Читать книгу Правитель страны Даурия - Богдан Сушинский - Страница 15
Часть первая
14
ОглавлениеВойдя в номер, отведенный ему в отеле японской военной миссии в Тайлари, генерал Семёнов с удивлением обнаружил в нем юную японку, ту же самую, которая приносила им чай во время приема в миссии. При появлении генерала гейша поднялась с низенькой тахты и ступила ему навстречу. Под прозрачным шелковым кимоно угадывалось совершенно нагое тело. Теперь оно казалось даже более миниатюрным и изысканным, чем во время первого появления.
Рядом на столике стояли уже знакомые Семёнову чашечки с саке и тарелочки с бутербродами. Кроме того, источаемый большой пиалой приятный, хотя и несколько резковатый, запах свидетельствовал, что ужин их будет состоять из плошки риса с «черт знает какой рыбной приправой». Атаман никогда не был в восторге от японской кухни, но однообразие её прямо-таки угнетало. Все разновидности рисовых блюд воспринимались им как одно, которое именовалось у него: «Рис – с чёрт знает какой приправой».
Девушка располагалась по другую сторону столика. Озаряя комнату своей полуприкрытой, а потому еще более соблазнительной наготой, она как бы испытывала генеральский инстинкт: на что тот набросится раньше – на неё или на еду? Пятидесятичетырехлетний атаман понял её, улыбнулся и, подойдя к тахте, устало опустился на неё. Девушка поднесла ему чашечку саке и присела у его ног.
– И-ты осень-то устал, да, господина генерала?
– Чертовски.
– И-целтовски, да? – обнажила два ряда обворожительно белых, ровных, по-детски мелких зубов. Искрящиеся глазки её напоминали две созревшие сливы, а озорство улыбки восходило своими магическими корнями к первородному лукавству Евы.
Семёнову вдруг показалось, что, если бы соблазнительница не погасила улыбку, он так никогда и не смог бы отвести взгляд.
– Кто тебя прислал сюда?
– И-никто.
– Врешь, паршивка. Очевидно, капитан-переводчик постарался?
– И-нет.
– Тогда, может быть, полковник Исимура от щедрот своих? Хотелось бы, однако, знать, за что такой подарок.
– И-нет.
– Сама пришла, что ли? – ехидно ухмыльнулся Семёнов, отпивая из чашечки унизительно слабую, но божественно священную японскую водку.
– И-нет.
– Послушай, ты, чертяка узкоглазая, – добродушно покачал головой генерал. – Отвечай, когда тебя сам атаман Семёнов спрашивает. А будешь врать и морочить голову – нагайкой выпорю. Собственноручно, в соболях-алмазах.
– И-ты, атаман, и-выполес нагайкой?! – обворожительно провела язычком по верхней губе японка, и Григорий понял: рука бы его на это азиат-сокровище бабье не поднялась. – И-осень-то харасо!
Зачарованному её улыбкой атаману вдруг показалось, будто он вернулся к себе домой (Семёнов давным-давно жил один, считая себя роковым образом невезучим с женщинами), и там его, усталого, встречает вот эта девчушка. присаживается у ног, подносит чашечку… Воистину, божественное видение!
Что еще нужно от жизни человеку, которому давно перевалило за пятьдесят? Какие армии, войны, походы? Все, что мило ему под небесами – хрупкое, облаченное в полупрозрачный халатик, нежное создание с белозубым улыбчивым ртом и хитрыми темными глазенками.
«Но, чтобы получить все это, нужно было сначала стать главнокомандующим вооруженными силами Дальнего Востока, – напомнил себе генерал. – Лукавить позволительно гейше, но не тебе. Впрочем, похоже, что в последнее время япошки и на тебя смотрят, как на… гейшу. Только… военно-политическую», – презрительно прищурился атаман.
– Как хоть зовут тебя, в соболях-алмазах?
– И-нет, и не в соболях-алмазах.
– Зовут как, спрашиваю. Имя, имя, – проговорил он по-японски.
– Сото.
– Сото? Это у тебя имя такое – Сото?
– И осень-то харасо говорис, генерала. Совсем по-японски говорис: «Сото».
– Ты мне Лазаря не пой. Если это кличка ресторанная – так и скажи.
– И-лазаря? – непонимающе переспросила девушка. – И-осень-то харасо! Сото не «поет лазаря», господина генерала. И-японка не мозет назвать себя не тем именем, которым её и-нарекли родители, господина генерала, – сосредоточенно, сложив ладошки у подбородка, вымолвила Сото. – И-кто потеряет имя, и-тот потеряет лицо. Японка не может и-терять лицо.
– Относительно лица – это у вас всерьез, – признал атаман. – Только имя такое – Сото – слышу впервые. Хотя вас, япошек, повидал немало.
– И-впервые? И-да? И осень-то харасо! – Сото пригубила саке, поставила чашку на столик, поднялась и обхватила руками голову Семёнова. – Япосек много, а Сото одна. И-осень-то харасо!
– «Япосек» здесь уже действительно хватает, – рассмеялся генерал, выдавливая хохот из могучей гренадерской груди. Он казался настоящим богатырем: высокого роста, с широко развернутыми, хотя и заметно обвисающими плечами… И, конечно же, эта мощно выпяченная грудь, волевое скуластое лицо… Казалось, сама природа задумывала его как образец для подражания казакам.
Впрочем, сейчас генерал-атаману было не до демонстрации своей удали. Как-то само собой лицо старого рубаки оказалось на уровне груди японки. А еще через несколько мгновений он уткнулся в одну из «созревших лун», словно ребенок – в грудь матери.
Сото это не смутило. Она положила руку ему на шею, и Семёнов ощутил, как девушка настойчиво пригибает её, в то же время другой рукой приподнимая подол кимоно. Опьяненный дурманящим запахом французских духов и ангельской плоти, генерал обхватил руками её округлые бедра и, приближая к себе, почти оторвал Сото от пола.
Но как раз в минуту плотского экстаза в дверь главнокомандующего негромко постучали. «Неужели кто-то из японцев?! Они что – специально подстроили эту сцену?! – насторожился Семёнов, отстраняя девушку. – Скомпрометировать – и?.. Застать в номере, поднять шум, опозорить, и?.. Да нет, до такого не дойдут, офицеры как-никак, в соболях-алмазах!»
Уловив его растерянность и нерешительность, Сото сама направилась к выходу, дождалась повторного стука, а затем, прикрываясь дверью, осторожно выглянула из-за неё.
– Прошу прощения, господин командующий, – на пороге переминался с ноги на ногу водитель атамана Фротов. – Разговор на полсамокрутки.
– Какой еще «разговор», в соболях-алмазах?! – набычился Семёнов. – С какой такой хрени, ты сюда приперся? Нашел время: «на полсамокрутки», видишь ли!
Но Фротов уже вошел, причем не ожидая разрешения генерала и не обращая внимания на японскую гостью. Приблизившись к столику, он бесцеремонно взял чашку девушки, осушил её и, по-гусарски утеревшись, принялся за бутерброд.
– Я понимаю, что вам нужно играть роль пролетария-водителя, поручик, – вполголоса возмутился Семёнов, провожая взглядом удаляющуюся в соседнюю комнату Сото. – Но не кажется ли, очень уж заигрались, в соболях-алмазах?!
– Прошу прощения, господин командующий, – крякнул поручик. – Вышло так, что проголодался до собачьего воя. А что в роль вошел – так это точно. Водители-японцы давно за «своего» принимают.
– Что за дурь ты городишь? – снова перешел Семёнов на «ты». – Конкретнее давай.
Фротов оглянулся на дверь, за которой скрылась Сото. Оттуда не доносилось ни звука.
– Удалось выяснить, что за фраер дешевый – этот наш дражайший переводчик. Вот кто он на самом деле…
– Ну и кто же он на самом деле? – нетерпеливо спросил атаман.
Поручик взял кувшинчик с саке и повторно наполнил чашечку.
– С вашего позволения, господин командующий, – проговорил он вместо тоста.
– Короче, – уже почти прорычал генерал, еле сдерживая страстное желание выставить наглеца за дверь, предварительно разжаловав до рядового. Он не сделал этого только потому, что слишком ценил водителя как своего личного информатора.
– Никакой он не капитан и не переводчик, – почти шепотом проговорил Фротов, наклоняясь к уху атамана.
– Об этом нетрудно было догадаться.
– Не скажите, держался он неплохо.
– Конкретнее, давай, не тяни резину!
– На самом деле это не кто иной, как генерал Судзуки.
– Судзуки?! – не удержался Семёнов. – Не дури, Фротов! Что за чушь ты несешь, моча кобылья? Не может такого быть, чтобы японский генерал опустился до подобного «переодевания»!
– Мне тоже казалось: не может. Однако же факт. Оказывается, плохо мы знаем методы и психологию союзников, – взглянул поручик на атамана с таким превосходством, словно снизошел до растолковывания ему прописных истин.
– Будем считать, убедил. Это генерал Судзуки. Что дальше? Каковы его планы? По какому поводу маскарад?
– Судя по всему, нас инспектирует. Детали потом всплывут, когда, как надо, покрысятничаем. Пока же известно одно: пожаловал из Токио, является шефом Исимуры и служит, естественно, в разведуправлении Генштаба императорской армии.
– А как шифруется, стервец!
– Ничего необыкновенного, – криво усмехнулся Фротов. – Как и положено в разведке. Появление нового генерала вызвало бы слишком пристальный интерес у советской агентуры.
– Сабельно, сабельно…
– Мне, вон сколько уже маскироваться приходится! Кстати, пора бы уже и в штабс-капитаны произвести, ваше превосходительство.
– Придет время – произведу, – угрюмо пообещал Семёнов. – Ты, главное, служи-старайся, как подобает. – Ко всякому напоминанию о новом чине атаман всегда относился, как к ярмарочному торгу. Поэтому соваться к нему с подобными прошениями остерегались. Однажды, войдя в хмельной раж, он даже пригрозил, что лишит весь командный состав армии всех тех чинов, которые были дарованы им после падения колчаковского правительства. А некоторых старших офицеров вообще вернет к данным еще государем императором[30].
– Так ведь стараюсь же!
– И хватит об этом. Что еще пронюхал?
– Водитель этого генерала-переводчика родом с Сахалина и тоже по-нашенски лопочет. Возможно, благодаря общению с ним Судзуки и сумел облагородиться неплохим русским. Я слышал, как шофер Исимуры спрашивал у него: «Скоро там твой земляк отбывает? Дни и ночи приходится дежурить в гараже».
– Значит, генерал тоже с Сахалина? – атаман поднялся, наполнил чаши и выпил вместе с поручиком стоя. Потом еще по одной. – То есть русским языком он мог овладеть еще там?
– И, наверняка, возглавляет «русский» отдел разведки и контрразведки.
– Вы, Фротов, не подали вида, что понимаете, о чем они беседовали?
– Никак нет.
– Впредь ведите себя так же. Какую польку они на свой граммофон поставят, такую и станцуем, в соболях-алмазах.
– Было бы подо что танцевать, – брезгливо сморщился Фротов.
Поручик никогда не скрывал, что ненавидит всё, связанное с азиатами. Только верность «хозяину» да еще эмигрантская безысходность, вынуждали его оставаться в Маньчжурии.
– Подо что заставят, под то и будешь, – гневно блеснул глазами Семёнов. Любое недовольство подчиненных великим прозябанием на сопках Маньчжурии он ощущал, равно укор в свой адрес, намек на то, что Краснов, Деникин и прочие, по крайней мере, сумели привести свое воинство в Европу, а он – нет.
* * *
Как только Фротов удалился, генерал Семёнов сбросил с себя френч и вошел в соседнюю комнату, где его ожидала Сото.
– Иди ко мне, паршивка узкоглазая, кем бы ты на самом деле ни была, и кто бы тебя ни подослал, – хмельно предложил он, садясь на расстеленную посреди комнаты циновку и прислоняясь спиной к кушетке.
Девушка подошла к атаману, нежно обхватила руками его подбородок, приподняла.
– И-меня и-никто не подсылал, – негромко произнесла она. Слова её прозвучали, как любовное признание.
– Правду нам еще предстоит узнать. Но японцам остерегаться меня нечего.
– И-вам тоже не стоит опасаться их, господина генерала.
– Ты-то откуда знаешь? – хмельно икнул Семёнов и замер с полуоткрытым ртом. До него дошло, что Сото отлично поняла, о чем он говорил с Фротовым.
– И-вы не должны опасаться меня, господина генерала. – Гейша прислонила его голову к себе, и полы её одежды сами собой распахнулись, оголяя юное, уже знакомо пахнущее букетом парфюма и первородной чистотой тело.
– Тогда зачем тебя подослали ко мне? – попытался сдержаться атаман, понимая, что еще мгновение – и он окажется опутанным сладострастной паутиной восточных изысков.
– И-цтобы вы чувствовали себя спокойно, генерала.
– Я?! – озадаченно спросил Семёнов. Он отлично помнил, как несколько минут назад Сото доказывала свою независимость и невинность. А теперь вдруг спокойно признала обратное.
– И-вы, атаман, будусций правитель Страны Даурия.
– А яснее ты можешь, черти б на тебе смолу возили?! Точнее говорить, в соболях-алмазах!
Однако окрик его Сото не смутил. Даже то, что грозный рубака-атаман потянулся к лежащему рядом ремню с кобурой, не заставило её содрогнуться. На ангельски красивом, богоугодном личике девушки оставалась все та же неописуемо кроткая улыбка.
– И-цтобы я могла подтвердить перед самым и-высоким командованием, и-цто вы оставались преданным японской армии и императору. Разве это плохо, да, господина генерала?
– Вот оно что?! Ко мне уже приставили адвоката-соглядатая, – провел ладонями по бедрам девушки генерал. – Оч-чень даже недурственно. – Ему хотелось окончить выяснение раньше, чем уложит её рядом с собой, поскольку потом разговор может «не пойти». – Не мешало бы знать, кто это так заинтересован в непорочности моей репутации. Что вы молчите, моя неувядающая Орхидея?
– Орхидея? И осень-то харасо! И-так меня еще никто не называл. – Девушка запрокинула голову и задумчиво уставилась в потолок. – И-вы, и-конечно же, имели в виду императрицу Цыси?[31]
– Её, в соболях-алмазах, кого же еще?!
– И-значит, все-таки императрицу Цыси, – повторила Сото, явно довольная своей смекалкой. – И осень-та харасо.
– Не думал, правда, что поймешь-догадаешься.
– И-вы слишком высокого мнения обо мне, господина генерала. Я понимаю: и-вы подозреваете меня не в том, что я – подпольная китайская императрица, а в том, что являюсь обычной японской шпионкой.
– Причем настоящей профессионалкой. Скажешь, ошибаюсь?
Сото ответила не сразу, но генерал и не торопил её, понимая, в какую трудную, патовую ситуацию загнал девушку, которой одинаково сложно было решиться и на припудренную кокетливую полуправду, и на откровенную ложь.
– И осень-то харасо ошибаешься, атаман, – вдруг на удивление спокойно произнесла она.
– Опять врешь, в соболях-алмазах, – незло, скорее обиженно, констатировал генерал.
– Сото и-никогда не врет, – предупредительно, по-школярски уточнила девушка. – Сото иногда скрывает свои истинные намерения.
– Не один ли черт?! А ведь должна бы уже понимать, какое дохлое это дело – лгать атаману.
– Я всего лишь профессиональная любовница, и-господина генерала, – мило улыбнулась гейша, игриво забросив ножку за спину атамана. – Однако ошибка ваша не в том, что заставили меня и-выбирать между профессиональной шпионкой и профессиональной любовницей, а в том, что вам и-пришло в голову выяснять, кто я на самом деле. И-никогда больше не делайте этого, господина генерала, тем более – в постели, – добродушно посоветовала женщина.
– Ну вот, уже поучаешь!
– И-вы правы, атаман: «поучаешь»… – игриво заглянула ему в глаза Сото и, не уловив осуждения, обхватила голову мужчины, чтобы в следующее мгновение решительно усесться ему на грудь.
– Во паршивка узкоглазая! – восхищенно пробормотал Семёнов.
– И осень-то харасо! Вы правы, господина генерала, – вдруг охотно, хотя и запоздало согласилась Сото, томно изгибаясь. – Я действительно Орхидея-императрица и «паршивка узкоглазая». И осень-то харасо!
30
По некоторым сведениям, именно так он и поступил под конец войны. Но эти сведения нуждаются в подтверждении и уточнении по персоналиям. – Прим. авт.
31
Цыси – маньчжурская императрица, которую придворные называли между собой Орхидеей. Эту жестокую и крайне циничную особу принято считать последней правительницей Китая. Кроме всего прочего, прославилась она своей почти идеально налаженной службой дворцового и государственного шпионажа; возможно, её так и следует считать создательницей первого в мире профессионально налаженного, тотального внутригосударственного шпионажа. Правила с 1861 по 1908 год. – Прим. авт.