Читать книгу СИЗО - Бигельды Габдуллин - Страница 14

В 19 часов меня повезли в здание суда. Стоял трескучий мороз. Конвоиры, одетые по-зимнему, с сочувствием смотрели на меня и все же надели на мои руки ужасно холодные «браслеты» – наручники. В здании суда было безлюдно, у входа меня встретили астанинские друзья: полковник Серик Камельинов, Максат Нурпеисов, дальние родственники, мои адвокаты. Все на вид унылые, потерянные, убитые абсурдной ситуацией. Каждый по-своему старался меня подбодрить и утешить.

Прокурор уже сидел в зале заседания и, никого не замечая, торопливо, знакомился с моим делом. Скорее всего, впервые видел бумаги, подготовленные работниками Нацбюро. Да и зачем ему читать о моем деле, тратить свое зрение, если ему уже давно сказали, какое решение вынести.

Судью пришлось ждать минут сорок. Зашел он таким важным и неподступным, словно участвовал в работе Нюрнбергского процесса, когда судили главных нацистских преступников. Слово предоставили мне. Я сказал, что ни в чем не виновен, прошу освободить из зала суда. Выступили и оба мои адвоката. Мне особо понравилось яркое выступление Аманжола Мухамедьярова. Адвокаты просили суд выпустить меня на свободу под залог. Но судья отказал им, ссылаясь на тяжесть инкриминируемой статьи. Отклонил он и предложение адвокатов поместить меня под домашний арест в Астане. Адвокаты аргументировали это состоянием моего здоровья, наличием двух малолетних детей, моим возрастом и немалыми заслугами, высокими наградами, но все эти доводы судье были «по барабану».

Приговор был краток: арестовать Габдуллина Б. К. на два месяца с содержанием в СИЗО.

Пока судья находился в совещательной комнате, адвокат А. Мухамедьяров показал мне небольшой сюжет по Интернету (по мобильному телефону), где депутаты Мажилиса Парламента потребовали у руководи теля Агентством по борьбе с коррупцией Кожамжарова прокомментировать арест известного журналиста Габдуллина. Он в этот вечер как раз выступал перед депутатами. Кожамжаров в ответ отчеканил им заученную фразу: «Он еще не арестован, он задержан. Он подозревается в вымогательстве путем применения шантажа и использования своих медиаресурсов против первых руководителей государственных органов. Сейчас следствие только начато. Поэтому все подробности позже. Я хочу вас заверить, что следствие будет открытым. Мы будем свидетелями всех тех доказательств, которые будут добыты в ходе расследования. Что нужно было, мы уже сказали».

Знали бы депутаты, что я уже арестован, потерял статус задержанного и меня конвоиры везут в ИВС, чтобы забрать оттуда мои личные вещи.

Это было поздним вечером. Ехали на старом «Жигули». У меня шумело в голове, события последних двух дней ярким калейдоскопом проплывали в моем сознании. Я все еще не мог поверить в то, что окажусь в таком нелепом положении. На сердце кошки скребли. Как такое суровое и непредвиденное решение суда перенесут в моей семье, мои дети, особенно моя любимая трехлетняя дочурка, родственники, что сейчас происходит в редакциях моих СМИ, что пишут обо мне, о моем неожиданном задержании другие СМИ? – эти вопросы острым гвоздем сверлили мой истязуемый мозг.

– Какие там условия в СИЗО, ребята? – спросил я у конвоиров, придавая голосу нотки спокойствия.

– Условия терпимые. С голоду не помрете! – ответил мне конвоир, сидящий слева от меня.

– А камеры на сколько человек?

– Разные. Есть камеры, где сидят 15–20 человек, есть и двухместные, четырехместные.

Подъехали к ИВС. Я был до предела измотан и задерган допросами, решением суда и всем происходящим. Смертельно хотелось спать.

– Ребята, а нельзя ли мне переночевать в ИВС? А уже утром доставили бы в СИЗО, – предложил я конвоирам.

«Высплюсь в камере, где я содержался один, а там хоть трава не расти! Будь что будет!», – рассуждал я, задавая вопрос о возможности ночевки в ИВС.

– Вряд ли разрешат. Но спросим, – ответили мне.

– Ни одной секунды не имеем права задерживать Вас у себя. Ответственность за Вас уже несут конвоиры и работники СИЗО. Теперь Вы – не наш калач, – таков был неутешительный ответ офицера, который возвращал мои личные вещи и продукты, переданные родственниками.

По пути наша машина завернула направо, и мы вошли в одно неуютное и холодное здание.

– Это СИЗО? – спросил я у конвоиров.

– Нет! Это еще – не СИЗО. Это – судмедэкспертиза!

– А, что тут нам делать?

– Проверят сохранность Ваших костей!

«Пусть проверят!» – рассудил я, раздеваясь догола в промозглой и грязной комнате под присмотром хмельного мужика в замусоленном белом халате.

Он осмотрел меня со всех сторон, снизу и сверху, попросил присесть несколько раз, под конец задал один вопрос: на здоровье не жалуетесь?

– Нет жалоб! – ответил я ему.

Теперь наш путь прямиком лежал в СИЗО.

И вот такой морозной и темной ночью мы подъехали к зданию СИЗО. Под ногами скрипел снег. Я намеренно шел не спеша. То и дело поднимал голову к небу, плотно усыпанному звездами. Мне казалось, что темная сеть ночи вот-вот порвется на мелкие нити, не в силах удержать этот таинственно сверкающий улов. Я понимал: не скоро увижу такую божественную красоту. Ведь в эти минуты у меня отнимали не только свободу, но и восход-закат солнца, луну, звезды. Да, небо было звездное, мириады звезд безмолвно и равнодушно прощались со мной. И вместе с ними со мной прощалось мое прошлое. Я глянул назад, на конвоиров, и мне показалось, что часть моей прошлой жизни, отвалившись, уходит от меня прочь – в ночь!