Читать книгу 4 жизни и 2 казни. Фелирина. Часть I - Борисъ Немцофф - Страница 18

ЮРИЙ
Лучегорск, бард-фестиваль

Оглавление

«И тут разбойники пустились в пляс!» – парень в забавной кепочке и чёрной куртке, бросился на освещённую костром площадку, вокруг которой сидели мы – барды и просто любители авторской песни, которых собрал фестиваль авторской песни в Лучегорске. Парень, как говорится, отжигал, всеобщий гогот и гомон одобрения этой инициативы поглотил звуки песни, кто-то ещё продолжал наяривать «Не желаем жить по-другому», но в основном народ пустился действительно кто в нетрезвый пляс, кто в разговоры, кто (по большей части) предался бряцанию кружками, в которых плескался сэм, ядрёный, местного производства самогон. Раздолье и приволье для всякой несусветной забавы, там, в несусветности, наверняка тоже пустились в пляс все, кто только был рядом, и уж Алконост по праву должен был там быть главным певчим.

В темноте коренастый и несколько толстоватый парень в очках втолковывал что-то собеседникам насчёт того, что здесь он действительно нашёл то, чего хотел, настоящий фестиваль авторской песни, что такой фестиваль – это как раз то, что бывает у него на родине, в Ростове-на-Дону. «Ба! Ничего себе-себе!» – думаю, – «Это сколько ж тысяч километров отсюда?» Нормально, так парень приехал на фестиваль. Думаю, надо немного здесь задержаться, послушать его ещё, поспрашивать да пообщаться, как говорится, но меня отвлекает всеобщий взрыв не то рёва, не то смеха – один не в меру общительный товарищ из Уссурийска несёт на плече кого-то, опять же при освещении уже затухающего костра. Что его спровоцировало на такую шутку относительно именинника так и осталось для меня невыясненным, но нёс он – «А щас мы его унесём, унесём-унесём!» – здоровяка из нашей делегации, Саню Омбыша. Тот комедию поддержал, и оба через минуту-другую предложили перейти в помещение корпуса, где и продолжить торжество. Все дружно поддерживают эту идею, мы компанией перекатываемся в помещение, где рассаживаемся за столами, составленными в один ряд, гомон, гогот, опять песни. Поздравительные речи, тосты. В нашей кампании звучит идея о том, что можно продолжить самогоном, пренебрегая водкой, имеющейся на столе. Витя Сафонов высказывает сомнения, однако я поддерживаю Сашу Рябко, владельца особо крепкого напитка, есть желание сравнить лучегорский и наш – «какой скуснее»? Нашего немного, пластиковая бутылочка, кажется, была 0,33, на удивление пьётся легко. На удивление потому, что всё-таки отдаёт «сэм» спецификой кустарного производства. Не сильно, но что-то в нём есть. Крепость точно есть, перебивает привкусы-запахи.

Я вклиниваюсь в общий поток поздравлений имениннику и объясняю ему, что сейчас и наступит торжественный миг, когда я вручу ему мой подарок на день Варенья, который вёз специально в качестве презента в столь весомую дату. На столе появляется мой бренди, «Чёрный аист», мы комментируем, что в былое время чёрный пластик на его пробке был с «позолоченной» рельефной картинкой птицы. Коньяк (пусть даже бренди) тоже пьётся хорошо, благородный напиток и крестьянский напиток не вступают во внутреннее противоречие.

Песни, поздравления, «С нею тоже можно и в путь и в бой», гитара по кругу, «Я на вершину поднимусь, своей рукой качну луну, и звёзды яркие в ладонь смогу собрать я…”, гитару имениннику, «В два конца идёт дорога, но себе не лги – нам в обратный путь нельзя», хором, «здесь косынку голубую я прищурившись искал. И забудутся едва ли…» Постепенно всеобщее заседание распределяется более по группам, которые растекаются по помещениям корпуса – за столом остаются немногие, некоторым из которых суждено встречать утреннюю зарю именно здесь. Мы какое-то время ещё бодрствуем, вращаясь в потоке общения, переходя из комнаты в комнату, однако постепенно укладываемся на ночёвку в спальники. Я сижу в кресле и подпираю челом стекло, и внезапно вижу картину двухлетней давности – наш автобус-утюг встал посреди таёжной дороги, и даже всемогущий Петрович, водитель, ничего не мог с ним поделать, выручили наши совместные усилия. Мы дружно упёрлись руками в горб и растолкали утюжок, отправляемся в путь, в бард-автопробег, туда, где за туманными сопками плещется Японское море, попираемое «двумя братьями». Сон-пятиминутка обрывается усилием подсознательной воли – поднимаюсь, иду и падаю в спальник. На следующее утро предстоит более официальная часть мероприятия.

А того парня, который Саню таскал на плече, встретил я пару лет спустя в Уссурийске, он оттуда, оказывается. Был он на условном, за что его осудили, он не стал нам тогда говорить. Как и в тот раз в Лучегорске был он изрядно пьян. Видать по пьяному делу и натворил он чего-то подсудного.

4 жизни и 2 казни. Фелирина. Часть I

Подняться наверх