Читать книгу Море на двоих. Записки подводника - Борис Седых - Страница 10

Первая весна для лейтенанта Петра Петрова случилась ранней. Трагедию он мужественно преодолел и ни с кем на эту тему не разговаривал. Настоящий мужик!

Солнышко пригревало, жизнь просыпалась от зимней спячки, ручейки крови в жилах подводников, следуя малоизученным законам природы, сезонно ускорялись. Естественная потребность любить и быть любимым устремлялась к своему пику. Единственным проверенным способом справиться с этой мукой служила разрядка скопившейся энергии в море при отработке задач боевой подготовки. Только на глубине подводники могут отдать себя без остатка по-настоящему любимой, гармонично слитой из личного состава, оружия и материальной части… службе.

Выход в море всегда сулил сюрпризы – выходишь на неделю, возвращаешься через полтора месяца. Стоило стратегу с двенадцатью баллистическими ракетами выйти в море, как он превращался в учебную цель – игрушку. Все, кто мог, на него начинали охоту: дружественная авиация, надводники, многоцелевые лодки братских соседних дивизий, которым свой хлеб надо отрабатывать и закрывать задачи боевой подготовки (БП). Если бы береговые ракетные комплексы могли стрелять торпедами, глубинными бомбами или хотя бы ставить мины, то и они не упустили бы свой шанс условно потопить потаённое судно.

Как правило, отработка курсовых задач перед боевой службой по длительности нахождения в море равнялась длительности боевой службы, а у наиболее «везучих» экипажей – гораздо больше.

То было «золотое время», когда штурманов на проекте 667Б было всего двое: командир БЧ-1 (штурманской боевой части) и ИЭНГ (инженер электронавигационной группы), которые разрывались между ве́рхом (мостиком) и маленькой рубкой на задворках ГКП (главного командного пункта). Тихоокеанцы со стратегических лодок принципиально ГКП не называли центральным постом, у них всё серьёзно, поэтому – главный командный пост (ГКП). На сон времени не хватало из-за постоянных тревог, всплытий и погружений.

Поэтому, когда командир БЧ-1 штурман Вова сообщил: «С нами пойдёт прикомандированным ТОВВМУшник Миша», – радости Петра третьему соучастнику не было границ.

Прикомандированному Мише не очень повезло с распределением после выпуска из училища. В тот год штурманов на легендарную стратегическую 21-ю дивизию, что справа от входа в залив Стрелок, пришло гораздо больше, чем требовалось. У Родины свободного штатного места для молодого штурманёнка не нашлось, поэтому ходил он по морям прикомандированным – подкидывали его в различные экипажи, чтобы приобретал практические навигацкие навыки.

Довольные свалившимся счастьем, строили планы на трёхсменку «четыре через восемь», как все белые люди на корабле, но мечтам не суждено было сбыться. Командир по никому не ве́домым соображениям посчитал, что штурманам вредно расслабляться, и приказал вахту нести только штатному составу, а прикомандированному Михаилу отвели роль дублёра.

Одним словом, предстояло служить Родине без отдыха и сна. Неслучайно в такие минуты чёрной завистью завидовали заму, коку, доку, особисту, у которых была самая «напряжённая» работа в одну смену.

Самым умным и красивым оказался Вова, который изрёк неоспоримую жизненную мудрость:

– Выйдем в море – разберёмся.

Так и сделали. Подводная лодка стоит под парами.

На корабле масса снующих повсюду проверяющих всех мастей и флотилий. Старшим на выход пошёл первый заместитель командующего 4-й флотилии контр-адмирал Парамонов – офицер до мозга костей. Думаю, именно такими были морские офицеры царских времён. Эстет по натуре – ходил по кораблю только в белых перчатках.

Эдуард Николаевич Парамонов родился в Тбилиси. Отец и два его брата были военными. В 1948 году поступил в Рижское Нахимовское военно-морское училище. В 1958-м окончил Высшее военно-морское училище подводного плавания. На Балтийском флоте служил на малых дизельных подлодках. После учёбы на Высших специальных офицерских классах служил на АПЛ Тихоокеанского флота. Четыре года командовал атомным ракетным подводным крейсером стратегического назначения. Был заместителем, а затем и командиром дивизии. На протяжении 7 лет был первым заместителем командующего флотилией атомных ракетных подводных лодок на ТОФ. И закончил службу начальником научно-исследовательского полигона ВМФ в Эстонии.

От дивизии Петрова принимал задачу заместитель командира Довженко Владимир Николаевич, ставший через год командиром.

На корабле учебная тревога. Экипаж сидит по боевым постам. Суматоха первых часов – кавардак в разгаре. На ГКП не протолкнуться. Парамонов восседает в командирском кресле, как удав, наблюдая за царящей суетой, оценивая вылетающие с центрального поста приказы и не пропуская ни одного поступающего в ответ доклада.

В этот момент на ГКП залетает непонятный боец, почему-то в белой бескозырке, и, подойдя прямо к адмиралу, задаёт, в сущности, тривиальный вопрос:

– Товарищ контр-адмирал, случайно не вы капитан 1-го ранга Голутва?

На ГКП наступило затишье, даже «Каштан» на минуту заглох, недоуменные взгляды впились в бойца.

Ответ адмирала прозвучал философски и стал впоследствии афоризмом:

– Знаешь, сынок, в этом дурдоме всё возможно…

На широкомасштабные поиски старшего офицера снарядили «оповестителя». Искали капитана 1-го ранга Голутву, которого на время потеряли в штабе флотилии. Посчитали, что он может находиться на крейсере, уходящем с кучей проверяющих в море. Боец с задачей справился, Голутву нашёл. Молодой матрос не удивился, что им оказался контр-адмирал Эдуард Парамонов. В чём последний сам признался, произнеся историческую фразу.

Единственная накладка вышла: матросик в белой бескозырке и с противогазом на боку не успел сойти с борта. Он был счастлив, что волею случая удалось выйти в море с отважными подводниками на атомном подводном крейсере с настоящими баллистическими ракетами с ядерными боеголовками. Мечтал: «Вот приеду на ДМБ в родной Тамбов, расскажу, как здесь серьёзно, все девчонки мои».

Получили первое задание: торпедные стрельбы практическими торпедами в дуэльной ситуации.

Как считал легендарный командир Журавлёв, в торпедных стрельбах присутствуют три этапа: первый – замысел и стрельба, второй – поиск и подъём торпеды, третий этап – вымысел, то есть правильно оформленный отчёт. Причём самым важным является второй этап, потому что потеря торпеды перечёркивает как первый, так и третий этапы. Расстреливать никто не будет, но косых взглядов в штабе не избежать.

Во-первых, нет торпеды – невозможно подтвердить результаты стрельбы: кто, как и по кому стрелял, и в каком направлении торпеда вообще отправилась. Нет торпеды – нет оценки, а значит, задача не завершена. Неотвратимое последствие – повторный выход в море на выполнение аналогичного задания.

Во-вторых, потерю образца оружия можно даже подвести ни много ни мало под измену Родине – это ведь потенциальная передача супостату новейших достижений науки и техники в области торпедного вооружения… аж 1958 года.

Осознавая все риски предстоящей задачи и лежащую на экипаже коллегиальную ответственность за её выполнение, Петров со штурманом тщательнейшим образом нанесли координаты точек погружения/всплытия, исходные точки, маршрут при выполнении практического упражнения как для себя, так и для условного противника, неукоснительно руководствуясь полученными разведданными и требованиями «Правил использования районов ПИР-&&».

В назначенное время «Ч» морской бой начался. Штурман Вова на планшете Ш-30 периодически посматривает на карту, не вывалилась ли лодка за пределы района БП. Пётр – на планшете Ш-26 снимает параметры навигационного комплекса, одновременно ведя графики. Михаил – на Журнале манёвренных карточек.

Действия экипажа отработаны до филигранности – из морей не вылезали практически год: приём крейсера от промышленности после среднего ремонта, швартовые, ходовые испытания, подтверждение линейности, выполнение задач БП.

Корабли разбежались в разные точки погружения по углам района БП, последний раз по связи обсудили условия дуэли, погрузились и начали замысловатое маневрирование по заранее оговорённому маршруту, дабы «ввести друг друга в заблуждение» относительно параметров движения. Задача для получения положительной оценки – первым обнаружить противника и его атаковать.

Всё складывалось, на первый взгляд, идеально. Обнаружили противника. Вычислили элементы движения, доложили данные для стрельбы и отправили подарок «супостату» в виде двух электрических торпед СЭТ-65.

Включили секундомеры для определения дальности хода торпед, акустики напряглись, прослушивая горизонт, дабы из всего разнообразия шумов вычленить шум работающей торпеды и стукача на ней, по которым в дальнейшем предстоит определить пеленг и расчётное место всплытия.

После залпа шум винтов торпеды был слышен всего лишь пять секунд, а стукач так и не заработал, ознаменовав конец идиллической картины бытия.

Кровь в венах начинала холодеть, интуиция и опыт подсказывали, что обе торпеды потеряны. Подводные лодки опять разбежались по разным углам в районы всплытий, и уже в надводном положении начали безрадостные поиски торпед. Одна нашлась сразу в расчётной точке, хотя стукач на ней почему-то молчал. А вот вторую не удалось обнаружить ни в расчётной точке её всплытия, ни в точке залпа. Последнее обстоятельство сулило очень продолжительное совместное маневрирование в составе отряда поиска с участием двух торпедоловов по боевой готовности №1.

Вот тогда для Вовы с Петрухой настало время делать «Это» по-флотски.

Они, как в прелюдии, понимающе-долго посмотрели друг другу в глаза. Для начала им улыбалось обеспечивать управление целым отрядом поиска, ведя прокладку маневрирования трёх кораблей. «Акт мазохизма» требовал нахождения «активного» штурмана сверху, на мостике, в то время как другой «отдыхал» снизу, в штурманской. Каждые два часа для повышения остроты ощущений требовалась смена положений.

Для достижения полноценного флотского орг@зма желательно как минимум десять часов непрерывной смены «штурманская рубка – мостик» и наоборот. С учётом того, что двое суток до этого никто из штурманской БЧ не спал, состояние в скором времени приблизилось к предобморочному.

Вова на всякий случай помолился Богу. И… тот услышал! Командир разрешил прикомандированному Мише нести вахту на мостике, что давало шанс оставшимся в живых по очереди поспать хотя бы немного.

Протянулись сутки бесплодных усилий. Замполит время поисков торпеды использовал с пользой. Организовал торжественное посвящение в подводники. Тех, кто погрузился впервые, следовало поздравить по обычаю, принятому с давних времён. Объявили по кораблю о торжественном моменте. Таких оказалось двое. Трюмный матрос и курсант на стажировке. Выпили забортной воды по плафону. Кувалду не целовали, эта изуверская традиция на лодке не прижилась (если честно, о ней даже не слышали). Высказали взаимный «одобрям». Моряки – правительству, правительство – морякам. Получили памятки с подписью командира корабля кап. 1-го ранга Полякова – на всю жизнь.

В этот торжественный момент на ГКП заходит привидение в белой бескозырке. Все в шоке, что за чудо?

Матрос чётко докладывает:

– Товарищ контр-адмирал, прибыл для торжественного посвящения в подводники!

В центральном за старшего оказался старпом – большезвёздные начальники на мостике набились в ограждении рубки, таращатся вдаль, ищут торпеды.

Старпому льстило, что его назвали адмиралом, но непорядок налицо:

– Сынок, ты откуда свалился?

Матрос большим пальцем показал наверх и сказал:

– Оттуда.

– Не понял?

– Из штаба флотилии.

Старпом долго не разбирался:

– Имеешь право, сейчас посвятим. Три плафона с забортной водой – за мои нервы.

Матрос залпом выпил три плафона, старпом тут же пожалел, что не распорядился «пять».

Матросик сказал свои ФИО для памятки и, счастливый, сгинул дальше пугать своим нелепым появлением на постах и пунктах подводного крейсера.

Согласно инструкции Кэп решил поплавать ещё полсуток, продолжая поиски, хотя все надежды найти пропажу давно растаяли. Штурманам маневрирование по зигзагам уже было не в тягость, ведь они успели выспаться и находились в бодром расположении духа, предвкушая такой желанный и неизбежный конец «Этого».

Прошли очередные 12 часов. Наконец, командир принял решение свернуть поиски и продолжить отработку задач в районе БП в надводном положении. Часы сменялись часами, одни боевые смены сменяли другие, жизнь на лодке покатилась своим чередом.

Вова сходил к командиру.

– Пришёл план отработки задач БП на грядущие сутки, – по возвращении заявил он бодро Петрову, – готовить карты и планшеты к отработке следующих элементов задачи.

– А где Миша? – возник, по сути, риторический вопрос.

Штурмана опять с недоумением посмотрели друг на друга. До них с леденящим ужасом стало доходить, что его забыли на мостике.

– Он же сутки там уже! Ну ты и сволочь, – сказал Вова, – про нашего товарища забыл. Если что с ним произошло, это будет на твоей совести. Ответишь по полной!

Трудяга Миша в силу своей природной скромности и огромного желания внести посильный вклад в победу штурманского дела, не напоминал о себе, не спускался даже покушать или в гальюн. По-спартански нёс вахту и, как герой Николая Островского, ждал, когда его сменят. Часы пролетали, вахты менялись, а его смены всё не было и не было. Вахтенные офицеры на мостике воспринимали его как одного из офицеров штаба дивизии, принимающего задачу, и поэтому лишних вопросов не задавали.

Штурман, отойдя от шока, по «Каштану» безнадёжно запросил мостик. Ответа не последовало.

– Петров, загубил ты, гад, молодую душу. Готовься к худшему. Ползи наверх. Верни мне его живым!

Петруха вмиг оделся и осторожно поднялся. В дальнем углу мостика, сливаясь с морем, расположилась недвижная фигура, закутанная в «канадку», шапку со спущенными ушами и завязанным шарфом вокруг шеи. Робким шагом Петров подошёл к боевому товарищу. Тот признаков жизни уже не подавал. Лишь по тонкой струйке пара изо рта стало понятно, что он ещё, слава богу, дышит.

От голода и усталости он спал стоя, с открытыми глазами. Стоило большого труда разбудить и спустить заледеневшее тело в штурманскую рубку, где Мишу встретили как героя: напоили фирменным чаем с шилом «по-парамоновски», накормили потаёнными запасами балыка, ветчины, тушёнки и шоколада, вернув к жизни, и отправили спать в тепле.

Торпеду так и не нашли, скорее всего, после залпа она сразу утонула, и предстоял ещё один выход на «Это».

На том выходе Петров сам себе поклялся, что, когда сам станет центурионом, штурмана у него спать будут не менее хотя бы четырёх часов в сутки.

Блажен кто верует…

В этот момент поступил доклад:

– Штурманская, гиропост! Тута – это… Проверяющий в бескозырке из штаба флотилии прибыл.

– Что хочет?

– Говорит, что на пульте ГЭУ ему сказали, лучший чай делают в штурманской рубке, называется «по-парамоновски».

– Чай закончился, отправь проверяющего в первый отсек, у торпедистов сало есть…