Читать книгу 4 жизни и 2 казни. Фелирина. Часть I - Борисъ Немцофф - Страница 9

ЮРИЙ
Память о непопулярной войне

Оглавление

Был он первым в нашем городишке, погибшим на той войне. В последний раз я его видел в 93-м году, он шёл со своим школьным другом куда-то, мы пожали друг другу руки и перекинулись парой слов о планах на будущее. Он хотел поступать на юриста учиться. Потом я не слышал про него ничего до самой вести о его гибели.

Слушал я тогда в основном «Чёрный пёс Петербург», альбом группы «ДДТ», помню вопрос Шевчука в микрофон: «Ну что, будет война?!» – ответ зала: «Нет!» – его комментарий: «Правильно, не будет!» Пел он тогда «Предчувствие гражданской войны». Как известно, война – дело народное, а войну ту, как и предыдущую, Афганскую, большинство из нас, как и я тогда, не поняло и не приняло. Не надо нам было всего этого, не надо. А кто-то в верхах решил по-другому. Мы думали, это где-то там, далеко, не наше это. Только вот люди там погибали не понарошку. В нашем городишке согласно официальной статистике в Афгане погиб один, в Первую Чеченскую тоже один, во Вторую Чеченскую – уже трое.

Я тот день, когда узнал о нём, не забуду ни по чём, стояла солнечная жара и как будто в голову ударил чёрный гром. Из чёрного же солнца? Бред какой-то, уж не наслушался ли я тогда пений Гамаюна? Я был далеко от дома в том году, звоню домой, в слова поверить не могу, мне говорят: «Погиб приятель…”, Игорь. И я стою у аппарата, это был год 95-й, начало июня. А ведь и впрямь, могло получиться так, что крошечный гамаюнчик отбился от златовласки и напел мне тоску-печаль.

Служил в войсках ракетных он, сам добровольно пошёл в Чечню разведчиком. Спецназ МВД «Шатёр», если я правильно помню. Их взвод заданье получил: глубокий рейд поганым духам в тыл. Задание, как задание, и они пошли глубоким рейдом на тылы: вот много километров позади, и молятся своим богам враги… В их взводе он радистом был, и с нашими на связь он выходил. Но духи тоже ведь не дураки – эфир их взяли да и засекли… И вышел их спецназ головорезов в то место, где запеленгован вызов, охотиться за нашею разведкой. Но много духов там нашли конец свой.

Мы, многие, корили Вас тогда: мол, что за непристойные дела, своя страна, родной наш Грозный, да только спохватились то мы поздно. Ребята, делали Вы чёрную работу, как будто только Вам была забота, что на клочке родной нашей земли обосновалися свирепые враги. Как будто песня кинофильма ожила, и подлецы вдруг вспомнили её слова: зло решило порядок в стране навести. Только встал мой приятель у него на пути. В тот год печальный, 95-й, и в том бою, 30—31 мая, погиб и мой приятель. Он получил осколочное ранение от гранаты в плечо и шею, истекал кровью на поле боя, а наши не смогли к нему подобраться из-за огня противника. Умер от потери крови. И он высокий долг тогда ведь исполнял, когда в Чечне в разведке воевал?

Мне говорят: «Погиб приятель». Да, было это в год 95-й. Кто больше виноват в той войне? Он, погибший? Или мы, молчавшие? Или те, кто властью заправлял? Или те, кто власти подпевал?

Родители Игоря получили последнее письмо от сына после того, как гроб с его телом уже пришёл на родину. Письмо с того света, подхваченной и бережно препровождённое Гамаюном с мрачным и прекрасным девичьим лицом. У Игоря был закадычный школьный друг, кореец по национальности, Сергей. Его старший брат занимался восточными единоборствами, видимо стал также участником криминальных структур. В 1993-м году он погиб во Владивостоке в ходе криминальных разборок, на другой войне, как говорится. Хотя, по сути, на той же самой гражданской войне, войне кланов за собственность – из-за чужих шкурных вопросов, когда требования старались предъявлять с ножом горлу. Война та была проиграна – войну вели кланы, а проиграла её страна в целом, для постсоветской России это, быть может, стало предрешением её национального будущего.

На школе, где Игорь учился, разместили мемориальную доску в память о нём. В 90-00-е годы, да и сейчас тоже, в том городишке, как и везде по России, а особенно на Дальнем Востоке, одна единственная тенденция – демографический спад, убыль населения. Детские сады, пионерлагеря и школы не нужны в таком количестве, как это мыслилось в 70-80-е годы. Дошёл сперва черёд до соседней школы, из которой наш погибший «афганец» был, а в конце 90-х и до этой «игоревой» школы. В ней разместили Отделение Пенсионного фонда, на втором этаже, да ещё какие-то торговые точки. Доска осталась напоминанием о прошлом, не таком уж давнем, а тем не менее, сразу понимаешь, что жил вот человек, и канул он в вечность. Молодой человек. Навеки теперь уж молодой.

Пройдёт ещё совсем немного времени, и люди будут удивляться: а тут, оказывается, школа была? Игорь, а да, помню, показывали в далёком 95-м году по местному телевидению репортаж, погиб парень на войне. Жалко человека, парень то молодой был, 19 лет от роду. А мы, господа-товарищи, между прочим, должны ответить не только за эту несправедливую войну, но и за то, что приравнивали победы нашей армии в немногих справедливых вооружённых конфликтах ХХ века к её поражениям, а любые поражения нашей армии – к унижению нашей Родины.

4 жизни и 2 казни. Фелирина. Часть I

Подняться наверх