Читать книгу Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1 - Артур Конан Дойл, Исмаил Шихлы - Страница 8

На другой день во всех газетах только и было речи, что об убийстве в Брикстон-Рэде. Каждая газета высказывала свое мнение о «Брикстонской тайне», как они назвали эту печальную драму, и посвящали ей целые статьи. Я узнал из этих статей несколько новых подробностей, ранее мне неизвестных. Так как я записывал в свою записную книжку все, что касалось этого дела, то и из газетных статей я занес туда же нечто вроде конспекта. Вот он:

«Дейли телеграф» замечает, что ему еще не приходилось встречать преступлений, подобных Брикстонской тайне. Немецкое имя жертвы, видимое отсутствие мотивов преступления, мрачная надпись кровью на стене – все это невольно заставляло думать, что тут замешаны политические партии и революционеры. Общество социалистов широко распространилось и по Америке, и возможно, что они-то и преследовали свою жертву, преступившую какой-нибудь их тайный закон, и настигли ее в Лондоне. Коснувшись слегка дарвинизма, теории Мальтуса, преступлений, совершенных на большой дороге грабителями, описанными у Ратклифа, автор оканчивал свою статью обращением к правительству, которое он умолял приложить все старания к обеспечению личной безопасности иностранцев, проживающих в Лондоне.

«Стандарт» объяснил все таким образом: дескать, чаще всего происходят подобные выходящие из ряда вон преступления тогда, когда либеральная партия берет перевес и занимает видные государственные должности. Вот к чему приводят либеральные идеи, насаждающие в народной массе смятение и стремление попирать все нравственные принципы и уважение к авторитету! Жертвой пал американец, только несколько недель как прибывший в Англию. Он нанял себе помещение в Торквай-Террасе, в меблированных комнатах мистрис Шарпантье в квартале Камбервель. При нем находился его личный секретарь – некто Стангерсон.

В четверг 4-го числа текущего месяца оба джентльмена распростились с хозяйкой, объяснив ей, что они уезжают в этот же день в Ливерпуль, и направились на Эустонскую станцию. Действительно, их видели в пассажирском зале названной станции. Но с этого момента никто ничего не знал о них до тех пор, пока мертвое тело Эноха Дреббера не было найдено в пустом доме в Брикстон-Рэде. Кто привел его туда? Кто был его убийцей? Все это покрыто мраком неизвестности. Неизвестно также, куда девался секретарь Стангерсон.

К счастью, мы узнали, что дело поручено Грегсону и Лестрейду из Скотланд-Ярда. Они-то призваны возглавить розыски и провести расследование, и мы можем с уверенностью сказать, что эти два агента, известные своим усердием и ловкостью, не замедлят пролить яркий свет на это темное и мрачное злодеяние.

«Дейли ньюис» не сомневалась ни одной минуты, что имеет дело с политическим убийством. Ненависть ко всякому проявлению свободы и деспотизм континентального правительства заставляют многих и многих эмигрировать в Англию. Эти эмигранты могли бы быть прекраснейшими гражданами, если бы они не были так истерзаны различными гонениями, которые им пришлось претерпеть на родине. Людей этих связывают суровые законы чести, карающие смертью всякое нарушение их.

«Все старания должны быть направлены на розыски Стангерсона, чтобы расспросить его до малейших подробностей о привычках и характере убитого. Кстати сказать, следствие сделало уже серьезный шаг вперед, найдя квартиру последнего, чем оно обязано единственно лишь усердию и расторопности мистера Грегсона из Скотланд-Ярда».

Мы с Шерлоком читали эти статьи за завтраком, и моего друга они очень позабавили.

– Я же вам говорил, что бы ни случилось, Лестрейд и Грегсон пожнут лавры успеха.

– Все будет зависеть от оборота, какой примет дело, – ответил я.

– О, оставьте, пожалуйста! Им от этого ни тепло ни холодно. Если субъекта поймают, то это будет благодаря их усилиям, если он ускользнет из их рук, то это случится, несмотря на их усилия. Они играют наверняка. Что бы они ни сделали, они сделают хорошо. Глупец всегда найдет другого глупца, который его похвалит.

– Господи! Кто это такой идет к нам? – воскликнул я, прислушавшись.

В самом деле, на лестнице слышались многочисленные шаги ног, обутых в деревянные башмаки, и крики неудовольствия нашей хозяйки.

– Это маленький отряд Бейкер-стритской полиции, – серьезно ответил мой товарищ.

В ту же минуту в комнату ввалились с полдюжины уличных мальчишек, до того оборванных и грязных, что я почувствовал к ним прямое отвращение.

– Смирно! – сурово воскликнул Холмс, и тотчас же все шестеро оборванцев выстроились в ряд и стали как вкопанные у двери, наподобие шести статуй.

– На будущее время, Виджинс, вы один только будете входить сюда для доклада, а остальные пусть подождут на улице. Что нового?

– Ничего нет, сэр, – ответил мальчишка.

– Я так и думал. Но вы должны продолжать ваши розыски до тех пор, пока не нападете на след. Вот ваше жалованье. А теперь уходите и постарайтесь в следующий раз принести более приятные известия.

Говоря это, Шерлок сунул каждому из оборванцев по шиллингу, после чего махнул рукой, и все они мгновенно исчезли за дверью, подобно стае крыс. Через минуту мы услышали их пронзительные голоса уже на улице.

– Иногда один из этих маленьких человечков бывает более осведомлен и приносит лучшие известия, чем целый десяток полицейских, – заметил Холмс. – Один вид официального лица способен сделать людей немыми и глухими, в то время как эти маленькие пройдохи все высмотрят и всюду проникнут. Кроме того, они очень хитры и догадливы, и им только недостает хорошей организации.

– Вы ими пользуетесь для раскрытия Брикстонской тайны? – спросил я.

– Да, там есть один пункт, который я бы хотел прояснить. Впрочем, это дело только времени. Ага! Мы сейчас узнаем, как Грегсон превзошел соперника. Вот он идет по улице с лицом, на котором написано блаженство. Вероятно, он направляется к нам. Да, вот он и остановился.

Грегсон сильно дернул звонок, затем взбежал по лестнице в три прыжка и ворвался в комнату.

– Дорогой сэр! – воскликнул он, схватив руку Холмса, которую тот и не думал протягивать ему. – Поздравьте меня! Я раскрыл дело.

Мне показалось, что легкая тень беспокойства пробежала по выразительному лицу Шерлока Холмса.

– Вы пришли нам сказать, что напали на верный след? – спросил он.

– Верный след! Но, дорогой друг, мы схватили злодея! Он находится уже в тюрьме.

– Его имя?

– Мистер Артур Шарпантье, лейтенант королевского морского училища, – патетически произнес Грегсон, потирая руки и надув от удовольствия щеки.

Шерлок Холмс вздохнул с облегчением, и лицо его тотчас же стало веселое, улыбающееся.

– Сядьте и попробуйте вот эту сигару, – сказал он. – Мы горим от нетерпения узнать, как вы все это устроили. Хотите виски с водой?

– Не откажусь, – ответил полицейский агент. – Невозможная работа, которую я навалил на себя в течение этих двух последних дней, измучила меня совершенно. И это не столько был физический труд, сколько труд умственный. Страшное напряжение ума! Вы, мистер Холмс, должны меня понять лучше, нежели кто другой, потому что мы с вами принадлежим к числу людей, часто подвергающих свой мозг тяжелым испытаниям.

– Вы мне делаете слишком много чести, – ответил наисерьезнейшим образом Холмс. – Но расскажите же нам, каким образом вы добились таких блестящих результатов?

Грегсон развалился в кресле, принял самую удобную позу и начал не без удовольствия любоваться колечками дыма, которые выпускал изо рта. Вдруг он хлопнул себя по коленке с самым веселым видом.

– Забавнее всего то, что этот глупец Лестрейд, мнящий себя таким проницательным, пустился во всю прыть по фальшивым следам. Он сейчас разыскивает Стангерсона, который так же непричастен к этому убийству, как новорожденный младенец. И может статься, что в настоящую минуту Лестрейд уже арестовал его.

Эта мысль до такой степени развеселила Грегсона, что он чуть не задохнулся от приступа хохота.

– Что вас навело на след? – спросил Холмс.

– Ах! Я вам сейчас все расскажу. Но, доктор Ватсон, вы понимаете, все это должно остаться между нами. С самого начала в этом деле для меня была сложность в том, что я не знал никаких подробностей, ни обстоятельств, окружающих этого американца. Другие стали бы ждать ответа на объявления, помещенные в газетах, или на случайные известия со стороны, но Тобиас Грегсон так не работает никогда! Помните ли вы шляпку, которая валялась возле трупа?

– Да, – ответил Холмс, – шляпа была куплена у Джона Ундервуда в Камбервель-Рэде, № 129.

В голосе Грегсона почувствовалась досада.

– Я бы не подумал, что вы заметили все это. Вы ходили туда?

– Нет.

– А! – произнес Грегсон с облегчением. – Видите ли, никогда не следует ничего упускать из виду, даже если вещь была самая пустяковая.

– Для великого ума нет пустяковых вещей, – сентенциозно произнес Холмс.

– Итак, я отправился лично к этому Ундервуду и спросил его, кому он продал шляпу такого-то сорта и такого-то размера. Он посмотрел свои записные книги и отыскал то, что мне было нужно. Шляпу, о которой шла речь, он отправил некоему мистеру Дребберу, живущему в меблированных комнатах Шарпантье на Торквай-Террасе. Итак у меня появился адрес.

– Сильно, очень сильно! – пробормотал Холмс.

– А затем, – продолжал рассказчик, – я отправился к Шарпантье и сразу же заметил, что она была очень бледна и расстроена. Здесь же находилась и ее дочь, очень хорошенькая, сказать кстати, девушка. Глаза девушки были красны и губы дрожали. Конечно, все это не ускользнуло от моего взгляда, и я подумал сейчас же, что тут что-то есть. Наверное, вы и на себе испытывали, мистер Холмс, ощущения как бы дрожи, когда вам случалось напасть на верный след?

Тогда я спросил у них:

– Известно ли вам, что ваш бывший жилец, мистер Энох Дреббер из Кливленда, убит?

Мать кивнула головой, будучи не в состоянии произнести ни одного слова, – до того она была взволнована. Что касается дочери, то она разразилась рыданиями. И я еще более убедился в том, что эти люди замешаны в деле.

– В котором часу мистер Дреббер ушел от вас, чтобы отправиться на поезд?

– В восемь часов, – ответила мать, стараясь овладеть собою. – Его секретарь Стангерсон говорил, что есть два поезда: в 9 и 11 часов. Они порешили ехать первым.

– И с тех пор вы его больше не видели?

При этом вопросе лицо ее из бледного сделалось синеватым. Прошла целая минута, в течение которой она, видимо, боролась с волнением, и, наконец, сказала «нет», но слабым и хриплым голосом. Наступило молчание, и вдруг дочь произнесла ясным и ровным голосом:

– Мама, ложь никогда никому не принесла ничего доброго. Будем искренни с этим господином. Да, мы видели еще раз мистера Дреббера.

– Господь да простит тебя! – воскликнула мать, поднимая руки к небу и падая на кресло. – Ты убила своего брата!

– Артур сам бы был за то, чтобы говорить правду, – решительно ответила дочь.

– Вам будет лучше, если расскажете мне все по порядку, – заметил я, – потому что эти полупризнания хуже всего. Тем более, что вы и понятия не имеете, до какой степени нам все известно.

– Так пусть же все ложится на тебя, Алиса, – воскликнула мать, и затем, повернувшись ко мне, продолжила: – Я вам все расскажу, сэр. Но вы не думайте, что мое волнение от страха, так как я не имею повода бояться чего-нибудь. Я слишком уверена, что мой сын не играл никакой роли в этой ужасной истории. Я только очень боюсь, что, несмотря на его полную невинность, он может оказаться скомпрометированным. Но, к счастью, он известен безукоризненным поведением и положением в обществе.

– Самое лучшее, если вы будете совершенно откровенны со мною, – настаивал я. – Будьте покойны, если ваш сын невиновен, то с ним не случится ничего худого.

– Алиса, оставь нас вдвоем с этим господином, – обратилась она к дочери.

Та встала и вышла из комнаты.

– Да, сэр, я не хотела говорить вам об этом, но так как моя дочь настаивает, то я буду откровенна с вами и все расскажу, не пропуская ни малейшей подробности.

– И сделаете правильно, – заметил я.

– Мистер Дреббер прожил у нас около трех недель. Он и его секретарь Стангерсон только что вернулись из путешествия на континент. Я заметила, что на каждом из их чемоданов была наклеена бумажка с надписью «Копенгаген», значит это был последний город, где они были до этого. Мистер Стангерсон был смирный, сдержанный человек, но его патрон, я должна это сказать с крайним сожалением, был совершенно другого характера. Это был грубый, дерзкий человек. Даже в первый день своего пребывания у нас он напился, да и вообще каждый день после полудня он всегда был уже в неприличном виде. Со служанками он обращался так свободно и распущенно, что вызывал у меня отвращение. Но случилось нечто худшее: он очень скоро начал позволять себе различные вольности и по отношению к моей дочери. Несколько раз он заводил с ней разговор на тему, которой она по своей невинности не могла, к счастью, даже понять хорошенько. Однажды он схватил ее за талию и поцеловал! Даже его секретарь возмутился таким недостойным поступком своего патрона и уговаривал его опомниться и вести себя приличнее.

– Но почему вы все это терпели? – спросил, я. – Полагаю, что вы совершенно свободно могли избавиться от неприятных жильцов?

Мистрис Шарпантье даже покраснела, до того мое замечание было логично.

– Бог мне свидетель, как я сожалею теперь, что не выставила его за дверь в первый же день, как он поселился у нас, – ответила она, – но соблазн был слишком велик. Они платили очень хорошо, а у нас, квартирохозяек, теперь мертвый сезон. Я – вдова; сын мой, который находится на морской службе, стоит мне очень дорого. И я не нашла в себе силы воли, чтобы отказаться от этих денег, и думала, что поступаю хорошо. Но последняя наглая выходка Дреббера перешла всякие границы, и я отказала ему в квартире, объяснив и причину отказа. Вот почему они и порешили уехать из Лондона.

– Прекрасно. Продолжайте.

– Я почувствовала большое облегчение, когда мои жильцы уехали. Я должна вам сказать, что мой сын в настоящее время в отпуске, и я побоялась рассказать ему все из опасения его вспыльчивого характера. Он так сильно любит свою сестру! Поэтому, когда дверь за этими господами затворилась, страшная тяжесть спала у меня с души. Увы! Менее чем через час раздался звонок. Это был мистер Дреббер, который казался чем-то взволнованным и, очевидно, сильно выпил. Он ворвался в комнату, что-то бормоча и пытаясь объяснить, из чего я поняла, что он опоздал на поезд. Затем повернулся к Алисе и на моих глазах, в моем присутствии начал уговаривать ее бежать с ним вместе.

– Вы совершеннолетняя, – говорил он, – и никакой закон не может помешать вам сделать это. У меня денег больше, нежели я в состоянии израсходовать. Не слушайте старуху, идемте со мною сию минуту. Вы будете жить как царица.

Бедная Алиса, сильно напуганная, отступила от него подальше, но он схватил ее за руку и потащил к двери. Я закричала, и в тот же момент на пороге появился мой сын Артур. То, что произошло затем, не поддается описанию. Я слышала проклятия, шум борьбы, но от ужаса не смела даже поднять глаз. Когда я пришла несколько в себя, то увидела Артура, который стоял с тростью в руке возле двери и неистово хохотал.

– Не думаю, что этому джентльмену снова придет желание досаждать вам, – сказал он, – но я пойду за ним и посмотрю, что с ним будет.

Сказав это, он взял шляпу и пошел вниз. А на другой день мы узнали, что Дреббер умер загадочной смертью.

Ее рассказ часто прерывался вздохами и слезами. По временам мистрис Шарпантье говорила так тихо, что я едва улавливал ее слова. Я сделал несколько пометок в своей записной книжке.

– Это поразительно, – заметил Шерлок, зевая, – а затем?

– Когда она кончила свой рассказ, – продолжал Грегсон, – я понял, что все сосредоточилось на одном пункте. Потому, устремив на нее пронзительный взгляд, который, как знаю по опыту, производит большое впечатление на женщин, я спросил, в котором часу вернулся ее сын домой.

– Не знаю, – ответила она.

– Вы не знаете, когда?

– Нет, не знаю. У него был с собой ключ от входной двери.

– Вы уже легли, когда он вернулся?

– Да.

– В котором часу вы легли?

– Около одиннадцати.

– Значит, ваш сын находился в отлучке, по крайней мере, два часа?

– Да.

– Может быть, даже пять часов?

– Может быть.

– Что он делал в продолжение этого времени?

– Не знаю.

– Конечно, я-то знал. Расспросив, где находится лейтенант Шарпантье, я взял с собой двух агентов и арестовал его. Когда я коснулся его плеча и попросил его следовать за мной, он спросил меня с наглостью: «Вероятно, по делу этого мерзавца Дреббера?» Так как я не объявлял ему причины его ареста, то это восклицание показалось мне в высшей степени подозрительным.

– В высшей степени, – подтвердил Холмс.

– В руках он еще держал толстую трость, которую взял, по словам его матери, когда отправлялся провожать мистера Дреббера. Толстущая палка из цельного дуба.

– Так какое же ваше мнение? – спросил Холмс.

– Такое, что он последовал за Дреббером до самого Брикстон-Рэда. Здесь между ними снова разгорелась ссора, и Дреббер получил удар палки, может быть, под ложечку, что и причинило моментальную смерть, не оставив ни малейшего знака насилия. Ночь была дождливая, на улице ни собаки, и Шарпантье преспокойно мог втащить труп своей жертвы в необитаемый дом. Что касается до свечки, крови и надписи на стене, то все это сделано с хитрой целью отвлечь внимание полиции.

– Сработано чисто, – произнес одобрительно Холмс, – действительно, Грегсон, вы идете вперед. Из вас выйдет толк.

– Льщу себя надеждой, что я действительно вел дело довольно чисто, – снисходительно ответил полицейский. – Молодой человек объяснил, что некоторое время он шел за Дреббером, когда последний, обернувшись, увидел его и поторопился удрать, сев в наемный фиакр. Затем он уверяет, что, возвращаясь домой, встретил товарища, с которым и прогулял более часа по улицам. Когда у него спросили адрес этого товарища, он не был в состоянии дать удовлетворительного ответа. Итак, все идет отлично. Но что меня забавляет более всего, так это то, что Лестрейд катит по ложному следу. Боюсь, что ничего путного из этого для него не выйдет. Но, черт возьми, вот и он сам собственной персоной.

Действительно, Лестрейд быстро взбежал по лестнице и вошел в комнату. Он был непохож на самого себя. Лицо его было расстроено, платье в беспорядке. По-видимому, он пришел, чтобы посоветоваться с Шерлоком, потому что, увидев своего коллегу, он ужасно сконфузился и, остановившись посреди комнаты, безжалостно стал мять в руках свою фуражку, не зная, что сказать.

– Это выходящий из ряда вон случай, – сказал он, наконец, – совершенно непонятное дело…

– Вы так полагаете, мистер Лестрейд? – торжествующе воскликнул Грегсон. – Я так и думал, что вы ничего не сделаете. Отыскали ли вы, в конце концов, этого секретаря, мистера Стангерсона?

– Этот секретарь, этот Джозеф Стангерсон убит нынче утром, около шести часов, в гостинице «Холидей», – серьезно произнес Лестрейд.