Читать книгу Конструктор времени 1. Три недели в настоящем - Артём Яковлев - Страница 6

Ночью сегодня мне снилось что-то приятное. Даже волоски на коже топорщились от удовольствия. Но что именно я видел во сне, вспомнить не мог. Что-то необычное и очень милое одновременно. Вспомнилось, уже после пробуждения, как накануне я разговаривал с собой. Это было самым запоминающимся за последнее время. Будто я вернулся в детство и встретил там старого, но почему-то забытого, друга…

И когда я в хорошем настроении готовил себе завтрак, раздался звонок в передней. Я, думая в такой ранний час о соседях, сразу открыл дверь. Там стояла Лика. Очень странное явление. Просто невозможное.

– Заходи! – спокойно разрешил я, и пошёл опять на кухню, следить за яичницей.

Лика за мной в кухню зашла через минуту. Мне надо было заполнить тишину, и я спросил:

– Ты чего не в школе?

Лика молчала. Это не страшно! Найду какую-нибудь интересную тему и, как миленькая, заговорит.

– Есть хочешь? – я подумал, что вполне могу поделиться своей яичницей с гостьей.

– Я завтракала. Спасибо.

– Чай?

Но Лика покачала головой. Я пожал плечами. Нет, так нет! Мой завтрак не занял много времени. И мы наконец могли позволить себе, не торопясь, поговорить. Лика начала первой:

– Ты же ещё увидишь папку?

Это было почти утверждение. Потому что в прошлый раз я на этот вопрос ответил уклончиво.

– Конечно! – оставалось только ответить мне сейчас.

– Скоро?

– Да. – на самом деле правильный ответ должен был быть чуть менее утвердительным.

Ведь это могло случиться и завтра, и послезавтра, вплоть до ближайших выходных. Которые, впрочем, тоже подходили под это понятие: «скоро». Но могло произойти и сегодня. Я с Профессором эту свою идею ещё не обсуждал. В конце концов, мы с ним решили, что демократичным будет все вопросы решать только коллегиально. И он сейчас считал, что мы должны просчитывать мои возможности и очень постепенно увеличивать дистанцию до тех пор, пока не сможем уверенно рассчитывать на безопасный длинный прыжок. Я же готов был отправиться прямо сейчас. Мне в этом вопросе не хватало только союзника, чтобы изменить соотношение сил. А решимости у меня было, хоть отбавляй! Но про эти наши полемики Лике знать было необязательно.

– А ты мог бы у него… нет!.. ему передать, что…

Ну, началось!

– Лика! Я что, телефонный аппарат, что ли? Ты ему сама напиши, а я, как смогу, передам. Бумагу дать?

Девчонка смотрела на меня остолбенело. У меня сложилось впечатление, что идея письма ей и очень нравится, и совершенно неприемлема. Одновременно. Я вздохнул и пошёл в свою комнату за бумагой. Потом положил лист перед Анжеликой и сел напротив. Но она долго ещё не решалась начинать. Сидела над листом в напряжённой позе и молчала. Потом всё-таки достала из сумки ручку и посмотрела на меня.

– Только пообещай, читать это ты не будешь!

Ну, вот, новые капризы.

– Я не стал бы читать, даже если бы ты разрешила. – в этом я был честен. Никогда я не заглядывал в чужие записки. Считал это подлым и недостойным. Как воровство.

– Хорошо. – спокойно ответила Лика и начала всё-таки писать. Вероятно, удовлетворившись этим моим объяснением.

– Может мне выйти, подождать в другом месте? – предложил я, вставая. Мне, вообще-то надо было, пока Лика занята письмом, прибраться у себя в комнате.

– Нет-нет! – встрепенулась она. – Ну, пожалуйста посиди! А-то я совсем заревусь.

Пришлось мне сесть, раз она такая рёва. Изредка поглядывая в мою сторону, Лика писала около получаса. Один раз она начала всё вычёркивать, и потом смяла почти полностью исписанный листок и с извиняющимся видом посмотрела на меня. Я всё понял и принёс ей ещё три листка. Больше в моём принтере всё равно не оставалось. И всё началось снова. Лика теперь на меня не смотрела и лихорадочно заполняла строчку за строчкой. Иногда от усердия высовывая язык. Пока она глядела только на бумагу, я воспользовался такой удачной ситуацией, достал свой Самсунг и включил запись видео. Девчонка была неотразимой… Может потом покажу это Виктору Александровичу, какой красивой она стала. Мне бы это было интересно. Когда Лика поставила в конце точку, я незаметно выключил и сунул смартфон в карман. И меня потянуло на глупые шутки.

– Дописала? Теперь будем считать это документом. – совершенно серьёзно сказал я. – Поставь дату и распишись. И не забудь свернуть. И сверху подпиши: кому и когда.

Я вспомнил про адрес, написанный Виктором Александровичем на его письме.

Мой серьёзный вид всё-таки, наверное, подвёл Лику. Она не поняла, что я шучу, и точно собралась портить свой рукописный шедевр дурацкими дополнительными закорючками.

– Я пошутил! – торопливо сказал я, видя, что она занесла над бумагой ручку.

Не понимая, она стала рассматривать моё лицо.

– Прости, я правда пошутил!

– И подписываться не надо?

– Подписаться можешь, но папка, я думаю, и так поймёт, что это от тебя… Только сверни, у меня без тренировки с закрытыми глазами это сделать не получится.

Когда письмо было перечитано и свёрнуто, я спросил:

– Что ты там в школе пропустила?

– А! – беззаботно махнула рукой Лика. – Я с утра пошла в медпункт и сказала, что плохо себя чувствую. Наверное, простудилась. Врачиха сказала: «Тогда иди домой. Я сама сообщу кому надо». Она нормальная тётка. Так что я свободна!

Я ничего ответить не успел, потому что пришёл Профессор. Лика первая выпорхнула из кухни открывать дверь и, открыв, тотчас сказала:

– Здравствуйте, профессор!

После этого Димка был в шоке и целую минуту не мог ничего сказать. Пришлось мне приходить ему на помощь:

– Лика, он Профессор только для своих друзей. Это не учёная степень, а прозвище, ник у него такой, если хочешь, кличка. И к тому же здороваться с ним не принято. Как и прощаться. Это как бы традиция такая.

– Это правда? – спросила Лика Димку. Видно, в последнее время у неё закрались оправданные сомнения в моей правдивости.

И Димка кивнул.

В комнате у меня со вчерашнего трудного дня был лёгкий кавардак, поэтому я предложил, и все с этим согласились, что лучше будет заниматься делами на кухне. Димка, конечно удивился в изменениях личного состава нашего неофициального клуба, но до определённого времени не возражал. А я сказал Лике:

– Только учти, твоё время здесь – пока в школе идут уроки. Потом, не обижайся, я тебя прогоню. Домой-то сама доберёшься?

Лика безразлично кивнула, её, похоже, это не очень волновало.

Когда мы сели втроём за стол, Димка всё-таки поставил вопрос о конфиденциальности. Я видел, как он его гложет, и дал высказаться.

– Я, конечно, понимаю, что вы родственники, но всё-таки… Можем ли мы говорить сейчас обо всём? – этот вопрос был, без сомнения, ко мне. – Честно. Я не хочу, чтобы появилась утечка информации. Так рисковать…

Я перебил:

– Остынь! Ты о какой утечке?.. Меня имеешь в виду? – Димка молчал и взгляд его показывал, что я очень близок к истине. – Ага! Это я привлекаю новых и непроверенных людей?

Тут уж он кивнул. Не понимая, кого именно я имел в виду.

– Угу! – сказал я. – А ещё я собираюсь разболтать обо всём какому-то Виктору Александровичу…

– Но это-то другое дело! – вспыхнул Димка. – С Виктора Александровича всё и началось. Он…

– Хорошо! – констатировал я. – А-то я уже начал считать себя предателем нашего важного дела…

Мой спокойный тон и, сквозившая в речи, ирония Димку смутили. Он снова потерял приоритет в разговоре, поэтому ничего вставлять больше не решился. Лика, я видел, хотела что-то сказать. Но я решил её пока проигнорировать. Дело касалось таких священных понятий, как дружба и доверие.

– Ты, Дима Калашников, самый новый, и менее всего проверенный член клуба. Меня в этот клуб включили, когда мне исполнилось шестнадцать. То есть, более шести лет назад. – Димкино лицо, пока я говорил, всё более вытягивалось. – Я не говорю, что я святее Папы Римского. Вот я, например, тебя в тайну машины времени посвятил… Но всё-таки самым старым и самым проверенным членом клуба является Анжелика. Она в этом клубе была, практически, с рождения… И ни разу не подвела.

Я этими словами поднял престиж своей «сестрёнки» на небывалую высоту. Мне это было необходимо. И после таких слов я ждал аплодисментов или хотя бы чьих-нибудь возгласов одобрения, но на кухне стояла гробовая тишина. Я обвёл глазами молчаливый контингент. Лика почему-то не радовалась и смущённо молчала, а Профессор явно что-то хотел сказать, но только не решался, и задумчиво водил пальцем по скатерти. Я ещё предоставлю ему возможность высказаться. Как-нибудь потом.

– Ты Дима, куда хотел меня сегодня отправить? – прервал я молчание.

Димка, очнувшись, вздрогнул и сказал:

– Я думал, для начала, на несколько суток, дня там два-три, потом, уже завтра, на несколько месяцев. И только потом…

Я жестом остановил его. Стоп! Ясно, куда именно он собирался отправить меня «и только потом»!

– Друзья мои, рад возможности сообщить вам, что благородная дата: «И ТОЛЬКО ПОТОМ», пришлась как раз на сегодняшнее число! – я обвёл их глазами. – Я думаю, пора!

Что тут началось! Лика, будто опомнившись, захлопала в ладоши и засмеялась. А Димка, не верил своим ушам и уговаривал меня «не делать глупостей». Я сидел с непроницаемым видом. Всё получилось, как я хотел! Мне удалось обеспечить себе весомого союзника, и Димка остался в меньшинстве. Но я так решил ещё утром. Проснулся и что-то мне подсказало: «Вот он этот счастливый день!». И буквально всё мне в этом способствовало, и для отступления у меня не было ни малейшего повода. Димка со своей теорией безопасных экспериментов, мог зарыть в песок любое славное дело. Чего стоил только мой наряд, когда он хотел отправить меня на двадцать секунд в будущее. А теперь у меня ещё и сторонник нашёлся. И Профессору пришлось сдаться. Я его вынудил!

Солнце в окне неспешно пробиралось между голых веток тополя, и жалкие редкие облачка на небе тоже не могли существенно пригасить свет у меня на кухне. До полудня оставалось совсем немного. Сборы длились уже больше часа. И начало операции по переброске всё откладывалось и откладывалось. Сперва мы с Профессором долго спорили о необходимости крепить на мне датчики. Впрочем, радиометра и люксметра уже не было. Нужды лепить на руку термометр я тоже не видел. Хотя Димка пытался меня убедить, что в случае превышения температурного предела с увеличением длительности перехода, я мог бы пострадать. И он ещё раз пожалел, что я отказываюсь от постепенного увеличения дальности. Я же говорил, что при увеличении дальности с минут до часов, температура поднялась только на один градус. И в дальнейшем этот перепад станет ещё меньше. Димка возражал… Лика во время этого нашего спора молчала, хотя каждый из нас так или иначе пытался привлечь её на свою сторону.

Вопрос о дыхательном оборудовании, типа акваланга, я с негодованием отмёл. Справлюсь своими силами. Даром что ли увлекался несколько лет фри дайвингом в нашем городском клубе. Не искать же ещё и акваланг для переброски. Что я с ним там буду делать?

Следующий вопрос, о времени, когда можно застать Виктора Александровича дома, решился быстро, почти сам собой, когда Лика сказала, что в этот день вроде бы «папка» на работу не ходил. «Вроде бы» – понятие неопределённое и всё могло быть! И мы мудро выбрали вариант второй половины дня. Время после обеда.

Потом речь зашла о погоде в конце сентября одиннадцатого. Я об этом даже не подумал, идея пришла Профессору. Он сказал, что весна и осень, без сомнения, близкие периоды, но всякие локальные изменения в погоде всегда случались. И если я в неподходящем наряде появлюсь на тех улицах, меня могут неправильно понять.

Какая была в тот день погода никто из нас, естественно, не помнил. Попытка выяснить погоду в прежние времена, наткнулась на практический вакуум информации. Долгосрочные российские прогнозы давали более-менее стабильные данные на начало месяца в регионе, а конец не упоминался нигде. Попытка выяснить это в местной службе по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды, была провальной изначально. Мы наткнулись на непробиваемую стенку бюрократического «как бы чего не вышло». Наконец, Димка вспомнил, что был такой парень, который раньше каждый день вёл для себя погодный дневник. Кое-как выяснил его телефон и позвонил. На наше счастье, про этот день данные были. Оказалось, погода двадцать четвёртого сентября одиннадцатого года у нас была великолепной. Парень, обладающий недюжинной памятью, вспомнил, что ходил в этот день в лес за грибами. Температура днём была почти летней: от двенадцати до шестнадцати градусов тепла. Ветер северо-западный умеренный. Солнечно. Бабье лето!

Я думал, что для визита вполне обойдусь нынешней своей тёплой курткой, в крайнем случае, осенним дождевиком на свитере. Но при такой практически летней погоде глупо было одеваться настолько вызывающе тепло. Пришлось ограничиться почти летней спортивной курточкой и тонкой водолазкой, если вдруг поднимется тот самый умеренный ветер.

У меня ещё возник вопрос о документах. Я рассуждал, что всё может случиться, возможно в процессе понадобятся какие-то документы для подтверждения личности и деньги. Ведь как там может случиться, никто не ведает. От документов меня отговорил Димка:

– Твой паспорт когда выдан? Случаем, не в тринадцатом? Кому ты такой там покажешь? Сочтут фальшивым и хорошо, если не конфискуют.

Паспорт я отложил, и банковскую карточку пришлось из кармана тоже вынимать. Она тогда не работала. И водительские права также. Права были мне выданы вообще, в июле пятнадцатого. А других документов у меня не было. Не брать же с собой свидетельство о рождении и пропуск в бассейн. Тогда ещё и дайвингом никто в нашем городе не занимался.

Я не помнил какие маршруты общественного транспорта в то время были на этом пути. Но мы с Димкой единогласно решили, что билеты были дешевле. И он даже серьёзно предложил мне не ехать туда, как я хотел, а сигануть отсюда. Чтобы хоть на поездке туда и оттуда, можно было немного сэкономить. Я сказал, что это всё равно, что колоть орехи микроскопом. Пытаться выгадать копейки на визитах в прошлое. Бред какой-то!

Также потом решали, сколько времени займёт посещение… Мы подумали, что на весь этот визит мне понадобится часов пять-шесть. Так-то и трёх бы вполне хватило, но дорога… то да сё… Лучше иметь какой-то запас. Мало ли что могло поджидать. Знал бы я, как мы с Димкой были правы в этом вопросе, выбирая шестичасовой интервал!

Собираться мы закончили только в полдень. Лике теперь нужно было торопиться домой, занятия в школе закончились, и мама могла позвонить в любой момент. Поэтому мы покинули мой дом все вместе. Димка, сказав: «Вернёшься – позвони» и от подъезда свернул в сторону своего дома. Лика пошла со мной на конечную остановку. Нам ехать было в одну сторону почти до самого конца. Правда, достигли бы мы нашего конечного пункта в совершенно разное время.

На улице я один оказался одет не по сезону. Редкие прохожие в тёплой одежде, попадавшиеся нам на пути, посматривали на меня кто с иронией, а кто с плохо скрытым неодобрением. На бомжа я был не похож, иначе бы меня вообще никто не замечал. Я с первых же метров пути, понял, что весь путь до дома Лики мне не пройти. Пересадка, ожидание на остановке, когда холодный ветер морозит кожу…

И когда мы вышли на остановку автобуса, где с Ликой снова оказались одни, я сказал:

– Нет, Димка был прав. Лучше я отсюда стартую. Замёрз совсем. Одна сможешь доехать?

Лика молча взглянула на меня и опять ничего не сказала. Молчать, когда спрашивают, стало её второй натурой.

Часы я настроил ещё дома. И время назначения на них выставлено, и время пребывания: двадцать одна тысяча шестьсот секунд – ровно шесть часов. Оставалось только запустить всё это и нырнуть в благодатную тёплую осень две тысячи одиннадцатого…

На конечной мы были одни. И стояли под слабым прикрытием железного тента и узорно разрезанных стенок остановки. Никто не заметил бы моего внезапного исчезновения. Я замёрзшими пальцами почти на ощупь стал снимать защиту. И, когда уже добрался до красной кнопки, Лика, будто очнувшись, сказала:

– Подожди!

Она потянулась к моему воротнику. Я подумал, что хочет что-то поправить, поэтому не сопротивлялся, но вдруг она крепко уцепилась и сильно потянула вниз. Я вообще перестал понимать, чего она хочет. Её лицо в какой-то момент оказалось рядом, и я почувствовал её губы. Она меня целовала. Очень даже не по-детски. Весьма мило! У меня от такой неожиданной нежности просто всё поплыло перед глазами. Поцелуй был долгим и, как ни странно, приятным. Словно вишенка во рту… И в этот момент у меня, совершенно неосознанно, сжались пальцы и мой указательный, по-прежнему находящийся под часами, предательски вдавил последнюю кнопку. Я это понял только две секунды спустя, когда мгновенно застывшие глаза Лики озарились ослепительным светом, а меня очень сильно отбросило от неё. Я едва сумел сохранить равновесие и вынужден был прищуриться, чтобы не ослепнуть. Лики уже видно не было. Её загораживал тип в яркой, почти спортивной и не по сезону холодной куртке с надписью на спине «Россия»…

Думать сейчас о том, что произошло, не было никакой возможности. Мне уже немного не хватало воздуха. Поэтому я, чтобы не тратить понапрасну силы, расслабился и закрыл глаза. Теперь изменить ничего невозможно и будь что будет. И если в сентябре одиннадцатого на этой остановке кто-то найдёт моё бездыханное тело, пусть потом Лике будет стыдно…

Снаружи, за плотно закрытыми веками мерцало бело-розовое пламя. Вокруг стояла глухая тишина! Полное безмолвие.

Я надеялся, что около семи лет пробега будут длиться возможно полминуты. Это-то мне было ещё доступно. И в какой-то момент я стал считать… Спазмов лёгких ещё мне удавалось пока избежать, но с каждой секундой я ощущал всё большую потребность вдохнуть. Где же он, конец этого пути?

При сорока пяти стала кружиться голова и я, плохо уже понимая где что, с трудом расставил пошире ноги чтобы случайно не свалиться. Неконтролируемое желание вдохнуть стало постоянным беспокоящим фактором. Но если бы я ему не сопротивлялся, стало бы намного хуже…

Время текло, а конца всё не было. Когда я досчитал до семидесяти пяти, то натурально поплыл и сдерживал спазмы просто каким-то чудом… Ощущение верха и низа стали размытыми. Но вскоре появились первые признаки завершения перехода. Будто автобус на полном ходу начал резко тормозить, яркий свет за его окошками померк и появились тонкие звуки… И в какой-то момент всё кончилось. Вдох!!! Наконец-то! Ноги дрогнули, но я устоял. Ах, как сладко было вдохнуть полной грудью! Каким живительным стал воздух вокруг! Мучительное блаженство! И я хлебал его сладость широко открытым ртом. И не мог нахлебаться… Чистый, сладкий и свежий воздух!

Голова ещё кружилась вместе с обрывками мыслей. Я с трудом мог сказать, где сейчас от меня находится низ. И контролировал только силу давления на подошвы. Пока она была равновелика и справа и слева, я устойчиво стоял и низ был прямо подо мной!

Устояв и отдышавшись, я открыл глаза и ничего не увидел. Это был шок! Неужели от недостатка кислорода зрение отказало? Только этого мне не хватало! Передо мной и вокруг была беспросветно глубокая чёрная бездна. Тьма была абсолютная и непробиваемая. Что же со мной случилось? Где я? Стараясь определить, что находится рядом, я, вытянув в стороны руки, неуверенно сделал шаг вперёд и чуть не перелетел через какое-то препятствие… Нагнулся. На ощупь препятствие оказалось бетонной урной. Откуда она здесь взялась? Не было здесь никакой урны! Где же я? По ничтожному опыту прежних своих коротеньких путешествий, я знал, что должен появиться на том же самом месте, только определённым временем раньше. Это беспросветное место было совсем другим. Под подошвами бугрились какие-то камни на неровном склоне… И криво стоящая бетонная урна…

Раньше… ну, в будущем… там, где мы стояли с Ликой, было ровное место, укрытое сверху расписным железным перекрытием автобусной остановки. Теперь же посреди этой остановки выросла урна. И если бы вначале меня не отбросило назад… Я постарался не думать, что случилось бы тогда. Я с этой урной стал бы инвалидом.

Поднял голову и, неожиданно для себя, почти в зените, увидел одинокую звезду. Она неярко сияла надо мной. Значит, если это всё та же остановка, то перекрытия над ней тоже нет? Неужели мир за это время так сильно изменился? Или я перенёсся куда-то дальше?

Звезда оказалась не одинокой. Рядом постепенно проявляясь, как на древней химической фотографии, возникли ещё несколько светящихся точек, только чуть более тусклых. И ещё… И тут мне стали видны дома… Не сами дома, стоящие на нашей улице, а линейно ровные чёрные поля, скрывающие окраины богатого звёздами безоблачного неба.

На чёрных полях домов лишь кое-где едва теплились бледные пятна окон. И где-то внизу вдали светился тусклый жёлтый маячок охраны магазина на первом этаже жилого дома. А в промежутке между домами можно было угадать уже нашу улицу, по которой ходил мой автобус. И на асфальте её тоже подрагивали тускло мерцавшие звёзды. Только уже отражённые в лужах воды.

Почему так темно? Что случилось? Не верилось, что я попал в две тысячи одиннадцатый год. Быть может меня действительно занесло в какое-то совсем другое время? В будущее, например, когда погасло солнце. Уж очень долго длился переход… Я отогнул левый рукав куртки и взглянул на часы. В темноте белые цифры были ослепительно яркими. На четвёртой строке сияло: два часа, две минуты с секундами, двадцать четвёртого сентября две тысячи одиннадцатого года. Я, не веря своим глазам, ещё раз посмотрел. Действительно, два часа, две минуты… ночь… Неужели я так ошибся? Хотел здесь появиться в два часа дня, но вместо четырнадцати, набрал просто два… Олух! Полная катастрофа! Я забросил себя на двенадцать часов раньше, в глухую ночь… Вот, чёрт! Надо же было это всё как-то проверить! И что же мне делать теперь? Вариантов вернуться раньше срока нет! Мне здесь находиться ещё почти шесть часов. И моё время в этом две тысячи одиннадцатом году закончится как раз в восемь утра. И ничего изменить до окончания действия программы нельзя! Боже, как это долго!

Сейчас Виктор Александрович наверняка спит. Не может же он ждать меня глухой ночью! Что же делать? Вернуться к себе домой? Но, чёрт возьми! В этом году и эта квартира была ещё не моей. А где же я жил? Конечно, у родителей, в двух кварталах отсюда. Но я и туда пойти не могу. Как я объясню, кто я такой? И опять же, ночь! Плохой шуткой будет поднимать родных посреди ночи…

Где тут есть места, где можно согреться и подождать утра? Ночные кафе или что-нибудь в этом роде. Вероятно, такого здесь тогда не было. И с Димкой Калашниковым мы ещё не были знакомы. И учились к тому же в разных школах… Я попытался представить себе, каким был Профессор шесть с половиной лет назад. И понял, что я этого представить не могу. Димка, по-моему, никогда не был другим! Весьма пухлый парень в круглых очках!

Вспоминать грядущее может быть и приятно, но ни к чему хорошему не приведёт. У меня нет времени… Хотя всё не так! Условия моего визита изменились. Я загнал себя в цейтнот наоборот. У меня теперь было ничем не ограниченные шесть часов, которыми я теперь воспользоваться как хотел не мог… Мне некуда идти… К тому же автобусы ночью не ходят, на такси денег у меня не хватит. В кармане только мелочь… Ха! Какой необычайно удачный ход! Я на автобусе теперь сэкономлю гораздо больше.

После выхода из ярко сверкавшей ледяной проруби вневременья, первое время мне казалось, что здесь тепло. Но я ошибался. Здесь было ещё холоднее. Лужа на асфальте по краям была в ледяной пене. Дул ровный сильный, просто морозный ветер. Он задувал под куртку, и тонкая трикотажная водолазка не могла уже удержать тепла. Мне казалось, что я без одежды стою на пронизывающем студёном ветру.

Я теперь окончательно замёрз. И в попытке согреться, обхватив себя за плечи руками, отправился пешком по улице в направлении центра города. Часа за два, если, конечно не замёрзну окончательно, я смогу добраться до последней точки своего путешествия – квартиры Лики. В смысле, дяди Вити, конечно. В других местах меня никто не ждёт.

Но что мне ночью там делать? В четыре часа будить хозяев? Только не это! Ведь кроме меня виноватых больше нет. Сам эту бодягу завёл, сам и расхлёбывать буду. Помощи искать здесь не у кого! И я почувствовал такое непривычное одиночество… Чужое время… Чужой город, полный чужих людей… Всё абсолютно инородное, хоть этот город раньше я всегда считал своим родным… Единственным «своим» был здесь я сам в возрасте Лики. Но я, то есть, он здесь спал. Да и признать меня своим тоже вряд ли бы смог.

Под ногами зашуршали падшие листья. Здесь действительно, осень. Но никакая не тёплая! Ледяной пронизывающий ветер гнал меня в спину.

Минут через пятнадцать меня обогнала, немного обрызгав грязью, проезжавшая машина. Это был первый движущийся автомобиль, который я увидел здесь. Множество других, припаркованных, лепились на обочине и тротуарах. Поэтому и я нагло свернул на середину проезжей части. Здесь путь был значительно прямее и свободней. И двигаться я стал теперь практически бесшумно, шорох листьев остался где-то за спиной. На середине дороги было, к тому же, почти сухо.

Но пришлось выбрать более высокую, чем просто прогулочную, скорость. Приплясыванием и похлопыванием по плечам, согреться было уже невозможно. У меня начал дрожать подбородок.

Вот наконец и площадь… Не помню её название. Это всё ещё наша окраина. За поворотом налево прямая и тоже в лужах дорога, которая ведёт через мост за реку. Там у меня ещё восемь километров пути по этому чужому городу, который я всегда считал своим.

На площади встретился первый не спящий житель. Мой земляк из две тысячи одиннадцатого, в расстёгнутом плаще, сидел на мокром бордюре, и искал что-то в куче мусора перед собой. Какие занятные здесь люди!..

Потом мимо меня промчались с явно недозволенной скоростью сразу два такси с жёлтыми шашечками на крышах. Я благоразумно дорогу им уступил. И снова всё стихло.

В таких сумрачных условиях мне гулять по городу ещё не приходилось, но я быстро привык. Видеть всё я стал теперь почти как днём. Если проходил рядом, мог даже прочитать мелкий текст рекламных баннеров, лежащих на тротуаре. Только всё было серым. При таком слабом свете красный от синего или зелёного отличить было невозможно. Здесь, уже ближе к центру, вопреки ночному времени, всё в большем числе окон, горел свет. При этом путь мой, даже несмотря на холод и мрачные мысли, казался веселее.

Перед мостом на последнем перекрёстке меня обогнала полицейская машина. Нива. Белая с тёмной полосой. Я даже разглядел её бледный номер на борту – 044. Она остановилась у обочины, и я бодро, не сворачивая с проезжей части, её обогнал. Потом только сообразил, что меня могут оштрафовать, ведь я не автомобиль. Но обошлось.

На мосту ветер стал пронизывающим. И я побежал. Сначала вприпрыжку, потом, набирая ход, перешёл на быстрый спортивный аллюр. Через минуту, уже на середине моста, мне стало даже тепло. Холод куда-то отступил. Изо рта, в свете звёзд, валил пар, уносимый довольно свежим речным ветром…

Ослепительный свет фар заплясал на асфальте моста, когда впереди осталась примерно треть до другого берега. Чтобы не обрызгали, я опять прижался к обочине. Меня обогнала давешняя полицейская «Нива», с номером 044 на боку. Она остановилась метрах в десяти передо мной, и из неё вышел сержант.

– Минутку! – строго сказал он.

Я послушно остановился, не доходя нескольких шагов.

– Куда спешим?

– К родственникам иду. На Партизанскую, сто восемь. – честно ответил я.

Сержант оглядел меня с чёрной вязаной шапки до ботинок. Скривил недовольное лицо, и снова посмотрел мне в глаза.

– К родственникам, говоришь?.. Документы!

Ну вот и приплыли! С документами у меня проблема. Я документы с собой взять не мог. И в карманах у меня было почти пусто, за исключением ключей, смарта, аккуратно сложенного письма Лики в нагрудном кармане и кое-какой мелочи. Но я всё-таки с озабоченным видом похлопал себя по всем карманам, и ничего там не обнаружив, театрально развёл руками.

– Та-ак! – почти обрадованно пропел сержант. – Проедем с нами!

– Куда? – не понял я.

– В отделение. Куда же ещё! Ну-ка расставь ноги, и руки подними.

Он, развернув меня к себе спиной и бесцеремонно ощупал сверху до низу. Самсунг в кармане его не заинтересовал. Глянул на часы, выглянувшие из рукава куртки.

– Что это у тебя на руке?

– Часы. – как можно более хладнокровно ответил я.

Сержант хмыкнул, но больше ничего спрашивать не стал. И потом, довольно невежливо, болезненно надавив на шею, «помог» сесть в машину сзади. Тип, сидевший спереди, сказал водителю: «Поехали», и мы двинулись. Причём автомобиль резко развернулся и покатил в обратную сторону, теперь, в нарушение правил, по встречной полосе. Вот так мне с первой же попытки не удалось преодолеть нашу речку. Какие-то двести метров оставалось.

Мы ехали по городу какими-то незнакомыми путями. И всё дальше уезжали от моста. Я вздохнул, но делать было нечего. Сам виноват! Правда, был плюс – меня, во-первых, бесплатно везли и во-вторых здесь в кабине было тепло. Впервые с того времени как я возник на автобусной остановке недалеко от своего дома этой ночью, я почувствовал благодать.

У отделения мне выходить никто уже не помогал, сержант просто поторопил:

– Давай, не тормози!

Внутри, в тесном, ярко освещённом помещении, меня за плечо подвели к какому-то лысому и без кителя мужичку, который сидел за столом и писал что-то в большом журнале.

– Вот! Без документов! – объявил мой сержант, и подтолкнул меня к столу.

Мужичок отвлёкся от своего журнала, поглядел на меня и буркнул:

– Садись!

В помещении вдоль стены в беспорядке стояли стулья, и я уселся на ближайший. Сержант растворился где-то в проходе у меня за спиной и кроме меня и мужичка здесь больше никого не было. Лысый был занят делом, я сидел и скучал.

Когда через минуту в помещении показался тот, кто в машине сидел спереди, я заметил у него с края серого погона две небольшие звёздочки. Значит, лейтенант. Я тоже был лейтенант. В нашем выпуске у меня одного было такое же высокое звание. Было у нас ещё человек пять выпускников в звании младшего лейтенанта, остальные оказались прослушавшими курс военной кафедры. Такие у нас были строгости! Впрочем, у меня и погонов-то никогда не было, не то, что у этого «летёхи».