Читать книгу Море на двоих. Записки подводника - Борис Седых - Страница 9

Тем временем на Тихоокеанском флоте жизнь била ключом, порой по голове и очень больно.

Когда Петруха принёс первую зарплату, бешеные по ленинградским меркам 450 рублей каким-то чудным образом через две недели растаяли, так как цены на продукты в магазине оказались высоки так же, как степень оценки труда офицера-подводника. Пришлось занимать, благо с этим проблем никогда не возникало, Пётр всегда мог найти нужную сумму до зарплаты.

Экипаж принял корабль, и молодых лейтенантов посадили «без схода на берег», пока не закроют листки допуска к самостоятельному управлению. В училище в подобных обстоятельствах можно было сбежать в самоволку по тропе Хошимина, здесь же, на КПП матросами служили выходцы из Средней Азии, самоотверженно гонявшиеся за офицерами без пропусков. Офицеры, реально, подобрав полы шинели, удирали от матросов. А что делать? К подъёму флага не опоздаешь! Договориться с ними было невозможно, а вот схватить пулю от басмача – с большой вероятностью, они же охраняли «секретный объект». В нужный момент и русский язык переставали понимать, когда офицеры пытались объяснить ситуацию. К тому же чувство ответственности за «объект» многократно усиливалось классовой ненавистью матроса к офицерам, подпитанной страхом вылететь с прибрежного КПП и, спаси Аллах, попасть на лодку, это – удел неверных.

За три месяца молодожёнам пришлось сменить семь мест проживания в Тихасе (посёлок Тихоокеанский), каждый раз договариваясь с хозяевами на короткий срок, или просто вламываясь с такими же друзьями без жилплощади в пустующие квартиры – до тех пор, пока не возвращались владельцы. Неожиданно появившиеся хозяева, обнаружив в своём жилище кучу чемоданов и испуганную Машу среди них, не выказали ни малейшего удивления, приведя в недоумение тем самым нежданную гостью. Условия были тяжёлые, зато люди добрые.

Фактически Маша оказалась совершенно одна в четырёх стенах, на краю света, без поддержки. Во время редких ночных визитов мужа она боялась уснуть, считая минуты, а с уходом любимого к подъёму флага снова погружалась в тоску и одиночество.

В октябре задержавшееся лето Приморья стало зябким. Первые заморозки пришли в конце ноября. Повалил снег, неожиданно завалив весь посёлок. Выйти на улицу не представлялось возможным. В подъездах домов стал накапливаться мусор, который выбрасывали прямо на лестничную площадку, пока матросики не расчистили лопатами тропинки. Время суток определялось по рёву сирены, включаемой на весь посёлок ровно в полдень, как сигнал жёнам офицеров, что пора вставать, а их мужьям – проверить готовность военно-морской базы к отражению нападения вероятного противника.

У Петрова начались учебные выходы в море для подготовки к автономке. Появляться дома он стал всё реже и реже.

На боевую службу лодка ушла «под ёлочку», чему экипаж безмерно радовался. У подводников декабрь считался удачным временем для начала похода: возвращение в марте, апрель – май – сдача корабля, после чего 90 суток полноценного летнего отпуска. Пётр был полон энтузиазма, радости и надежд, ему не терпелось выйти в море. В редкие минуты его нахождения рядом Маша чувствовала себя защищённой, в окружении волн умиротворения, любви и радости. Таким он в её памяти и остался.

Уход в автономку Петра для Маши явился началом гарнизонного кошмара. Ей предстояло выстоять два с половиной месяца. Помощи ждать неоткуда. Полное одиночество. Был бы свой угол – куда ни шло. Страх же быть изгнанной заставлял прислушиваться ко всем шагам, доносившимся с лестницы, держа в постоянном напряжении, многократно усугубляя чувство беззащитности. В квартире, где её оставил муж, мебель отсутствовала напрочь. На кухне стояли электроплита и миниатюрный кухонный стол, стульев не было. Вся домашняя утварь состояла из чайника, матраса, двух тарелок с ложками и кружки с надписью «Ленинград».

Завести дружбу с офицерскими жёнами как-то не сложилось. Пётр был той точкой опоры, к которой она привязалась, планируя свою дальнейшую жизнь, и эта точка неожиданно стёрлась, пропала на бесконечные дни в морских глубинах. Все её планы построения домашнего очага рассыпались в одночасье, как карточный домик. Она просто перестала понимать, как ей самостоятельно жить дальше.

31 декабря. В Ленинграде встреча нового, 1988 года представлялась Маше совсем иной: в дружной и весёлой компании, а главное – вместе с мужем. Оказалась же она сидящей на холодном полу, в одиночестве, балансируя на грани отчаяния. За стенами слышались смех и весёлые разговоры. Народ оканчивал последние приготовления. Ей очень захотелось оказаться в кругу людей, лишь бы не быть одной.

Неожиданно в дверь постучали. Она открыла. В дверях стоял высокий, молодой, очень симпатичный парень в модных варёных джинсах.

– Здравствуйте, у вас случайно лишнего стула не будет?

– Да у меня вообще мебели нет никакой, – ответила то ли в шутку, то ли с горечью.

– Жаль. А вы что, одна? В такой день? Ну-ка давайте к нам, мы вас не оставим, мы же соседи. Меня зовут Пётр.

– А я Маша.

В квартире напротив собралась компания, человек десять. Молодые, радующиеся надвигающемуся главному празднику страны. В советское время люди с наступлением каждого нового года ждали, что «жизнь станет лучше, жить станет веселей».

Маше постепенно передался общий беззаботный настрой компании, она как будто вернулась в прежнюю жизнь. Хлопоты у праздничного стола невольно отвлекли от недавно завладевших её сознанием страхов и волнений.

Присели проводить уходящий год. Шампанское приберегли на бой курантов. Пили разбавленный спирт. Девушкам делали ягодные ликёры, разбавляя спирт вареньем: получалось сладким на вкус, выпивалось легко, опьянение приходило постепенно и незаметно. Стол ломился от закусок. Маша с радостью налегала на невиданные доселе деликатесы: красную рыбу, морских крабов и креветки.

Новый знакомый Пётр оказался за столом рядом с ней.

– А вы на какой лодке служите? – спросила Маша.

На что компания дружно засмеялась.

– Мы не подводники. Мы – военные строители, поэтому с нами можете на ты. Наше призвание – помогать подводникам на берегу, обеспечивать их тылы, пока они в море. Вот, к примеру, ты осталась одна, а мы как люди береговые не имеем права пройти мимо и должны непременно позаботиться о тебе, что мы и делаем. Выпьем за строителей! Ура!

Ровно в полночь над Тихасом прозвучал праздничный вой сирены.

Компания разлила по бокалам один из главных дефицитов той поры – «Советское шампанское», все дружно чокнулись и выпили. В глазах у Маши от непривычного сочетания спирта с шампанским всё поплыло. Сознание мельком выхватывало картины из происходящего. Выключили свет, сверкала только ёлка. Из магнитофона полилась современная музыка: «Наутилус Помпилиус» пел «Гуд бай, Америка!», Михаил Муромов – «Яблоки на снегу». Начались танцы, в темноте пары не стеснялись тесно прижиматься друг к другу. Откуда-то появился видеомагнитофон, вокруг которого образовалась группка для просмотра «Девяти с половиной недель».

Обычное для советского времени дело, вечеринка, на которую собирались парни и девушки, в обстановке тихоокеанского городка, обязательно должна была в заключительной своей части плавно перетечь в интимную сферу, с продолжением в большей или меньшей степени. Парни должны были всегда быть готовыми идти до конца. Джентльменство по отношению к девушке в этом плане считалось самым гнусным оскорблением. Решение, где остановиться, или не останавливаться вовсе, как правило, принимали девушки, руководствуясь одними им известными критериями со времен Евы. В случае отказа обид не оставалось: не повезло в этот раз, повезёт в другой, или с другой.

Маша строителям очень понравилась, прежде всего своей невинностью, резко отличавшей её от многоопытных тихасок. В её манере держать себя сразу угадывалась недавняя жительница культурной столицы. Лакомый кусочек для ударников полового фронта, всегда находившихся в поиске новых приключений. Заполучить Машу желал каждый из защитников тыла, но она по праву досталась Петру, как принёсшему добычу. Довести дело до конца с малоопытной в таких делах девушкой ветерану ночных приключений особого труда не представляло. С учётом удачно сложившейся обстановки – дело техники.

От переживаний и количества выпитого алкоголя Маша вряд ли могла осознанно контролировать свои действия. Сначала ей показалось, а потом это чувство переросло в уверенность, что с ней был её любимый Петя. Она улыбнулась своему воображаемому мужу, позвала по имени, что было расценено абсолютно земным и реальным строителем Петром как знак, что всё идёт как надо. Даже удивился, что его назвали «любимый».

Ночью в бреду к Маше пришёл Петруша.

– Ты откуда такой горячий? Я так счастлива, что ты рядом!

– Жарко мне, любимая. Всё тело горит, и дышать нечем.

Будучи уверенным, что творит благое и полезное во всех отношениях дело, военный строитель и любовный герой Пётр не мог знать, что в этот момент настоящий муж и любимый Машей Петя задыхался от угарного газа.

В подводном положении на глубине около сотни метров, в шестом отсеке произошёл пожар. Рядовое на подводной лодке происшествие, к которому в какой-то степени все подводники привыкли. Десяток пожаров за автономку – обычное дело. По каким-то причинам очаг горения не удалось не только погасить быстро, но и локализовать. Огонь перекинулся в кормовые отсеки. Образовался опасный крен на борт. Пытаясь выровнять лодку, решили продуть цистерны, вследствие чего дополнительный кислород поступил в очаг возгорания. Пожар разгорелся с новой силой.

Каким-то провидением и усилиями экипажа пожар потушили.

Петров случайно оказался в аварийно-спасательной команде. Аварийную тревогу принял в пятом отсеке, собирался в кают-компании отобедать, выпив законные пятьдесят грамм сухенького. Мыл руки на верхней палубе, увидел: дым валит в шестом и межотсечная дверь открыта. По аварийной тревоге переборки все закрываются. Пожар в шестом, в соседнем отсеке, туда не раздумывая побежал. Задраился.

Включился в ПДУ (портативное дыхательное устройство, рассчитанное на 10 минут жизни), отключил межсекционный автомат на ГРЩ (главный распределительный щит), опалив руки, начал тушить пламя из шланга ВПЛ (система пожаротушения). Вахтенный БП-65, спецтрюмный, получил подзатыльник за круглые глаза и стал выполнять команды молодого лейтенанта Петрова, который ровно через десять минут потерял сознание от отравления угарным газом. Его спешно вынесли в пятый безопасный отсек. Бренное тело героя доктор в амбулатории с отчаянным усердием приводил к жизни.

Но, как обычно, на флоте главное – вовремя доложить.

После того, как с пожаром справились, в штаб улетело донесение: «Произошла авария, погиб лейтенант Пётр Петров, лодку провентилировали, готовы дальше выполнять боевую задачу».

Первое января нового года обернулось для Маши сущим адом. Проснувшись в объятиях строителя Петра, долго соображала, кто с ней рядом и как она оказалась без одежды. Вспомнить ничего не смогла, так как следующей реакцией стали страшные рвотные позывы. Находясь в состоянии алкогольного отравления от выпитого спирта, девушка закрылась в ванной комнате, где её больше часа выворачивало наружу, что оказалось прологом дальнейших мук. На какое-то мгновение полегчало, похмелье стало отпускать, но вместе с этим память стала медленно возвращаться – и постепенно пришло осознание свершившейся измены. «Какой позор!» – в мозгах с болью било колоколом.

Пётр Петров выжил, душа его не переселилась в небесный Иерусалим и стоит не выше Ангелов и Архангелов, как предсказала нищенка на паперти Никольского собора в день свадьбы, но душа успела побывать на границе двух миров. Доктор, настоящий эскулап от бога, вернул Петруху к жизни. Всевышний перстом своим указал выжившему: «По аварийной тревоге надо бежать не в аварийный отсек, а в гиропост, согласно инструкции».

Донесения со смертью подводников, несмотря на секретность, по гарнизону разносятся молниеносно. В этот самый отвратительный день в жизни Маши не меньше десятка сочувствующих приходило домой выразить соболезнование. Душа её рвалась на мелкие лоскуты. Стыд и обида заполнили сердце. Сначала хотелось покончить с собой, но в пустой квартире не было даже отвратительной табуретки, чтобы повесить постыдное тело.

Потом, как горькое озарение, вспомнилось предсказание нищенки в день свадьбы у Никольского собора: «Она с тобой и не может венчаться. Она с Христом обручена». Душа Маши освободилась от обид, в этот же день собралась в монастырь за многие километры, оставила скрипку, как никчёмную игрушку из прошлого, повязала платок, скрывая позор, взяла узелок с едой на первые три дня, сгорбилась, как грешница, и навсегда покинула Тихас.