Читать книгу Кабы не радуга - Борис Херсонский - Страница 17

Вот и голос пресекся. Голос пресекся. Грудь

(ссылка на Тютчева) пуста, как лютеранский храм.

Высокие стены не могут ни выдохнуть, ни вдохнуть.

Вера в последний раз, собираясь в путь

(ссылка на Тютчева), хлам пакует – с грехом пополам.

Это начало марта. Корочкой слюдяной

с утра затянуло лужи. Позже поверхностный слой

земли прогревается. Проглядывает трава

прошловечная – сквозь прошлогодний снег

серый, последний. И вместе с ней,

уцелевшей травой, проясняется синева.

Как будто партия (наш рулевой) запустила над головой

спутник с двумя собачками. Ты стоишь сам не свой.

Скоро каникулы. Мама еще жива.

Как будто не стерся номер трехзначный, что на руке

в очереди написан химическим карандашом.

Твой порядковый номер. На хлебе и молоке

выросло поколение, подсмотревшее, как в реке

прекрасные комсомолки купаются нагишом,

дополнявшее пиво и водку атропином и гашишом.

Выросло поколение, прочитавшее между строк

газеты "Правда", "Известия", отмотавшее срок

в очередях, закаленное в армии, СКБ,

равномерно распределенное по общенародной судьбе.

Их били коленом по яйцам менты, сержанты, деды.

Братался русский с китайцем. Выныривал из воды

крепкий пригожий Мао. Карла-Марла тряс бородой.

И снег, и ветер – все мало. И Ленин такой молодой.

Я тоже пел эти песни. Я навечно в строю

плечом к плечу с чужаками, в не снившемся нам раю,

где нет ни берез, ни рябины, ни шпионов, ни часовых

у последнего мавзолея, где с каждым годом трудней,

лежа в хрустальном гробу, оставаться в живее-живых.