Читать книгу Срочка - Борис Цеханович, Борис Геннадьевич Цеханович - Страница 7

Сегодня мы заступили первый раз в наряд по столовой. Ладно бы…, хоть и в первый, но мы попали в наряд с 31 декабря на 1 января 74 года. Вот так выстрелило! Из 80 с чем-то взводов, что питались в столовой, именно нам привалило такое «счастье». А с другой стороны – какая разница где встречать свой первый Новый год в армии!? Тем более, когда ты ещё молодой, да в учебке.

Я и Володя Дуняшин попали варочными, это значит мы будем работать на самой кухне. И когда зашли туда и нас проинструктировали, мы в задумчивости зачесали затылки. Хотя везде есть свои плюсы и минусы и в ходе дежурства по столовой мы все эти плюсы и минусы осознали. Но в нашей суточной должности плюсы очень хорошо перевешивали минусы. Особенно когда мы дежурили с русской сменой поваров. Тогда дежурство проходило нормально и в спокойном режиме. И работали нормально, а покушать мяса и других вкусностей нам повара давали вдоволь. А вот когда на дежурство выходила смена поваров из азербайджанцев… Суки…, дикие… Пинки, щипки, матерные оскорбления, где «русские свиньи» звучало просто музыкой в наших ушах. Частенько распускали руки, слава богу, боялись бить по лицу, чтобы не было видно синяков…. Но и удары по корпусу тоже были довольно болезненны и обидны. Главное – ни за что или по мелочи. И дать им сдачи нельзя было, они были постоянным составом и старослужащими, да и если дать отпор или сдачи, так мигом слетится вся азербутовская диаспора полка и кучей налетят. Этого у них не отнять. Но об этом всём я узнаю и хлебну позднее, а сейчас с Володей смотрели на то хозяйство, где мы должны поддерживать порядок. А это четыре здоровых котла в мой рост и куча поменьше. И ещё несколько куч поварского инструмента и инвентаря, разделочные столы, противни и много чего другого, что должно быть помыто. Я уж не говорю про огромную кухню площадью в 150м2, покрытую кафелем, который должен быть всегда чистый и не дай бог жирным, чтоб повара не поскользнулись. Но зато всегда светло и тепло. В наряд по столовой заступил весь взвод за исключением Паничкина, который стал батарейным писарем и теперь постоянно сидел за своим столом в канцелярии и что-то писал. Наряд разбивался на несколько групп: варочные – 2 человека, посудомойка – 6 человек, картофелечистка – 4 человека и зальные 15 человек. Бушмелев дежурный по столовой, Тетенов помощник. Самое трудное это посудомойка, где нужно трудиться ударно, чтобы перемыть вручную всю посуду. Самое халявное – зальные, по два-три человека в зависимости от размера залов. Там меньше суеты и больше свободы, но с другой стороны их, когда они наведут порядок в залах, чаще привлекали к побочным работам в столовой. Например, кидали в картофелечистку помогать чистить картошку и другие овощи.

Мы заранее скинулись, чтобы закупить сладостей, лимонада и в 12 часов ночи тоже встретить Новый Год в столовой. А пока, как только закончился ужин, принялись наводить порядок на вверенных территориях. На кухне я отвечал за котлы и другую мелочь, Володя за общий порядок в варочной и за свою часть поварского инвентаря.

Я вымыл и привёл сначала в порядок мелочь, чтобы на неё не отвлекаться, а через час занялся котлами. Повара сидели в своём углу, пили крепкий чай, о чём-то разговаривали и наблюдали за нами. Один из них поманил меня пальцем.

– Первый раз что ли заступил?

– Так точно…

– Ну, оно сразу видно. Если ты так будешь мыть котлы, ты во-первых и до утра не вымоешь, а во-вторых хреново вымоешь.

Действительно, я уже запарился с этим делом и сам видел всю убогость своих потуг, но не знал что предпринять, чтобы ускорить этот процесс. Я лишь сумел вымыть верхние внутренние части огромных котлов, но сколько не перегибался, даже до половины котла не мог достать рукой с тряпкой.

– У тебя ноги здоровые? Без мозолей…? Без там прыщей…?

– Здоровые, нормальные….

– Ну вот и хорошо. Снимай сапоги, вон туда ставь… Мой хорошо ноги с мылом, вон тазик стоит и залазь в котёл. А твой напарник будет подавать туда к тебе чистую воду, вот и будешь мыть котлы.

Я посмотрел на котлы, перевёл взгляд на сапоги, потом посмотрел на повара – не подкалывает ли он меня? Но нет, даже смешинок в глазах нет, но всё-таки выразил сомнение, на что повар спокойно отмахнулся.

– Не ссы, курсант, все так делают. По-другому не получается.

Ну.., а мне то что!? Сказали – сделал и через десять минут, скрывшись с головой в котле, я с энтузиазмом мыл стенки котла, а Володя периодически подавал мне туда тазики с чистой горячей водой. Я мыл последний огромный котёл, когда подавая очередной тазик, Володя предупредил: – Боря, уже без двадцати двенадцать, давай заканчивай и подтягивайся в зал. Там наши уже столы накрывают.

– Хорошо, я ещё минут десять и прибегу…

Настроение отличное, сейчас домою котёл и после встречи Нового года, в принципе, можно идти в казарму и лечь поспать до пяти утра. Я увлёкся и от работы меня вновь оторвал стук по краю котла и удивлённо-весёлый голос Володи Дуняшина: – Боря, чёрт тебя подери… Ты уснул там?

– Сейчас…, сейчас…, Володя, иду…

– Да уже можешь не идти… Уже пять минут, как Новый год наступил….

Я аж вздёрнулся над краем котла и уже по смеющимся глазам Друга понял, он не шутил. Ну надо ж – первый свой Новый год в армии встретил в солдатском котле. Ведь теперь, каждый год, подымая бокал шампанского, буду тут же вспоминать про Новый 1974 год.

Шустро выскочил из котла, прямо без портянок сунул ноги в сапоги и прибежал за Володей к нашим столам. Хоть и прошло всего несколько минут, но лимонад был уже выпит, конфеты расхватаны, дешёвенькая колбаса сожрана, но на столе ещё оставалось до черта всего вкусного. А жаренную картошку с мясом уже никто не ел. Все сидели за столом сытые, удовлетворённые и сонно глядели, как я с удовольствием выбирал из противня аппетитные куски мяса, прожаренную до хруста картошку и ел. Бушмелева не было, он праздновал Новый год в батарее в компании старшины и других старослужащих сержантов. Туда мы тоже отослали картошку и жаренное мясо. За старшего в столовой остался Тетенов, но в новогоднюю ночь ему эта роль совершенно не нравилась и он, оглядев нас безразличным взглядом, скомандовал: – Все в казарму и до пяти утра можете спать, – и пошёл в сторону варочного отделения, чтобы присоединиться к поварам, сидевшими за своим столиком.

Все, выполнившие свои задачи, потянулись на выход, а я продолжал сидеть над противнем, уже не торопясь таская оттуда мясо.

– Пошли, помогу тебе котлы домыть и спать пошли, – предложил товарищ и мы пошли в варочную. Повара были уже хорошо поддавшие, сидели за хорошо накрытым столом, но почти и не закусывали, Тетенов тоже клюкнул и сидел, распустив мокрые губы и о чём-то жалуясь старшему повару.

На нас внимание никто не обращал и мы с Володей минут за пятнадцать домыли котёл и умчались в казарму.

В пять мы вместе со всеми пришли в столовую. Все обратно уселись за столы и стали доедать всё, что оставалось на столах от нашего угощения, в том числе и заледеневшую картошку с мясом. А мы с Володей схитрили и ушли в свою варочную и не прогадали. После нас повара видать совсем немного посидели ещё и тоже ушли, оставив закуску почти и не тронутую. Быстро сунули на горячую плиту мясо, ту же картошечку, только приготовленную гораздо качественней и вкуснее чем у нас, а пока она разогревалась, мы наяривали салатики. И тут Володя, в самом углу увидел ополовиненную трёхлитровую банку самогона: – Боря, давай по чуть-чуть…

Переглянулись, огляделись кругом. Можно. И накатили, весьма недурственный самогон…, грамм по сто пятьдесят. Мигом захмелели… Японский городовой и здорово испугались, когда к нам выбрел Тетенов, но с похмелюги ему видать было не до нас. Залез в угол и достал оттуда банку, щедро плеснул оттуда и тут же выдул. А когда свежий алкоголь, да на старые дрожжи и организм молодой и не стойкий…. Тетенова через несколько минут вообще развезло и он, шатаясь из стороны в сторону, вышел из варочной. Мы ещё успели поесть со стола, когда появились полупьяные повара, но дело своё знали, с шутками, прибаутками приступили к приготовлению завтрака. А тут нарисовался начальник столовой прапорщик Елатунцев, прочно засев за стол поваров. Туда же сели и сами повара и новогоднее застолье потекло дальше. Вернее у прапорщика, повара всё-таки чувствовали ответственность и завтрак был приготовлен вовремя. После чего они умотали со столовой часика на два, оставив нас наводить порядок.

Вообще, наряд прошёл хорошо и спокойно. Мы особо не напрягались, наелись до отвала. После ужина быстро сдали наряд, а мы между делом с Володей ещё с разрешения поваров хорошо помылись в их душе.

С каким удовольствием мы ложились после вечерней поверки в койки, предвкушая сон до семи часов утра, даже не подозревая, какая тяжелая ночь нам предстоит через полтора часа.

– Батарея подъём! – Несмотря на крепкий сон, после нелёгкого наряда по столовой, я послушно вскинулся на постели и с высоты второго яруса мутным взглядом осмотрел расположение, где все суетливо копошились, одевая форму и готовясь к построению. Так то, конечно, можно было подумать, что это утренний подъём. Но вот пятая батарея продолжала спокойно спать, в отличие от нас, а по центральному проходу прохаживались все командиры взводов, недалеко от них крутились пятеро курсантов-стажёров со Свердловского политического училища. Около дверей канцелярии стоял командир батареи и что-то втолковывал старшине, на что тот кивал головой.

Поняв, что своим тупым сидением на постели я могу заработать замечание или же наряд на работу, орлом соскочил вниз и стал быстро одеваться.

– Что случилось? – Спросил пробегавшего мимо Паничкина. Тот остановился и быстро прошептал.

– Сейчас батарея пойдёт разгружать какой-то груз…

– Аааа…, нашего взвода это не касается. Мы ж только что с дежурства. Нас оставят…, – махнул облегчённо я рукой и спокойно встал в строй взвода, предвкушая, как через минут десять заберусь обратно в койку и дам храпака. Ещё полминуты шевеления, послышалась команда старшего лейтенанта Метелёва, строй замер, а тот пошёл докладывать командиру батареи.

– Вольно! Товарищи сержанты и курсанты. Сегодня наша батарея дежурное подразделение по гарнизону. На станцию Еланская прибыл состав с углём, который мы должны разгрузить. В течение 30 минут, заправляем койки, получаем тёплое обмундирование и выходим на станцию. Обращаю внимание, утеплиться по максимум. На улице минус 45 градусов. Командиры взводов, подразделения в вашем распоряжении.

Это был облом всем нашим мечтам после наряда спокойно поспать. Мы, оказывается, тоже шли на разгрузку угля и тоже активно подключились к получению тёплого обмундирования – ватных штанов, телогрейки под бушлаты и валенки. Получили быстро, оделись и пока батарея не экипировалась, мы употели, поэтому с удовольствием вывалили на улицу, в мороз. Быстро построились и пошли на станцию, до которой было почти 6 километров. Шли довольно бодро, не замечая холода, от ходьбы нам было тепло, а вот на курсантов-стажёров, которые были одеты в тоненькие шинелки и хромовые сапоги, смотрели с любопытством. У них тоже клапана шапок были опущены и завязаны под подбородками, на руках фасонистые кожаные перчатки и на этом всё их утепление заканчивалось. А чтоб совсем не замёрзнуть, они чуть ли не бегали вдоль строя, подбадривая нас. Наши сержанты тоже были одеты тепло и снисходительно посматривали в сторону стажёров.

Через час мы прибыли на станцию, пятнадцать минут перекура, пока офицеры с сержантами ходили к дежурному по станции, а тот водил их и показывал состав с углём. А вскоре прибежали сержанты и мы двинулись на дальние железнодорожные задворки станции, где на отдельной ветке стояло 12 вагонов с углём, как раз предназначенные для перевозки угля, чему здорово обрадовались мои друзья воркутинцы.

– Нормально, парни, эти вагоны мы быстро разгрузим. Гораздо хуже если бы были обычные грузовые вагоны, вот тогда бы потрахались…, – и Сергей Панков начал объяснять разницу, но я особо и не слушал, понимая, что через несколько секунд и сами поймём в чём тут фишка. А пока я старался как можно больше двигаться, потому что холод во время вот этих стояний начал постепенно заползать даже под такую тёплую одёжку. Так то ничего, пока двигаешься тепло, а вот руки в солдатских рукавицах капитально мёрзли.

Послышалась команда на разгрузку и все засуетились. На каждый вагон распределили по десять человек и пока нам не принесли железные лопаты, ломы и кувалды, мы начали открывать люки, внизу вагонов. У нашего вагона всем руководил Серёга Панков, он показал за что надо дёргать, чтобы люк открылся и уголь стал высыпаться и куда надо отскакивать чтоб не завалило углём. Загремели люки, посыпался уголь и всё было бы нормально, если бы эта ветка предназначалась для разгрузки сыпучих грузов. То есть стояла бы, как минимум на высокой насыпи и тогда бы уголь высыпался весь из вагона и скатывался под насыпь. А так, наш состав стоял на обычном пути, на ровной площадке и уголь наполовину высыпавшись из вагона завалил всё кругом, в том числе и рельсы под вагонами и теперь надо было уголь отгребать от вагонов и рельсов, чтобы следующая часть ссыпалась на землю. Вот в этом то и заключалась вся трудность. Если от вагонов ещё худо-бедно можно было откидывать уголь, то вот под вагонами, приходилось работать почти лёжа и в неудобном положении. Но все понимали – пока мы не разгрузим состав, никто нас в казармы не уведёт. Да и сильный мороз не предполагал бездельничать. Как только ты останавливался хотя бы на пару минут, так сразу начинал мёрзнуть. И как бы ты не устал, но сам лезешь к груде угля и безостановочно махаешь железной лопатой, пока не перестаёшь чувствовать свои пальцы в рукавицах, сразу передаёшь лопату другому и начинаешь реанимировать пальцы. И если мы оказались в таком положение, то курсанты-стажёры были ещё в худшем. Никто не уходил от состава – офицеры, сержанты, стажёры бегали вокруг вагонов и зорко следили за нами, чтобы не дай бог кто-то не отлучился в сторону и, прикорнув, как ему могло показаться на несколько минут в снегу, не замёрз. Такая эпопея шла всю ночь и усталость и сильный холод стали постепенно сказываться. Особенно у нашего взвода, который толком и не отдохнул после наряда. Если сначала работа шла весело, с шуточками, с неумелым матерком, то постепенно всё это звучало всё реже и реже. Темп работы замедлился и наши командиры не сколько нас ругали, а упрашивали, уговаривали потерпеть ещё немного и выполнить до конца свою работу. Да и конец этот был уже практически виден, но чем ближе он был, тем труднее было шевелиться и мороз начинал брать вверх над нами. К нашим командирам присоединились теперь и женщины из состава ночной смены. Они тоже бегали вдоль вагонов и чуть не плача уговаривали: – Ребятушки.., сыночки…, ну давайте ещё немного, ну потерпите. Только уберите уголь с рельс…, – и махали в сторону подъехавшего тепловоза, к практически пустым вагонам. И мы угрюмо лезли под вагон и выкидывали оттуда остатки угля, а тот вновь скатывался на рельсы… А ведь и уголь нужно было откинуть ещё и от рельс на пятьдесят сантиметров. И такая ситуация была не только у нас, а по всему составу. Обнадеживающе захлопали крышки люков, символизирующие, что тут уголь убран и эта команда, от своего принятого железнодорожниками вагона, в синих сумерках утра тянется мимо тебя в сторону небольшой будки, из трубы которого летят обильные искры. Вот и мы сдали свой вагон и тоже потянулись туда же.

Перед армией смотрел советско-итальянский фильм «Подсолнухи», где был эпизод. Итальянский солдат бредёт по снежной и морозной равнине в ходе разгрома под Сталинградом и видит такую же избушку с дымом над трубой. Открывает дверь, а там изба полностью забита стоявшими вплотную солдатами и спящими в тепле.

Теперь я такую картину увидел сам. Открыл дверь… Мне ещё повезло, я сумел ввинтить в толпу и проникнуть в её тёплую середину и там замереть, закрыв глаза, даже не боясь что упаду. Падать было некуда и даже если бы захотел – не получилось. Сквозь дремоту слышал, как периодически открывалась дверь и в неё кричали сержанты – Такой-то вагон выходи… Кто-то протискивался мимо и выходил, до сдавать свой вагон. Такая чехарда длилась ещё минут сорок, пока не послышалась команда – Строиться! И все потянулись на выход. Построились, посчитались и потянулись в сторону городка. Все взбодрились и я в том числе, радостно считая про себя минуты, через которые мы будем в тёплой казарме и не заметил, как перестал чувствовать пальцы левой руки. Вроде бы шёл, шевелил ими, стучал ладонями друг о дружку и всё было нормально. А тут БАЦ!!! И не чувствую. Мгновенно испугался, выхватил руки из рукавиц и давай гнуть пальцы в разные стороны, давить их, стучать друг о дружку, совать в пальцы в рот… И слава богу, через десять минут у меня сильно закололо пальцы и они стали отходить. Никто нас не заставлял идти строевым шагом, петь песню, как шли походным, так и зашли прямо в столовую. Без очереди. Наш старшина Николаев встал на крыльце, все остальные подразделения отогнал в сторону и мы зашли гордые за старшину, который встал поперёк нашего полка, танкового полка «Даурия». Горды были собой, пережившие эту ночь. Гордились даже своей угольной грязью, которой были покрыты с ног до головы. И столы, Спасибо Старшина, были накрыты не в пример обильно столам других подразделений.

Сытые и довольные, мы прибрели в казарму, разделись, сложили аккуратно обмундирование каждый на своей табуретке. Помню, как лез на свой второй ярус, помню, как усталым взглядом обвёл казарму, но вот как голова упала на подушку – я не помнил. Спал. Спали мы до обеда и снова спасибо старшине, который организовал нам снова обильный обед, после которого нас повели в баню, где мы смыли с себя грязь, пот, получили чистое бельё и шли в казарму и с удовольствием пели строевые песни.

До ГДР осталось 129 дней.