Читать книгу Первая красотка в городе - Чарльз Буковски - Страница 6

Жаркая ночь у Тони стояла. о ебле даже думать лень – хлещешь холодное пиво, и все. Тони выставил парочку нам с Индейцем Майком, и Майк вытащил бабки. пусть хоть за первую заплатит. Тони выбил чек, скучая, оглядел заведение – 5 или шестеро сидят, стаканы свои изучают. олухи. поэтому Тони подвалил к нам.

– что нового, Тони? – спросил я.

– а-а, говно, – ответил Тони.

– это не ново.

– говно, – повторил Тони.

– а-а, говно, – подтвердил Индеец Майк.

мы отхлебнули пива.

– что ты думаешь о Луне? – спросил я Тони.

– говно, – ответил Тони.

– ага, – подтвердил Индеец Майк, – если на Земле мудак, то и на Луне мудаком останешься. без разницы.

– говорят, на Марсе и жизни-то нет, – сказал я.

– и? – спросил Тони.

– а, говно, – сказал я. – еще 2 пива.

Тони выставил, подошел за деньгами, выбил, вернулся на место.

– вот говно, жарища-то. Уж лучше сдохнуть, как вчерашний «котекс».

– куда люди попадают после смерти, Тони?

– в говно. какая разница?

– ты не веришь в Человеческий Дух?

– говна мешок!

– а как же Че? Жанна д’Арк? Малыш Билли? такие вот?

– говна мешок!

мы пили пиво и обдумывали это замечание.

– слушайте, – сказал я, – мне надо поссать.

пошел к писсуару, а там, как обычно, торчал Филин Пити.

я извлек инструмент и начал ссать.

– какой у тебя хуй маленький, – сообщил мне Филин.

– когда я ссу или медитирую – да. но я отношусь к суперрастяжимому типу. когда я готов к бою, каждый дюйм, что у меня есть сейчас, приравнивается к шести.

– тогда хорошо, коли не врешь, потому что я вижу только два дюйма.

– это одна головка.

– я тебе заплачу доллар, если дашь отсосать.

– маловато.

– ты вытащил не только головку, ты вытащил вообще все, что у тебя есть.

– отъебись, Пит.

– ты еще ко мне прибежишь, когда деньги на пиво кончатся.

я вышел обратно.

– еще 2 пива, – заказал я.

Тони проделал весь номер снова, вернулся.

– такая жара, что я, наверно, рехнусь, – сказал он.

– жара заставляет тебя осознать свою подлинную сущность, – сказал я Тони.

– секундочку! ты что, меня чокнутым назвал?

– да мы все тут такие, только это держится в тайне.

– ладно, допустим, это говно твое – правда: сколько тогда на земле здравых людей? вообще хоть один остался?

– несколько.

– сколько?

– из миллиарда?

– да. да.

– ну, я бы сказал, 5–6.

– 5–6? – переспросил Индеец Майк. – соси мой хуй!

– слушай, – сказал Тони. – а откуда ты знаешь, что я псих? как нам это сходит с рук?

– ну, поскольку все мы психи, контролировать нас мало кто может, таких раз-два и обчелся, поэтому они нам дают порезвиться на воле. больше ничего пока не сделают. я некоторое время думал, что они найдут себе где жить в открытом космосе, а нас уничтожат. теперь же я знаю, что и космос психи контролируют.

– откуда знаешь?

– потому что они в Луну американский флаг воткнули.

– а если б русские русский воткнули?

– то же самое, – ответил я.

– а ты, значит, в стороне? – спросил Тони.

– я в стороне от безумия любой степени.

мы притихли. пили дальше. Тони тоже стал начислять себе скотча с водой. он-то вправе, он здесь хозяин.

– господи, какая жарища, – сказал Тони.

– да, говно, – подтвердил Индеец Майк.

затем Тони заговорил.

– безумие, – сказал Тони, – а знаете, вот в эту самую минуту тут происходит кое-что очень безумное!

– ну дак, – подтвердил я.

– нет-нет-нет… я имею в виду ПРЯМО ВОТ ТУТ, у меня!

– м-да?

– м-да. настолько безумное, что иногда самому страшно.

– рассказывай, Тони, – сказал я. меня же хлебом не корми – дай всякую херню послушать.

Тони склонился очень близко.

– я знаю, у одного парня здесь есть машина для ебли. не поебень из секс-журналов. не как в рекламе пишут. грелки там со сменной пиздой из теста и прочей еботой. парень в самом деле ее собрал. немецкий ученый, мы его заполучили, я имею в виду, наше пр-ство, пока русские его не сцапали. только никому ни слова.

– конечно, Тони, еще бы…

– Фон Брашлиц. наше пр-ство пыталось заинтересовать его КОСМОСОМ. фиг там. просто блистательный старый хрыч, но все мозги одной этой ЕБЛИВОЙ МАШИНОЙ забиты. И в тоже время считает себя каким-то художником, иногда себя даже Микеланджело называет… его списали на пенсию, на $500,00 в месяц, чтоб только не помер и в психушку не загремел. некоторое время за ним присматривали, а потом им надоело или забыли про него, но чеки слали регулярно, и агент время от времени, где-то раз в месяц, заходил к нему поговорить минут двадцать, в отчете писал, что тот по-прежнему псих, потом отваливал. и вот он мотался по городам, мотался, везде за собой здоровенный красный чемодан таскал. наконец как-то вечером заруливает сюда и давай кирять. тележит мне, что он старый, устал, что ему нужно хорошее тихое местечко – проводить исследования. я от него отмазывался, как только мог. сюда много чокнутых захаживает, сами знаете.

– ага, – подтвердил я.

– тогда, чуваки, он надирается еще и выкладывает мне. он-де изобрел механическую бабу, которая мужика выебет лучше любой женщины в истории! плюс никаких «котексов», никакого говна, никаких наездов!

– я ищу, – сказал я, – такую бабу всю свою жизнь.

Тони рассмеялся:

– все ищут. я решил, что он ненормальный, конечно, но как-то ночью после закрытия он завел меня к себе в ночлежку и вытащил из красного чемодана свою ЕБЛИВУЮ МАШИНУ.

– и?

– будто в рай попадаешь, а не сдох.

– давай конец угадаю? – предложил я Тони.

– валяй.

– Фон Брашлиц и его ЕБЛИВАЯ МАШИНА сейчас у тебя наверху сидят.

– а-га, – протянул Тони.

– сколько?

– двадцатка с рыла.

– двадцать баксов с машиной по-ебаться?

– он превзошел все, что бы нас ни Создало. сами увидите.

– да Филин Пити у меня за доллар отсосет.

– Филин Пити-то ништяк, только он – не изобретение, которое положит богов на лопатки.

я сунул ему 20.

– ну, Тони, гляди у меня: если ты это по жаре приколоться решил, считай, лучшего своего клиента ты уже потерял!

– ты же сам сказал, что мы тут все равно чокнутые. дело твое.

– правильно, – сказал я.

– правильно, – поддакнул Индеец Майк, – и вот мои 20.

– я только 50 процентов получаю, вы должны меня понять. остальное Фон Брашлицу идет. пенсия в 500 баксов – не сильно много с инфляцией и налогами, а Фон Б. к тому же шнапс хлещет как сумасшедший.

– пошли уже, – сказал я, – 40 баксов у тебя есть. где эта бессмертная ЕБЛИВАЯ МАШИНА?

Тони поднял створку в стойке и сказал:

– проходите сюда. подниметесь по задней лестнице – просто подниметесь, постучите, скажете: «нас Тони прислал».

– что, в любую дверь?

– № 69.

– ох ты ж черт, – сказал я. – ну еще бы.

– ох ты ж черт, – передразнил Тони. – лучше яйца в кулак собери.

мы нашли эту лестницу, поднялись.

– Тони прикола ради на все пойдет, – сказал я.

идем дальше, вот она – дверь № 69.

я постучал:

– нас прислал Тони.

– ах, заходите же, джентльмены!

сидит там такой старый похотливый шизик, в руке стакан шнапса, очки с двойными линзами. прямо как в старом кино. у него была, видимо, гостья – молоденькая, даже слишком молоденькая, на вид и хрупкая, и сильная.

она закинула ногу на ногу, мелькнув всем, чем надо: нейлоновые колени, нейлоновые ляжки, и вот этот крошечный просвет, где заканчиваются длинные чулки и едва намечается полоска голого тела. она вся была сплошной попкой и грудями, нейлоновые ноги, смеющиеся иссиня-чистые глаза…

– джентльмены – моя дочь, Таня…

– что?

– ах да, знаю, я так… стар… но точно так же, как существует миф о черных с их вечно огромными елдаками, есть еще и миф о старых грязных немцах, которые никогда не прекращают ебстись. верьте во что хотите. это моя дочь Таня, так что…

– приветик, мальчики, – рассмеялась она.

тут мы все взглянули на дверь с надписью: КОМНАТА ДЛЯ ХРАНЕНИЯ ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ.

он допил шнапс.

– так, значит… вы, мальчики, зашли ПОЕБАТЬСЯ как никогда в жизни, я?

– Папа! – сказала Таня. – неужели всегда нужно быть таким грубым?

Таня снова скрестила ноги, на сей раз задрав повыше, и я чуть не кончил.

потом профессор хлопнул еще стакан шнапса, встал и подошел к двери с надписью: КОМНАТА ДЛЯ ХРАНЕНИЯ ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ. повернулся к нам, улыбнулся, а затем очень медленно отворил дверь, зашел внутрь и выкатил эту штуковину на какой-то больничной койке с колесиками.

совершенно ГОЛУЮ глыбу металла.

проф подкатил эту фиговину прямо к нам и замычал дурацкую песенку – вероятно, что-то из немецкого.

глыба металла с такой дырой посередине. у профессора в руке появилась масленка, он ткнул ею в дырку и давай закачивать внутрь хренову тучу масла. по ходу мыча свою безумную немецкую песенку.

он все качал и качал, потом оглянулся через плечо, сказал:

– славно, я? – и снова отвернулся, и качал себе дальше.

Индеец Майк взглянул на меня, попробовал рассмеяться, вымолвил:

– черт побери… нас опять отымели!

– ага, – ответил я, – я уже, наверное, лет пять не ебся, но будь я проклят, если засуну хуй в эту кучу свинца!

Фон Брашлиц расхохотался, подошел к шкафчику с пойлом, отыскал еще одну чекушку шнапса, начислил себе хорошенько и уселся перед нами.

– когда мы в Германии начали понимать, что война проиграна, а петля затягивается – до самой последней битвы за Берлин, – мы поняли, что война поменяла суть: подлинная драка разгорелась за то, кто побольше немецких ученых себе захапает. кто бы ни цапнул побольше, Россия или Америка, – именно они первыми доберутся до Луны, первыми до Марса… все, что угодно, сделают первыми. не знаю уж, как там на самом деле у них вышло… по количеству или в смысле научной силы мозга. знаю только, что до меня американцы добрались первыми, вытащили меня, увезли в машине, дали выпить, уперли дуло в висок, наобещали кучу, орали как ненормальные. я все подписал…

– ладно, – сказал я, – довольно истории, я все равно свою письку, свою бедную маленькую письку не собираюсь совать в эту глыбу сталепроката – или как там она у вас называется! Гитлер точно чокнутый был, если с вами нянчился. лучше б до вашей задницы первыми добрались русские! верните мне мои 20 баксов!

Фон Брашлиц рассмеялся:

– хииихииихииихи… это же всего-навсего моя маленькая шутка, найн? хиихиихиихиии!

он запихал гору свинца обратно в чулан, захлопнул дверь.

– ох, хихииихи! – и еще чуток отпил шнапса.

затем Фон Б. налил себе еще. ну он и хлещет.

– джентльмены, я – художник и изобретатель! моя ЕБЛИВАЯ МАШИНА – на самом деле моя дочь, Таня…

– опять шуточки, Фон? – спросил я.

– никаких шуточек! Таня! подойди и сядь джентльмену на колени!

Таня расхохоталась, встала, подошла и села мне на колени. ЕБЛИВАЯ МАШИНА? я не мог в это поверить! кожа как кожа – или ею казалась, – а язык, вкручиваясь мне в рот, когда мы целовались, был отнюдь не механическим, каждое движение его отличалось от прежнего, отвечало на мои.

и я приступил: сдирал с ее грудей блузку, исследовал трусики, распалился сильнее, чем за все последние годы, а потом мы с нею сплелись; уж и не знаю как, но мы оказались на ногах – и я взял ее стоя, руками вцепившись в ее длинные светлые волосы, загибая ей назад голову, а потом скользнул пальцами вниз, раздвигая ей ягодицы, и пихал, пихал, она кончила – я почувствовал в ней биение и тоже влился.

лучше ебли у меня вообще никогда не было!

Таня сходила в ванную, почистилась и приняла душ, снова оделась для Индейца Майка, наверное.

– величайшее человеческое изобретение, – вполне серьезно произнес Фон Брашлиц.

и вполне справедливо.

тут Таня вышла и уселась МНЕ на колени.

– НЕТ! НЕТ! ТАНЯ! ТЕПЕРЬ ОЧЕРЕДЬ ВТОРОГО! ЭТОГО ТЫ ТОЛЬКО ЧТО ОТЪЕБАЛА!

она, казалось, не услышала, и это было странно даже для ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ, поскольку я вообще-то никогда не был очень хорошим любовником.

– ты меня любишь? – спросила она.

– да.

– я тебя люблю, и я так счастлива, и…я не должна быть живой, ты ведь это знаешь, правда?

– я люблю тебя, Таня. вот все, что я знаю.

– черт побери! – заорал старик, – ЕБАНАЯ ЕБЛИВАЯ МАШИНА!

он подскочил к полированному ящику, у которого на стенке печатными буквами значилось ТАНЯ. оттуда торчали разноцветные проводки; виднелись шкалы с дрожавшими стрелками множества разных цветов, огоньки, мигавшие то и дело, что-то тикало… я никогда не сталкивался с сутенером ненормальнее Фона Б. он все крутил свои верньеры, потом взглянул на Таню:

– 25 ЛЕТ! почти всю жизнь тебя строил! даже от ГИТЛЕРА тебя прятать пришлось! а теперь… пытаешься превратиться в обычную заурядную блядь!

– мне не 25, – сказала Таня, – мне 24.

– видите? видите? как простая сука!

и он повернулся к своим шкалам.

– ты другой помадой накрасилась, – сказал я Тане.

– тебе нравится?

– о да!

она прижалась и поцеловала меня.

Фон Б. все играл с манометрами. я чувствовал, что он выиграет.

Фон Брашлиц повернулся к Индейцу Майку:

– это лишь незначительный каприз техники, верьте мне. через минуту я все исправлю, я?

– надеюсь, – произнес Индеец Майк. – у меня тут 14 дюймов ждут, и я на 20 баксов обеднел.

– я люблю тебя, – говорила мне Таня. – я никогда ни с кем ебаться больше не стану. если ты не сможешь быть со мной, никого другого у меня не будет.

– я прощу тебя, Таня, что бы ты ни сделала.

проф уже злился. крутил ручки, но ничего не происходило.

– ТАНЯ! тебе уже пора ЕБАТЬ ВТОРОГО человека! я уже… устал… наверное, шнапс… спать… Таня…

– ах, – сказала Таня, – ты гнилой старый ебила! со своим шнапсом – а потом за сиськи меня всю ночь кусаешь, заснуть не даешь! сам даже поднять его по-человечески не можешь! блевать тянет!

– ВАС?

– Я СКАЗАЛА, «ТЫ ДАЖЕ ПОДНЯТЬ ЕГО ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ НЕ МОЖЕШЬ!»

– ты, Таня, ты за это заплатишь! ты – мое творение, а не я твое!

он продолжал дрочить свои волшебные рукоятки. я имею в виду, на своей машине. он уже довольно сильно рассердился, это было хорошо заметно. от гнева он просто весь сиял и лучился жизнью.

– ты подожди, Майк, мне надо электронику подрегулировать! подожди! короткое замыкание! я его вижу!

потом он подскочил. этот парень, которого спасли от русских.

и посмотрел на Индейца Майка:

– все исправлено! машина в порядке! наслаждайся!

и он отошел к своей бутылке шнапса, налил себе хорошенько, сел смотреть.

Таня встала у меня с коленей и подошла к Индейцу Майку. я наблюдал, как они обнимаются.

Таня расстегнула Майку молнию, вытащила его хуй – чуваки, хуя же у него было дохуя! он сказал 14 дюймов, а больше походило на все 20.

и Таня обвила этот хуй всеми своими пальцами.

Майк застонал от благости.

а она вырвала весь этот хуй прямо из тела и отбросила в сторону.

я видел, как эта штука покатилась по ковру обезумевшей сосиской, оставляя за собой печальный след из капелек крови, докатилась до стены и осталась там – с головкой, но без ножек, да и пойти некуда… что, в общем-то, было похоже на правду.

за ним последовали ЯЙЦА – полетели по воздуху. тяжелой кривой дугой. шлепнулись на середину ковра, не зная, что бы еще такого сделать, кроме как сочиться на него кровью.

вот они и сочились.

Фон Брашлиц, герой русско-американского вторжения, пристально посмотрел на то, что осталось от Индейца Майка, моего старого кореша и собутыльника, – оно ярко краснело на полу, расползаясь от центра, – и выбрал прямой путь, вниз по лестнице…

комната 69 видала все, но не такое.

а затем я спросил Таню:

– легавые прискачут сюда очень быстро, не посвятить ли нам номер этой комнаты нашей любви?

– конечно, любовь моя!

мы управились – как раз вовремя, – и тут ворвались глупые легаши.

один грамотей затем объявил, что Индеец Майк мертв.

а поскольку Фон Б. был чем-то вроде продукта Правительства США, вокруг собралось чертовски много народу – разные ссыкливые чинуши – пожарники, репортеры, фараоны, изобретатель, ЦРУ, ФБР и иные разнообразные формы человеческого говна.

Таня подошла и села ко мне на колени.

– они меня сейчас убьют, пожалуйста, постарайся не грустить.

я ничего не ответил.

потом Фон Брашлиц завопил, тыча в Таню:

– ГОВОРЮ ВАМ, ДЖЕНТЛЬМЕНЫ, У НЕЕ НЕТ ЧУВСТВ! Я СПАС ЭТУ ПРОКЛЯТУЮ ДРЯНЬ ОТ ГИТЛЕРА! говорю вам, она всего лишь МАШИНА!

те толпились себе вокруг. Фону Б. никто не верил.

просто-напросто машины прекраснее – да еще и так называемой женщины в придачу – никто никогда не видел.

– ох блядь! да вы идиоты! каждая женщина – всего-навсего ебливая машина, неужели вы не понимаете? они подыгрывают тому, кто больше всех ставит! НЕ БЫВАЕТ ТАКОГО – ЛЮБВИ! ЭТО СКАЗОЧНЫЙ МИРАЖ, КАК РОЖДЕСТВО!

но они все равно не верили.

– ЭТО – всего лишь машина! не БОЙТЕСЬ! СМОТРИТЕ!

Фон Брашлиц схватил Таню за руку.

начисто оторвал ее от тела.

а внутри – в дыре плеча – и хорошо видно – были только провода и трубки – свернутые в кольца, по ним что-то бежало – плюс какая-то фигня, слабо напоминавшая кровь.

Таня стояла посреди комнаты, а из плеча у нее свисало кольцо провода – оттуда, где раньше была рука. она посмотрела на меня:

– и ради меня тоже, пожалуйста! я же просила тебя не сильно грустить.

я стоял и смотрел, а они всем скопом накинулись на нее, и вгрызались, и насиловали, и рвали ее на части.

я ничего не мог поделать. я сунул голову между колен и плакал…

к тому же Индеец Майк так и не получил того, что ему причиталось за 20 баксов.

прошло несколько месяцев. я ни разу больше не заходил в бар. состоялся суд, но правительство оправдало Фона Б. и его машину. я переехал в другой город. подальше. и как-то раз, сидя в цирюльне, взял в руки один секс-журнальчик. там было объявление: «Надуйте себе собственную куколку! $29,95. Стойкий резиновый материал, очень прочный. Цепи и хлысты прилагаются. Бикини, лифчик, трусики, 2 парика, губная помада и небольшая упаковка любовного зелья тоже прилагаются. Компания Фон Брашлица».

я отправил ему перевод с заказом. на какой-то почтовый ящик в Массачусетсе. Фон Брашлиц тоже переехал.

недели через 3 пришла посылка. очень неловко. у меня не было велосипедного насоса, а едва я вытащил эту штуку из пакета, меня обуяла похоть. пришлось идти на угол, на заправку, надувать прямо у них.

наполняясь воздухом, она становилась все краше и краше. здоровые сиськи. большая задница.

– чего это у тебя, приятель? – спросил заправщик.

– слушай, мужик, я у тебя только воздуха попросил. я что, мало у вас заправляюсь, а?

– ладно, все в порядке, воздух бесплатно. что, уж и спросить нельзя, что у тебя там такое…

– и думать не смей! – сказал я.

– ГОСПОДИ! ты только посмотри на эти СИСЬКИ!

– я и СМОТРЮ на них, придурок!

язык у него вывалился, но я ушел – закинул ее на плечо и рванул обратно к себе. внес в спальню.

на главнейший вопрос только предстояло ответить.

я раздвинул ей ноги и стал искать хоть какое-нибудь отверстие.

Фон Б. не до конца облажался.

я взобрался на нее и стал целовать резиновый рот. то и дело дотягивался до гигантской резиновой сиськи и всасывался. надел ей на голову желтый парик и весь хуй себе обмазал любовным зельем. много не потребовалось. может, мне запас на год прислали.

я целовал ее страстно за ушами, засовывал палец ей в жопу, качал и качал дальше. потом соскочил, связал ей цепью руки за спиной – там даже замочек с ключиком имелись – и хорошенько избил кожаной плеткой по заднице.

господи, да я никак совсем свихнулся! – думал я.

затем перевернул ее и снова вставил. горбатил и горбатил. если честно, это было довольно скучно. я представлял себе, как собаки трахают кошек; воображал, как двое ебутся в воздухе, прыгая с Эмпайр-стейт-билдинга. представлял себе пизду, здоровенную, как осьминог, – ползет ко мне, влажная, вонючая, оргазма хочет до судорог. я вспоминал все трусики, колени, ноги, сиськи, пёзды, что встречал в жизни. резина потела; я тоже потел.

– я люблю тебя, дорогая! – шептал я ей в резиновое ухо.

как ни стыдно в этом признаваться, я заставил себя кончить в этот паршивый резиновый мешок. вообще никакого сходства с Таней.

я взял бритву и раскромсал эту дрянь на говно. вывалил в бак на улицу вместе с пивными банками.

сколько мужчин в Америке покупает эти дурацкие примочки?

или, к примеру, за 10 минут прогулки по любому центральному тротуару Америки можно миновать с полсотни таких ебливых машин – единственная разница в том, что они делают вид, будто они люди.

бедный Индеец Майк. со своим 20-дюймовым мертвым хуем.

все эти бедные Индейцы Майки. все, кто карабкается в Космос. все бляди Вьетнама и Вашингтона.

бедная Таня, ее живот был свинячьим брюхом. вены – собачьими венами. она редко срала или ссала, только еблась – а сердце, голос и язык взяты у кого-то взаймы – в то время считалось, что можно пересаживать только 17 органов. Фон Б. намного их всех опередил.

бедная Таня, она и ела-то по чуть-чуть – в основном дешевый сыр да изюм. ни денег не жаждала, ни собственности, ни больших новых машин, ни слишком дорогих домов. никогда не читала вечернюю газету. не хотела цветного телевидения, новых шляпок, сапожек на дождь, разговоров с женами-идиотками на задних дворах у заборов; не мечтала о муже – враче, биржевом маклере, конгрессмене или полицейском.

а парень с заправки все спрашивает меня:

– эй, что стало с той штукой – помнишь, ты как-то сюда притащил и надул из нашего насоса?

хотя нет, больше не спрашивает. я заправляюсь в другом месте. я даже не хожу стричься туда, где увидел журнал с секс-объявлением про резиновую куклу Фон Брашлица. я пытаюсь забыть все.

а вы бы что сделали?