Читать книгу Срочка - Борис Цеханович, Борис Геннадьевич Цеханович - Страница 8

Мы уже изрядно промёрзли на плацу дивизии и только и мечтали, чтоб дивизионный развод скорее закончился и мы пошли в караул по охране дивизионных складов ГСМ, находящихся около станции Еланская.

Всё когда-то кончается, закончился и развод, мы с показным энтузиазмом прошли маршем мимо дежурного по караулам и прямиком направились на выход из военного городка. Через пятнадцать минут миновали каменную арку КПП, прогремели сапогами по напрочь промёрзшему металлическому мосту, через метров семьсот свернули вправо, ещё километр по обледенелой дороге вдоль окраины Калиновки, теперь поворот влево и через двести метров заходили в караульный дворик. Нас ждали. От проклятого мороза, который как всегда стоял на отметке -40 градусов, мы уже ничего не соображали и действовали чисто на автомате. Выстроились напротив старого караула и сержант, начальник сменяемого караула доложил новому начальнику караула Бушмелеву: – Товарищ старший сержант караул к сдаче готов…

Бушмелев в свою очередь отрапортовал: – Товарищ сержант, караул к приёму готов…, – и оба караула по команде своих начкаров отправились в караульное помещение.

– Ооооооо…., ооооо…, – нам показалось что мы попали в Африку, как тут тепло…, как тут хорошо…. Но, Бушмелев не дал нам расслабиться и мы тут же зашуршали, принимая караульное помещение, а Тетенов, который был одновременно помощником начальника караула и разводящим, чуть согревшись, повёл первую смену принимать посты и к его возвращению через двадцать минут, мы приняли караулку и готовы были отпустить старый караул. Они мигом испарились, а мы остались нести службу. Склады ГСМ охраняли два поста и нас было вместе с начкаром и Тетеновым всего восемь человек. У каждого были свои предпочтения и у меня тоже. Я заступал в караул всегда в свою любимую третью смену и когда всё в караулке успокоилось был в бодрствующей смене. И вот тут то и вылезла своя особенность этого караула. Отопление караульного небольшого здания было водяным. То есть, стояли чугунные батареи, в сушилке стояла кирпичная печь, где на её верху располагался большой чан с водой, которая нагревалась от печи, сбоку пристроен ручной насос с длинной металлической ручкой, с помощью которого горячая вода гонялась по трубам и батареям и по идее должна эффективно обогревать караульное помещение. И здесь ключевое слово «по Идеи». Да, наверно если температура воздуха на улице -10, –15 то и внутри караулки, она будет приличная, но вот в минус 40…. Да ещё когда печь, как выяснилась довольно скоро имела минимальное КПД… И тут начиналась банальная борьба за выживание. И вот нашей бодрствующей смене выпало первыми испытать все прелести этой борьбы. Как оказалось, в караулке совсем не Африка, когда мы ввалились туда с мороза, а всего 11 градусов тепла. Да… Сначала посчитали, что караулку при приёме-сдаче выхолодили и начали усиленно топить, что подняло температуру всего на один градус. А тут ещё стало понятно, что наколотых дров мало и их надо для следующей смены напилить и наколоть. Блядь!!! С курсантом Шляпниковым, который был со мной в смене, мигом оделись и выскочили на улицу. В предбаннике взяли двуручную пилу, оказавшееся тупой, взгромоздили на козлы сосновое бревно и начали быстро пилить. Медленно не получалось, потому сразу замерзали да и пилилось мёрзлое бревно было легко, несмотря на тупость пилы и через сорок минут мы по очереди махали топором, коля чурбаки, а второй также быстро всё это утаскивал в караулку. Как прошли два часа нашей смены, мы даже не заметили. И теперь, мы плавно перетекли в отдыхающую смену, а та что пришла с постов стала бодрствующей и ей караулка тоже казалась Африкой, на что мы с Шляпниковым мудро усмехались. Быстро сдали начкару знание статей Устава Караульной и Гарнизонной службы, после чего Бушмелев отпустил нас спать. Взяли с сушилки тулуп, укрылись им с Шляпниковым, прислушиваясь как бодрствующая смена материться, пытаясь раскочегарить печь, а когда засыпали с улицы доносились звуки пилки очередного бревна. Проснулись мы от ругани уже сержантов, скинули с себя тулуп и поняли из-за чего ругань и кого ругали. Было холодно и бодрствующая смена не справилась со своей задачей. Окрашенный красным спирт в термометре опустился до плюс семи градусов. Быстро оделись, замотали лица полотенцами и вышли на улицу. Глянули на уличный термометр и дружно матернулись знакомым цифрам – 45. Маршрут моего поста проходил по двум сторонам периметра забора одной частью по лесу, где в темноте из снега торчали какие-то кривые палки, а вторая часть тоже по лесу, но в пятидесяти метрах от железнодорожного полотна, что здорово разнообразило мою службу, часто проходящими пассажирскими и грузовыми поездами. У Шляпникова другая часть периметра и более скучная. Одел постовой тулуп, тёплую маску и пошёл гулять по протоптанной тропе вдоль забора из колючей проволоки. Два часа пролетели довольно быстро и, имея уже определённый опыт, мы с Шляпниковым сначала в первый час накололи дров, а второй час кочегарили, снова подняв температуру внутри помещения до 13 градусов и те, кто нас через два часа сменили и имели горький опыт, тоже не подкачали и мы спали под тёплым тулупом с Шляпниковым как сурки. Также спокойно прошла смена с 5 до 7 часов утра. А вот когда вышел на пост в 11 часов, был неприятно удивлён. Оказывается, мой маршрут движения часового ночью проходил по кладбищу и это не палки торчали из глубокого снега, а кресты. Днём надо было стоять на вышках, поэтому я особо и не переживал из-за близости кладбища.

День в карауле пролетел незаметно и вроде бы днём температура на улице поднялась до минус 35 градусов. И вроде бы для такого мороза что минус 35, что минус 45 перепад то незаметный, но вот эти 10 градусов разницы, очень здорово ощущалось именно как потепление. Тем более что и день был ярко-солнечным. В чём прелесть стояния в карауле в третьей смене – это не надо участвовать в сдаче караулки. Приходит новый караул, все суетятся, стараясь сдать караул без замечаний, а ты в это время на посту и тебя меняют в течение 5-10 минут, приходишь в караулку, которая уже сдана и через несколько минут все бодренько, строем выдвигаются в казарму.

Так и здесь произошло. Зашли в караулку на пять минут. Пока начкары подписывали постовые ведомости, мы грелись в готовности выйти на улицу. Вышел Бушмелев и дал команду всем на выход. Построились в колонну по два и двинулись в путь. Мороз вновь прижал, градусник на выходе показывал минус 42 и идти по такому холоду надо около часа. Это если через КПП и дальше по центральной дороге – километров шесть. Но был и короткий путь – долина Смерти. Вот деревня Калиновка, чуть ниже караульного помещения и склада ГСМ, потом ещё ниже сама долина Смерти и вот он наш Турецкий вал и наш армейский дом на самом верху, сверкающий всеми окнами и манящим теплом. И всего-то напрямую – километра два, два с половиной.

– Ну что, парни, круголя дадим и сопли поморозим в течение часа или ломанёмся напрямую, да скорым шагом и через полчаса будем дома?

– Конечно…, товарищ старший сержант… Напрямую… Ломанёмся…, – нестройным хором, но весело встретили предложение замкомвзвода. В течение десяти минут сначала по дороге, потом по улице деревни, свернули в переулок и вышли к натоптанной в снегу дорожке, маняще тянувшиеся прямо на казарму соседнего танкового полка «Даурия». Тут, по ходу движения, вытянулись в колонну по одному: впереди Бушмелев, потом мы, замыкающим Тетенов. Хоть и было темно, но звёздное небо, белоснежный снег, половинка морозной луны и всё было отлично видно на несколько километров округи и мы побежали. Не так чтоб быстро, но и не тихо… А бег с оружием, сам по себе непростой, а в такой мороз, когда в воздухе и кислорода мало… Через полкилометра мы сильно растянулись, скорость снизилась. И вроде бы сами не замёрзли, но холод стал кусать лицо, нос, руки в солдатских рукавицах заледенели и ноги в кирзачах мы уже не чувствовали, а до казармы было ещё полтора километра. Сначала упал Шляпников и остался лежать, надсадно дыша сквозь полотенце, а мы сгрудились вокруг него, с трудом переводя дыхание и пытаясь поднять и поставить на ноги, но тот вяло сопротивлялся и просил дать ему полежать хотя бы пять минут. Бушмелев, не замечая происшедшего, легко бежал, удаляясь от нас всё дальше и дальше. Тетенов отстал и подошёл к нам минуты через две и тоже в растерянности остановился и застуженным голосом просипел: – Шляпников, вставай!

– Не…, товарищ младший сержант…, я ещё полежу немного, я уж согреваться начал…, – голос его слабел.

– Вставай сука! – Взревел испуганно Тетенов, да и мы загалдели и стали выдёргивать курсанта из снега, но сами были замёрзшие и готовые лечь рядом с товарищем.

– Вы что, блядь…, – закричал сержант, видя наши вялые шевеления в снегу, сдёрнул автомат с плеча, передёрнул затвор и дал вверх длинную очередь из автомата, глядя в сторону удалявшейся фигуры замкомвзвода, – Гера…, Гера…

Услышав трескучую очередь, Бушмелев развернулся и помчался в нашу сторону, а дальше была дикая взбучка – мат, затрещины, пинки в задницу мигом взбодрили нас и уже через полминуты, даже замерзавший Шляпников бежал по тропинке. Тетенов впереди, мы за ним, а сзади страшный в гневе Бушмелев, который беспощадно лупил самого последнего бегущего и тот, чтобы избежать побоев, рвался вперёд, по целине рысью обгонял впереди бегущего и теперь тот получал удары и старался вырваться вперёд. Получили все, кроме Тетенова, который так дал стрекача… Десять минут безумного бега, града ударов и мы штурманули Турецкий вал, как будто его и не было. Ещё две минуты и лестница подъезда загудела от наших ног.

Грозный рык: – Заворачивайте, суки, прямо в сушилку…, – и мы влетели в настоящую Африку. Только солдатскую Африку, пронизанную крепким духом сушившихся портянок, валенок и сапог. Как бы мы не бежали, но на самом деле мы бежали из последних сил, не чувствуя ни ног, ни рук, ни лица.

– На месте шагом Марш! Торжественным Маршеееемммм! – Прозвучала новая команда и мы неуклюже зашагали, – Ногу…, ногу… Выше…, выше…, ещё выше…

Бушмелев шагал вместе с нами, высоко задирая ноги. В сушилку на крики вбежал старшина, мгновенно понял всё и тоже включился в маршировку: – Руки…, руки…, отмашка рук… Левой…, левой…, левой…..

Через две минуты сушилка заполнилась старослужащими сержантами. Мы, выпучив в испуге глаза, маршировали на месте, а сержанты снимали с нас заиндевевшие в тепле автоматы, на ходу расстёгивали шинели и стягивали, а мы неистово маршировали. И наконец-то стали согреваться и чувствовать, как больно закололи иголками ноги, руки, запылали лица и потёк пот.

– Фу… Стой! – Мы остановились и замерли по стойке Смирно, не ожидая от сержанта ничего хорошего для себя, за ту слабину, которую проявили в долине Смерти.

А Бушмелев улыбнулся доброй и открытой улыбкой и облегчённо произнёс: – Ну и напугали вы меня, парни….

До окончания учебки – «малого Дембеля» – осталось 115 дней.