Читать книгу Песнь ста миров - Цзюлу Фэйсян - Страница 5

После того как Ци Тянь поместил в Юаньбао ядовитых тварей, он столкнулся с одной сложнейшей задачей – прокормить ее.

Его собственное тело давно преобразовалось, и для жизни Ци Тяню вполне хватало ежедневно пить утреннюю росу, вот только лицо Юаньбао после пары дней голода стало выглядеть заметно хуже. На ощупь оно стало менее приятным, что совсем не понравилось колдуну.

В тот же день Ци Тянь словил в Туманном лесу фазана.

Он разжег на заднем дворе хижины костер, криво-косо разместил над ним котелок, забросил в него совершенно живую птицу и, закрыв крышкой, услышал, как шум внутри сменила мертвая тишина. Ци Тянь переложил разваренную до черной жижи еду в плошку и понес к Юаньбао в хижину.

Со дня первой такой трапезы успело пройти два дня. Губы девушки были измазаны горелой пищей, невыносимый запах бил в нос, но она не произнесла ни единого слова против. Ци Тянь кормил, она открывала рот, жевала слегка, а затем глотала.

Ядовитые твари давно лишили колдуна способности чувствовать вкус, поэтому, видя, как Щекастая послушно ест, он, преисполненный гордостью, пришел к выводу, что стряпня его плоха лишь на вид.

– Теперь мы будем вместе. – Он зачерпнул ложкой черную кашицу и слегка неуклюже отправил в рот Юаньбао. Частички испачкали уголок ее губ, и он стер их собственным рукавом. – Буду тебя кормить.

Конечно же, возразить ему Юаньбао никак не могла, как и не в состоянии была вымолвить согласие.

Вот только ее желудок выдал честный ответ вместо хозяйки.

– Бу-э!

Спящего рядом Ци Тяня разбудил звук рвоты. Недовольно выпустив из пальцев ухо девушки, он распахнул веки и обнаружил, что она в его объятиях вся скрючилась в рвотных конвульсиях. Нахмурившись, он приподнял ее, но не успела Юаньбао принять сидячее положение, как ее вновь хватил спазм, и все лицо Ци Тяня залила рвота.

Комнату мгновенно заполнила отвратительная вонь.

Выражение на лице Ци Тяня ни капли не изменилось. С совершенно бесстрастным видом он стер с себя черную жижу и поднял голову, после чего смерил Юаньбао долгим взглядом. Лишь спустя время колдун холодно произнес:

– Ты сделала это нарочно.

Но девушка лишь неподвижно смотрела перед собой.

Ци Тянь рассерженно ткнул ее щеку:

– Нельзя.

Словно в отместку, едва он успел договорить, из Юаньбао вновь вырвался звук рвотного позыва. На этот раз слизь облепила все его тело, и из опустошенного желудка девушки донеслось хлюпанье. Ци Тянь сощурил глаза.

Неужели эта женщина… обделалась в его постели?!

Впервые в жизни его охватило чувство, которое другие люди называли омерзением.

Целая ночь ушла у Ци Тяня, чтобы отмыть себя и Юаньбао. Наутро он вынес ее и усадил во дворе, а сам занялся уборкой в хижине и только в полдень вернул девушку внутрь. Присев передохнуть, колдун дотронулся до недостаточно полного на ощупь лица Юаньбао и вспомнил, что ей пора есть. Однако только он собрался разжечь огонь, как вдруг его осенило, что именно стало причиной всех хлопот.

Сложив два плюс два, Ци Тянь прозрел – всему виной его стряпня.

Осознание это его расстроило.

«Может, вынуть из нее тварей и отпустить домой, а когда она отъестся, вернуть обратно…» – промелькнула мысль в голове Ци Тяня. Колдун нахмурился и, глубоко задумавшись на какое-то время, развернулся и двинулся прочь из Туманного леса.

Он впервые покидал границы Туманного леса за десять лет, и все для того, чтобы попасть на кухню.

Пожалуй, это занятие было самой глупой вещью, которой Ци Тянь когда-либо занимался в жизни: он сидел на измазанных слоями копоти толстых старых балках и тайком учился искусству готовки.

Таланта, смышлености и памяти ему было не занимать, вот только одного дня подглядывания оказалось недостаточно, чтобы сделать его стряпню хоть сколько-то лучше, поэтому вечером он лишь прихватил для Юаньбао немного хлеба. Тем не менее даже этот хлеб пораженной ядовитыми тварями девушке показался превосходнейшим лакомством.

И пусть во время ужина выражение ее лица нисколько не изменилось, глотать еду она стала намного быстрее, чем накануне.

Когда с трапезой было покончено, Ци Тянь коснулся наполненного пищей и округлившегося живота Юаньбао, после чего довольно изогнул брови:

– И тут приятно на ощупь. Как-нибудь накормлю тебя горячей едой, чтобы желудок успокоился. – Он потыкал ее щеку. – Я позабочусь о том, чтобы кормить досыта. А ты набирай пухлость.

Юаньбао ответила ему лишь молчанием.

Мягкое пламя свечи освещало ее профиль, и от тени, что упала на глаза и брови, Ци Тяню на мгновение показалось, что девушка с улыбкой кивнула. Он невольно отвлекся, и его усеянная синими линиями ладонь накрыла ее щеку, легонько поглаживая.

– У тебя должны быть ямочки на щеках, – произнес он свою догадку, а затем велел: – Улыбнись.

Юаньбао послушно приподняла уголки рта, но даже этой каменной улыбки хватило, чтобы на лице ее появились хорошенькие ямочки.

Уродливые пальцы Ци Тяня коснулись аккуратного изгиба кожи, и, словно одержимый, он тихонько принялся ее поглаживать.

– Ты вся такая мягкая, – продолжая, недоуменно произнес колдун. – Где же кости?

Юаньбао лишь улыбалась каменной улыбкой. Ци Тянь рассеянно смотрел на нее какое-то время, а потом сказал:

– Улыбайся радостнее.

Девушка послушно растянула губы шире, в глазах ее по-прежнему была пустота. Ци Тянь провел от уголка ее рта вдоль изгиба губ пальцем.

Вдруг колдуну пришла мысль, что никогда прежде никто перед ним так не улыбался.

Чужаки испытывали омерзение, страх, а еще страстно желали получить его помощь. Ему были знакомы чужое отвращение и лесть, презрение и боязнь, но никогда прежде ему никто не улыбался вот так просто, и пусть улыбка эта заключалась лишь в обычном изгибе губ.

Глаза Ци Тяня едва заметно засияли.

– Мне нравится, когда ты улыбаешься. В будущем улыбайся мне чаще. – Он завернул недоеденный Юаньбао хлеб. – В будущем, долгом-долгом.

В хриплом, режущем слух голосе совершенно ясно послышались надежда и счастье.

Следующие несколько дней каждый прием пищи Юаньбао составлял хлеб, и каждый из этих дней Ци Тянь без исключения наведывался в поселение. И вот пять дней спустя он снова разжег во дворе огонь и, криво-косо подвесив котелок, сварил простейшую кашу, а затем по ложечке скормил все Юаньбао.

Ночь колдун провел, сосредоточенно наблюдая за ней, не смея даже моргнуть.

И та прошла спокойно.

На следующее утро Юаньбао проснулась уже с прежним румянцем. Поглаживая ее живот, с намеком на улыбку в обычно лишенном эмоций голосе Ци Тянь произнес:

– Я могу тебя кормить. – Кончиками пальцев другой руки он провел по краю плошки. – Смотри, я могу тебя кормить.

Девушка лишь отупело продолжала сидеть на кровати, нисколечко не тронутая его весельем. Ци Тянь вовсе не придал этому значения, а лишь снова велел:

– Улыбнись. Ты должна быть рада.

Она послушно приподняла уголки рта в прежней каменной и пустой улыбке.

Ци Тянь опустился на корточки и, глядя на ее улыбающееся выражение лица, тоже приподнял уголки своих губ. В хижине воцарилась тишина, не слышно вдруг стало даже дыхания двух живых людей внутри. Колдун поднялся на ноги и вышел во двор, чтобы снова сварить кашу на завтрак Юаньбао, и, как и накануне, накормил ее.

Для Ци Тяня этого было достаточно.