Читать книгу Кабы не радуга - Борис Херсонский - Страница 20

Из трубы паровоза, что из ноздрей лошадиных – пар.

Лицо кочегара растрескалось от жары.

Станционного колокола удар

слышен до сей поры.

Над вокзалом пестрый воздушный шар.

Ваш билет, будьте добры.

По перрону гуляют дамы. Играет струнный квартет.

По стеклу павильона закат расправил крыло.

Скрипочке Гайдна – Моцарта сносу нет.

Везут. Уже повезло.

Стрекот акрид, хор Аонид и парад планет.

Бог. Мировое зло.

За вагонным окном легкомысленный летний час.

Чайная ложка звенит, колотится о стакан.

Спелый персик лежит на салфетке, сочась.

Наган оттягивает карман.

При разделе каждый получит часть.

Динь-Дон. Лебединый стан.

Революция приближается. Привлекательные черты

нового общества юноше застят взгляд.

Белым цветом усыпанные кусты.

Эдемский-эсдекский сад.

Лепестки в болото из пустоты

бросает маркиз де Сад.

Зевает красавица, откинувшись на диван.

Читает газету, набычившись, господин.

Чайная ложка звенит, колотится о стакан.

Жизнь не щадит седин.

Пролетарий всех стран перечитывает Коран.

Аллах един, но – один.

В первоклассном купе, на вечерней жаркой земле,

ты знаешь слова: террор, трибунал, портрет

царя, приговор, слава – в тюрьме, в петле.

Но это пока секрет.

Все сожжено. Не ищите души в золе.

Пожалуйста, ваш билет.

Это конечная станция. У нее названия нет.

Просто конечная – в смысле, что дальше путь

обрывается, воздух пустеет и меркнет свет.

Расскажите о чем-нибудь.

Ну хоть бы об этом здании с проваленной кожурой,

со вставками закопченного, зачумленного стекла.

Его построил герой, разрушил герой второй,

ночная мгла стерегла.

Что делают эти с баулами и язвами на ногах?

За фанерною выгородкой что кажет глазам экран?

Пустой пьедестал, на нем, прикрывая пах,

когда-то стоял тиран.

Это было славное время. Жаль, что некого расспросить.

Счастье давали по карточкам, где-то по сорок грамм.

Потом, известное дело, лихорадка, красная сыпь,

выстрелы по утрам.

Потом отправляли товары: соль, керосин, табак.

Потом умирали в муках, но боялись кричать.

Потом в железном фургоне увезли бродячих собак,

заперли наглухо двери и наложили печать.

Объявляют прибытие. Валятся с верхних полок

с гитарами, рюкзаками, каждый второй – геолог,

каждый третий – биолог, физик, шизик, подлец, кондуктор.

Весь перрон в цветах. Играет марш репродуктор.

Вот несгораемый ящик разлук моих, встреч, ночевок

на лавках, под взглядом дружинников, среди других

заготовок

для производства людей, притон, суровая школа.

Нюське из комкомсомола плохо после укола.

Вот они все собрались – бухой инвалид с культяпкой,

техничка из сорок девятой со шваброй и мокрой тряпкой,

святой Себастьян, как ежик, в тонких пернатых стрелах,

несколько тел обнаженных, прокаженных и загорелых.

Считать – не исчислить услуг. Заправка, затравка, вставка

змеек на выбор: гадюка, удав, удавка.

Распродажа газет. Платный клозет. Столовка.

Рыбий жир, затраханный сыр, где дырки, там и головка.

Вот они все разлеглись: прежде всего, просторы,

долины великих рек, боры и в них проборы —

просеки, блин, дубравы и в них оравы

подростков в поисках сладкой грибной отравы.

Объявляют небытие. Все совершенно правы.