Читать книгу Кровь Альбарруды. Милитари детектив - Артур Берг - Страница 3

Я с трудом разлепил веки, но ничего не увидел. Мутная пелена растаяла не сразу. Слух вернулся быстрее – шум ливня вперемешку с тягучим шлёпаньем и резкими покрикиваниями бирлов оглушил меня. Наконец, взгляд упёрся в телячью кожу армейской берцовки. Её шнуровка уходила круто влево, куда я не мог скосить взгляд.

– Джамба! – прохрипел совсем рядом чей-то голос. В двух дюймах от меня упал шипящий окурок «Мальборо». – Пацан очнулся. Что с ним делать?

Дождь заливал лицо, мне становилось холодно. Расплывчатый носок кованого ботинка, кажущегося ещё более огромным от невозможной близости, поддел мой подбородок, отчего картинка, отдавшись тупой болью, мгновенно переменилась. Теперь струи дождя падали справа на вертикальную пузырящуюся огромную лужу и на неспешные разновеликие фигуры в тёмных накидках среди частокола карибских сосен.

– Посади его, Рауф.

Сильные пальцы вырвали меня из грязной кашицы. Я замычал от боли в простреленном плече, в спину упёрлось что-то твёрдое, ложе винтовки или колено Рауфа. Грубый рывок за волосы выдернул мою голову вверх.

Из клочьев тумана возник неровный каменный угол часовни. Но не на нём я остановил тусклый взгляд – прямо передо мной вдруг поплыло изъеденное термитами основание креста, вкопанного в эту землю ещё первыми индейцами-католиками. Ручейки воды, стекавшие по его истлевшей поверхности, почему-то были бледно-розовыми. Чуть приподняв тяжёлую голову и взглянув выше, я увидел вывернутые потрескавшиеся ступни ног, прикрученных к бревну серпантином колючей проволоки, остатки рваных штанов, ещё вздрагивающий исколотый живот, руки, залитые кровью и провисшие вдоль поперечного бруса. Клочья чёрных слипшихся волос скрывали лицо, но я знал, что это был Антонио.

Глупо, как глупо! Я хрипло закашлялся и повалился в лужу, но Рауф крепким ударом выправил моё положение. Теперь я смог разглядеть и верёвку, тянущуюся вверх от головы моего сержанта прямо к длинной и толстой ветви ближайшего дерева.

Джамба Гунивара мстил за отца. Это было страшной правдой, и я ничего не мог поделать.

Всего каких-то два часа назад мы вчетвером вышли из расположения нашего батальона с рядовым заданием, не представлявшим для нас особой сложности. Двигались бодро – поднадоевшая всем война уже вовсю показывала свой хвост.

И победа бесспорно была за нами.

После недавней гибели «Людоеда», как называли бригадного генерала Гунивару и мы и наши враги, армия Бирлантины посыпалась словно карточный домик. И лишь когда рассорившимся полевым командирам не смогли помочь ни зарубежные советники, ни запоздалые поставки нового оружия, в соседнем правительстве вдруг заговорили о введении касок ООН.

Ну конечно! Ведь это мы развязали жестокую бойню и именно наша задыхающаяся от перенапряжения крошечная Альбарруда столько лет сопротивлялась появлению миротворцев в приграничном районе!

Тем не менее Полковник, командующий нашими душами, умело воспользовавшись ситуацией, выбил захватчиков из хорошо укреплённых опорных пунктов и отодвинул разрознённый и здорово поредевший контингент неприятеля к демаркационной линии.

Несколько мелких отрядов в районе Бисонских предгорий оказались отрезанными от границы.

Последняя задача разведгруппы Антонио Сольдера была простой – обнаружить остатки одной из таких потрёпанных войсковых частей возле деревушки Гуакилья. Дело не стоило выеденного яйца. За годы то затухающего, то с новой силой разгорающегося у Солёного озера конфликта (три из которых были и моей личной войной) мы столько раз переходили неустоявшуюся границу с Бирлантиной, столько милей болотистых джунглей исколесили вокруг, изучили каждый дюйм спорной территории, что просто не имели права на провал.

Капеллан, едва высунувшись из штабной палатки, дежурно благословил нас. Вислогубый капитан Родригес что-то уточнял с приотставшим Антонио, а я, мой закадычный дружок Тимми и Малыш Рэм (юкатек из самых-самых) уже проскользнули мимо батальонных часовых и секретов, неслышно углубляясь в лес.

Через полчаса, мы вышли к знакомой затопленной просеке. Антонио, обтерев о рукав мачете, объявил короткий привал. А вскоре, оставив Тимми на радиосвязи, мы цепочкой стали пробираться к окраине глухой деревни.

Несложная, но до мелочей отработанная операция прервалась внезапно. Шедший впереди Малыш Рэм был срезан тесаком, однако успел выстрелить, предупреждая нас.

– Измена! – пронеслась в голове единственная возможная мысль. Но времени на пустые размышления уже не было. Всё, что я успел сделать, это отпрыгнуть в сторону от тропы и направить свой АК на замелькавшие в листве тени. Пулей в плечо меня сразу развернуло и отбросило на выросшего из болота здоровенного бирла, мгновенно прижавшего мою шею цевьём автомата к поваленному стволу кампешевого дерева. Теряя сознание, я ещё слышал, как отстреливался Сольдер.

Джамба, вытирая со лба дождевые капли, присел на корточки напротив меня:

– Ну что, разведка? Не сахар?

Первый и последний раз в жизни я видел его так близко.

Это был смуглый атлетически сложенный крепыш, гвардейская элита, как и весь его ныне маленький, но не собиравшийся сдаваться отряд. Усталое, чуть помятое и довольное лицо, измазанное защитной краской, приблизилось ко мне:

– Будем умирать молодыми?

Я прикрыл распухшие от побоев веки. Сердце вдруг бешено застучало. Расставаться с жизнью совсем не хотелось.

– Несомненно, будем! – Джамба резко выпрямился и добавил. – Но как? Красиво! Красиво и медленно!.. А? Нет, конечно, можно и быстро!

Он на мгновение повернулся к скорченному на крестовине Антонио. За портупейным ремнём Джамбы широким лезвием матово блеснул топорик. Один миг, и он закачался в руке победителя.

Джамба шагнул ко мне ближе. Я инстинктивно попытался отодвинуться, но тяжёлая ладонь Рауфа сдавила мою ключицу. Вдруг с завистью подумалось о Малыше Рэме. Приятнее, когда смерть приходит неожиданно. Увидев прищуренные глаза врага, я понял, что это ещё не всё – мои проводы будут на редкость весёлыми.

– Слушай, разведка, – В голосе младшего Гунивары послышались издевательские нотки. Какую гадость он задумал? – А ты сможешь постоять за друга?.. Верю, сможешь!

Он засмеялся, перебрасывая топорик с руки на руку:

– А как долго ты сможешь стоять за него? М?

Джамба вдруг резко с разворотом пригнулся, и острое лезвие воткнулось в самый низ креста. Я вздрогнул. Что он делает? С десяток таких неистовых взмахов, и Антонио вместе с брусом рухнет на землю! Если этот человек и не сошел с ума, то сейчас своей работой он просто наслаждался. Под его звериные всхрипы топор со свистом вырывал куски старой древесины из качающегося ствола. Солдаты, столпившиеся за нашими спинами, судя по наступившему молчанию, тоже наблюдали за непредсказуемыми действиями своего командира.

Из-за подрагивания деревянного креста казалось, что Антонио ожил на этом страшном распятии. Помню, что в мою голову впервые тёмной волной ворвалась нехорошая мысль – как же можно носить на груди образ мученика, страдающего на пыточном орудии? Какая несправедливость!..

Антонио Сольдер был старше меня на полгода, он был таким же парнем из плоти и крови как я и Тимми, как сотни проблемных мальчишек переходного возраста, со своими радостями и печалями, тайными желаниями, кусочками счастья и кучей невзгод. Он был живой, настоящий, мой командир и товарищ!

Растерзанное тело сильно качнулось, голова Антонио дёрнулась, и я опять увидел злополучную верёвку. Проклятое распятие хрустнуло, Джамба победно взглянул на меня. И я понял, наконец, чего он хотел.

Дождь усилился, всё кружилось – земля, в которую я пытался упереться непослушными ногами, подрубленный и готовый рухнуть в любую сторону крест, мокрые ступни Антонио, обхваченные моими скользкими срывающимися руками, я сам со стиснутыми от боли зубами, хохочущий от восторга Джамба, его ухмыляющиеся солдаты и стоящие вдали, кажущиеся безразличными крестьяне.

Зачем? Зачем я здесь? Стою в нелепой позе, обнимая истерзанный полутруп, в грязи и сырости от дождя, слёз и плевков, непохожий на самого себя. Зачем? Если я останусь в живых, то через неделю задохнусь от смеха, вспоминая нынешнее положение. Вояка, коммандос, матёрый разведчик, чёрт меня побери! Да просто дурак, еще верящий в чудеса мальчишка-дурак!

Кажется, я запел. И совсем не унылую песню. Что-то животно-рычащее, языческое, такое древнее, бессловесное, не переводимое ни с майя, ни со староиспанского. Пой, чтобы ни боль, ни страх перед смертью не задавили в тебе того главного мужского начала, когда придёт тот Миг, когда надо переступить через себя.

Я не услышал, как прогремел первый выстрел, и не почувствовал, как перебитый конец верёвки с силой хлестнул по моему окровавленному плечу. Я падал в бездну…