Читать книгу Охота на ведьму - Астрид Фритц - Страница 14

Конец лета 1484 года

И правда, чаша сия миновала меня и мне не пришлось выходить замуж. Уже через два дня после моего визита в церковь при монастыре отец подошел ко мне во дворе нашего дома, где я развешивала выстиранное белье.

– Я подумал, может быть, Аберлин и правда неподходящий жених для тебя, – чуть смущенно сказал он. – Но это не отменяет того, что нам следует найти для тебя мужа как можно скорее.

Итак, меня все еще ждал брак, и отец все еще намеревался сам выбрать мне будущего супруга, но в данный момент это не казалось мне столь уж важным. Главное, что пока я не лишилась свободы.

В следующие недели я еще старательнее, чем прежде, помогала отцу в лавке и занималась домашним хозяйством, да так, что моим мужчинам не к чему было придраться. Поскольку мы не наняли работницу, что сохранило деньги семье, я даже не терзалась угрызениями совести оттого, что Аберлин пришел в ярость от разрыва помолвки и больше не разговаривал с моим отцом.

К удивлению Мартина, я несколько раз посещала проповеди в монастыре и, как и было обещано, после своих покаянных молитв получала индульгенцию на часть грехов нашей мамы, не оставляя денежных пожертвований для церкви. Как правило, индульгенции после молитвы выдавал келарь, монах, заведующий монастырскими деньгами. Мне же свидетельство об отпущении грехов вручал лично брат Генрих, у алтаря в капелле Богоматери. На первых двух проповедях он был очень рад меня видеть, отечески обнимал меня за плечи и приветливо улыбался. Но в третий раз он взглянул на меня со всей серьезностью и укорил меня: «Ты должна приходить сюда чаще, Сюзанна. Подумай о спасении души своей матери».

Но я не из праздности пропускала проповеди в церкви – дело в том, что в эти недели для меня оказалось важнее состояние моей подруги, Эльзбет. Как только у меня появлялось свободное время, я шла к ней – ее состояние вселяло в меня тревогу. И не только потому, что вскоре ей нужно будет рожать. Нет, меня пугало то, как Эльзбет изменилась. Раньше она любила посмеяться и в любой ситуации видела что-то хорошее, теперь же постепенно стала молчаливой, часто смотрела в никуда, когда я приходила к ней; казалась пугающе рассеянной, когда говорила со мной. Вначале я думала, что она волнуется из-за предстоящих родов – она ведь ждала своего первого малыша. Но однажды я стала свидетельницей того, как Рупрехт ворвался в кухню и начал кричать на Эльзбет:

– Что ты тут рассиживаешься?! Ты же должна была принести мне и подмастерью обед!

Он замахнулся, и Эльзбет, вздрогнув, отшатнулась.

– Прости, – прошептала она. – Я совсем забыла, у меня сегодня так сильно голова болит…

Больше ничего не случилось, но я уверена, что Рупрехт не продолжил скандал только потому, что я была у них в гостях.

– Он тебя бьет? – спросила я после того, как мы вынесли мужчинам во двор тарелки с колбасками и снова остались наедине.

– Нет конечно! – возмутилась Эльзбет.

– Мне ты можешь рассказать. Я помню эту историю, когда ты якобы споткнулась о метлу. Это Рупрехт тебя ударил, верно?

Эльзбет разрыдалась.

– Он иногда так злится, что просто забывается. А потом всегда так сожалеет о содеянном…

Я в ужасе уставилась на нее. Сама я никогда не видела, чтобы отец поднял на маму руку.

– Надо это остановить, – с трудом выдавила я. – Если хочешь, я поговорю с братом или со священником, чтобы они урезонили Рупрехта.

– Ни в коем случае! От этого только хуже станет.

В этот момент я поняла, что брак стал для Эльзбет ужасной ловушкой.

И вот, в середине августа, время настало. Уличный мальчишка поздним утром принес мне известие о том, что к Эльзбет уже пришла повитуха.

Я помчалась по городу на ярмарку, проходившую в тот день, и протиснулась сквозь толпу к лотку моего отца. Папа с Грегором не очень-то обрадовались, когда я сказала им, что сегодня не буду готовить ужин.

– Со вчерашнего дня еще осталась квашеная капуста, и в кладовой висит кусок сала.

– Что ты такое удумала? – возмутился Грегор. – Твоя Эльзбет и без тебя ребенка родит.

– Но это ее первые роды, ей страшно.

– Ступай. – Отец взял у покупательницы деньги за три мотка пряжи. – Но чтобы до темноты была дома.

– Спасибо!

Я побежала дальше, до винного рынка отсюда было совсем недалеко. Ночью отбушевала гроза, день выдался прохладный, а теперь еще и мелкий дождик заморосил. Промокнув до нитки, я добралась до дома Эльзбет и вошла через открытые ворота во двор, где Рупрехт, сидя под навесом, проверял только что сделанную винную бочку. Вокруг стоял такой шум, что не было слышно, доносятся ли из дома какие-то звуки.

– Ребенок уже родился? – взволнованно воскликнула я. Я еще никогда не присутствовала при родах, и мне вдруг стало страшно.

Рупрехт поднял на меня взгляд. Он казался уставшим, на щеках темнела щетина, от него несло потом.

– Опять ты? – Он недовольно поморщился.

– Ответь, пожалуйста!

– Мне-то откуда знать? Зайди в дом. Сколько еще вы, бабы, будете отвлекать меня от работы?

Помедлив, я вошла в узкую прихожую и поднялась по лестнице в комнату Эльзбет под крышей. Еще на полпути я услышала крик боли, от которого у меня кровь застыла в жилах.

Дверь в спальню оказалась приоткрыта, и я ворвалась внутрь. Эльзбет, мертвенно-бледная и измученная, сидела на полукруглом родильном стуле, со стоном вцепившись в подлокотники. Одета она была в длинную белую рубашку. Гертрауд, повитуха, сидела у ее разведенных ног, ощупывая огромный живот.

– Отдышись спокойно, иначе ничего не получится, – пробормотала повитуха.

Обе не заметили, что я вошла в комнату. Подойдя к стулу, я погладила Эльзбет по руке. Кожа была холодной как лед.

– Как ты? – смущенно спросила я.

– Мне… так больно!

Уже через мгновение она изогнулась и опять испустила крик.

Больше всего мне хотелось зажать уши. И как только женщине выдержать муки родов?

– Святая Доротея! Ребенок лежит неправильно! – воскликнула Гертрауд.

– Что это значит? – Мой голос дрогнул.

Не ответив на вопрос, повитуха жестом попросила меня помочь.

– Мы уложим ее на кровать, а ты проследи, чтобы она не сгибала ноги. Мне нужно повернуть дитя в утробе.

– Так можно?

– Не трать время на расспросы, помоги мне.

Пока мы вдвоем перетаскивали Эльзбет на кровать, я мрачно думала о том, что Рупрехт спокойно делает свои бочки во дворе. Вопли Эльзбет сменились душераздирающими стонами. Я почти пожалела о том, что пришла. Даже в худших кошмарах я не представляла себе, что роды проходят именно так.

По указанию повитухи я всем весом навалилась на колени Эльзбет, удерживая ей ноги, и заметила компрессы из трав, наложенные на верхнюю часть обоих бедер. Я слышала, что такие компрессы должны ускорить роды, но, похоже, они не очень-то помогали.

Тем временем Гертрауд, нависая над моими плечами, начала правой рукой давить Эльзбет на живот, левой орудуя у нее внутри. Я отвернулась и стала смотреть на клочок серого неба в открытом слуховом окне. Стоны Эльзбет утихли.

– Готово! – сказала повитуха. – Можешь отпускать.

Мне показалось, что до этого прошла целая вечность. Мы осторожно помогли роженице встать с кровати и вернуться на родильный стул. Уже вскоре схватки продолжились.

– Давай, Эльзбет! Тужься изо всех сил. Теперь ребенок может родиться.

По просьбе Гертрауд я встала за спиной подруги и подхватила ее под мышки, помогая приподняться. Я все уговаривала Эльзбет не бояться, но дело не двигалось. Схватки накатывали и отступали, иногда сильнее, иногда слабее. В перерывах между схватками мы водили Эльзбет по комнате, чтобы разогнать кровь по ее телу. К ее крикам я уже привыкла, но чем больше часов проходило, тем сильнее я беспокоилась.

– Что, если ребенок не выйдет наружу? – шепнула я повитухе. – Что, если… ему там слишком тесно, внизу?

– Такого не бывает! Если малыш лежит правильно, конечно.

Но, похоже, и Гертрауд уже волновалась. Она все время давала Эльзбет по глотку отвара для ускорения родов, который сама приготовила, и каждый раз взывала к ребенку: «О дитя, живое или мертвое, яви себя! Иисус велит тебе явиться на свет. Родись волею Христовой, с Христом и во Христе!» И трижды повторяла загадочные слова: «Rex pax nax in Cristo filio suo[71]. Аминь».

К вечеру схватки усилились настолько, что Эльзбет едва не потеряла сознание. Я как раз зажгла обе коптилки, когда Гертрауд приказала мне принести с кухни ведро теплой воды, гревшееся у печи.

– Только проверь, чтобы вода ни в коем случае не была горячее твоей руки. И поторопись, между схватками проходит всего двенадцать вдохов!

А когда я вернулась в спальню с тяжелым ведром, ребеночек уже появился на свет! Он неподвижно лежал у ног Эльзбет на льняном покрывале и выглядел просто ужасно – тельце покрыто кровью и слизью, череп будто смят, лицо все в морщинах, как у дряхлого старика, к тому же от живота тянулась уродливая голубоватая пуповина, похожая на кишку. Я остолбенела от ужаса – может быть, в полумраке какой-то демон подложил нам вместо младенца подменыша?[72]

– Дитя родилось здоровым, – сказала повитуха.

Я потрясенно уставилась на нее.

– Но… как оно выглядит!

– Поэтому нам нужно его выкупать. – Гертрауд уже совсем успокоилась, глядя, как малыш шевелится. – Но вначале нужно перетянуть пуповину. Подай-ка мне нить. И пропитай повязку оливковым маслом, вон оно.

Не прошло и получаса, как я взяла на руки новорожденное дитя, розовенькое и чистое, завернутое в теплое одеяльце. Ничего демонического в нем больше не наблюдалось. Глядя в его огромные темно-синие глазенки, я растрогалась до слез.

– Какая прелесть… – прошептала я. Держа это крошечное существо, я почувствовала, как меня охватывает всепоглощающее чувство нежности.

А потом я перевела взгляд на обмякшее тело Эльзбет на стуле. Ее глаза все еще были закрыты. Матерь Божья, неужели она умерла?

– Гертрауд! Что с ней?!

– Потеряла сознание от усталости. – Повитуха похлопала Эльзбет по щекам. – Приходи в себя, девочка моя. Все хорошо, твое дитя нужно покормить.

Щурясь, Эльзбет со стоном выпрямилась.

– Оно здорово?

– Да. – Гертрауд улыбнулась. – А следующие роды будут намного легче, вот увидишь. – Она осторожно забрала у меня младенца, приложила его к груди Эльзбет и объяснила, как его держать, чтобы он мог есть.

– Не хочешь узнать, кто это?

Эльзбет слабо кивнула.

– Мальчик или девочка?

– Девочка. Вы имя уже выбрали?

– Нет. – Глаза Эльзбет наполнились слезами. – Рупрехт хотел мальчика.

– Чепуха. Господу было угодно, чтобы у вас родилась девочка, значит, на все воля Его. А твой Рупрехт привыкнет. И вообще, где он был все это время?

Только сейчас я поняла, что Рупрехт ни разу не дал о себе знать. Во дворе и в мастерской уже давно царила тишина.

Эльзбет осторожно погладила кроху по темному пушку на голове, будто боялась прикасаться к нему.

– Наверное, сидит с подмастерьями в «Быке», – прошептала она и умоляюще посмотрела на меня. – Ты можешь сходить к нему? И сразу ему сказать, что у меня всего лишь девочка?

– Всего лишь? Этого я точно ему говорить не буду! Кроме того, раз он тут не появлялся, можно не спешить.

– Это уж точно, – поддержала меня повитуха. – Теперь дождемся последа, вымоем тебя, и ты наконец-то сможешь лечь.

– Последа? – Я сглотнула. Судя по всему, что мне рассказывали, выход последа – самая мерзкая часть родов.

– Сходи-ка ты в кухню и приготовь Эльзбет супа, чтобы она набиралась сил. – Гертрауд рассмеялась. – Я там все подготовила. А мы с тобой выпьем вина на травах, я его в кладовой видела. И не торопись возвращаться.

Когда подмастерье Рупрехта с факелом привел меня домой, уже стояла глухая ночь. Я на цыпочках поднялась в свою комнату, чтобы не будить папу, но стоило двери скрипнуть, как он в ночной сорочке явился ко мне с лучиной в руке.

– У твоей подруги все в порядке? – взволнованно спросил отец. Похоже, он ничуть не рассердился.

– Да, хотя все это продолжалось ужасно долго. Родилась девочка. И сразу смогла пить молоко. Эльзбет так измучилась, что заснула прямо во время кормления.

– Я рад, что с ними обеими все в порядке.

Я не стала говорить папе, что Рупрехт не удостоил дочь и взглядом, когда я привела его из трактира, где он успел порядком напиться. Юркнув под одеяло и вздохнув от навалившейся на меня смертельной усталости, я поклялась, что никогда не выйду замуж.