый солдат!

Суламитт сбивчиво рассказала, как был обнаружен убитый римлянин, что Ал Аафей привел двух солдат, которые сейчас забрали убитого, что весь город взволнован.

– Беда, – покачал головой Иошаат.

Осий поднялся с места.

– Садись, сын мой, – Иошаат постучал для убедительности в пол суковатой палкой. – Беду лучше всего пересидеть дома.

– Овцы, отец, – извиняющимся тоном сказал Осий.

– Дождись, пока уйдут солдаты. Придет Ал Аафей, все расскажет… Или ты думаешь, что ему не дороги его овцы? – Иошаат засмеялся, довольный.

Ииссах во время всего разговора опять не сводил глаз с Мириам. Она ела, как ни в чем не бывало. Потом, вздрогнув, поймала пристальный взгляд Ииссаха, выпрямилась и отложила хлеб в сторону, спокойно и грустно глядя ему прямо в глаза.

Ииссах замер, дрожа. Потом, не выдержав, вскочил, опрокинув чаши на столе.

– Что такое, Ииссах! – Иошаат воздел к небу дрожащие руки. – Куда?

Но Ииссах был уже за воротами.

Опять!

Она опять победила!