Читать книгу Матильда. Тайна дома Романовых - Братья Швальнеры - Страница 8

Фрагмент рукописи «Воспоминаний» Матильды Кшесинской из Госархива

Обложка рукописи

С того самого вечера Ники стал часто бывать в доме у Мали. С течением времени домашние стали привыкать к нему, и его отсутствие стало рассматриваться как отсутствие кого-то из членов семьи. Вопросов в глазах домашних становилось все меньше, и Мале от этого становилось легче. Со временем компанию Наследнику стали составлять Михайловичи – Сандро и Сергей. Присутствие этих двоих на суаре создавало впечатление, будто присутствуют человек двадцать. Они пили «Хванчкару», пели грузинские песни, наряжались в джигитов и грузинских князей, танцевали лезгинку – в общем, развлекали присутствующих как могли. А вернее сказать, отвлекали внимание домашних Мали от влюбленных, для которых присутствующие за столом вообще не существовали. Они не отрывали глаз друг от друга, и даже видавшему виды опытному Сандро казалось, при взгляде на них, что он впадает в краску от такой откровенности.

Вечера эти были прекрасны и веселы, казалось, им не будет конца. Окидывая взглядом всю свою прошедшую коротенькую жизнь, Маля думала, что это, пожалуй, лучшие дни в ее жизни. А после, когда домашние уходили спать, а Михайловичи, вдоволь напившись и наплясавшись, уставали и уезжали восвояси, Ники с Малей оставались наедине у нее в будуаре и предавались страсти, так неподобающей порядочной юной танцовщице в третьем поколении и августейшей особе.

Во время одной из таких ночей они снова разговорились о будущем. Говорить начал Ники:

– Я должен сказать тебе, что родители настаивают на скорейшей помолвке моей с Аликс…

– Как? Ты даже придумал ей ласковой прозвище?

– Но мы же с тобой уже разговаривали на эту тему, и тебе, как мне показалось, не доставило это особого дискомфорта…

– Тебе так показалось. Все же ты еще ребенок. Я ведь женщина, и мне неприятно даже от самой мысли о том, что у меня есть соперница… – Он с непониманием взглянул на Малю, и она поспешила оговориться: – Нет, я конечно, все понимаю, и не возражаю, но прошу тебя впредь без особой необходимости не возвращаться к данной теме.

– Хорошо, однако, ты должна знать…

– Они настаивают? А что же ты?

– Пока я не имею времени на заграничную поездку, да и Аликс при нашей последней встрече в Дании, а равно – во время нашей переписки – отказалась принять православную веру, что является обязательным условием вступления в брак.

– Это требование Его Величества?

– Да и вообще, если я стану наследовать престол, то буду православным царем. Невозможно, чтобы супруга его, русская царица, была бы иноверкой.

– И она категорически не согласна сделать это?

– Пока ей сложно принять столь ответственное решение, ведь ее родители тоже имеют особое мнение по данному вопросу. Здоровье же папеньки становится все хуже… Во многом невоздержанность в еде и питье ведет к этому, мы говорим, но он ничего не желает слушать. Ко дню восшествия на престол я должен буду состоять в браке…

– Как ты можешь говорить такие вещи?! – всплеснула руками Маля. – Твой отец здоров, и проживет еще очень долго, а ты, если и станешь наследовать престол, то, как это подобает европейским монархам, сделаешь это в глубокой старости.

Ники улыбнулся:

– Так приятно, что ты столь трогательно отзываешься о папеньке…

– Глупый, я не желаю тебе правления. Чем дальше ты от трона, чем ближе ты ко мне и вообще к своему счастью и спокойствию. В данном случае польза для страны сопрягается с вредом для тебя, а я, как любящая душа, не могу тебе этого пожелать.

– Да будет так, – Ники притянул Малю к себе и крепко поцеловал. – Ты читаешь мои мысли. Но кое-о-чем все-таки не знаешь…

– О чем же?

Он поднялся с кровати и подошел к стулу, на котором был развешан его мундир. Достав что-то из внутреннего кармана и спрятав содержимое его за спиной, он подошел к постели. На губах его играла загадочная улыбка.

– Что там у тебя?

– Это одно из животных, чья суть наиболее точно отражает твою натуру.

– Даже страшно представить.

Не в силах сдерживаться, Наследник протянул навстречу Мале ладонь, на которой лежала, свернувшись клубком, маленькая змейка из белого золота с инкрустациями из бриллиантов и топазов.

– Прекрасно! – вскинула руки Маля. – Хорошего же ты обо мне мнения!

– Ведь это комплимент. Если ты когда-нибудь встречала ее, то знаешь, что сначала она чарует своей красотой, и только после набрасывается на жертву. Думаю, что я уже давно и плотно в твоих цепких объятиях.

Она взяла подарок и стала внимательно рассматривать его. Блеск драгоценных камней отражался в ее глазах и освещал маленькую темную комнату в этот полночный час.

– Нет, я решительно не могу принять подобный подарок.

– Но ведь я сказал, что это комплимент, и преподносится мною из лучших побуждений…

– Нет, не поэтому. Здесь же настоящие бриллианты!

– И что из того?

– Это очень дорого, я этого не заслуживаю. Папа дарил маме когда-то бриллианты, и потому мне известна их настоящая цена…

Ники заулыбался.

– Только своей цены ты не заешь, милая моя пани!

– И какова же она? Ну не соразмерна же цене такой красоты!

– Намного ее превосходит!

– Полно, Ники, милый, я не могу так…

– А я не могу иначе. Ты ставишь меня в неловкое положение, ты меня обижаешь. Я дарю тебе эти мелочи от чистого сердца и от всей души, а ты не хочешь их принять только по причине их стоимости. Право, такая мелочность и мещанство! – Маля надулась. Он видел, что подобные увещевания на нее не действуют. – Ну послушай, припомни наше первое знакомство.

– Я очень хорошо помню тот день и все обстоятельства его.

– Тогда ты должна помнить, что я преподнес тебе подарок…

– Помню, и храню его, и буду хранить вечно!

– Что стало для тебя решающим, когда ты, забыв свои отказы, решила все же его принять?

– Глаза Сергея, – краснея и улыбаясь, отвечала Маля.

– А как ты думаешь, он смотрел бы сейчас?

– Думаю, что такими же, – вполголоса ответила она.

– Ну так решайся.

– Хорошо, – она обрадовалась, как ребенок, но старалась этого не показывать. В действительности же она схватила браслет с руки Ники и надела его на свое тоненькое запястье так, будто давно уже задумала это сделать, но ждала какого-то разрешения. – Но на будущее ты должен пообещать мне, что не будешь дарить мне настолько дорогих подарков. Я ведь тебе не жена…

Он ничего не ответил, только сделал вид, что обиделся на ее слова. Она же поспешила устранить последствия своих слов, крепко обняв и поцеловав своего возлюбленного.

Следующие несколько дней Ники не смог приехать, прислав вместо себя на представление двух молодых гусар. Одного из них звали Петей Котляревским, другого, родовитого, князя – Петей Голицыным. Чтобы не путать их между собой, как среди однополчан, так и в семье Мали принято было звать Голицына Пикой, а Котляревского Пепой. Она знала их еще со времен их ужинов в Красном Селе – только тогда она не знала их имен, что не мешало им с разрешения Наследника часто садиться с ними за стол. Оба они были как двое из ларца – одинаково похожи на Наследника и в то же время друг на друга, чем невероятно смешили Малю. В то же время их созерцание не доставляло ей особого удовольствия, поскольку именно в их присутствии его отсутствие казалось ей особенно бросающимся в глаза и особенно печальным. Как будто бы он ушел навечно и оставил за себя своих товарищей, заместителей.

В один из вечеров Маля жаловалась Ники:

– Зачем ты присылаешь их ко мне?

– Чтобы хоть как-то скрасить твое одиночество, вызванное моим отсутствием.

– Но от них мне не легче. Они ходят возле меня после представления словно… адъютанты, а я ощущаю себя каким-то всеми забытым и покинутым старым военачальником на пенсии.

Ники расхохотался:

– Право, это умора! Адъютанты! Это гениально! Отныне будем звать их только так… Ангел мой, а что до того, что ты ощущаешь себя старым генералом… Ну разве может генерал станцевать вот эдакое вот?

С этими словами Ники на глазах всех присутствующих за столом нацепил на голову какой-то чепчик, вооружился найденной у лакея Степана корзинкой и стал так неуклюже и в то же время трогательно вращаться на одной ноге, пытаясь изобразить фуэте из танца Красной шапочки в «Спящей красавице». Строгий и сдержанный обычно Феликс Янович хохотал до упаду, чего уж там говорить об остальных!

Тогда он остался до самого утра. Утром, правда, явился градоначальник – и откуда он узнал местонахождение Его Высочества? Видимо, Сракач был прав, когда говорил, что они живут в самой маленькой из европейских столиц, судя по скорости и количеству сплетен.

– Виноват-с, могу я видеть Его Императорское Высочество?

Домашние уже привыкли видеть на пороге дома именитых особ всех мастей, чего никак нельзя было сказать о несчастном дворецком. При виде градоначальника у него, простого человека, началась нервическая икота и задергался левый глаз. Малю он очень насмешил, чего нельзя было сказать о Наследнике, который буквально вышел из себя и отчитал несчастного градоначальника, устроив ему принародную выволочку:

– Ты почему явился сюда?! Кто дозволял?!

– Виноват, Ваше Высочество, Его Императорское Величество всюду разыскивает Вас, велит срочно к себе на аудиенцию в Аничков-с.

– Ну и разыскивал бы себе далее, сюда-то зачем приходить? Откуда знал, что я здесь?! А ежели б меня здесь не оказалось?!

– Виноват, кругом виноват, Ваше Высочество! Пожалте во дворец, не погубите, Христом Богом прошу!

Ворча, Ники оделся и после теплого прощания с Малей отбыл. Она подремала еще немного и стала одеваться.

Утром после того яркого и запоминающегося вечера Маля почувствовала себя странно. Списав все на вино, которого на ранее вовсе не пила, но без которого отныне ни одно суаре с участием Наследника более не обходилось, Маля отправилась на репетицию, с которой вернулась раньше обычного и в куда более уставшем, а если точнее, разбитом состоянии. У нее непривычно кружилась голова, хотя на па-де-де грешить было бессмысленно – на сегодняшней репетиции она выполнила едва ли одну сотую обычной нагрузки, что никак не могло отразиться на ее самочувствии. Слабость сковала все ее тело, тошнота подступала к горлу, а внутри была такая тяжесть, будто она съела добрый пуд вяленого мяса. Растерявшись, Маля обратилась к своей сестре за советом. Будучи танцовщицей, она могла ране сталкиваться с такими же симптомами, и помочь Мале.

Однако, когда та пересказала ей признаки своей странной болезни, Юлия побелела и стала мучить ее наводящими вопросами.

– Послушай, у вас с Ники… уже было?

– Как ты можешь спрашивать такое!

– Поверь мне, это не праздное любопытство, это очень важно, ответь и скажи мне правду!

– Да, и не раз. Первый раз еще в Красном Селе, сразу после его возвращения из Японии.

– А когда в последний раз?

– Три дня тому.

Юлия вздохнула:

– Уж не знаю, радоваться тебе или плакать, а только все признаки указывают на то, что скоро кто-то станет матерью будущего Наследника престола!

Маля буквально опешила. Она не знала, как ей следует реагировать на сказанное, но изнутри ее исполняла радость от неожиданного открытия. Попросив сестру никому пока не сообщать об их неожиданном открытии, Маля стала неистово искать в голове ответ на вопрос, как же лучше сообщить Наследнику об этой радости, ведь в свете готовящейся помолвки с принцессой Алисой его это могло и не порадовать. Конечно, это ничего бы не изменило, и Маля так или иначе стала бы матерью его ребенка, даже если бы тот никогда не увидел и не узнал бы своего отца, но все равно событие было столь волнительным и непривычным, что для объяснения нужно было подобрать слова – а этого Маля не умела. Это, а также страх сбиться при устном изложении фактов побудило ее написать Ники письмо. Раньше она никогда так не поступала, но здесь случай был исключительный.

Трижды она начинала его и трижды рвала. И только на четвертый раз получилось нечто вроде:

«Милый, дорогой мой Ники! Ты часто говоришь о том, что нам когда-то предстоит расстаться, пусть даже только официально. Твои подарки мне очень дороги, но это всего лишь бездуховные вещи, которые не могут в полной мере отразить нашего с тобой отношения друг к другу. Иное дело было бы, если бы нас связывало что-то, что выше человеческого материального мира, имеет душу и память и несет в себе следы нас обоих. Нечто, что не может пропасть, стереться или истлеть, исчезнуть, унеся с собой воспоминания о самой сильной любви под луной. Я не могла сказать это тебе напрямую, поскольку это было бы бестактно и безнравственно с моей стороны – но, в то же время, какая женщина в глубине души не мечтает об этом? И только сейчас мне нестрашно сказать тебе об этом – потому что я получила хоть какое-то предвестие скорого счастья, которое будет подарено мне Господом при твоем непосредственном участии. Быть может, я пишу туманно, но ты не ошибся, все так и есть – радостная весть о скором материнстве стала для меня открытием и праздником, хотя все еще не точно и говорить пока еще очень рано, а все же удержать в себе эту радость я не просто не могу, но не имею права. И пусть даже ты будешь против продолжения жизни невинного существа, что появилось от нашей большой любви, я сохраню ее только для себя – чтобы, глядя на него, напоминать себе о прекрасных днях и постигнувшем меня в их продолжение дивном душевном состоянии, которое дается только по воле Господа, да и то не всегда и не всем. Прости, что сообщаю тебе об этом именно так, но не знаю, когда ты приедешь, и найду ли я в себе слова и смелость повторить то же, глядя тебе в глаза».