Читать книгу Россия на перепутье эпох. Избранные исследования и статьи в IV т. Том II - Борис Тебиев - Страница 4

Отмена 19 февраля 1861 года крепостного права в России и последовавшая за этим серия либеральных реформ придали мощное ускорение процессам капиталистического развития страны. Значительно расширился внутренний рынок. Капиталисты получили в избытке дешёвые рабочие руки.

Великие реформы способствовали росту всех форм промышленности, основанной на вольнонаёмном труде. Росли мелкие кустарные промыслы, капиталистические мануфактуры, предприятия капиталистической машинной индустрии. Главные изменения в промышленности России после реформы состояли в постепенном вытеснении капиталистической фабрикой мануфактур и кустарных промыслов.

В пореформенные годы Россия довольно быстро наращивала свой производственный потенциал. Если в 1870 году она производила 4% общего объёма мировой промышленной продукции, то в 1900 году – 6%, занимая пятое место после Англии (32 и 18%), США (23 и 32%), Германии (13 и 16%) и Франции (10 и 7%) [1].

В последние десятилетия ХIХ и в начале ХХ века Россия по темпам производства многих видов продукции начинает догонять и обгонять некоторые передовые европейские страны. Так, за десятилетие с 1886 по 1896 год выплавка чугуна в стране по сравнению с 1870 годом утроилась, в то время как Франции понадобилось на это 28 лет, США – 23 года, Англии – 22 года, Германии – 12 лет [2].

По отдельным показателям промышленного производства Россия к началу ХХ века приблизилась к развитым капиталистическим странам. Например, по добыче железной руды, выплавке чугуна, производству стали она заняла четвёртое место, а по добыче нефти вышла на первое место в мире. С 1860-х годов российская промышленность стала производить свои паровозы, фермы мостов, товарные и пассажирские вагоны, локомобили и другое сложное оборудование.

Развитие промышленного производства, железнодорожного строительства способствовало возникновению новых промышленных центров, большей мобильности населения. Динамично рос состав рабочего класса страны, который пополнялся как за счёт избытка сельского населения, так и за счет представителей городских сословий.

О процессах, происходивших в отечественной промышленности в пореформенный период, наглядно свидетельствуют материалы таблицы 2, характеризующей динамику численности рабочих крупнейшего промышленного центра досоветской России – Москвы с предреформенного 1858 года по 1913 год.

В целом же по стране с 1865 по 1890 год численность рабочих на промышленных предприятиях возросла в два раза, затем такое же увеличение произошло всего за 10 лет [3]. В это же время резко сокращается число рабочих, связанных с землёй. В 1890-е годы в основных отраслях промышленности число постоянных рабочих возросло с 70 до 90%, а в металлообрабатывающей промышленности – до 97%. К началу ХХ века половину рабочих крупных промышленных предприятий России составляли потомственные пролетарии.

Вследствие неравномерного размещения производительных сил трудовая армия была распределена неодинаково в пределах страны. Подавляющее большинство рабочих (около 90%) жили и работали в Европейской части России, 6,4% – на Кавказе, 4,4% – в Сибири, 2,9% – в Средней Азии.

Источник: Рашин А. Г. Формирование рабочего класса России. Историко-экономические очерки. М., 1958. С. 200.

Несмотря на то, что численность рабочих в России была меньше, чем в промышленно развитых странах Западной Европы, их концентрация была значительно выше, чем, например, в Германии и даже США. Существенная часть российских рабочих была сосредоточена на крупных и крупнейших производствах, в то время как в Германии распылена на мелких и средних предприятиях. В России на мелких предприятиях, насчитывавших от 10 до 50 рабочих, в 1895 году, например, трудилось 15,9% общего числа рабочих, в Германии же – 31,5%. На средних предприятиях, где было занято от 50 до 500 человек, в России было сосредоточено 38,9%, а в Германии – 53,2% рабочих. На крупных предприятиях, которые насчитывали свыше 500 человек, в России было занято 45,2%, а в Германии лишь 15,3% рабочих [4].

Развитие отечественного капитализма в пореформенные годы было связано со значительным расширением использования в промышленности и других отраслях хозяйства дешёвого детского и женского труда. В 70-е годы ХIХ века по данным В. Ю. Гессена дети и подростки составляли 10,5% работников металлического производства, 14% шерстяного, 15,5% лесопильного, 16,6 гончарного, 22,4% хлопчатобумажного, 34 5 стеклянного, 40% шляпного и фуражечного [5]. На некоторых предприятия дети и подростки составляли даже до 50% работающих.

Сравнивая условия жизни рабочих на Западе и в России журнал «Русская мысль» писал: «В западных государствах постановлено, что фабрично-заводская деятельность взрослого человека не может быть более 13—15 часов в сутки; из числа рабочих часов определяется известное время на завтрак и обед… При отсутствии положительного закона о количестве рабочих часов на наших фабриках суточное их количество доходит до семнадцати, и притом одинаково как для взрослых, так и для малолетних. Несмотря на такую непомерную работу, которая делается в пользу фабрикантов, нам не приводилось ни видеть, ни слышать, чтобы московскими фабрикантами было сделано что-либо для сбережения средств и нравственности их рабочих… Такое отношение фабрикантов к их рабочим указывает, что фабриканты преследуют всеми возможными способами только свои интересы, совершенно игнорируя интерес, здоровье и жизнь рабочих» [6].

Экономические подъёмы в истории пореформенной России чередовались с периодами кризисов и депрессии. В 1873 году Россию поразил первый в её истории кризис перепроизводства, охвативший незадолго до этого страны Запада. Кризис охватил главным образом лёгкую промышленность, рост продукции которой быстро превысил покупательную способность населения.

В меньшей мере пострадала от кризиса тяжёлая промышленность, работавшая в основном на выполнение правительственных заказов. В целом в период кризиса объем производства не сократился, однако снижение темпов роста было существенным. За кризисом последовала депрессия, продолжавшаяся до 1877 года, после чего начался новый подъем. Он был непродолжительным.

В 1882 году разразился новый экономический кризис. Который длился около 5 лет. Этот кризис совпал с неурожаем и особенно тяжело отразился на положении промышленных рабочих и их семей. Описывая бедственное положение рабочих в эти годы, автор прогрессивного журнала «Дело» С. Приклонский указывал, что зимою 1880—1881 года рабочие во всех отраслях промышленности были поставлены в самое бедственное положение. В Петербурге крупные заводы, особенно механические, стали распускать рабочих. Значительно уменьшилось механическое производство, работавшее на казённые заказы. Так, например, на одном из крупнейших заводов Ч. Берда, где ранее трудились 3—4 тысячи человек, осталось около 1 тысячи. На Александровском заводе вместо 800 рабочих осталось только 350. На Сампсониевском, вместо 1200—1500 только 450. На заводе Нобеля вместо 900—1200 рабочих только около 600. «…На остальных механических заводах, – констатировал журнал, – точно также произошло значительное уменьшение числа рабочих…» [7]

Аналогичная картина наблюдалась и во втором по величине и значение промышленном центре России – Москве, а также в городах Московского промышленного района. В особенно тяжёлом положении здесь в 1881—1882 годах оказались рабочие казённых заводов. Так, на Тульском оружейном заводе «за ненадобностью» было рассчитано 3000 рабочих. Только небольшая часть уволенных рабочих нашла себе занятие на патронном заводе. На Луганском казённом литейном заводе в 1882 году наступила страшная безработица, многие рабочие были рассчитаны. В Петрозаводске значительно сократились работы на казённом пушечном заводе, упал заработок

В самой Москве и Московской губернии застой в промышленности начался ещё в 1880 году. Сначала была снижена заработная плата, которая особенно упала после Нижегородской ярмарки, а затем, зимою 1880/81 годов начался роспуск рабочих. Мелкие фабриканты были не в силах выдержать тяжести застоя в промышленности, что вынуждало их закрыть свои предприятия. Крупные фабриканты по необходимости поддерживали производство, но тоже его сократили, распустив множество рабочих.

Рабочий день в 1880-х годах на московских фабриках был таков: 12-часовая работа в сутки встречалась только на 14% предприятий, третья часть всех фабричных предприятий работала 12—12,5 часов, на 2/5 предприятий работа продолжалась 13—13,5 часов, около 13% фабрик работали от 14 до 18 часов в сутки. Ко всему прочему рабочие широко привлекались к т.н. «сверхурочным работам». При этом заработная плата была чрезвычайно низкой. В заработной плате крупнейшую долю составляли расходы на питание. В 80-х годах среднемесячный заработок рабочего «на своих харчах» был для мужчин машиностроительной промышленности 23 руб. 34 коп., для подростков 9 руб. 87 коп., для женщин в прядильных и ткацких отделениях шерстопрядильных и суконных фабрик – 7 руб. 17 коп. У тех, кто находился «на хозяйских харчах», зарплата колебалась от 7 до 9 руб. для подростков и мужчин и составляла около 5 руб. для женщин, снижаясь до 1 руб. 28 коп. в месяц для малолетних [8].

Значительно сузились размеры промышленности во Владимирской губернии. В Орехово-Зуеве было обильное предложение рабочих рук на летние работы. С пасхи сюда нахлынули массы рабочих из Владимирской, Рязанской, Тульской Московской и Калужской губерний. Наплыв рабочих вызвал понижение и без того невысокой платы. Без куска хлеба остались многие сотни рабочих Сормово.

В кризисные периоды резко повышалась безработица. Пользуясь этим, капиталистические предприниматели повсеместно прибегали к снижению ставок заработной платы и усилению эксплуатации тех, кому удавалось сохранить работу. Одновременно с этим они шли на сокращение рабочей недели, что серьёзно ущемляло материальное положение работающих.

Среди источников дополнительной наживы на многих предприятиях активно фигурировала изощрённая система штрафов. Широко использовались обманные расчёты с рабочими, по которым выходило, что в должниках оказывались мастеровые, а не предприниматели.

Для периодов промышленной революции, как на Западе, так и в России, было характерно падение реальной заработной платы. Вследствие этого даже при относительно быстром росте производства в годы экономических подъёмов быт рабочих изменялся к лучшему очень медленно.

Исследования быта фабричных рабочих, проводившиеся в 1880-е годы в Московском округе, выявили следующую картину. На всех крупных фабриках жилые помещения для рабочих представляли собой большие, многоэтажные казармы с центральными коридорами и комнатами-каморками по сторонам, отделёнными одна от другой дощатыми, не доходящими до потолка, перегородками. В каморке нередко помещались по две – три и более (до семи) семьи, в некоторых – одиночные рабочие. В конце концов, большая часть коморок превращались в общие спальни. Нигде, ни на одной фабрике Московского округа не имелось никаких норм, по которым осуществлялось распределение жильцов по каморкам. Единственным пределом расселения служили лишь физические возможности вместить ещё семью или одинокого.

Фабрики, где в жилых помещениях для рабочих содержания воздуха достигало 1 кубической сажени на человека являлись редкостью. Иногда средний показатель опускался до ½ кубической сажени. Устройство спален везде было одинаково. Случаи, когда в каморках кроме нар имелись ещё столы и табуретки, были редкими. На нарах, имевших вид сплошных дощатых помостов без всяких перегородок на отдельные места, рабочие спали вповалку, один возле другого. На преобладающем большинстве фабрик мужские помещения не отделялись от женских. Нары часто делались в два яруса и при обычной высоте комнат в 3—4 аршина, верхний ярус отстоял от потолка на ¾ аршина. Семейные рабочие старались отделить себя от остальных занавесками, и в некоторых случаях тонкими тесовыми перегородками. При переполнении спален они были грязны, плохо вентилировались. После продолжительного труда в испорченном воздухе мастерских рабочие тотчас переходили в ещё более испорченный воздух фабричных спален.

Часть рабочих жила на «вольных квартирах». Но и условия проживания на таких квартирах, как правило, мало чем отличались от условий фабричных казарм.

Исследования фабричного быта выявили крайнюю скудность рабочего питания. Все пищевое продовольствие обходилось взрослому рабочему Московского округа в среднем в 5 руб. в месяц, женщинам и малолетним работникам – в 3 руб. 35 коп. в месяц, что составляло в заработке мужчин 36,3%, женщин – 32, 62%, подростков 65, 94%. В таких условиях находились 39, 4% обследованных рабочих Московского округа. Остальные 60,6% рабочих имели бесплатное жилое помещение и тратили на питание несколько меньше.

Хотя артельное продовольствие по количеству пищи признавалось достаточным, то по качеству оно было скудным и однообразным. Пища состояла из чёрного хлеба, щей из кислой капусты, гречневой или пшённой каши с говяжьим салом, картофеля, кислой капусты в сыром виде с конопляным маслом или квасом и огурцов. В постные дни (190 в году) говядина в щах (½ фунта в мужских артелях, около 1/5 фунта в женских и детских артелях) заменялась снетками. Питание рабочих, живших на наёмных квартирах, было ещё более скудным и в количественном, и в качественном отношениях. Пищу здесь составляли чёрный хлеб, щи, каша, мясо (в среднем 10 золотников с костями на человека), которое в постные дни не всегда заменялось рыбой. У женщин и детей даже гречневая каша считалась роскошью [9].

Проведённый известным российским гигиенистом, профессором Ф. Ф. Эрисманом анализ дневной пищи фабричных рабочих Московской губернии, взятый в сравнении с дневным питанием двух категорий западноевропейских рабочих, показывает следующие результаты (табл. 4).

Источник: Покровский В. Фабричные и заводские рабочие // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. ХХХV. СПб., 1902. С. 212.

Из приведённой таблицы 3 видно, что в целом русские рабочие потребляли примерно одинаковое количество питательных веществ с рабочими Запада. Однако проблема заключалась в том, что структура питания русских рабочих резко отличалась от западных в худшую сторону. По Эрисману 76,5% белков всей пищи и 91,5% углеводов фабричными рабочими Московской губернии усваивались в виде хлеба и каши [10].

Скудость быта и питания русских рабочих объяснялись, прежде всего, низкой заработной платой, являвшейся как следствием низкой производительности труда, так и стремления предпринимателей к дополнительным доходам за счёт рабочих.

Тяжёлые условия труда и быта фабричных рабочих способствовали оживлению их стачечной борьбы за свои права. Большой общественный резонанс в России имела знаменитая морозовская стачка 1885 года на Никольской мануфактуре фабриканта Т. С. Морозова в Орехово—Зуевое Владимирской губернии [11]. Она вскрыла такое угнетённое положение рабочих, что присяжные заседатели на 101 пункт обвинительного заключения прокурора ответили отрицательно, оправдав руководителей стачки – подсудимых. «На Руси раздался салют рабочему вопросу» – прокомментировал ситуацию один из главных идеологов консерватизма Катков.

К началу ХХ века положение фабричных рабочих России начинает постепенно изменяться к лучшему. Этому в значительной мере способствовал промышленный подъем 1890-х годов. Сокращается продолжительность рабочего дня, растёт заработная плата, повышается общий жизненный уровень рабочего населения. О размерах и динамике роста заработной платы в стране дает наглядное представление таблица 5.

Значительно растут культурные потребности рабочих, улучшается их быт. В крупных городах страны по инициативе предпринимателей начинает реализовывать программа строительства для рабочих дешёвых квартир. В Москве, например, с такой инициативой выступили купцы Бахрушины. При фабриках и заводах открываются детские сады и ясли, общеобразовательные и профессионально-технические школы, народные дома, библиотеки и читальные залы.

К 1914 году около 90% рабочих ведущих промышленных центров страны были грамотными. На 1 января 1910 года в России действовали 1923 низших ремесленных учебных заведений с 90,3 тыс. учащихся, которые давали образование и профессиональную подготовку детям рабочих [12]. Успешно осуществлялась в целом по стране разработанная по инициативе земского и городского самоуправления программа всеобщего обязательного начального обучения [13].

Отмена крепостного права изменила правовой статус миллионов людей. В этой ситуации возникла необходимость более детального регулирования взаимоотношений между рабочими и предпринимателями. В России начинается разработка концептуальных основ фабричного законодательства. Характерной его особенностью являлся превентивный характер. Российское законодательство, направленное на формирование правовой основы для развития промышленности и нейтрализации негативных социальных последствий начальной стадии индустриализации, в значительной мере учитывало опыт стран Западной Европы, переживших эпоху революционных потрясений 1848—1849 годов.

В условиях возросшего интереса к рабочему вопросу в 1860-70-е годы был создан целый ряд государственных межведомственных комиссий, действовавших под началом таких видных государственных деятелей, как член Совета министра внутренних дел А. Ф. Штакельберг (1859—1862), член Государственного совета П. Н. Игнатьев (1870—1872), министр государственных имуществ П. А. Валуев (1874—1875). Задача этих комиссий состояла в том, чтобы урегулировать условия найма рабочих, добиться взаимопонимания между рабочими и работодателями.

Как показывает исследование В. Л. Степанова, в этих комиссиях скрупулёзно изучались правовые нормы западных государств. Особое внимание уделялось законодательству Англии, которая была самой передовой страной в области охраны труда. Учитывался также опыт Франции, Германии, Австро-Венгрии, Бельгии, Швейцарии и США [14].

Одним из реальных выражений проделанной комиссиями работы явилось утверждённое 16 августа 1866 года императором Александром II постановление Комитета министров об оказании предпринимателями врачебной помощи рабочим и устройстве фабричных больниц. Согласно этому постановлению, имевшему силу закона, при всех фабриках, действовавших в России, должны были устраиваться больницы для рабочих из расчёта 1 кровать на 100 рабочих, при этом врачебная помощь должна была оказываться рабочим бесплатно, за счёт предприятий. Несмотря на то, что закон о фабричных больницах рассматривался как временный и был принят «впредь до указаний опыта», действие его продолжалось до начала ХХ века и дало свои положительные результаты. Согласно статистическим исследованиям в 1898 году на территории Европейской России (за исключением горных заводов и промыслов) врачебная помощь рабочим за счёт предпринимателей оказывалась на 3488 фабриках и заводах из 19.292, подчинённых надзору фабричной инспекции. Но это были крупные предприятия, на которых трудились 1.017.309 рабочих из 1.453.925 занятых в промышленном производстве. Таким образом, врачебной помощью пользовались 70% рабочих частных предприятий, расположенных в Европейской части России.

Наряду с врачебной помощью рабочим, терявшим работоспособность, стала оказываться некоторая материальная помощь через больничные кассы, кассы взаимопомощи, обязательное страхование от болезней. Первоначально подобного рода учреждения стали создаваться в западных промышленных губерниях страны, позднее – на других территориях.

Обобщённая оценка либеральной экономической наукой пореформенной России положения дел в сфере взаимоотношений между предпринимателями и рабочими нашла отражение в программной записке Н. Х. Бунге «Улучшение положения промышленности, обрабатывающей и торговой» [15]. В этом документе видный русский экономист рассматривал рабочий вопрос как приоритетную внутриполитическую проблему. Он отмечал, что отсутствие в России законов, регулирующих наёмный труд, может иметь пагубные последствия для развития отечественной экономики и правопорядка. Особый акцент он делал на положении малолетних работников и женщин, проблемах продолжительность рабочего дня, условиях труда.

Положение малолетних работников и учеников ремесленных мастерских впервые попадает под пристальное внимание общественности в период демократического подъёма конца 50-х – начала 60-х годов ХIХ века. В эти годы в столичной и местной печати появляется целый ряд материалов, рассказывающих о бедственном положении ремесленных и торговых учеников, авторы которых требуют пересмотра существовавшего порядка надзора за условиями труда малолетних работников.

В декабре 1859 года при петербургском градоначальнике была создана особая комиссия для обсуждения проекта правил для фабрик и заводов столицы. В её состав вошли и либеральные экономисты – В. П. Безобразов, Н. Х. Бунге, И. В. Вернадский, И. Я. Горлов, Е. И. Ламанский и другие. Либеральные экономисты не только одобрили предусмотренные ограничения детского труда на предприятиях, но и предложили еще более существенно облегчить участь молодого поколения – допускать к работе детей не с 10, а с 12 лет, для тех, кому не исполнилось 14 лет, установить 6-часовой рабочий день, для подростков с 14 до 16 лет – 12 часовой, для не достигших 18 лет отменить ночные работы [16]. Либералы рекомендовали при введении правил в действие запретить детский труд на вредных для здоровья производствах, создать для малолетних работников условия для обязательного посещения школы. Многие из выдвинутых либеральными экономистами предложений были учтены как комиссией при градоначальнике, так и государственной комиссией по рабочему вопросу А. Ф. Штакельберга.

В 1860 году петербургский генерал-губернатор граф Н. П. Игнатьев обратился с официальным письмом к главному попечителю Императорского человеколюбивого общества петербургскому митрополиту Григорию, в котором обществу было предложено взять на себя надзор за ремесленными учениками и хозяевами частных мастерских.

«Весьма часто обнаруживаемые беспорядки в ремесленных заведениях столицы и жестокое обращение мастеров с учениками, – писал граф Игнатьев, – указывают на совершенное бездействие надзора за этими заведениями, возложенного законом на Ремесленную управу. Комиссии, учреждённой при Министерстве внутренних дел, поручено пересмотреть Ремесленный устав, и ею, вероятно, будет обращено внимание на устройство надзора более полезного и деятельного. Между тем, – жестокое обращение мастеров с учениками, изнурительные работы, воспрещение ученикам ходить по праздникам в церковь продолжаются и в настоящее время. Многие ученики несколько лет не были у исповеди и св. причастия. Лишённые средств к нравственному образованию, эти ученики, большею частью, малолетние и несовершеннолетние, не обещают, при таких условиях, быть современными полезными гражданами»

Генерал-губернатор предлагал в этой связи возложить на попечителей о бедных человеколюбивого общества обязанность посещать находящиеся в их частях ремесленные заведения «для наблюдения за удовлетворительным содержанием мастерами учеников» [17].

Совет человеколюбивого общества с пониманием отреагировал на просьбу генерал-губернатора и заручился поддержкой в этом Александра II, проявлявшего личный интерес к деятельности общества. 21 октября 1860 года последовало высочайшее повеление предоставить членам общества право осмотра ремесленных заведений в Петербурге для наблюдения за положением ремесленных учеников. Вскоре после этого активисты общества получили специальные удостоверения («открытые листы») за подписью генерал-губернатора, дававшие им возможность наблюдать за положением ремесленных учеников и о каждом случае нарушения мастерами установленных законом правил в отношении содержания учеников доводить до сведения главного начальника столицы. Аналогичная задача вскоре была возложена и на Общество попечения о неимущих и нуждающихся в защите детях в Москве.

Активистами общественно-благотворительных организаций было немало сделано для улучшения положения малолетних учеников. Именно по их инициативе в имевшем характер закона Ремесленном уставе предписывалось, что никто из ремесленников, кроме мастера, не может держать у себя учеников. «Мастер, – говорилось в Ремесленном уставе, – обязан учеников своих учить усердно, обходиться с ними человеколюбивым и кротким образом, без вины их не наказывать и занимать должное время наукою, не принуждая их к домашнему его служению и работам» [18].

По действовавшим законодательным нормам все ремесленные заведения и мастерские были отнесены к категории публичных мест, то есть таких, которые являлись открытыми «для всех без всяких особых приглашений». Кроме того, кассационными решениями Правительственного Сената предписывалось, что меры домашнего исправления детей не должны иметь характер жестокого обращения, или одиночного заключения. И что «наказание розгами не принадлежит к мерам домашнего исправления» [19].

Ремесленный устав определял, что мастер должен вести себя благочинно и поведением своим и трудолюбием подавать подмастерьям и ученикам добрые примеры, а при том содержать их исправно и своевременно выплачивать положенную плату. Кроме того мастерам и подмастерьям поручались первичный социальный контроль за поведением учеников и их воспитание. «Подмастерье, – говорилось в документе, – не должен сметь ночевать вне дома своего мастера без его ведома и дозволения; наипаче же запрещается ему сманивать с собою учеников в трактиры или непозволенные собрания. …Всякий подмастерье обязан правила своего ремесла показывать ученику того мастера, у кого работает, и обучая его, смотреть за поведением и наставлять благонравию, а при том обходиться с учеником мирно и тихо». Было установлено, что ремесленный ученик обучается ремеслу не далее пяти лет и не менее трёх лет. Этот срок мог быть и меньше, если в учение поступал подросток, уже имевший определённые навыки трудовой деятельности. Если взятый мастером на обучение ученик оказывался неспособным к обучению «по тупому понятию или слабому телесному сложению», то по прошествии после заключения договора шести месяцев мастер обязывался известить об этом лицо, которое отдало ему ученика в обучение.

Предписывалось, что ремесленник под угрозой взыскания не должен «отгонять от себя ученика своего» прежде чем закончится определённое на его обучение время. Если же у него появлялись какие-либо законные основания расстаться до времени с учеником, то он обязывался известить об этом цехового старшину и старшинских товарищей (заместителей). После трёх лет проживания у мастера ученик должен был получить от него письменное свидетельство, «какое он заслуживает по верности, послушанию, почтительности, прилежанию, искусствам и поведению». С таким свидетельством ученик мог оставаться и далее у мастера или уйти от него.

Благодаря заботе общественности многие малолетние ученики и работники получили возможность учиться в воскресных и вечерних школах, движение за создание которых получило в начале 1860-х годов широкий размах в ряде крупных городов страны. Именно по инициативе общественности было законодательно закреплено право малолетних тружеников не менее трёх часов в день проводить в школе. Силами общественности предпринимаются первые шаги по организации разумного отдыха малолетних учеников, их рекреации.

Действовавшее в Петербурге Попечительство над детьми, отдаваемыми в обучение ремёслам, имело, к примеру, специальное помещение, где проводились воскресные собрания детей, обучающихся у мастеров. Здесь организовывались уроки пения и чтения с туманными картинками (диапозитивами), организовывались занятия по русскому языку Закону Божию и арифметике.

К началу 1880-х годов эксплуатация труда несовершеннолетних на заводах и фабриках России приобретает особо крупные масштабы. В этой связи под напором общественного мнения 1 июля 1882 года правительство было вынуждено принять специальный закон о труде малолетних рабочих, согласно которому малолетние, не достигшие 12-летнего возраста, не принимались в промышленные заведения. Для 12—15-летних работников запрещались ночные смены, а дневные должны были продолжаться не более четырёх часов сряду и не долее восьми часов в сутки [20].

Этим же документом для надзора за исполнением постановлений о работе и обучении малолетних рабочих была учреждена особая инспекция, находившаяся в ведении Министерства финансов, по департаменту торговли и мануфактур. На инспекторов по надзору за работой и обучением несовершеннолетних возлагались следующие обязанности:

– наблюдение за исполнением постановлений о занятиях малолетних рабочих и о посещении ими начальных училищ;

– составление, при участии чинов местной полиции, протоколов о нарушениях упомянутых постановлений и передача этих протоколов в подлежащие судебные установления;

– обвинение на суде виновных в совершении означенных проступков [21].

В дополнение и изменение Закона 1 июня 1882 года, 12 июня 1884 года было высочайше утверждено мнение Государственного совета о школьном обучении малолетних, работающих на заводах, фабриках и мануфактурах, о продолжительности их работы и о фабричной инспекции [22]. Согласно новому Закону малолетние работники фабрик, заводов и мануфактур, не имевшие свидетельств об окончании, по крайней мере, курса одноклассного народного училища или его аналога, обязывались посещать школы, открываемые при означенных промышленных заведениях или же находящиеся поблизости от них.

Попечение об учреждении особых школ, дающих малолетним рабочим первоначальное образование, а также о приспособлении для этой цели существующих народных училищ, возлагалось на инспекцию по надзору за занятиями и обучением малолетних работников при содействии ей в необходимых случаях местного учебного начальства. Обязанность по открытию школ возлагалась на владельцев фабрик, заводов и мануфактур. Такие училища могли открываться как для одного промышленного заведения, на средства его владельца, так и для нескольких промышленных заведений, находившихся поблизости, на общие средства владельцев. Порядок посещения этих училищ, а также объем и план преподавания в них устанавливался по взаимному соглашению окружных инспекторов с директорами народных училищ.

Закон не исключал возможности открытия не только элементарных начальных школ, но и учебных заведений повышенного типа. В таком случае предприниматели обязывались предоставлять возможность своим малолетним работникам, имевшим свидетельства об окончании курса в одноклассном народном училище, посещать подобные учебные заведения.

Все губернии страны, в которых существовала фабричная, заводская или мануфактурная промышленность, распределялись в отношении надзора за работою и обучением малолетних на 9 округов. В каждом округе устанавливалась соответствующая должность инспектора и его помощника.

Однако законодательные акты о труде малолетних в России очень часто нарушались предпринимателями. Кроме того, количество штатных единиц инспекции было крайне ограниченным. Это делало ещё более актуальным и необходимым общественный контроль за положением несовершеннолетних тружеников.

Интересны воспоминания фабричного инспектора С. Гвоздева, в которых показано как нарушались предпринимателями положения закона о работе малолетних и как был в целом организован труд несовершеннолетних. «Тот аргумент, что малолетние принимаются на работу из жалости к ним, приходится слышать почти на всех заведениях, пользующихся им трудом. Действительно, бывают иногда случаи, что работа на фабрике является необходимою малолетнему для поддержания его существования. (Это не значит, конечно, что, принимая малолетнего на работу, фабрика исходит из соображений о его нужде). Мне не раз приходилось встречать круглых сирот или единственных детей у убогих, неспособных к труду родителей, которые работою на фабрике содержали и себя и семью. Но такие случаи не часты. Несравненно чаще случаи, когда семья при взрослых работниках, но при большом числе неспособных к труду едоков настолько нуждается, что рада всякому гривеннику, приносимому в дом ребёнком, только что вышедшим из самого нежного возраста. Так как малолетние принимаются сравнительно немногими фабриками, то приходится ждать до 15-летнего возраста. Многие не выдерживают такого срока и стараются пристроить на фабрике малолетка под видом подростка. Сделать это, по видимому, очень просто: достаточно только попросить волостное правление, выдающее необходимые для поступления на фабрику „видки“3 ст, какой вам угодно. Таким путём мог бы быть сведён на нет весь закон о работе малолетних, если бы фабричным инспекторам не было предоставлено наказом права требовать в удостоверение возраста малолетних и подростков (до 17 лет) представления выписей из метрических книг. Только это обстоятельство и сдерживает заведующих от приёма на фабрику без разбора всех, кому по вику или паспорту значится не менее 15 лет: ведь им так было бы выгодно держать малолетних, которые работали бы наравне со взрослыми. И, тем не менее, в моей практике бывали поразительные в этом отношении случаи. Например, на одной вполне благоустроенной, солидной фабрике не оказалось метрик у подростков; я предложил заведующему вытребовать метрики и доставить их мне для просмотра, при этом отметил несколько лиц, которым по видкам значилось даже 17 лет. И вот, когда метрики были представлены, оказалось, что не только тем у которых в видках стояло 15—16 лет, но даже числившимся 17-летними в действительности было только 14, 13 и даже 12 лет» [23].

Труд детей и подростков использовался, как правило, на самых тяжёлых участках производства, а также на подсобных работах.

По-прежнему в тяжёлом положении находились дети и подростки, работавшие в частных ремесленных мастерских, торговых предприятиях. Официально большинство из них числилось учениками, однако на деле они выполняли ту же самую работу, что и взрослые работники, получая за это жалкие гроши, а то и вовсе работая бесплатно, «за хозяйские харчи». С развитием капиталистических отношений в российских деревнях стал распространённым обычай отправлять мальчиков, а иногда и девочек в учение в город, в мастерские или торговые заведения «с хлеба долой».

«Несмотря на разные постановления и распоряжения о нормировке рабочего дня, о минимальном возрасте для приёма в обучение и прочее, – писал в 1913 году С. Иверонов, председатель правления московского кружка трудовой помощи, – до сих пор приходится читать о массе злоупотреблений, жертвами которых делаются малолетние ученики частных ремесленных мастерских. Среди грубых товарищей, под влиянием невежественных ремесленников, проходит отрочество. Если выдержит здоровье, ученик превращается в подмастерье и мастера, часто и мастерство-то своё знающего плохо… И однако даже такие жалкие познания в ремесле, даже этот скудный заработок, даваемый им, считается удовлетворительным. Забывается при этом, каких трудов стоила эта выучка, ценою какого надругательства над детской душой она далась. А сколько таких тружеников остановилось на половине дороги, погибших, погубленных среди безобразий пьяной, развратной среды» [24].

Изучение судебных дел 1908—1909 годов несовершеннолетних московских правонарушителей показало, что значительное количество совершивших преступления относились к таким категориям как ремесленники (27,9%) и торговцы (24,8%), фабрично-заводские рабочие (9,6%), чернорабочие (6,3%) [25]. Этому в решающей степени способствовали тяжёлые условия труда и быта, отсутствие духовных интересов, безнадзорность со стороны родителей, многие из которых проживали в деревнях и не имели возможности контролировать поведение своих детей.

Все это вынуждало общественные благотворительные организации и попечительства расширять масштабы своей деятельности, искать и находить новые средства и методы работы с несовершеннолетними, целенаправленно вести их нравственное и правовое воспитание.

Активистами защиты прав малолетних тружеников использовались различные источники для выявления всех возможных случаев нарушения действовавшего законодательства. Наряду с постоянными посещениями цехов и мастерских они постоянно анализировали газетные известия, сообщения частных лиц, регулярно опрашивали самих малолетних тружеников, находившихся в поле зрения благотворительности. Каждый случай нарушения прав детей и подростков становился предметом обсуждения с хозяевами промышленных и торговых заведений. Если дело не удавалось решить мирным путём, общество информировало о нем мировых судей. Виновные в этом случае подлежали преследованию в порядке частного обвинения согласно ст. 157 Уложения о наказаниях и ст. 35 Устава уголовного судопроизводства [26].

Общественная опека над малолетними тружениками развивалась в России в рамках общей благотворительности и юридической защиты их прав. Однако она имела ряд особенностей и была направлена на улучшение условий труда и быта малолетних работников, организацию их общеобразовательной и профессиональной учёбы, культурного досуга и оздоровления.

Примечательно, что были выработаны чёткие критерии общественного контроля за развитием жизненного сценария подопечных. «Благотворительное общество, взявши на своё попечение ребёнка, – писал в 1887 году авторитетный журнал „Русская мысль“, – обязывается воспитать из него полезного работника. Отсюда само собою следует, что забота общества о призреваемых должна продолжаться до тех пор, пока последний не окрепнет в физическом, умственном и нравственном отношении, пока он не будет в состоянии вынести на своих плечах всю тяготу трудовой жизни. Только при соблюдении указанного условия общество и может рассчитывать на некоторый успех в достижении поставленной цели. Оставлять же призреваемого без всякого попечения в возрасте 11—13 лет и взваливать на него непосильное бремя трудовой и, в то же время, грязной, холодной и голодной жизни ремесленного ученика – не в интересах самого общества, так как в таком юном возрасте мальчик, не имеет никаких нравственных устоев, очень легко может свернуть на путь порока» [27].

Сформировавшаяся к началу 1880-х годов либеральная программа решения рабочего вопроса в России была направлена на «достижение рабочим сословием нравственной самостоятельности среди таких общественных отношений, которые не только бы ограждали каждого члена от случайных бедствий, но устраняли бы рознь и борьбу интересов, с одной стороны, между капиталом и трудом, а с другой – между самими рабочими» [28].

Эта программа включала в себя такие важнейшие элементы, как:

– разработка фабрично-заводского законодательства, чётко гарантирующего рабочим их социальные права;

– привлечение трудящихся к участию в управлении предприятиями и получение ими, наряду с заработной платой, доли прибыли;

– развитие рабочих ассоциаций.

При этом разработка фабрично-заводского законодательства рассматривалась либеральными российскими экономистами как первоочередная, неотложная мера.

Заняв в 1881 году в правительстве Александра III пост министра финансов, Н. Х. Бунге сумел убедить императора и высших лиц в государстве в необходимости новых подходов к решению рабочего вопроса. 1 июня 1882 года по представлению Бунге был принят закон, регламентировавший условия труда на фабриках и заводах и школьного обучения малолетних рабочих. Закон вошёл в силу с 1 мая 1884 года. Законом 3 июня 1885 года была запрещена ночная работа несовершеннолетних и женщин.

Важным событием для России стало принятие 3 июня 1886 года закона «О найме рабочих на фабрики и на заводы» и «Правил о надзоре за заведениями фабричной промышленности и о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих».

В соответствии с законом «О найме» была отменена третья глава II раздела «Устава о промышленности фабричной и заводской» издания 1879 года. Закон содержал в себе 22 статьи, в которых отмечалось, что «Наем рабочих в заведениях фабричной промышленности совершается на основании общих постановлений о личном найме, с дополнениями, изложенными в нижеследующих статьях».

Заводское или фабричное управление обязывалось, при найме рабочих, требовать от них предъявления вида на жительство. При прекращении договора о найме заведующий фабрикой или заводом был обязан возвратить рабочим вручённые ему виды на жительство «немедленно». Договоры о найме рабочих могли заключаться выдачей им расчётных книжек, в которых означались условия найма и отмечались «все производимые с рабочим расчёты и делаемые с него, по условию, вычеты, за прогул и причинение вреда хозяину. Расчётная книжка должна была храниться у рабочего и передаваться им в контору фабрики или завода, для необходимых в ней записей.

Наем рабочих мог производиться: а) на определённый срок; б) на срок неопределённый; в) на время исполнения какой-либо работы, с окончанием которой прекращается сам наем.

При найме на неопределённый срок, каждая из договаривающихся сторон имела право отказаться от договора, предупредив другую сторону о своём намерении за две недели.

Прежде окончания заключённого с рабочими срочного договора, или без предупреждения за две недели рабочих, нанятых на неопределённый срок, воспрещалось понижать их заработную плату «установлением новых оснований для её исчисления, сокращением числа рабочих дней в неделю, или числа рабочих часов в сутки, изменением правил урочной работы и т.п.». Вместе с тем и рабочие были не вправе до окончания договора требовать каких-либо изменений в его условиях.

Согласно законодательству, заработная плата рабочим должна была производиться не реже одного раза в месяц, если наем заключён на срок более месяца, и не реже двух раз в месяц – при найме на срок неопределённый.

Рабочий, не получивший в срок причитающейся ему платы, имел право требовать судебным порядком расторжения заключённого с ним договора. По заявленному на этом основании в течение трёх месяцев иску рабочего, если просьба его признавалась уважительной, в его пользу присуждалось, сверх должной ему фабрикантом суммы, особое вознаграждение в размере, не превышающем, при срочном договоре, двухмесячного его заработка, а при договоре на срок неопределённый – двухнедельного заработка.

Закон воспрещал хозяевам предприятий расплачиваться с рабочими вместо денег купонами, условными знаками, хлебом, товаром и иными предметами.

При производстве рабочим платежей не дозволялось делать вычеты на уплату их долгов. К числу таких долгов не относились, однако, расчёты, производимые фабричным управлением за продовольствие рабочих и снабжение их необходимыми предметами потребления из фабричных лавок. В случае предъявления исполнительного листа на денежное взыскание с рабочего, с последнего могло быть удержано, при каждой отдельной расплате, не более 1/3 причитающейся ему суммы, если рабочий холост, и не более 1/4 суммы, если он женат, или вдов, но имеет детей.

Заведующим фабриками и заводами запрещалось взимать проценты за деньги, выдаваемые рабочим заимообразно, и вознаграждение за ручательство по их денежным обязательствам. Воспрещалось также взимание с рабочих платы: а) за врачебную помощь, б) за освещение мастерских, и в) за пользование при работах для фабрики орудиями производства.

Договор найма рабочего с фабричным или заводским управлением мог быть прекращён:

– по взаимному соглашению сторон;

– по истечении срока найма;

– по окончании той работы, исполнением которой был обусловлен срок найма;

– по истечении двух недель со дня заявления одною из сторон о желании расторгнуть договор, если он был заключён на срок неопределённый;

– за высылкой рабочего, по распоряжению властей, из мест исполнения договора или присуждением его к заключению на срок, делающий исполнение договора невозможным;

– за обязательным поступлением рабочего на военную или общественную службу;

– за отказом со стороны установления, выдающего рабочему срочный вид на жительство, возобновить этот вид;

– за приостановлением на продолжительное время работ на фабрике или заводе, вследствие пожара, наводнения, взрыва парового двигателя и т. п. несчастного случая.

Закон определял, в каких конкретных случаях договор найма мог быть расторгнут заведующим фабрикой или заводом:

– вследствие неявки рабочего на работу более трёх дней подряд, без уважительной причины;

– вследствие привлечения рабочего к следствию и суду по обвинению в преступном действии, влекущем за собою наказание не ниже заключения в тюрьму;

– вследствие дерзости, или дурного поведения рабочего, если оно угрожает имущественным интересам фабрики, или личной безопасности кого-либо из лиц, принадлежащих к составу фабричного управления;

– вследствие обнаружения у рабочего заразной болезни.

Уволенному на основании последней статьи с фабрики или завода рабочему предоставлялось право обжаловать расторжение договора в суде. Если жалоба признавалась основательной, то суд был обязан принять постановление о вознаграждении рабочего за понесённые им убытки.

Рабочему предоставлялось право требовать расторжения договора с предприятием при следующих обстоятельствах:

– вследствие побоев, тяжких оскорблений и вообще дурного обращения со стороны хозяина, его семейства или лиц, которым вверен надзор за рабочими;

– вследствие нарушений условий по снабжению рабочих пищей и помещением;

– вследствие работы, разрушительно действующей на его здоровье;

– вследствие смерти или обязательного поступления в военную службу одного из членов его семейства.

Закон определял также, что в местностях, отличающихся значительным развитием фабрично-заводской промышленности, предприятия, за исключением принадлежащих казне или правительственным учреждениям, а также частных горных заводов и промыслов, подчиняются сверх постановлений по статьям Положения о найме рабочих на фабрики и заводы, действию особых правил о надзоре за заведениями фабричной промышленности и о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих.

Важным событием в экономической жизни России явилось создание в 1882 году в ведомстве Министерства финансов (с 1905 г. – Министерства торговли и промышленности) фабричной инспекции. Первоначально она состояла из главного инспектора и двух окружных инспекторов, которые контролировали предприятия Петербургской, Московской и Владимирской губерний.

На должность главного фабричного инспектора был назначен авторитетный общественный деятель, технолог и педагог, автор научных трудов по химической технологии Евгений Николаевич Андреев (1829—1889) [29]. Андреев родился в Таганроге, окончил курс по камеральному отделению юридического факультета Петербургского университета, с 1857 года был инспектором Технологического института. В 1863—1878 годах занимал кафедру сельскохозяйственной технологии в Лесном институте, позднее состоял членом Совета Министерства финансов. С 1860-х годов Андреев являлся одним из деятельных членов Императорского Русского технического общества и его учёным секретарём. По инициативе и под председательством учёного здесь была образована комиссия по техническому образованию, которая проделала огромную работу по созданию в России сети школ по образованию мастеров. Андреев многое сделал для привлечения внимания русского общества к проблема профессионально-технического образования, положения трудящихся.

Первым окружным фабричным инспектором по Московскому промышленному району стал профессор, а впоследствии академик Иван Иванович Янжул (1845—1914). Выходец их дворян Черниговской губернии Янжул закончил юридический факультет Московского университета, где с особым интересом изучал политическую экономию. Стажировался в Лейпциге и Лондоне, где защитил магистерскую диссертацию «Исследование косвенных налогов». В 1876 году получил степень доктора наук за сочинение «Английская свободная торговля». Пост фабричного инспектора Московского округа Янжул занял по личному приглашению министра финансов Бунге и совмещал его с профессорской деятельностью. На протяжении многих лет Янжул принимал активное участие в работе различных комитетов и совещаний по выработке рабочего и фабричного законодательства. Является автором ряда работ по проблемам труда и быта рабочих, в том числе книги-отчёта «Фабричный был Московской губернии» (1884), удостоенной большой золотой медали Императорского Русского географического общества. Деятельность учёного на посту фабричного инспектора продолжалась пять лет. В 1887 году при министре финансов И. А. Вышнеградском Янжул покинул этот пост, в связи с тем, что многие его ценные предложения по улучшению труда и быта рабочих игнорировались высшей администрацией в Петербурге.

Первым фабричным инспектором по Владимирскому округу был назначен врач и общественный деятель П. А. Песков, немало сделавший для изучения и улучшения положения рабочих Владимирской губернии. Он являлся автором таких работ, как «Фабричный быт во Владимирской губернии» (СПб., 1884), «Вопросы фабричного быта на торгово-промышленных съездах в России» («Записки Московского отделения Императорского русского технического общества». М., 1898) и других аналогичных сочинений.

В 1884 году благодаря стараниям министра финансов Бунге в стране функционировали уже 8 фабричных округов. В каждом из них действовали окружные инспекторы с помощниками. В 1886 году фабричные инспекции создаются при губернских по фабричных делам присутствиях. Их деятельность осуществлялась под непосредственным руководством губернаторов. Наряду с государственными чиновниками в состав фабричных инспекций входили также представители предпринимательского корпуса. В 1894 году должность главного фабричного инспектора была упразднена, а в 1899 году было создано Главное по фабричным и заводским делам присутствие, ведавшее фабричной инспекцией. Действовало оно при Министерстве финансов непосредственно под председательством министра или его товарища (заместителя). В состав Главного присутствия наряду с должностными лицами финансового ведомства входили представители Министерства внутренних дел, Министерства земледелия и государственных имуществ, Военного министерства, Министерства юстиции, а также окружные инспекторы и представители от предпринимателей, выбранные по решению совещательных учреждений по промышленной и торговой части. Главное присутствие издавало инструкции и правила по всем предметам надзора, общие правила по охране жизни, здоровья и нравственности рабочих, занималось рассмотрением и принимало окончательные решения по всем жалобам на постановления местных присутствий и на фабричных инспекторов.

В каждой губернии и области, а также отдельно в Петербурге, Москве, Варшаве и Одессе действовали присутствия по фабричным делам под председательством местных губернаторов (в городах – градоначальника или обер-полицмейстера). Присутствия издавали постановления, имевшие обязательное действовавшие на соответствующих территориях, рассматривали протоколы о нарушениях закона, отнесённых к их компетенции, оказывали помощь фабричным инспекторам в их повседневной работе.

К 1913 году штат фабричной инспекции состоял из 285 человек. В большинстве своём это были высокообразованные инженеры, экономисты, юристы и врачи, преданные своему делу.

Необходимость создания и деятельности фабричной инспекции объяснялась многими обстоятельствами, и, прежде всего, тем, что предприниматели нередко игнорировали действующее законодательство, пользуясь своим положением, всячески ущемляли права рабочих.

Среди типичных нарушений наиболее частыми являлись:

– незаконное применение предпринимателями штрафных санкций к рабочим;

– не целевое использование штрафного капитала;

– игнорирование санитарно-гигиенических норм на производстве;

– нарушение установленных рамок оплаты труда и рабочего времени.

Там, фабричный закон 1886 года предусматривал использование штрафных сумм исключительно на нужды рабочих. Однако на деле эти суммы шли на другое, в частности, на различные добавки представителям административных структур. Так, с 1886 по 1891 год на Трехгорной мануфактуре штрафной капитал превысил 2780 рублей, а пособий рабочим было выдано всего на 35 рублей. В тоже время служащий Латышев получил из этого фонда в 1888—1889 годах 700 рублей наградных [30].

Первоначально обязанности фабричных инспекторов ограничивались наблюдением за исполнением закона о работе малолетних и школьном образовании, но постепенно они значительно расширились. К началу ХХ века обязанности российской фабричной инспекции были гораздо шире и разнообразнее, чем во многих других европейских государствах [31]. Главнейшие обязанности фабричной инспекции состояли в следующем:

– наблюдение за исполнением правил, регулирующих время и продолжительность работы для всех рабочих, правил, регулирующих условия найма и взаимные отношения рабочих и предпринимателей, обязательных постановлений и правил о паровых котлах с испытанием этих котлов;

– исчисление сбора с паровых котлов и составление окладных листов, пересылаемых затем в казённые палаты для взимания сбора;

– сбор, проверка и предварительная обработка статистических сведений, не только в целях надзора и связанных с ними задач, но вообще по всем вопросам промышленной жизни;

– исполнение поручений губернского и областного начальства по осмотру и описанию фабрик, по составлению им оценок и т. п. [32].

О всех замеченных нарушениях, если они своевременно не устранялись предпринимателями после сделанных им замечаний и предупреждений, инспекторы составляли протоколы и возбуждали судебное преследование виновных. Более мелкие нарушения рассматривались в присутствиях по фабричным делам.

В случаях, когда рабочие подавали коллективные жалобы или организовывали забастовки, фабричные инспекторы были обязаны подробно изучить сложившуюся ситуацию и принять меры к устранению конфликтных ситуаций путём миролюбивого соглашения и привлечения к ответственности виновных в нарушениях, послуживших причиной конфликта.

Надзор фабричной инспекции распространялся исключительно на частные предприятия. На горных заводах и промыслах фабричных инспекторов заменяли горные инженеры, на фабриках и заводах, принадлежащих казне и различных правительственным ведомствам, непосредственную ответственность за соблюдение рабочего законодательства несли заведующие этими предприятиями, в мастерских частных железных дорог работы, аналогичную фабричной инспекции, выполняли правительственные инспекторы этих дорог.

Таким образом, 1880-е годы стали для России переломным периодом в решении рабочего вопроса. Благодаря целеустремлённости Бунге как министра финансов и председателя Комитета министров, а также других либерально настроенных государственных и общественных деятелей, экономистов и правоведов, формируется чёткая законодательная база «рабочего вопроса», которая, как показано в диссертации, находилась на уровне общеевропейских требований.

В феврале 1889 года, при министре И. А. Вышнеградском, в развитие законов, принятых по инициативе Н. Х. Бунге, Министерством финансов был подготовлен законопроект об ответственности предпринимателей за увечье и смерть рабочих от несчастных случаев на производстве.

Активным продолжателем заложенных Бунге традиций попечения о рабочих, особой линии политики в рабочем вопросе был Сергей Юльевич Витте, занявший в 1892 году пост министра финансов. В программе его министерства 1893 года давалась в целом критическая оценка в области рабочего законодательства, отмечалась его неполнота, несоблюдение некоторых важных законов. В этой связи первоочередной задачей финансовое ведомство считало разработку законоположений «о применении к ремесленным заведениям некоторых законов, изданных для заводов и фабрик, и об обеспечении участи рабочих, сделавшихся почему-либо нетрудоспособными к труду», а также «разработку предложений о предупреждении несчастных случаев» на производстве [33].

15 мая 1893 года Витте внёс на рассмотрение Государственного совета проект закона об ответственности предпринимателей за увечье рабочих на фабриках. В департаментах Государственного совета этот проект вызвал существенные разногласия: одни члены совета его поддерживали, другие выступили с резкой критикой. В Общем собрании против проекта выступил один из столпов отечественной реакции, обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев, который обвинил министра финансов «социалистом». Как пишет в своих воспоминаниях Витте, он резко отреагировал на обвинение Победоносцева и заявил, что если он и социалист, то «миниатюрный сравнительно с Бисмарком» и предпочитает «быть с ним в компании, нежели с Победоносцевым». После бурной полемики с приверженцами влиятельного при дворе Победоносцева Витте был вынужден снять с повестки дня Государственного совета обсуждение законопроекта об ответственности предпринимателей за увечья и смерть рабочих на производстве и забрать его в министерство «для переработки» [34].

К дальнейшему решению рабочего вопроса на законодательном уровне Министерство финансов смогло вернуться только четыре года спустя.

2 июня 1897 года, в условиях промышленного подъёма, охватившего страну, и роста забастовочного движения российских рабочих, по инициативе министра финансов был принят закон, ограничивающий общую продолжительность рабочего дня на частных предприятиях 11,5 часами в дневное время и 10 часами в ночное [35]. Этот закон, ещё на стадии обсуждения, также вызвал немало нареканий со стороны консерваторов и предпринимательской верхушки. Однако здравый смысл все-таки победил. В ходе обсуждения закона в Государственном совете отмечалось, что в условиях России законодательная нормировка продолжительности рабочего времени является оправданной и даже единственно возможной мерой, поскольку государственный строй страны исключает возможность организованных забастовок, руководимых рабочими союзами и вынуждающих фабрикантов иногда идти на соглашения [36].

Наряду с законодательным решением проблем организации и охраны труда фабрично-заводских рабочих большое значение либеральные российские экономисты придавали проблемам самоорганизации рабочих для создания ссудных касс и рабочих товариществ по образцу западноевропейских. Поощрение рабочей инициативы предусматривалось ещё в проектах комиссий Штакельберга (1859) и Игнатьева (1872). Однако боязнь правительства, что рабочие организации превратятся в объект революционной пропаганды, заставляла правительство многие годы отказываться от реализации этих предложений в жизнь.

Анализируя цели рабочих организаций, Бунге и его единомышленники считали, что они должны быть двух типов. К первому типу относились общества, создаваемые для организации просвещения рабочих, постройки квартир, выдачи пенсий и пособий в случае болезни или смерти, кредитные и потребительские общества. Ко второму типу относились производительные товарищества, создаваемые рабочими для совместного производства. Последние либеральные экономисты считали «высшей формой общения» трудящихся. Задача государственной власти в этой связи виделась «в установлении юридических норм для того, чтобы облегчить ими возникновение и деятельность новых хозяйственных союзов на правах юридических лиц» [37]. Помимо законодательной деятельности государства и развития инициативы самих рабочих, Бунге считал необходимым участие в решении рабочего вопроса «достаточного и образованного сословия», которое в лице лучших его представителей приходит к пониманию, что собственное его благо возлагает на него обязанность просветителя рабочих и заботу об улучшении их быта и гигиенических условий. По его мнению, представители общественности должны заботиться об «удешевлении предметов потребления и квартир, о чистоте одежды и жилищ, о качестве пищи и т.д.».

Разработанная либеральными реформаторами программа решения рабочего вопроса в пореформенный период принесла свои плоды. Уже с 1870-х годов в России наметилась тенденция повышения жизненного уровня рабочего населения, снижения производственного травматизма.

Численный рост рабочего класса страны, имевший место к началу ХХ века, усложнение проблем, с которыми приходилось сталкиваться властям в центре и на местах, привели к необходимости пересмотра отдельных принципиальных положений правительственной политики в рабочем вопросе. Министерство финансов, нёсшее непосредственную ответственность за управление промышленной жизнью страны и отношения между рабочими и предпринимателями,4

Линия Министерства финансов на самоорганизацию рабочих, наметившаяся ещё во времена Бунге, в начале ХХ века получает своё новое развитие и конкретное воплощение в законе 19 июня 1903 года, согласно которому в России учреждается институт фабричных старост – первый в истории страны легитимный орган рабочего представительства, призванный предупреждать и локализировать конфликты между рабочими и предпринимателями. Согласно закону фабричные старосты избирались непосредственно рабочими и из рабочей среды и наделялись существенными полномочиями в переговорах с хозяевами предприятий и властями.

Значительным достижением Министерства финансов и лично Витте как его руководителя, было и то, что параллельно и одновременно с законом о старостах был принят закон, возлагавший на фабрикантов и заводчиков обязанность вознаграждать рабочих и их семьи в случае полученного увечья, причем, даже тогда, когда увечье произошло не по вине хозяина, а по неосторожности самого рабочего. На основании этого закона только горнопромышленниками Юга России за 1904—1908 годы рабочим и их семьям было выплачено около 14 млн рублей [38].

При этом законодательное закрепление института фабричных старост и начал социального страхования рабочих Министерство финансов вовсе не рассматривало как последний акт в решении рабочего вопроса, а считало лишь рядовым эпизодом на пути к созданию действительно прочного и взаимовыгодного для всех гражданского мира. Внося в Государственный совет в 1903 году законопроект о введении старост в промышленных заведениях Витте объяснял, что законопроект этот, как и смежный с ним проект о вознаграждении рабочих за утрату трудоспособности от несчастных случаев, является «первым шагом в целом ряде мероприятий», намеченных в области рабочего вопроса, что «Министерство финансов далеко, конечно, от мысли, чтобы со введением старост мог быть окончательно разрешён общий вопрос об устройстве быта рабочего сословия в России» и что «подробная разработка его во всей совокупности производится в особой комиссии [39].

Вместе с тем у правительственной политики в рабочем вопросе было и другое, весьма влиятельное и чисто охранительное направление. Выразителем этого направления являлось Министерство внутренних дел во главе с министром В. К. Плеве и его ближайшим помощником, шефом корпуса жандармов, а впоследствии петербургским генерал-губернатором Д. Ф. Треповым. Оценивая с позиций современного исторического мышления ситуацию, сложившуюся в стране в предреволюционный период, можно не без оснований сказать, что именно безответственная политика полицейского ведомства в рабочем вопросе в решающей мере спровоцировала события 9 января и весь последующий революционный взрыв.

Стремясь властно вмешиваться в экономическую жизнь, полицейское ведомство не только требовало передачи в своё подчинение фабричной инспекции, Главного и губернских по фабричным и заводским делам присутствий, но и постоянно прибегало ко всякого рода провокациям, не только не снижавшим остроты социально-экономических противоречий, но и во многом усугублявших их.

Анализируя обстановку в России кануна революции 1905—1907 годов, В. Н. Коковцов, сменивший незадолго до этого С. Ю. Витте на посту министра финансов, писал в своих воспоминаниях, что рабочий вопрос в конце 1904 года составлял «бесспорную ось всего внутреннего положения России» [40]. Новый министр, как и его предшественник, трезво оценивал сложившуюся вокруг рабочего вопроса ситуацию, активно противился попыткам руководителей полицейского ведомства вмешиваться в отношения между рабочими и предпринимателями. Оценивая позицию и деятельность Трепова, как товарища (заместителя) министра внутренних дел и Петербургского генерал-губернатора, Коковцов писал: «В его распоряжении была оригинальная смесь чисто зубатовского, самого беззастенчивого заигрывания с рабочими и полицейского нажима на них, угроз по адресу фабрикантов за недостаточную заботливость о нуждах рабочих и предъявление к ним таких требований, которые не только опирались на закон, но были явно неисполнимы, – и в то же время самое недвусмысленное запугивание рабочих и требование беспрекословного исполнения требований министерства в деле забастовок и разрешения длящихся конфликтов. После гапоновского выступления – 9 января – эта двойственность приняла ещё более резкие формы и вмещала даже Государя в тревожное состояние, охватившее Петербургский район» [41].

Будучи решительным противником всякого полицейского вмешательства во взаимоотношения между фабрикантами и рабочими, Коковцов, верный традициям своих либеральных предшественников на министерском посту, предлагал мирное решение возникающих конфликтов путём широкой сети мероприятий, направленных на оздоровление ситуации и цивилизованное, с учётом опыта западных стран, решение рабочего вопроса в стране. Не случайно, что именно министру финансов в сложной и противоречивой ситуации января 1905 года было поручено создать и возглавить межведомственную комиссию по рабочему вопросу, призванную в экстренном порядке выработать предложения о рабочей политике правительства.

Приступая к руководству работой межведомственной комиссии, Коковцев руководствовался мыслью о том, что рабочий вопрос и возникшее на его почве движение представляются значительно менее грозными, нежели другие явления внутренней жизни и что путь к разрешению рабочего вопроса довольно ясен и определён:

все мероприятия по рабочему вопросу необходимо сосредоточить исключительно в Министерстве финансов и ни в коем случае не прибегать к образованию каких-либо специальных установлений для его разрешения;

без всякой задержки удовлетворять те из нужд рабочих, которые могут быть удовлетворены на почве действующего закона, «что убедило бы рабочий люд в попечительном отношении к нему правительства»;

завершить законодательные предположения, уже ранее выработанные в Министерстве финансов [42].

Эти три пункта были развиты Коковцовым в докладе, представленном 19 января 1905 года Николаю II. В докладе обстоятельно излагались причины, которые с точки зрения министра финансов вызвали «прискорбное явление» – 9 января, предлагались меры нормализации ситуации в стране. Коковцов отмечал, что вмешательство ведомства внутренних дел в экономическую жизнь, в отношения между предпринимателями и рабочими, в деятельность фабричной инспекции, с одной стороны, способствовало разжиганию притязательности рабочего класса в области экономической, а с другой – приостанавливало возможность регулирования рабочего движения при помощи рабочего законодательства, соответствующего темпу этого движения и масштабу перемен в общей социально-экономической конъюнктуре в стране. Предложенная Коковцовым царю законодательная программа правительства исключала всякое вмешательство в решение рабочего вопроса со стороны Министерства внутренних дел.

Предложения Коковцова встретили, по всей видимости, сочувствие со стороны Николая II и вскоре были воплощены в соответствующие документы. 21 января 1905 года Коковцов внёс эти документы от имени межведомственной комиссии в Комитет министров

Разработанная комиссией Коковцова программа решения рабочего вопроса включала в себя следующие основные предложения:

– обязательная организация больничных касс, создаваемых на средства рабочих и фабрикантов;

– создание на предприятиях смешанных органов из представителей администрации и рабочих для обсуждения и разрешения возникающих на почве договора найма вопросов, а также для улучшения быта рабочих;

– сокращение рабочего дня с 11,5 до 10 часов;

– пересмотр статей закона, карающих забастовки и досрочное расторжение договоров о найме [43].

Программа межведомственной комиссии обсуждалась и была одобрена Комитетом министров. В новой исторической ситуации массовых антиправительственных выступлений Комитет министров резко осудил имевшие место попытки внедрения в России полицейского социализма (зубатовщина) и в качестве образца для подражания в рабочем вопросе называл Бисмарка, который своевременно издал страховые законы и тем самым «взял рабочее движение в свои руки» [44].

На основе разработанных межведомственной комиссией рекомендаций Министерством финансов было подготовлено четыре законопроекта, которые были вынесены на совместное обсуждение комиссии и представителей промышленности. Однако последние, не желая идти на серьёзные уступки рабочим, сорвали обсуждение законопроектов под благовидным предлогом переживаний относительно поражения русских войск при Цусиме [45].

Дальнейшая судьба разработанных комиссией Коковцова мероприятий и законопроектов оказалась в руках созданного царским указом 27 октября 1905 года Министерства торговли и промышленности. В указе об образовании министерства в качестве его первоочередной задачи ставилось принятие «ряда неотложных мер в области торгового, промышленного и особенно рабочего законодательства» [46]. Однако реализация этой задачи оказалась новому министерству не под силу. Вплоть до роковых событий октября 1917 года статус министерства оставался неопределенным, а штат малочисленным. Оно не владело серьезными рычагами давления на представителей промышленности и торговли, хотя в целом сохраняло линию в рабочем вопросе, взятую в свое время Министерством финансов.

Улучшению реального положения российских рабочих, выработке новых подходов к решению рабочего вопроса способствовало в известной мере возникновение российского парламентаризма, а также иные свободы, «дарованные» гражданам страны царским Манифестом 17 октября 1905 года. На основании ст. 38 Манифеста рабочие, как и прочие российские подданные, получили право «образовывать общества и союзы в целях, не противоречащих законам» [47].

В развитие этого положения 4 марта 1906 года были изданы «Временные правила о профессиональных обществах, учреждениях для лиц, занятых в торговых и промышленных предприятиях или для владельцев этих предприятий» легализировавшие как рабочие организации, так и организации предпринимателей. Несмотря на несовершенство «Временных правил», запрещавших, например, объединение рабочих союзов в национальные и международные и ставивших рабочие организации под известный контроль полиции, они послужили сигналом для массовой организации легальных рабочих профсоюзов, просветительных организаций и обществ, посредством которых решение рабочего вопроса в стране выдвигалось на качественно новый уровень.

Объединение рабочих и развитие профсоюзного движения вызвало к жизни силы, которые эффективно противостояли попыткам предпринимателей снизить заработную плату. Как и в других промышленно развитых странах, профсоюзы в России могли обеспечивать повышение доходов рабочих сверх «равновесного» уровня.

Основное орудие давления профсоюзов на предпринимателей – угроза забастовки. Рассматривая вопрос о возможности повышения заработной платы, отечественные предприниматели оказались перед необходимостью сравнивать дополнительные издержки, связанные с повышением заработной платы, и убытки, которые могла им принести забастовка в случае, если отказа пойти навстречу требованиям рабочих. В сложившейся ситуации, чтобы нарушить единство рабочих рядов, предприниматели шли на повышение зарплаты отдельным категориям наиболее квалифицированных рабочих.

Согласно избирательному закону 11 декабря 1905 года были введены четыре избирательные курии: земледельческая (помещики), городская (буржуазия), крестьянская и рабочая. Нормы представительства в куриях были различными. Один голос помещика был равен трем голосам городского буржуа, пятнадцати голосам крестьян и срока пяти голосам рабочих избирателей. Выборы предусматривались многостепенные, при том с разным числом ступеней: для помещиков и горожан – двухстепенные, для рабочих – трехстепенные, для крестьян – четырехстепенные [48].

В соответствии с Положением о выборах в Государственную думу от 3 июня 1907 года предусматривалось избрание уполномоченных от рабочих. При этом «способ и порядок избрания уполномоченных» должен был определяться «самими рабочими каждого предприятия» [49].

Несмотря на ограниченность представительства рабочих в Государственной думе, сам факт этого представительства способствовал концентрации требований рабочих, создавал прецедент их публичного рассмотрения, вносил известную юридическую, законодательную соревновательность в отстаивании интересов рабочих и интересов предпринимателей. Это было тем более необходимо, поскольку с развитием рабочего законодательства все более и более суживалась свобода предпринимателей в отношениях с рабочими. Комментируя этот факт, изданная в 1911 году в Москве «Народная энциклопедия научных и прикладных знаний» писала: «Кого и как нанимать, как и в какие сроки расплачиваться с рабочими, сколько времени рабочие должны работать на фабрике, сколько им платить, в се эти вопросы теперь уже не зависят только от воли хозяина и от его соглашения с рабочими, а определяются предписаниями закона или уполномоченных на это законом властей» [50].

Важным событием в сфере регламентации отношений между предпринимателями и рабочими стало принятие в 1912 году Положений о страховании рабочих от несчастных случаев и на случай болезни. Предыстория этого вопроса такова. После долгих пересудов с промышленникам, даже в условиях революционного общественного взрыва не желавшими идти на уступки рабочим, летом 1908 года Министерство торговли и промышленности, продолжая линию Министерства финансов, внесло в Государственную думу законопроекты о страховании рабочих от несчастных случаев и по болезни вместе с двумя сопутствующими законопроектами о страховых присутствиях и страховом совете.

Все четыре этих законопроекта предварительно были обсуждены в специальном межведомственном совещании под председательством товарища (заместителя) министра торговли и промышленности Н. А. Остроградского и на заседании Совета министров. Во время этих обсуждений к первоначальным вариантам законопроектов были сделаны существенные поправки, которые касались значительных уступок предпринимателям и резкого усиления влияния и власти Министерства внутренних дел и губернаторов за счет Министерства торговли и промышленности в страховом деле.

Уступки промышленникам были значительными. В частности, совещание Остроградского отказалось от установления точного размера лечебной повинности предпринимателя путем денежных сборов по числу рабочих. Хозяева предприятий должны были давать первоначальную врачебную помощь и амбулаторное лечение. По вопросу больничного лечения законопроект предусматривал лишь денежную ответственность перед лечебным заведением за лечение больных рабочих.

По требованию Министерства внутренних дел был введен ряд статей, которые устанавливали жесткий контроль за деятельностью больничных касс. Председателем страхового присутствия становился губернатор, а не старший фабричный инспектор, как предполагалось ранее. Присутствие получило право закрывать больничные кассы, если оно обнаружит в их деятельности «опасность для государственного порядка и общественного спокойствия».

Несмотря на столь значительные коррективы первоначального варианта законопроекта он в течение трех лет «ждал» своего обсуждения в Государственной думе, а точнее – саботировался представителями промышленников и правыми фракциями. Тем не менее, день, когда страховые законопроекты были приняты Думою, наконец-таки наступил. Это произошло в январе 1912 года. Государственный совет утвердил их в мае того же года, а с 23 июня 1912 года они стали законами.

Суть этих законов сводилась к следующему. Закон о страховании рабочих от несчастных случаев был некоторым видоизменением уже действовавшего закона 2 июня 1903 года. Он предусматривал страхование рабочих, занятых на предприятиях фабрично-заводской, горной и горнозаводской промышленности, с общей численностью в 2,5 млн человек. Размер пособия пострадавшим на время лечения, также как и пенсии в случае потери трудоспособности от несчастного случая, устанавливался в размере 2/3 заработка. Аналогичным образом начислялись пенсии семьям рабочих, погибших от несчастных случаев на производстве.

Основное отличие нового закона от закона 1903 года заключалось в замене личной ответственности предпринимателя коллективной. Если раньше рабочий в случае увечья имел дело непосредственно со своим нанимателем, который угрозой увольнения и судебной волокитой старался уменьшить причитающееся рабочему пособие, то по новому закону пособие должно было выплачиваться страховым товариществом, в которое объединялись владельцы предприятий определенного района. Такие товарищества располагали штатом специалистов страхового дела, служащих, врачей. Они обязывались объективно оценивать страховые случаи и принимать соответствующие решения. Данное законодательство избавляло рабочего от страха потерять пособие в случае закрытия предприятия, а также от нажима со стороны хозяина. Оно вполне соответствовало аналогичным страховым законодательствам, действовавшим в промышленно развитых странах Европы и США.

Закон о страховании от болезней в действующем российском законодательстве аналогов не имел. Суть его заключалась в обязательности страхования рабочих данного предприятия, объединенных для этой цели в фабричные больничные кассы. В обязанность кассы входила выдача денежных пособий заболевшим членам кассы в течение определенного периода. Средства кассы составлялись из обязательных взносов рабочих и владельцев предприятий. Свое влияние закон о страховании от болезней распространял на те же категории рабочих, которые охватывал закон о страховании от несчастных случаев. Размер пособий для семейных рабочих устанавливался от 1/2 до 2/3 заработка, для холостых – от 1/4 до 1/2 заработка. Срок выдачи пособий равнялся шести месяцам. При повторных заболеваниях общая продолжительность выдачи пособия в течение одного года не должна была превышать семи месяцев. Работницы должны были получать пособие от 1/2 до 2/3 своего заработка в течение четырех недель после родов. В случае смерти члена больничной кассы его семья получала на погребение сумму в размере от 20 до 30-кратного дневного заработка. Владелец предприятия вносил в кассу 2/3 суммы взносов рабочих. Сюда же шли и штрафные капиталы. Взносы рабочих в кассу составляли 1—2% заработка. Минимальный размер больничной кассы устанавливался в 200 человек. Предприятия с меньшим числом рабочих объединялись в одну кассу.

Надзор за страхованием рабочих в пределах губернии возлагался на губернские присутствия. Всероссийским контрольным органом страхования рабочих являлся Совет по делам страхования, действовавший под председательством министра торговли и промышленности. Он направлял деятельность местных присутствий, больничных касс и страховых товариществ.

Дальнейшее свое развитие законодательство по рабочему вопросу получает в документах Временного правительства, считавшего главной задачей своей внутренней политики добиться установления «известных миролюбивых отношений между капиталом и трудом» [51]. Практически реализуя эту политику, Временно правительство разрабатывало планы существенно улучшить положение рабочих, но не успело их реализовать в полной мере в связи с Октябрьской революцией 1917 года.

Среди этих планов, на наш взгляд, особый интерес представляет принятое весной 1917 года решение, согласно которому разрешалось учреждение в России акционерных компаний с участием рабочих и служащих в капиталах, управлении и прибылях. Публикации официального сообщения на этот счет предшествовала статья чиновника особых поручений Министерства торговли и промышленности, секретаря Бюро русской группы межпарламентской торговой конференции и управляющего делами Совета съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства А. Л. Рафаловича «Новая форма объединения труда и капитала», увидевшая свет 1 апреля 1917 года на страницах официального органа министерства «Торгово-промышленной газеты». В статье, с ссылкой на недавнее аналогичное решение французского Сената, подробно рассматривался законопроект «Об обществах с ограниченной ответственностью с участием рабочих». Автор статьи отмечал, что принятие соответствующего законодательного акта, призвано построить на более правильных и разумных началах взаимоотношения между трудом и капиталом и достигнуть тем самым столь необходимого для страны социального мира.

Следует заметить, что идея привлечения рабочих и служащих к участию в капиталах, управлении и прибылях предприятий была не нова, ни для Запада, ни для России. Логическое развитие идеи «демократизации капитала» привело экономическую мысль Запада еще в последней трети ХIХ века к идее копартнершипа (англ. – Copartnership) – привлечения трудящихся к совладению капиталистическими предприятиями. Копартнершип рассматривался экономистами многих европейских стран в двух основных проявлениях: 1) через участие рабочих и служащих в прибылях капиталистического предприятия, основанное на взаимном соглашении сторон и не регламентируемое государственными законами; 2) через участие рабочих и служащих (наряду с участием в прибылях) в основном капитале предприятия и в соответствии с этим правом участия в контроле за его деятельностью, что предполагало наличие особого государственного законодательства, определяющего отношения сторон.

В России о копартнершипе впервые заявил в 1879 году известный экономист и статистик А. А. Исаев. В статье «Участие рабочих в прибыли предприятия», опубликованной в журнале Московского юридического общества «Юридический вестник», он активно настаивал на необходимости введения в России капиталистической кооперации. Исаев отмечал, что распространение акционерной формы организации капиталистического предприятия и введение копартнершипа будет способствовать в конечном счете возникновению производственных товариществ, представляющих «более стройную», «более совершенную» форму предприятий, которым принадлежит будущее [52].

Рассматривая теоретические и практические аспекты копартнершипа, опыт его применения на Западе, Исаев, что копартнершип может успешно развиваться только под давлением недовольства работников, что и показывает опыт европейских стран. Вместе с тем есть и другой путь его развитие – через активное участие государства, призванного не только выполнять в этом вопросе контрольную функцию, но и активно участвовать в пропаганде принципов участия рабочих и служащих в прибылях отечественных предприятий.

Несколько позднее с пропагандой идеи копартнершипа выступил Н. Х. Бунге. В своих «Загробных заметках», в разделе, посвященном борьбе с социализмом, Бунге обосновывал необходимость установления более тесной связи между интересами рабочих и фабрикантов. Доля участия в прибылях, отмечал Бунге, составляет один из лучших способов, если не для упразднения социального вопроса, то, по крайней мере, для устранения из него всякой жгучести.

Однако в конце ХIХ столетия, несмотря на столь авторитетные суждения ученых—экономистов, идея копартнершипа так и не вышла за пределы теоретических рассуждений, была проигнорирована верховной властью. Столь же равнодушно эта идея была воспринята в период кризиса начала ХХ века, когда озабоченный подъемом рабочего движения управляющий Министерством внутренних дел Д. С. Сипягин предложил царю для создания и поддержки «элементов порядка» среди рабочих обратить особое внимание на меры, «способствующие накоплению сбережений и прикреплению интересов рабочих к интересам самого предприятия» [53].

Решение Временным правительством вопроса о копартнершипе, принятое практически одновременно с законодательным оформлением этого вопроса во Франции, свидетельствовало о понимании членами правительства остроты рабочего вопроса в стране, стремлении ослабить напряженность в отношениях между рабочими и предпринимателями, особенно обострившуюся в годы Первой мировой войны [54].

Как показывают архивные разыскания Л. Е. Шепелева в фондах Министерства торговли и промышленности, было подготовлено шесть вариантов проекта учреждения акционерных компаний с участием рабочих и служащих [55]. Устанавливалось, что акционерные компании с участием рабочих и служащих должны выпускать «капитальные» и «трудовые» акции. Последние должны были находиться в коллективной собственности рабочих и служащих в лице образуемого ими товарищества и ни при каких обстоятельствах не могли быть распределены между участниками кооперативного товарищества. Товарищество рабочих и служащих через своих представителей получало право участвовать в собраниях акционеров и иметь своих представителей в руководящих органах компании. Намечались две возможные формы оплаты акций, передаваемых рабочим и служащим. Согласно первой, акции подлежали оплате за счет причитающегося по ним дивиденда. Согласно второй, оплата «трудовых» акций возлагалась на акционеров. Из шести вариантов проекта пять были основаны на первой и один на второй форме. Оплата акционерами стоимости «трудовых» акций не представляла собой серьезной материальной жертвы с их стороны. Как предусматривалось проектом, рабочим и служащим практически могла принадлежать лишь ¼ основного капитала акционерных компаний. Размер акций компаний с участием рабочих и служащих устанавливался лишь в одном варианте проекта: 100 рублей акция капитала и 10 рублей акция труда.

Общая сумма ежегодного дохода по трудовым акциям, согласно проекту, должна была составлять 5—10% номинальной стоимости этих акций. Так как на каждого рабочего и служащего приходилось «трудовых» акций примерно на сумму, равную его годовой зарплате, владение трудовыми акциями практически означало увеличение оплаты труда на 5—10% в год. При этом вся сумма дохода по трудовым акциям или половина этого дохода (по другому варианту) сначала подлежала отчислению для оплаты стоимости «трудовых» акций, на что требовалось несколько лет.

Тремя вариантами проекта предусматривалось распределение прибыли в два приема, причем в первый выплачивался так называемый нормальный, наперед устанавливаемый процент, процент на акции капитала и труда. Размер «нормального» процента должен был определяться Министерством торговли и промышленности «в зависимости от размеров предпринимательского риска, связанного с организацией данного предприятия», и «в зависимости от степени изнашивания в нем рабочих сил».

Право на участие в прибыли и управлении рабочий или служащий мог получить уже после 1—3 лет работы в компании. Оставление им работы вообще лишало его права участия в прибыли и управлении. Таким образом рабочие и служащие прикреплялись к своим предприятиям, они должны были все основательно взвесить, прежде чем уйти с предприятия на другую работу.

Объединение всех рабочих и служащих в товарищество, действовавшее на основе предварительно учрежденного устава, являлось обязательным условием введения копартнершипа.

Уставы товариществ рабочих и служащих по двум вариантам проекта подлежали простой регистрации в окружных судах на основании постановления Временного правительства от 20 мая 1917 года «О кооперативных товариществах и союзах». По другим вариантам эти уставы подлежали утверждению Министерством торговли и промышленности, что могло делаться вместе с утверждением уставов акционерных компаний.

Программа, предложенная Временным правительством в области компартнершипа, была, безусловно, весьма скромной с точки зрения существенного улучшения положения трудящихся. Однако разработанные по данному вопросу государственные документы, что не могли отрицать и советские исследователи, находилась вполне на уровне подходов к этому вопросу, которые были выработаны в ведущих странах Западной Европы и США [56].

Углубление противоречий между трудом и капиталом, имевшее место в период интенсивного развития отечественного капитализма, привело к обострению в стране рабочего вопроса. В пореформенный период наблюдался не только усиленный рост количества предприятий и численности их персонала, но и еще более активное, чем в дореформенные годы, вовлечение в процесс промышленного производства женщин, детей и подростков

Обнищание народных масс приводило к росту недовольства в их среде, развитию антикапиталистических и антиправительственных настроений, стачечной борьбе, распространению среди рабочих социалистической идеологии.

В этих условиях правительственные круги под влиянием общественного мнения начинают проявлять все более активный интерес к устройству жизни и быта рабочих и служащих. Важным шагом на пути нормализации отношений между предпринимателями и рабочими явился ряд постановлений и законодательных актов о защите здоровья детей и подростков, среди которых центральное место имели утвержденные Александром III 1 июня 1882 года «Правила о работе малолетних на заводах, фабриках и мануфактурах», а также законодательные акты последующих лет, в том числе закон 3 июня 1886 года «О надзоре за заведениями фабричной промышленности и о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих».

Принципиальное значение для решения рабочего вопроса в стране имело создание фабричной инспекции, обладавшей важными государственными полномочиями. Ее деятельность способствовала существенному улучшению условий труда и быта рабочих, устранению произвола фабрично-заводской администрации и владельцев предприятий.

Рабочее законодательство в России формировалось в условиях отчаянного сопротивления со стороны предпринимателей, считавших, что фабричные законы ущемляют их права и интересы отечественной промышленности. Свою реакционную линию в рабочем вопросе проводило Министерство внутренних дел, насаждавшее в рабочей среде идеи «полицейского социализма» и в значительной мере спровоцировавшее кровавые события революции 1905—1907 годов.

Дальнейшее свое решение рабочий вопрос получает в начале ХХ века. Оно было связано как с совершенствованием законодательства, разрешавшего, в частности, создание профессиональных союзов рабочих и служащих, так и с зарождением российского парламентаризма, в итоге которого было создано рабочее представительство в Государственной Думе. Все это способствовало снижению остроты рабочего вопроса, открытости и гласности в подходах к его решению.

Большой научный и практический интерес представляют подходы к решению рабочего вопроса, которые вырабатывались в период Временного правительства (март—октябрь 1917 г.). Они синтезировали в себе лучший опыт решения рабочего вопроса, наработанный к тому времени в России и странах Западной Европы.