Читать книгу Танцы со смертью: Жить и умирать в доме милосердия - Берт Кейзер - Страница 2

«Читателя! советчика! врача!»[1]

Оглавление

Перед нами книга, напоминающая путевой дневник (он и начинается с поездки в автомобиле). Рассказчик, врач-геронтолог в амстердамской больнице Де Лифдеберг (см. Предисловие автора), совмещающей в себе обычную клинику, дом престарелых и хоспис (последнее пристанище умирающих), странствует от одной человеческой судьбы к другой, от одной смерти к другой. Пациенты умирают естественной смертью, но и не только. В Нидерландах, как и в некоторых других странах, легализована эвтаназия: добровольный уход из жизни с помощью врача, если физические страдания неизлечимо больного становятся для него невыносимыми.

А. А. (Берт) Кейзер родился в 1947 году в Амерсфоорте, получил философское, а затем и медицинское образование, был врачом в Кении, в настоящее время работает в Амстердаме. Он выпустил несколько книг, завоевавших популярность в Нидерландах и получивших известность в Европе, Южной Америке и Японии.

Разговорному рифмованному афоризму заглавия книги Het refrein is Hein не так-то просто найти эквивалент на другом языке. Эти слова – вторая половина приводимой в тексте сентенции: «Het leven mag een lied zijn, maar het refrein is Hein» [«Жизнь может быть песней, но рефрен – Смерть»]. Hein, папаша Хейн, братец Хейн – персонификация Смерти в германском фольклоре, где Смерть не Она, а Он, Скелет с косой, в плаще с капюшоном.

По-русски книга озаглавлена Танцы со Смертью. Этот мотив проскальзывает в двух-трёх местах текста, в том числе и как воспоминание рассказчика об иллюзиях в бытность студентом-медиком «увидеть себя танцором в тесном объятии танго со Смертью». Русское заглавие продолжает список аналогичных переводов заглавия книги Берта Кейзера на другие европейские языки: Dancing with Mister D. [Танцы с мистером D.], то есть со Смертью: D – Death, Смерть (англ. перевод, сделанный самим автором, 1997); Stram tango med döden [Танго вплотную со смертью], шведск., 1996; Danzando con la Muerte [Танцы со Смертью], исп., 1997; Danse avec la Mort [Танец со Смертью], фр., 2003; Dançando com a Morte [Танцы со Смертью], порт., 2008. Только немецкий (1997) и японский (1998) переводы выпадают из этого круга: Das ist das Letzte [У последней черты] и Shi wo motomeru hitobito [Люди, что жаждут смерти].

Автор (в книге – Антон) ведет повествование от первого лица, выступая практически под своим собственным именем (полное имя Берта Кейзера – Альбертюс Антониюс). Его оттеняют двое коллег, врачи Яаарсма и Де Гоойер. Антону неизменно сопутствует старшая медсестра Мике, которая в самые трудные минуты всегда рядом. Эпизодически появляется тот или иной врач-консультант или кто-либо из обслуживающего персонала.

От страницы к странице Антон ведет диалоги с обреченными пациентами этого нескончаемого путешествия: измученными, исхудавшими до последней степени страдальцами/страдалицами, каждый/каждая из которых, в сущности, еще до своей смерти становится собственной тенью.

От страницы к странице знакомишься с жизнью поступающих в клинику и умирающих на твоих глазах пациентов. Краткие, точные зарисовки. Некоторые персонажи присутствуют лишь на протяжении одного-двух абзацев. Других, вместе с Автором, навещаешь в нескольких главах книги. Находишься рядом при осмотре пациентов врачом, переживаешь их смерть, присутствуешь при их отпевании в церкви, на похоронах. Видишь разное отношение ко всему этому их родных и близких. Принимаешь убийственную иронию Автора и разделяешь его же искреннее сочувствие.

Протяженная галерея самых разных людей, картины взаимоотношений между пациентами, их родственниками, медицинским персоналом больницы, рассуждения о разных сторонах и проблемах медицины – характерные черты литературы нон-фикшн, с ее героикой факта, ее интересом к реальному человеку, не герою художественного произведения. Такая литература, всё более завоевывающая мировые позиции, отвечает интересам читателей к всестороннему, глубокому знанию окружающей нас действительной жизни. Люди хотят видеть в книгах не вымышленный беллетристический мир, не художественно выписанных героев в художественно измышленных обстоятельствах, а самих себя.

Профессиональный взгляд медика, пронзительная точность натуралистических описаний, включая физиологические отправления и вскрытие трупов, буквально превращают читателя в соучастника всего, что происходит с каждым из персонажей. Присутствуешь при диалогах Автора с живущими и с умирающими о жизни и смерти, о вере и неверии; вдумываешься в его размышления о науке, о врачевании, о призвании подлинного врача – и о враче как функционере от медицины; вслушиваешься в рассуждения: имеют ли смысл поиски смысла жизни? в чем состоят жизненные ценности? можно ли воспринимать раздельно душу и тело? – Вечная проблема несовместимости веры и знания: я знаю, что умру, но я в это не верю.

Здесь ничто не остается за кадром. Мы проникаем в душевное, физическое, физиологическое состояние мучительно страдающих, умирающих пациентов. Врач проходит последний путь с каждым из своих подопечных. Последние месяцы, недели, дни, часы, минуты жизни – почти всегда круги ада, всё круче спускающиеся в бездну небытия. Но мрачные пути человеческой жизни не исчерпываются картинами адских ландшафтов. На страницах книги встречаешь и просветленное спокойствие перед лицом смерти, видишь стойкость и душевное благородство, противостоящие безысходности.

Заметное место отведено в книге двум священнослужителям: католическому священнику и протестантскому пастору. Они беседуют с пациентами, отпевают умерших, участвуют в погребении. Автор часто общается с ними, ведет дискуссии о Боге, о месте религии в нынешней жизни. Интеллектуальная честность Автора проявляется в открытом провозглашении неверия в Бога, притом что он проникнут глубинной сутью христианской этики, но не выставляет свое отношение напоказ. С чуткостью и пониманием относится он к трагическому положению своих пациентов, и они отвечают ему трогательной признательностью и доверием. Видишь, с какой болью и самоотверженностью он помогает им достойно уйти из жизни, фактически становится для каждого из них духовным отцом. При этом он остается один на один со своей совестью. Он не принимает повсеместного выхолощенного обрядоверия, лживого и лицемерного восхваления очистительной роли страданий, его возмущает кичливое бесстыдство Церкви, вся эта бездумная «божественная комедия». Для него невыносима бутафория церковной службы «на исходе догмы», оскорбительная для памяти его пациентов, душевную связь с которыми – после их ухода из жизни – он ощущает особенно остро.

Вместе с автором переходишь от больного к больному, в рутине повседневной жизни больницы, вместе с автором оплакиваешь смерть этого мужчины, этой женщины, и каждая смерть становится твоей собственной невосполнимой утратой.


Не сразу, не с первых страниц, но в какой-то момент чтения тебя вдруг пронзает мысль, что ты, в сущности, сопутствуешь современному Данте, которого направляет его неизменный Вожатый, его Вергилий, в данном случае – Смерть. Медсестра Мике, словно Беатриче, – нянька, по словам Мандельштама[2], – верная помощница и опора Врача, неразлучно находится рядом с ним. И когда, почти дойдя до середины книги, встречаешь прямое упоминание: надпись на вратах Дантова Ада, – это только подтверждает твою догадку.

Антон рассказывает о происшедшем, прошедшем. Пациенты его уже мертвы. Исключая, в сущности, второстепенных персонажей, необходимых для оркестровки повествования, он единственный живой в этом царстве теней. Но драматизм происходящего в том, что только ты знаешь об этом; сами они, переживая – кто-то, в какие-то мгновения, рай, кто-то – чистилище и все они – ад земного страдания, еще не знают, что для Автора и для нас они – тени, неподвластные времени.

Первое издание книги вышло в 1994 году. Автору было тогда 47 лет, что при нынешней продолжительности земной жизни не слишком далеко отстоит от ее половины. В книге Берта Кейзера действительно можно видеть своего рода постмодернистскую вариацию Божественной комедии. Людские судьбы обрамлены многослойной сетью исторических ссылок, отголосков бытовых событий, зарисовок природы, литературных аллюзий. Язвительный сарказм и щемящий лиризм; юмор, горькая ирония и раблезианское зубоскальство в пределах «материально-телесного низа»; отвлеченное философствование и фрагменты из прозы и поэзии разных эпох и культур («цитатная оргия», вспоминая слова Мандельштама из Разговора о Данте) – делают книгу своего рода энциклопедией современной культуры.


Это нелегкое чтение. Оно требует работы и ума и сердца. Но ведь, в сущности, книги пишутся не для читателей. Как всякое произведение искусства, книгу, хорошую книгу, Автор пишет для самого себя – с тайной целью: побудить читающего отождествить и себя с автором. В неистребимой жажде бессмертия автор ищет в читателе самого себя. Но и читатель ищет себя в авторе. Только такой читатель, зритель, слушатель уврачует душевную рану, спасет и Автора и себя от бесчеловечного, убийственного одиночества.

Дом милосердия, больница, в которой находишься с первой до последней страницы книги, носит название Де Лифдеберг (нидерл. de Liefdeberg, гора любви). Это микрокосм, драматически концентрирующий проблемы нашего времени. De Liefdeberg перекликается c Der Zauberberg. Волшебная гора – так называется вышедший в 1924 году знаменитый роман Томаса Манна. В туберкулезном санатории близ Давоса скрещиваются судьбы людей в атмосфере близости смерти, на фоне апатии в преддверии Первой мировой войны, которую никакое волшебство не в силах было предотвратить. Дом милосердия Берта Кейзера уже одним своим названием указывает путь надежды: любовь.

Каждый из нас умрет. Момент смерти – момент абсолютного одиночества. И бесспорная ценность этой книги – показать, что сострадание, душевная поддержка даже смерть делают частью жизни. Возможность этого становится на страницах книги темой мысленной дискуссии с одним из наиболее противоречивых философов ХХ века, Людвигом Виттгенштайном (Берт Кейзер посвятил ему одно из своих сочинений). В этой книге о смерти Берт Кейзер проходит от одной станции к другой по Via Dolorosa не только своих пациентов – по ней рано или поздно пройдет каждый из нас. Увлекая нас за собою, он странствует от античности до нашего времени по необъятному пространству культуры, с ее писателями, философами и поэтами, изобразительным искусством и музыкой. Не все эти аллюзии и ссылки полностью совпадают с нашим ареалом культуры. Указываемые в примечаниях ссылки на мало или совсем неизвестные артефакты помогут интересующимся читателям познакомиться с ними, воспользовавшись Интернетом.

Остается добавить, что эта трагикомическая книга о нашем невыносимом прекрасном мире, о происходящей на земле и для кого-то продолжающейся на небесах круговерти жизни и смерти[3] вполне заслуживала бы названия Божественная комедия – если бы оно уже не принадлежало другому сочинению, без которого настоящая книга никогда не была бы написана.

Упоминая о человеке, который смертельно боялся умереть в одиночестве – а умер от сердечного приступа на семейном празднике, книга завершается фразой: «Ах, может быть, он никогда не чувствовал себя более одиноким, как в те последние минуты, среди стольких людей». Не оставлять человека одного, и прежде всего при встрече со Смертью, – вот, собственно, пронзительное послание и смысл этого повествования.

* * *

Приношу глубокую благодарность доктору Сибрену Бринку, без которого я не пробрался бы сквозь чащу нидерландских бытовых и словесных реалий; Рут Фокерман, от которой я получил немало ценных советов; сыну Владимиру, врачу, помогавшему разбираться в дебрях медицинской тематики; дочери Глаше за деятельную и умную помощь в странствиях по бесчисленным закоулкам русской словесности и жене Валентине, чья любовь и забота не покидали меня на протяжении всей этой книги.


Нидерландские фамилии (Jaarsma, De Gooyer и др.), а также такие, как Beckett, Gittings, Wittgenstein даются в форме, наиболее точно воспроизводящей их оригинальное написание и произношение.

Дмитрий Сильвестров

2

Разговор о Данте. 1933.

3

В круговерти жизни и смерти. – Чем не заглавие для такой книги!

Танцы со смертью: Жить и умирать в доме милосердия

Подняться наверх